Французский роман плаща и шпаги |
|
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Ни чужой войны, ни дурной молвы... ночь с 25 на 26 января 1629 г
Бывают услуги настолько неоценимые, что за них можно отплатить только неблагодарностью.(с) А.Дюма (сын)
Барнье: Чары Мелюзины, часть II. 25 января 1629, ближе к вечеру.
Доминик: Где умный человек прячет лист? 24 января 1629 года
Отредактировано Барнье (2017-09-21 01:32:49)
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере тоже возразил бы, пускай и по совсем другим причинам. Представить себе, как поведет себя кучер, если к нему домой среди ночи явится г-жа де Кавуа с портретом и вооруженными людьми, было несложно, но ведь можно было сыграть и иначе... и тогда можно было задавать вопросы еще до рассвета. Несколько рискованно, конечно, но если ее будут сопровождать… а г-жа де Кавуа стоила для всех куда меньше своего мужа. Другое дело, что она сама ничего не спросит как надо, и потащит с собой Реми… и она подслушивала достаточно, чтобы услышать про кучера, а точнее – что про кучера рассказывал он. И это было очень, очень плохо.
С другой стороны, г-н де Кавуа мог вообще не знать, что заведение мадам Шарло - не просто бордель. А если и знал, то очевидно было, что он был там не по этому делу. И вообще, он мог быть давно уже мертв.
Но если она потащит туда Реми и у нее ничего не выйдет, конечно, то винить потом она будет его… их обоих. И, что хуже, после нее кучера не сможет расспросить уже никто. Кроме людей его высокопреосвященства, разумеется, но это всполошит все предместье, если они не будут осторожны, и все это время, время, время…
Она должна была настаивать и никого не слушать, или г-н капитан… если он еще жив…
От нее могла бы быть польза, настоящая, без нее тот же план требовал куда больше времени. Или…
- Это слишком опасно, сударыня, - подтвердил он. - Но если вы одолжите нам свою служанку, карету и этого Винсента…
При всем его самообладании в глазах Шере вспыхнул новый огонек. Это могло, должно было сработать.
Никто.
И звать меня никак.
- Не убьет, - отрезала Франсуаза. – Скорее, это я его убью… - она осеклась и сорвавшимся голосом добавила: - если, конечно, он сам еще…
Что Барнье будет спорить, она не сомневалась ни на мгновение. И уступать не собиралась. А вот на Шере посмотрела с внезапно пробудившимся интересом.
- Одолжу я вам все что угодно, - твердо пообещала она, - но при одном… нет, двух условиях. Во-первых, вы объясните мне, прямо сейчас, что собираетесь делать. А во-вторых… Ну ведь в карете-то мне можно сидеть?
Догадайся Барнье стребовать с нее обещание действительно сидеть в карете, она бы и это пообещала. Франсуаза была достаточно умна, чтобы знать – бывают обстоятельства, в которых ее присутствие лишь помешает мужчинам спасать Кавуа, и собиралась быть очень, очень осторожной… насколько сумеет, конечно… но если не обращать на себя внимания, если держаться позади, вести себя тихо…
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Шере очень старательно не смотрел на друга – было у него подозрение, что Реми его идея не понравится, потому что г-жа де Кавуа подошла бы куда лучше служанки.
– Если человека разбудить ночью и начать задавать вопросы, он ничего не скажет, – объяснил он. – Но если этот человек – кучер, то к нему можно прийти и вытащить ночью из дома, если у проезжающей дамы сломалась карета.
Теперь он взглянул на друга – искоса, на одно лишь мгновение, надеясь, что тот поймет – что потом, когда кучер расскажет про нанявшую его белокурую даму, г-жа де Кавуа будет сидеть в карете, а карета эта запросто может быть уже на полпути обратно в Париж.
Никто.
И звать меня никак.
Барнье выглядел как человек, настроенный на решительный отказ. "Вы оба с ума сошли", выражала вся его фигура.
На свою беду, врач недурно знал молодую хозяйку. С нее сталось бы взять коня и поехать следом, скрываясь от отряда и тем самым рискуя вдесятеро!
- Служанку, - вздохнул он. - И Винсента. И вы, мадам, пообещаете, что из кареты - ни ногой.
Врач, видимо недовольный, прошелся по комнате.
- Как бы он нас к каретнику не послал, этот кучер. Но ведь у дамы может сломаться... - он замедлил шаг. - Кучер?..
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
- Обещаю, - мгновенно ответила Франсуаза. - Я сейчас позову Аннет и все ей объясню. И Винсенту тоже.
Она в самом деле собиралась сидеть в карете. До поры до времени. А мысль, которую предложил месье Шере, и в самом деле была хороша.
- Но карету в самом деле можно починить. Вот если кучеру плохо стало… или упился, может быть, или… не знаю, но вы же придумаете, правда? Чтобы надо было кому-то меня отвезти. Да? Только не надо ничего ему ломать!
Отредактировано Франсуаза (2017-10-05 00:00:27)
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Шере глянул на друга и чуть не выругался, хотя обычно был вежлив как сестра-кармелитка. Глупо было уверять себя, что Реми и сам все может вызнать – может, и сможет, но ведь с ним будет г-жа де Кавуа, и горничная, и Винсент, и кучер, и половина из них годится только на то, чтобы лезть не в свое дело, а другая в самом лучшем случае не позволит ее милости вылезти из кареты.
– Не надо горничную, сударыня, – тихо сказал он. – В такой час разве что на свидания ездят, а помощи от нее никакой. И ничего кучеру ломать нужды нет, потому что никто на каретном дворе вам карету без своего человека не даст, а если бы даже дали, он что, дурак, этот Кристоф, заработок упускать? Срочно вам нужно, и все, какие уж там починки. И объяснять никому тоже ничего не требуется, только зря время тратить. Скажите им, чтобы слушались молча и ничему не удивлялись, и все. И оденьтесь потеплее тоже.
Кого должны были слушаться кучер и Винсент, он уточнять не стал, надеясь, что это г-жа де Кавуа как-нибудь решит сама - ему был нужен только Реми.
Никто.
И звать меня никак.
Барнье покрутил головой и искренне высказался:
- Это безумие.
Потом подумал и добавил:
- Но я с вами. Мадам, когда об этом узнает господин капитан, вы же закажете по мне заупокойную?..
С этой оптимистичной просьбой он деловито полез искать и проверять собственные пистолеты. Винсент, как он знал, стрелять умел. Это вообще было свойственно слугам Кавуа и не без причин. Предлагать пистолет Доминику Барнье не стал - уже по личным соображениям, да и знал же его.
- Мы с Винсентом на лошадях...
...Потому что, случись что, даму можно увезти верхом.
- Доминик, ты?.. - Барнье хотел знать, поедет его друг в карете (и полагал, что мадам де Кавуа не будет слишком против, какие уж тут приличия!) или тоже хочет в седло.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Если Шере ответил не сразу, то лишь потому, что пытался скрыть удивление. «С вами»? Когда он начал строить планы единственно, чтобы помочь Реми?
– Я плохо езжу верхом, – честно сказал он и невольно улыбнулся, вспомнив историю, которой морочил голову г-ну капитану и его врачу в тот вечер, когда они познакомились. – Ты забыл?
Секретаря его высокопреосвященства г-жа де Кавуа могла пригласить и в карету, но если нет, придется сесть на козлы. Кучера, который появился в особняке вместе с хозяйкой, Шере знал плохо, и будет, конечно, жутко холодно, но не просить же Реми взять его в седло!
Никто.
И звать меня никак.
Франсуаза некоторое время переводила взгляд то на одного, то на другого. Милостивый Боже, а ведь она считала этого Шере мелким проходимцем… А он – вот, помогает же, хотя Кавуа ему никто. Совсем никто.
- Месье Шере может сесть ко мне в карету, - сказала она наконец. – А что до заупокойной… Не понадобится.
Глаза молодой женщины блеснули.
- Пусть Кавуа только попробует вас в чем-нибудь упрекнуть! А вы, месье Шере, поможете мне придумать, как разговаривать с этим… Кристофом.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Шере беспомощно глянул на Реми. Когда-то он был убежден, что дворян не поймет никогда, и к дворянкам это относилось ничуть не меньше, но затем он познакомился с миледи, которая была… впрочем, может, и не была - исключением из всех правил, и которую он тоже понимал далеко не всегда. Теперь г-жа де Кавуа, которая хотела ехать в Сен-Манде и разговаривать с кучером - боже всемилостивый!
- Сударыня, - мягко сказал он, - я понимаю ваши сомнения и вашу тревогу, и сами видите, я… мы не просим вас оставить все нам, потому что ваша помощь может понадобиться, и, видит Создатель, я понимаю, как тяжело ничего не делать и только ждать, но послушайте… не надо говорить с кучером. Это слишком большая честь для него, он растеряется, и знатной даме он точно ничего не расскажет о своем ремесле. Вы будете просто собой, дамой, которая спешит на… к человеку, которого она любит и у которой сломалась карета… - Тут его осенило. - И мы сломаем ее около дома священника, и вы сможете расспросить его о его новых прихожанках, а мы с месье Барнье сходим пока к Кристофу и за каретой, и он нам по дороге все расскажет так, что он и сам не заметит, что его расспрашивали, месье Барнье своими разговорами даже умирающего заставит забыть, на каком он свете, куда уж там живому кучеру. Хорошо? Только портрет не показывайте, это его напугает, священника. А если по дороге не получится узнать, то я сяду к кучеру на козлы и мы будем ехать, пока он мне все не расскажет. Хотя лучше бы, - он снова покосился на Реми, - лучше бы вы пошли со всем этим к его высокопреосвященству.
Никто.
И звать меня никак.
Доминик плохо ездил верхом...
Барнье уже готов был посмотреть на мадам де Кавуа с глубокой благодарностью, но взамен чуть не схватился за сердце. Куда идти? С кучером разговаривать?!..
Пока хирург выходил из ступора, Доминик успел прийти на выручку и не позволить своему другу даже случайно озвучить те красочные ругательства, которые он только что произнес про себя.
Женщины!
Мгновение тому назад обещала не рисковать, и на тебе!..
- Да.
Барнье чуть перевел дух.
- Я согласен. Это хороший план. Мадам, вы располагаете к себе людей гораздо лучше, чем мы оба. А с кучером нам... проще.
Обычно очень красноречивый, хирург тщательно подбирал слова.
- Посмотрим, что нам удастся выяснить у кучера и священника, а после этого можно и к Его Высокопреосвященству. Сведений больше будет. Да.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Франсуаза бледно улыбнулась. Не терзай ее сейчас так отчаянно страх за Кавуа, у нее непременно мелькнула бы мысль, что в беде познаются не только друзья. Люди вообще познаются в беде. Шере разговаривал с ней как с испуганным ребенком, кто бы мог подумать, что он на это способен… кажется, понятно, чем он так очаровал Мари… при чем тут Мари… а она и впрямь сморозила глупость, растерялась…
- Да, конечно. Я понимаю, - вздохнула она. – Просто я… очень боюсь, так боюсь, что глупею… Я буду театральной декорацией. Хоть бы нам предстояло сыграть… не трагедию. И я расскажу священнику, как мне одиноко в Париже и как я тоскую по родным местам… Я пойду прикажу закладывать карету?
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Ни чужой войны, ни дурной молвы... ночь с 25 на 26 января 1629 г
