Вероятно, даме, последние годы выполнявшей деликатные поручения Его Высокопреосвященства,  редко встречались мужчины, которых её произношение и манера речи занимали больше, чем вырез декольте или те фривольности, которые она говорила. А если беседы касались дел куда более важных - так до особенностей речи и вовсе никому не было дела.
- Очень интересный вывод, - Анна приняла объяснения Шере и с трудом удержалась от намерения развить мысль  об упомянутом сходстве своей речи с тем, как говорит "господин капитан".
Едва ли Шере был способен отшутиться даже от невинного и лёгкого упрека в том, что хотя бы её голос нежнее и выше мужского. А заставлять его извиняться и запинаться в планы леди Винтер не входило. Не позволила она себе и вежливо осведомиться о том часто ли оправдываются предположения Доминика о людях, и продолжила задумчиво  раздергивать вилкой неяблочные ломтики начинки яблочного пирога, пытаясь утешиться тем, что терпение причислено к человеческим добродетелям.  Молчание Анну никогда не угнетало,  торопиться ей сегодня было решительно некуда, поэтому позволить себе поупражняться  хотя бы в такой добродетели она вполне могла. Но живой и деятельный ум леди не мог смириться с вынужденным бездействием, а потому решив проверить чувствительность собеседника к прямым и пристальным взглядам, леди устремила на Шере задумчивый взор, молча изучая  его лицом под тем интересным углом, который ей открывался.

Безмолвие – одно из самых непростых испытаний для едва знакомых людей. Даже близкие  друзья не всегда умеют вот так просто молчать, бесцельно, бездеятельно и спокойно.  «Спокойно» леди Винтер с уверенностью могла бы отнести только к себе.  К гостю – только в том случае, если бы, он ощутив её внимание, поднял глаза, хотя бы на пару мгновений, а после вернулся к трапезе, так словно бы являлся, к примеру, натурщиком, позирующим для художника, задумавшего написать картину под названием «Поздний ужин». Доминик этого не сделал, то ли из-за крайней врожденной нечувствительности, то ли из-за смущения.
Но от смущенного человека скорее следовало ожидать попытки завязать разговор, вспомнить предшествующую визиту встречу или попробовать пошутить, рассказать байку или историю из свой жизни – что угодно, чтобы только рассеять тишину.
Так молчать умели только лакеи, прислуживающие за трапезой, гвардейцы на карауле и провинившиеся служанки за утренним туалетом, гадающие, с каком настроении пребывает хозяйка сегодня.
Ах да, еще  судебные писари и палачи.
Заметив, что бокал гостя почти опустел, Анна  допила своё вино и протянула руку с бокалом, позаботившись об изящном сгибе локтя и повороте кисти.
- Мне тоже еще, пожалуйста. И с Вас тост, месье Шере.
Она хотела добавить к сказанному: «мои тосты, боюсь, заставят вас краснеть», - но сочла это излишним.

У всех, кто хоть чего-то из себя представляет в этой жизни, есть свои тайны, - в этом леди Винтер не имела ни малейших сомнений с тех пор как обзавелась первыми собственными секретами, о которых из ныне живущих, никто не знал.  Есть тайны у кардинала Ришелье, есть у Его Величества и у Её Величества – тоже… У любезника Арамиса и у де Роне, у непогрешимо честного Атоса…
Она сама – одна из его тайн, подобно ртути медленно отравляющей жизнь графа де ла Фер… И сознавать это было бы даже мило и приятно, если бы… не утомило.  Впору уже не полагаться на иллюзорную отраву воспоминаний, а прибегнуть к чему-то более действенному. К той же ртути, например. Думать об отравлении Атоса оказалось приятно, и тост Шере, пришедшийся как нельзя кстати,  графиня охотно поддержала небольшим, но очень важным уточнением:
- У нас!

У месье Шере тайны, несомненно, тоже были. Слишком много странностей для одного запуганного в Пале-Кардиналь тихони.
Даже интересно, кто  же его так…
Представить Его Преосвященство отбирающим у бедняги Шере остро очиненные перья или заставляющего писать, когда в сумраке и букв-то не видно, Анна, при всей своей фантазии, не могла, хотя сейчас ей этого бы хотелось. Слишком хорошо она знала, что кардиналу не нужно даже повышать голоса, чтобы заставить у прсотых смертных дрожать коленки. У многих не простых, но смертных – тоже.
Думать про Ришелье стало скучно. От мыслей об Атосе вино становилось кислым, впереди была ночь, в кабинете по-прежнему немногословный, но, кажется уже слегка пришедший в себя  Доминик Шере.
Анна и не заметила, как её бокал снова опустел.
- Теперь моя очередь, - сообщила она, восполнив утраченное, и  не стала ставить изящный кувшин на стол, с тем, чтобы вылить остатки вина гостю.

Отредактировано Миледи (2017-08-30 18:56:07)

Бокал гостя  Анна наполнила вровень со своим, пренебрегая условностями, которые навязывало каждому его положением и намеренно создавая новые, куда менее удобные для гостя. Еще не правила игры, но уже ситуацию, требующую определенных действий от Шере хотя бы просто потому, что он – мужчина, а она - женщина.
- За смерть, месье, - серьезно произнесла леди Винтер, удержав контакт взглядов и пояснила, - те, кто никогда не забывает о ней, острее наслаждаются жизнью!

И почти сразу лицо её стало печальным. И теперь уже Анна первой отвела взгляд и опустила лицо, пряча влажно блеснувшие глаза за длинными черными ресницами. А после, словно спохватившись или смутившись сказанного, торопливо сделала глоток вина и дотянулась до колокольчика – позвать горничную.
Теодор точно понял бы этот тост, вот уж у кого каждый день, как дуэль и слава мастерству де Ронэ – не последняя. А вот Доминик Шере… не поймет,  скорее всего и снова спрячется за безвкусно-услужливой вежливостью.

Отредактировано Миледи (2017-08-31 13:15:53)

Ответом Шере был кроткий, исполненный печали взгляд, снова достаточно долгий, чтобы поймать контакт с собеседником, но не настолько, чтобы Доминик оборвал его прежде дамы.
За пару мгновений, между медленным вдохом и тяжким выдохом, леди Винтер составила длинный перечень тех, кто её обидел. Возглавлял список сам Создатель, обидевший бедную Анну уже тем, что судил ей родиться женщиной с неженскими амбициями и устремлениями, а заканчивал кардинал Ришелье, расстроивший сегодняшней беседой ту, что столь верно и преданно ему служила.
- Давайте будем называть это испытаниями, ниспосланными для смирения и укрепления духа, - произнесла она, аккуратно и осторожно, а после устремила взгляд на бокал в руке гостя и смущенно охнула:
- Какая же я невнимательная! Вам же не по вкусу это вино, а я и думать забыла...
На самом деле не забыла, разумеется, но зато нашла повод для тоста:
- Тогда... за то, чтобы хорошее мы помнили с благодарностью, а плохое, чтобы воздать по-справедливости.  За память!
Поднеся бокал к своим губам, Анна снова взглянула на гостя, отчасти смущенно, или быть может, чуточку виновато, отчасти испытующе - не оставит же он её теперь пить за собственный тост в одиночестве.

Отредактировано Миледи (2017-08-31 17:39:44)

Сегодняшний вечер, отчасти, оказался посвящен одному до крайности занимательному эксперименту. Веди леди Винтер дневник, то она непременно озаглавила бы описание визита Шере примерно так: «Сколько бокалов  вина надобно, чтобы придать мужчине робкому и склонному впадать в смущение по малейшему поводу, достаточную уверенность для дела авантюрного, и чтобы при этом он не утратил ясности мысли. И сколько после – чтобы заставить совершеннейше забыть о случившемся».
А пил Шере осторожно.
К сожалению.

По подсчетам леди Винтер, Доминик выпил едва ли два бокала – и это было совершенно неправильно.
Появилась горничная, судя по осоловевшему выражению лица, успевшая задремать, в ожидании звонка. Указав на пустой кувшинчик, графиня потребовала, чтобы та унесла поднос, оставив только бокалы и печенье, и принесла бордо.
Решение не самое изысканное, но кто оставляет попытки добиться желаемого – заведомо проигрывает.

Пока горничная не ушла, оба молчали. Графиня пришла к выводу, что подобные паузы весьма хорошо влияют на её позднего гостя, давая ему время то ли придумать, что говорить, то ли перебороть очередной приступ смущения.
- Простите мне моё любопытство, месье Шере, - заговорила она, - но редкие таланты не могут не вызывать интерес у окружающих. Вот ваш – это дар божий, или результат направленных усилий и долгой работы?

Женщине очень легко произнести "Вы правы", когда она задаёт вопрос только для того, чтобы потом ответить собеседнику именно этими словами. Еще легче, когда подобное говорится искренно и не вызывает противоречий с собственными мыслями.
- Вы правы, - протянула леди Винтер с легкой улыбкой, - конечно, правы. Однако такая точность глаза и уверенность руки не могут воплотиться только в чём-то одном! Но я, пожалуй, смирю своё любопытство и не буду спрашивать о других ваших дарованиях. Одно из них – скромность, не позволит Вам хвастаться.

«Если он сейчас начнёт извиняться, - подумала Анна, бросив взгляд на стол, - я стукну его Библией по голове». Решение это, возникшее под влиянием двух бокалов вина, не представлялось возможным осуществить хотя бы потому, что  взор Миледи не обнаружил искомое - толстенький томик Писания, выполнявший одно время роль пресс-папье.  Почти сразу леди Винтер вспомнила, что ныне  Библия лежит у неё в спальне – не потому что религиозные чувства побудили её вдруг читать Писание пред сном,  а потому что уж очень трогательно смотрелись эта книга и розарий на туалетном столике, где в летний сезон стояла обычно ваза с цветами.

Отредактировано Миледи (2017-08-31 21:25:12)

Улыбка мгновенно тронувшая губы леди Винтер была такой легкой, искренней и довольной, словно она услышала от Шере что-то крайне приятное. И это действительно было так, хотя она и понимала, что её гость едва ли имел в виду что-то помимо того размыто-вежливого уведомления в готовности служить.
Она совершенно точно чувствовала, что нравится Шере, что тогда, в карете, он, ошеломленный её напором, легко готов был сдаться, но момент был упущен и Анна явственно представляла, какие мысли этот зажатый человек успел передумать и к каким выводам прийти к тому часу, когда постучался в дверь её дома: принять всю невозможность и неправильность того, что казалось таким возможным в первые минуты, смириться и настроиться на поведение "Отвечать кратко, в глаза не смотреть". И даже упрекнуть Шере, что он принял неверное решение, леди Винтер не могла, очень хорошо зная, как прекрасно работает правило: "Делай, что должен и будь, что будет"...
- Одно ваше признание, месье, - вздохнула она, когда от мимолётной улыбки на её лице остался лишь отсвет - искорки в глазах и готовность губ к новой улыбке, - не позволяет мне теперь заставлять Вас писать для меня во время, когда при естественном свете не видно букв.  Но я уже решила - письмо может подождать до утра!
Хотя бы потому что ждало  несколько лет появления идеи самого его сотворения а еще потому что Анна не удосужилась ничего придумать, кроме первых строк и даже не решила точно стоит ли сравнивать себя со святой Сесилией или не прибегать к подобным излишествам, а ограничиться изложением печальных  фактов.
- И даже не думайте возражать.  Переночуете здесь, Мадлен разбудит нас до рассвета и я утешусь хотя бы  тем, что вручу Вам перо и бумагу, не после утомительных забот в Пале-Кардиналь,   - Анна виновато и смущенно улыбнулась и  прижала к груди сплетенные пальцы рук, - а до...

Отредактировано Миледи (2017-09-01 20:13:05)

- Оно сохранено только в моей памяти, - печально напомнила Анна, - вероятно, мне следовало написать его, чтобы облегчить Ваш труд, но, признаться, я просто об этом не подумала. Но хватит об этом. Отпускать Вас испытывать судьбу на ночных улицах я всё равно не собиралась, - нежный голос леди Винтер звучал спокойно и почти устало.

Вернулась Мадлен с подносом, но только затем, чтобы  услышать от прошедшей через кабинет к двери хозяйки несколько тихих распоряжений и снова скрыться.
Анна обернулась и, уже понимая, что ждать от Шере решительности не стоит, произнесла:
- Возьмите свечи и идемте, у  Вас будет возможность извиниться за доставляемые неудобства по дороге до спальни, месье Шере, а я скажу Вам, что всё это – пустяки, - она говорила тихо, ровно отмеряя слоги, словно напоминала собеседнику правила старой, всем известной игры, следуя необходимости сказать то, что просто должно быть сказано, - утром мы вернёмся к обычным условностям, а расставшись, и вовсе забудем о встрече.

Она кивком приободрила гостя и скрылась в сумраке коридора, оставив Шере возможность посмущаться вволю, прежде чем спасать её от ужасов и страхов, таящихся в темноте за пределами кабинета.

Несколькими минутами позже,  уже перед дверью в спальню, Анна приостановилась, не считая нужным вслух напоминать Шере о том, что ему необходимо сделать.
Ей хотелось подумать что-нибудь умное на тему, как же хорошо, когда с мужчиной можно не говорить и не сочинять никаких объяснений, но придумывать изящные фразы без возможности высказать их – пустая трата времени. Да и мысли Миледи оказались заняты совершенно другими вещами.

И какого чёрта именно в этот момент на ум ей пришел граф де ла Фер? Наверное, потому, что уже не терпелось отправить его к чертям! Вот уж они обрадуются, заполучив для своих забав эталонно-благородную душу принципиального дворянина. Хорошо, что благородство и принципы не отменяют прегрешений… Графиня то ли  от усталости, то ли из-за приятной теплоты и легкости во всем теле, вызванных вином, сейчас даже была не против посмертного пребывания Атоса в райских кущах, но совершенно точно не собиралась  вносить изменения в уже имеющийся план, чтобы обеспечить тому присутствие исповедника в последний миг его жизненного пути.

Если простой и проверенный способ - нанизать мушкетера на шпагу наёмного убийцы в честном (или не очень)  сражении не удастся, оставалось уповать на чары трогательной истории о собственном светлом образе, втоптанном в грязь безжалостным и беспринципным графом. Сейчас ей хотелось думать, что после прочтения письма, Атос повесится. Хотя, если он пустит себе пулю в рот – будет тоже достаточно драматично, но предыдущий вариант Миледи нравился больше.
В какой-то момент ей вспомнились истории о книгах с пропитанными ядом страницами и она точно решила, что если граф вдруг переживет нападение наёмников, а затея с письмом не удастся, нужно будет прибегнуть к этому старинному и романтическому  методу.

Отредактировано Миледи (2017-09-01 22:06:55)