Эмили поняла, что голодать ей придется до полудня, что совсем не улучшило ее настроение. Надо было выбираться отсюда. В конце концов, это не тюрьма. Найти возможность дать знать Ронэ, где она... Мадам де Бутвиль была уверена, что бретер ее не оставит. Как они, верно, испугались, найдя в комнате вместо нее труп несчастного старика! Но похитителям надо было быть осторожнее, уж больно наглые...
- Благодарю вас, - Эмили взяла молитвенник жестом, каким герцогиня Ангулемская приняла бы, верно, свечу или облатку у церковного служки — благосклонно снизойдя. - Но я прошу вас также помнить, что я здесь не монахиня, не послушница и даже не воспитанница.

Эмили круглыми глазами наблюдала за окружающими. Куда она попала?.. Больше всего ее интересовали стены и ворота, но подойти к ним не успела.
- Вы с ума сошли?! - прошипела она. Вставать коленями в грязь, даже на бортик фонтана, она не собиралась, и даже представить себе не могла, что станет перебирать камни.

Молилась Эмили вместе со всеми, тем более, что молитвы она знала, и просить Господа ей было о чем. Но слова монахини пробудили в ней то, что покойный Давенпорт называл «гасконской дурью» и «ослиным норовом». Ну не любила мадам де Бутвиль, когда с ней разговаривали подобным тоном!
- Вы забылись, милая, - вздернув подбородок, она смерила сестру Сен-Поль презрительным взглядом. - Вы серьезно считаете, что можете меня учить?
До ворот было три хороших прыжка... ну, может, и больше, но можно было рискнуть.

Мало что могло больше взбесить мадам де Бутвиль, чем обращение «дитя мое». Говорить так позволялось только мужу, но в его устах это звучало лаской, в нынешних же обстоятельствах...
Эмили подхватила стоявшую у стены лопату и, подойдя к воротам, приказала:
- Кто тут привратница?! Открывайте, быстро!

- - Непременно, непременно, - отозвалась мадам де Бутвиль, прикинув, что через забор ей не перелезть, по крайней мере, сходу. Привратница не поторопилась выполнить ее приказ, да Эмили на это и не рассчитывала, рассматривая красующийся на засове амбарный замок. При других обстоятельствах — в другое время и без свидетелей, - открыть его было бы несложно, и молодая женщина подумала даже, что надо бы дождаться ночи и попробовать. Но до ночи могло случиться еще много неприятного, ночью ей тоже могли подстроить гадость вроде сегодняшнего карцера, да и Эмили слишком злилась сейчас, чтобы суметь остановиться. Перехватив поудобнее лопату, она изо всех сил рубанула ее краем по дужке замка.

- Близко не подходите, лопата острая! - нехорошо усмехнувшись, громко предупредила графиня.
Все это было бесполезно. Дужка замка оказалась прочной, рубить что бы то ни было Эмили не умела, да и вообще... довольно глупо. Но все в ней восставало при мысли о том, что она может сдаться без сопротивления. Ну и пусть глупо! Ну и пусть бесполезно! Ну и пусть, возможно, будет хуже! И она снова с силой рубанула по дужке замка. Пропади все пропадом, зато будут бояться!

Замок не поддался. Это было безнадежно, и Эмили даже подумала, что надо бы кончать дурацкое представление. Она очень устала и была голодна. Вот только как с честью выйти из глупого положения?.. Вооружившиеся лопатами монахини явились неожиданностью. Мадам де Бутвиль вообще раньше представляла монахинь существами кроткими и воевать неспособными. А сейчас предстояло драться с монашками? Лопатами? Ситуация превращалась в фарс, но Эмили просто не могла позволить кому-то «отогнать и обезоружить» себя.
- Благочестивые сестры решили меня закопать? - насмешливо спросила она. - А как же «возлюби ближнего как самого себя»?

Пожалуй, сунься к ней сестра Сен-Жозеф, Эмили вполне могла огреть ее лопатой. И может быть, отбилась бы и от двух монахинь... Но ударить Анну-Марию?
Разумеется, я вас не ударю, - устало ответила графиня. - Я только хочу уйти.

- Ну что вы,- чуть не плача, воскликнула Анна-Мария, - разве служение Господу не должно идти только от сердца? И разве есть что-то прекраснее?
Она почти нежно сжала черенок лопаты, притягивая его к себе.

- Я отдам, - очень тихо сказала Эмили, - если вы поклянетесь выполнить маленькую просьбу.
Анна-Мария, заметно испуганная, покачала головой.

- Нельзя клясться, - прошептала она. - Sit autem sermo vester est est non non.

- Тогда обещайте. Обещайте передать господину де Ронэ, что живет в Грушевом доме. на улице Пуаре, что Эмили в монастыре  Святой Марии Египетской. Устно, письменно... Обещайте, я верю вашему слову. И я смирюсь.

- Я... - на лице девушки отразилось смятение. - Я не запомнила, я постараюсь.

- Грушевый дом, Пуаре, господин де Ронэ, - быстрым шепотом повторила Эмили. - Это брат.
Эта ложь, как ей казалось, должна была успокоить монахиню.

- Я постараюсь, - повторила Анна-Мария. И лопата оказалась наконец в ее руках. Отступив на шаг, она обеспокоенно обернулась к остальным монахиням. - Сестра Сен-Поль...
Та мгновенно оказалась рядом и вцепилась в лопату обеими руками.
- В карцер! - взвизгнула она. - До утра!

К счастью, мать-настоятельница не могла подозревать, насколько втуне пропали ее слова. Из всей длинной проповеди мадам де Бутвиль слышала едва ли треть, да и той не придала никакого значения. Пропускать мимо ушей нотации с самым невинным видом она научилась еще в детстве, а сейчас ее главной мысль было что же делать дальше. Попробовать открыть замок ночь? Но для этого нужны были силы, а их то как раз и не было. Поэтому Эмили съела всю доставшуюся ей похлебку,пытаясь не думать о ее вкусе, для чего, как, видимо, и все прочие, заедая ее хлебом, и старательно сделала вид, что молится вместе со всеми, хотя горящие взоры некоторых монахинь ее откровенно пугали.
Войдя в келью, она скептически проследила за действиями Анны-Марии и спросила:
- Не передали? - потом вздохнула и добавила: - Хотите, дам вам украшение для вашего Христа? Только, боюсь, у вас отнимут...

- Конечно, лучше, - устало отозвалась Эмили, садясь на кровать. На что она надеялась? Анна-Мария была слишком слаба, чтобы идти против здешних порядков. Труслива... Впрочем, понять ее было можно.
- Когда они за мной пришли, - голос молодой женщины звучал тихо и почти равнодушно, - я сопротивлялась. Старик, хозяин квартиры, услышал шум и вошел. Они его убили. Просто убили. И оставили труп. Когда брат войдет... и увидит тело, а меня нет... Уже, наверно, увидел...
Мадам де Бутвиль посмотрела на Анну-Марию. Ронэ простит ей этот обман, если о нем узнает... Объяснить, что бывает друг, этой бедной девушке и вовсе немыслимо...
- Я поверила вам, а вы предали.