Миледи пребывала в том смятенно-раздражённом состоянии духа,  которое исцеляется искренними исповедями или долгими откровениями с близкими подругами, а лучше – с матерью или  любящей старой теткой, если  таковые находятся рядом.  Служанки доверия не вызывали – слишком дорого ей стоили в прошлом откровения с Кэти. А леди Винтер, пусть и не всегда была действительно так умна, как считали люди, попавшие под  её обаяние, старалась не повторять ошибок, которые осознавала.  Когда её перестало угнетать состояние  ожога на плече, и она ужаснулась своему виду, то прибегла к доступным ей средствам улучшения цвета лица и состояния кожи.  Горничные даже пару вечеров пошучивали на кухне, что мадам того и гляди пожелает купаться в молоке, а то и в крови девственниц, однако по наитию, продиктованному пониманием собственной природы, сначала Мадлен, а за ней и остальные стали говорить хозяйке, что она прекрасна. До крови девственниц дело не дошло.

Мадлен, усердствовала, пожалуй, даже слишком и при всём желании не могла порадовать миледи особенной изысканностью фраз, но её попытки вызывали у графини улыбку, а дифирамбы оказывались средством не хуже кремов и примочек.  Одно лишь зеркало не считало нужным льстить своей хозяйке. Венецианское стекло полагало себя выше низменной лжи и показывало правду и только правду.
Правда к моменту появления Шере в спальне миледи,   устраивала её уже второй день. А визит Шере даже обрадовал. И к радости этой не примешивалось никаких неприятных эмоций, тягостных дум или сомнений о верности этого человека её тайне.  Принимала гостя она, оставаясь в постели, но вид имела такой, словно готовилась к визиту любовника, но не скромного друга.
- А я довольна, что Вы пришли, - она изящным жестом руки  обозначила для гостя  направление вглубь спальни, - идите же сюда и расскажите мне что-нибудь хорошее.
Губы  её изогнулись в смешливой улыбке, когда она поймала себя на желании позволить себе маленькую провокацию, на которые Шере так очаровательно реагировал.
- Можете взять стул, если моя кровать вас смущает.

Вопрос Шере леди Винтер, будучи существом порочно-самовлюблённым,  восприняла  как проявление смущения. Ведь сам он не сумел отыскать подходящего человека. И веря его словам, миледи не сомневалась, что так вышло просто, потому что не там искал, и не о том спрашивал.
Она  развернулась, сидя на постели и переложила подушки таким образом, чтобы  можно было сидеть, откинувшись на них. Права рука всё ещё болела, и графиня щадила её, отчего все действия были медленными и словно бы нарочно, расчетливо-плавными.
Она хорошо понимала, что может своим ответом уколоть Шере, но думала о том, что, в сущности, пользы от того, что она оттолкнёт от себя милого и сдержанного секретаря из Пале-Кардиналь никакой.  Вреда от визитов Шере – тоже. Разве  что он шпионит за ней для кого-то… При случае, миледи предпочла бы узнать для кого – если подобное имело место быть. Фантазия эта возникла у неё только что и вызвана была скорее бездеятельностью последних дней и раздражением, вызванным недавним неприятным разговором.
- Я ни минуты не винила Вас, - сказала она, когда, наконец, посмотрела на гостя, - а теперь это и вовсе не имеет значения. И очень хорошо, что Вы пришли  именно сейчас, а не вечером, как обычно. Я как раз думала о том, что скорее положилась бы в одном деле на кого-то из друзей, чем доверила  бы его служанке. Даже Мадлен.

Как ни странно, лицо её не изображало наивной готовности довериться Шере. Скорее спокойную уверенность в том, что всё обстоит именно так и она совершенно точно может положиться на своего гостя.

- Сама я пока не решусь выйти из дома,  - вздохнула она и искоса глянула на руку, забинтованную выше локтя.  Рукав пеньюара, отороченный кружевом  частично скрывал бинты, что примиряло миледи с повязкой, - еще пару дней, вероятно.

Отвлекаться на поручение,  которое решила дать Шере, чтобы уйти от ответа на вопрос, аккуратно поставленный в конце фразы, леди  Винтер не сочла нужным.  Ей захотелось увидеть во что превратится смущенный румянец Шере, когда он услышит  правду:
- Мастер своего дела.  Один начал, другой… закончил.  Зачем Вы спросили?

Последние слова её прозвучали тихим, болезненным упрёком.

- Забудем, - миледи на миг  прикрыла глаза,  и легко можно было заметить, что спокойствие на её лице застыло, как маска, хотя  она мышцы были предельно напряжены – того и гляди  заиграют желваки.
Воспоминания были не из приятных, да и зуд под повязкой, беспокоил графиню куда больше, чем она показывала, особенно сейчас, вкупе с легким жаром, который то опадал, благодаря питью, которое исправно готовили служанки, то снова поднимался, хотя и не был столь опасно-мучительным,  чтобы тревожиться.
- Завтра  будет новый день. Но вот о поручении для Вас я забывать не хочу, - она  улыбнулась было, но мысли, беспокойные и полные опасений за будущее и горькой обиды  все же взяли верх над самообладанием и улыбка получилась вымученной и усталой. Так улыбаются смертельно больные в последний день, когда всем кажется, что безносая отступилась и человек пошел на поправку – настолько ему бывает легко. Некоторые даже могут подняться с постели,  погулять и покушать, радуя домашних ложной надеждой.  Они слушают слова поддержки, планы родных на будущее лето и улыбаются, пряча тень грусти в усталых глазах, и не делятся ни с кем знанием о том, что прилив сил – это даже не отсрочка, а подобие того высокого, необычайно яркого пламени, которым вспыхивает догорающая свеча, прежде чем погаснуть.

Миледи не хотела, чтобы Шере видел её такой,  расстроенной и не знающей, что делать дальше.
- В левом комоде,  Шере, - проговорила она, - возьмите шкатулку, ту, которая  стоит сбоку, у самой стенки, и принесите сюда.

Свои украшения леди Винтер любила, и мысль о том, что сегодня ей придется расстаться с парой дорогих сердцу вещиц,  графиню  расстраивала.

Отредактировано Миледи (2017-11-21 11:26:54)

Перебравшись ближе к центру кровати, Анна неосторожно оперлась о больную руку в тот самый момент когда Шере  присаживался ровно на то же место, где находился минутой ранее.
Она негромко охнула от резкой боли и совершенно по-детски закусила губу,  сдерживая  более громкий возглас.  Похоже, корка, которой схватилась под повязкой рана, лопнула и  боль, не ужасная, в сравнении с той, что леди Винтер уже пережила, но неприятная, напомнила молодой женщине о необходимости  быть поосторожнее.
- Ставьте  сюда, - миледи  расправила складки темного-зеленого покрывала, закрывавшего  эту часть кровати и взгляд её задержала вдруг на лице гостя.
Она не замечала за Шере особенной эмоциональности, и понимала, что тот, вероятно, много времени находится в напряжении, даже если и привык говорить тихо и держать голову чуть склоненной, но сейчас… что-то в блеске его глаз, в еще не до конца сошедшем с щек румянце, позволяло угадать волнение или легкое смятение.
- Я верю Вам, как никому другому, Шере, - проговорила она, коснувшись кончиками пальцев  тыльной стороны его правой руки… - даже Мадлен я не доверила бы  отвезти несколько безделушек ростовщику, но Вы… Вы же выручите меня сегодня?

Слова прозвучали легко.  И графиня выдохнула, - всё же расставаться с украшениями было не так ужасно, как, скажем, с левой рукой, если бы она не доверилась мэтру Барнье и запустила состояние ожога настолько, что никакие усилия эскулапов не смогли бы спасти её руку от гниения.

Ответному движению руки Шере  леди Винтер едва ли бы придала значение, если бы не перемена в его голосе.  Миледи, пусть не слишком отчетливо сознавая это, желала сейчас поддержки и участия, и, не имея среди людей своего круга никого, кому  бы могла излить свои переживания,  не доверяя более служанкам,  рада была  обществу этого человека.  Тайна Шере не слишком занимала её, поскольку дворянином тот не был. Миледи не видела для себя ни малейшей выгоды в том, чтобы разузнать о секретаре из Пале-Кардиналь что-то большее, чем удалось  бы любому коллекционеру сплетен и рассказов об общеизвестных вещах, таких,  к примеру, как скромность месье Шере в быту и отсутствие у него подружки. Да и то времени своему гостю леди Винтер уделяла больше, чем расспросам о нём о других.

Её вполне устраивала возможность держать этого человека рядом в той мере, в которой он сам желал этого,  приходя вечерами в её дом, но Анна так и не рассказала ему, чем же закончилась история с письмом.
Почему-то именно о письме она подумала, услышав это "Всё. что угодно".
- Что с Вами, Шере?  - она  развернула руку так, что ладонь секретаря оказалась поверх её ладони и задержала внимание на его пальцах с короткими, на мужской манер, стриженными ногтями, а когда перевела  взгляд на лицо  Шере, не смогла не улыбнуться.
Будь  сейчас перед ней юноша, по какой-то прихоти допущенный в спальню для беседы, и сидящий вот с таким выражением лица, она бы решила, что тот возбужден и крайне смущен этим, не зная ни что делать, ни о чём говорить.
- Вас что-то смущает?

- Неужели Вы могли подумать, что я дам Вам серьги и просто отправлю одного? Пешком?  К первому попавшемуся ростовщику или ювелиру?
Само это предположение развеселило миледи настолько, что глазам даже вернулся лукавый блеск, а улыбка стала легкой и непринужденной.  Но ненадолго.
- Я не хочу, чтобы мои слуги знали о том, что кому и за какую сумму я продаю. Вы можете заехать в три-четыре места, а лакею, если спросит, скажете, что я хочу оценить старые украшения и узнать, что будет стоить извлечь камни из ожерелья, которое всё равно никогда не надену и сделать из них серьги, кольцо и подвеску на платье. Не доверять же подобное дело… прислуге.

Она открыла шкатулку и передвинула её поудобнее,  только теперь подумав, что  женская душа Шере, должно быть, тоскует по невозможности  носить что-то пусть даже не дорогое, но изящное.  Взгляд  леди Винтер скользнул по длинным, чуть  волнистым прядям рыжеватых волос гостя, уложенным просто, но так, что  волосы скрывали и уши, и, почти  до половины, щеки Шере. Она могла бы заметить, что из-за такой прически его нос  кажется больше, а сам Шере выглядит, в общем-то глуповато.  Но к чему?  Ей слишком хорошо были понятны причины, по которым этот человек не желал бы лишнего внимания к себе.
Протянув руку, Анна  отвела в сторону  пряди волос гостя и  спросила:
- Вы никогда не носили серьги?

В неверности высказанного предположения не было ничего огорчительного, но собственная ошибка почему-то  слегка уязвила графиню.  Она завела прядь волос за правое ухо Шере и потянулась вперед, чтобы рассмотреть, действительно ли на мочке не осталось и следа от некогда проколотой дырочки, или она просто не заметила её  сразу.
- У Вас чудесные волосы, - заметила она,  вскользь,  без раздумий, как если бы сделала мимолетный комплимент  любому другому, будь  у него такие же  сильные, но вместе с тем, послушные волосы.
Ей вдруг вспомнилась их с Шере первая встреча. Какой же легкой добычей показался тогда графине застенчивый мужчина с мягкими чертами лица.  Впрочем, будь Шере действительно мужчиной…
Ей до странности резануло слух это уточняющее слово «носила».
Давно, в другой жизни, девушка с именем… Доминик носила серьги. Или даже не Доминик. Но не спрашивать же об этом.

- Те, что я купила сама, больше отвечают моему вкусу, чем те, что получила в подарок, - миледи капризно  поджала губы, словно уловила в словах Шере совет расстаться не с тем, с чем собиралась, а с тем, что было особенно дорого её сердцу, - я даже рада буду избавиться от некоторых… воспоминаний.

Почти каждая камея, брошь,  кольцо или нитка жемчуга, находившиеся  именно в этой шкатулке, являлись такими вот воспоминаниями.
- И не могу же я требовать от Вас, чтобы Вы еще и торговались за достойную цену. Буду надеяться лишь, что человек, на которого я рассчитываю, всё же делец, а не стервятник. Скажете ему, что как только я окончательно поправлюсь, то непременно посещу его лично.

- Да что с Вами сегодня, Шере?
В голосе миледи не было даже намёка на участие, только недоумение.
- Вы нездоровы? У Вас неприятности? Вы никогда не жаловались и ни о чём не просили, и я, поверьте, ценю это, но если у Вас что-то случилось и в моих силах  помочь...
Она истолковала ситуацию и возможные желания гостя по-своему,  предположила, что, вероятно, и у этого человека могут быть проблемы, сходные с теми, которые сейчас пыталась разрешить она.  Вот только, если речь шла о деньгах, едва ли сумма, которая удовлетворила бы Шере, была хотя бы десятой частью той, в которой нуждалась сейчас графиня, чтобы  оплатить счета и продолжать вести жизнь, к которой привыкла.

- Если Вам нужны деньги и ваш человек даст больше за серьги, оставьте себе половину разницы, - быстро проговорила она, - это будет честно, а если он будет готов купить еще несколько вещиц,  возможно через несколько недель я обращусь к нему снова.
Миледи надеялась всё, же, что сумеет в ближайшее время поправить свои  дела, состояние которых после встречи с лордом Винтером  только ухудшалось. Унаследованных вместе с титулом и фамилией владений и доходов, она лишилась,  вместо успешного выполнения поручения монсеньора в Неаполе, провела  несколько недель в монастыре. А о том, что затея с письмом от отца Жюстена, мнимого брата и самоубийцы, и вовсе провалилась - даже не хотелось думать.
После возвращения из Бетюна  она первое время опасалась узнать, что стала предметом сплетен или насмешек за спиной, что могло бы случиться, если бы гасконец  показал письмо кому-то из друзей зубоскалов,  среди коих нашлись бы и памфлетисты или просто болтуны. Но поскольку ни хорошего, ни дурного  ни о себе, ни об Атосе не услышала, то сочла, что Д`Артаньян просто уничтожил письмо. В том, что прочтёт - Анна не сомневалась. Особенной щепетильностью  мушкетёр, по её мнению, не отличался. Но её вполне устраивало, если у шевалье  достало ума просто сжечь  письмо и ни Атосу, никому другому не рассказать о том, что оно вообще существовало.
Затея с выжиганием клейма и вовсе чуть не стоила ей руки, а объявившийся некстати  любовник, на участие которого она и не рассчитывала  оказался  не только подлецом, но мелочным вором...
Что дальше?