- Кто-то должен был поставить на место этого португальца, - заявил Мигель таким решительным тоном, будто с ним кто-то спорил.
Но никто не спорил. Над Бредероде, словно тяжелое одеяло, легла тишина и скука. Врага ждали со дня на день - уже который день! - и это постоянно обманывающее ожидание, постоянно откладывающийся бой плохо действовали на солдат и офицеров.
Лаварден, Хименес и Мигель де Эскобано отдыхали от ночной смены на верхней площадке полуразвалившейся старой крепости. Внизу перед ними лежали укрепления форта, а дальше, сколько хватало глаз, тянулся в дымке тумана голландский пейзаж. Мигель в сотый раз пустился обсуждать сам с собой дуэль какого-то очередного дона Хуана с очередным доном Франсиско. Ничего нового тут не было и быть не могло - от нервного напряжения и безделья офицеры начали задирать друг друга, и ссоры были часты.
- Между прочим, Гиту, я б на твоем месте преподал этому идиоту новый урок, как только он встанет на ноги. Говорят, вчера в присутствии двоих свидетелей он называл тебя французской собакой и утверждал, будто любой иностранный наемник в нашей армии...
- Французской?.. - переспросил Лаварден, и темные глаза бретонца полыхнули тусклыми недобрыми огоньками. - Действительно, какой идиот.
Хименес беззвучно хмыкнул. Что-либо говорить ему было лень. Мигель вытянул шею, выглядывая вниз между камней башни, и воскликнул:
- Ба! Глядите-ка... - и через минуту: - ...Кого принесла нелегкая! - Мигель обидно засмеялся, помахивая ладонью под носом. - Здесь уже пахнет духами, сеньоры, и кажется, я вижу пажей, которые разбрасывают перед конем лепестки роз. Угадайте, кто к нам пожаловал?!
Лаварден и Хименес уже смотрели вниз, на дорогу. Хименес гортанно засмеялся, но Лаварден не улыбнулся. Среди офицеров и простых солдат над Бутвилем часто посмеивались за его спиной - и, конечно, каждый из насмешников завидовал неизменной роскоши, окружавшей адъютанта даже в самые трудные военные будни. Но с некоторых пор Лавардену было не смешно. Происшествие, унесшее жизни Дядюшки Умру-Последним и "Антуана", оставило по себе  черную печаль, но, как ни странно, заставило Лавардена немного понять Бутвиля. Во всяком случае, после памятного разговора он видел в юном адъютанте не расфуфыренного пустого юнца из богатой семьи, как нравилось думать нищебродам вроде Хименеса и де Эскобано, а человека, пусть и преступно-легкомысленного, но все-таки способного понимать трагедию и испытывать боль.

Отредактировано Ги де Лаварден (2018-01-25 14:39:55)

...На верхней площадке старой башни покончили с обедом примерно в то же время, когда господин адъютант встал из-за стола у коменданта. До новой смены было еще далеко. Лаварден и Эскобано прилегли отдохнуть, Хименес, вроде бы, тоже, однако по мрачному взгляду, устремленному в холодное голландское небо, по нервно покачивающейся ноге, закинутой на другую ногу, по нервным, выкручивающим ус пальцам видно было - Хименесу не до дремы.
- Однако, - сказал он, наконец, - что наш прекрасный принц тут делает?
- Кто? - сонно переспросил Эскобано: вволю понасмешничав, он уже давно забыл про Бутвиля. - А-а... Ну, должно быть, ничего важного, раз комендант не поднял всех.
- Бутвиль приносит лихую беду даже туда, где не было ни малейшей неприятности. Лаварден может подтвердить мои слова.
Лаварден сделал вид, что спит. Примирение с Хименесом было слишком трудным и долгим, чтоб снова вспоминать о разногласиях. Удивляло то, как долго Хименес хранит в сердце обиду, причем - обиду незначительную и ненарочную. Или же он в душе был способен на большее сочувствие, чем хотел показать, и до сих пор не простил Бутвилю мучительной смерти двух невинных? Лаварден хотел бы на это надеяться, но слишком хорошо знал своего приятеля.
- А что, что случилось? - полюбопытствовал Эскобано, все еще не понимая, о чем речь, но будучи очень заинтригован.
Хименес, шурша подошвами сапог по камню, сел, подвинулся назад и оперся спиной о зубец стены. За этими шумными перемещениями Лавардену послышался другой звук - более дальний, чем голос Хименеса, и идущий снизу, будто кто-то карабкался к ним по обломкам лестниц, однако наверняка утверждать он не мог, а внезапно "просыпаться" и смотреть, кто идет, после того, как притворялся спящим, было уж слишком неловко.
- Ты слышал, пару месяцев назад двоих из нашего полка засыпало заживо в туннеле голландских подрывников? Да, глупейшая афера, но как думаешь, они сами решили туда забраться? А что ты скажешь, если я скажу, что это была затея господина адъютанта, который даже собирался возглавить туннельных ползунов на белом коне, да только удивительно вовремя повредил себе ногу?..
- Да ты что? - нахмурился Эскобано.
Лаварден раздраженно дернул уголком губ, прикидывая, не пора ли ему "проснуться" и вмешаться в разговор - а может, к черту правдивость, и пусть Хименес пересказывает эту историю так, как ему больше нравится? Это было самое мучительное в их с испанцем дружбе: Лаварден любил точность и любил Хименеса, но Хименес любил приврать.
- Все-таки, это была затея Переньяка, одного из погибших, - подал голос Лаварден, в уме проклиная себя за эту неуместную педантичность.
Он открыл глаза, повернулся к Хименесу и выразительно поднял брови, призывая того, наконец, уняться. Но Хименес смотрел куда-то поверх Лавардена.
- Эээ?.. Господин адъютант?.. - с удивительно глупым видом обратился к новому покорителю башни Эскобано, совершенно не веря своим глазам.

Отредактировано Ги де Лаварден (2018-08-03 22:12:31)

Хименес на мгновение изменился в лице - видно, и в нем непосредственность и выходки молодого Бутвиля порой вызывали оторопь, - однако в следующую секунду нашелся и принял встревоженный вид, внимательно рассматривая обветренные камни башни позади Бутвиля.
- Что Вы, дон Николас, - ответил он. - Слепому видно, что Вы живее всех живых. Однако за Вашей спиной всем нам на миг почудился знаменитый призрак Бредероде.
- О-о-о... - осторожно протянул Эскобано, нутром чувствуя, что готовится какое-то веселье, но не вполне понимая свою роль в нем.
- Ужасное чудовище в клубах дыма от адских коптилен, оно предстает смертным на груде дьявольского золота, и повсюду его сопровождает запах серы и паленого кружева, - Хименес понизил голос и с со страхом произнес: - Призрачный Индюк Бредероде, господин адъютант!..
- Да! - Эскобано, наконец, все понял, и его восторженный вид откровенно портил спектакль Хименеса. - Я вижу его уже третий раз и подумываю принять постриг! Очевидно, я погряз во грехе, если такая нечисть является искушать мой разум!
Лаварден облизнул и закусил губу, старательно пряча улыбку. Он всем сердцем не одобрял происходящего, однако в который раз не смог противиться лукавому, недоброму гению Хименеса - и сам себя презирал за это.

Отредактировано Ги де Лаварден (2018-11-15 15:38:33)

- Порой компания призраков лучше, чем компания заскучавших задир, - мрачно откликнулся Лаварден. - Если бы у меня был выбор, я бы предпочел нечисть.
Говоря это, он коротко взглянул на Эскобано. За доном Мигелем прочно закрепилась репутация человека недалекого, драчливого и чрезвычайно прилипчивого. Если Бутвиль и Лаварден смогли сейчас перекинуться парой слов, то только потому, что Эскобано лихорадочно выбирал из пришедших ему на ум фраз самую остроумную.
- Так значит, сеньор приехал проверить боеспособность гарнизона, - выдал, наконец, он. - Не угодно ли будет проверить меня лично, а?..
- Ты и впрямь перегрелся на солнце. Против дона Николаса у тебя нет шансов, - заметил Лаварден.
- Вот и посмотрим!

Эскобано открывал и закрывал рот, глядя на адъютанта вытаращенными от возмущения глазами, но было уже видно, что против такого прямого отказа он бессилен. От застывшего Хименеса, казалось, холодными волнами исходила ненависть. Находиться здесь становилось неприятно. Лаварден с тяжелым вздохом поднялся, подобрал и отряхнул свой плащ.
- Да уж, - скучным, бесцветным голосом произнес он. - Упорство голландцев делает им честь. А я пойду, пожалуй, сеньоры. Доброго вечера.
Он уже сделал шаг к Бутвилю и к лазу, ведущему вниз, когда в спину ему ножом ударил вкрадчивый, резко изменившийся голос Хименеса:
- Друзья, мне на миг показалось, что наш Гиту струсил, услышав про голландцев...
Лаварден остановился и медленно обернулся, не веря своим ушам и глазам. Точно так же ошеломленно смотрел и Эскобано - Хименес и Лаварден здесь прослыли закадычными друзьями.
- Однако мне бы не хотелось так думать, - неузнаваемый голос испанца дрогнул от короткого смешка. - И тогда остается только предположить, что отчаянное нежелание участвовать в нашей беседе связано с... хм, да. С похвальной практической дальновидностью. Ведь известно, господин де Лаварден, что вы продаете вашу дружбу дороже, чем прелестница - свою честь. Столь ценному товару нужен покупатель. А мы с тобой, Мигель, - Хименес с притворной горечью взглянул на Эскобано, - не можем похвастаться завидным достатком, в отличие от некоторых из присутствующих здесь господ.

Бледное лицо Лавардена осталось неподвижным, только четче обозначились острые скулы. Дыхание перехватило от злости, а больше того - от разочарования и обиды. Если бы Хименес выкрикивал оскорбления в ярости, потеряв голову от эмоций, то его поведение пускай осталось бы непростительным, но хотя бы стало бы понятным. Испанец же был совершенно спокоен. Он смотрел прямо в глаза Лавардену сосредоточенным, внимательным взглядом замыслившего интригу мерзавца, и легкость, с которой он пожертвовал дружбой, чтобы добиться какой-то своей цели, вызывала оторопь.

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-03-12 03:06:08)

Один из мадридских приятелей Лавардена (поэт, хоть и достаточно посредственный) любил говорить: когда он встретит свою смерть, последней умрет любовь в его сердце. Пользуясь той же метафорой, бретонец мог бы сказать о себе: когда он встретит смерть, последним замолкнет глас рассудка, нудно пытающийся разобраться в происходящем.
Сейчас воспитание, необходимость сохранить лицо, боль от предательства в душе - все в один голос требовали вызвать Хименеса на дуэль. И сам Хименес явно хотел того же. Почему? Испанцы ополчатся против иностранца, вступятся за своего?.. Но все равно, зачем это, за что?!
Бесценные мгновения спешили мимо, Лаварден молчал, рискуя теперь уже навсегда обрести в полку репутацию труса, но упрямое нежелание стать чужой пешкой было сильнее страха за свою честь. Тишину нарушил Бутвиль - и по изменившемуся лицу Хименеса Лаварден вдруг понял.
- Ты знаешь, что я тебя не убью, - неслышно, одними губами проговорил Лаварден, уже совсем по-другому глядя на Хименеса.
А дальше все стало просто. Из дуэли Хименес выйдет живым при любом раскладе, но в драке секундантов Бутвиль убьет Эскобано и попадет в опалу у командования - либо будет убит сам, если Эскобано повезет. В том, что дону Николасу будет труднее отказать соотечественнику в услуге, нежели отказаться от дуэли самому, Лаварден почти не сомневался. И надо же, какое тонкое знание людей... Если бы только не знаменитая непредсказуемость Бутвиля.

С трудом проглотив комок несказанной горечи, мельком подивясь вдруг наступившей в душе пустоте, Лаварден сделал пару шагов вперед и оказался между Бутвилем и Хименесом. Его рука лежала на эфесе шпаги, но клинок не покинул ножны.
- Дон Николас, нанесенные нам оскорбления несоизмеримы, - все так же негромко, но очень твердо сказал он. - И любой здравомыслящий человек на Вашем месте согласится, по крайней мере, уступить мне право первой дуэли с этим сеньором.
Несмотря на разделявшее их расстояние, в этот момент Лаварден почти почувствовал, как расслабились напряженные плечи Хименеса, и в последний раз между ними дуновением тепла пролетел призрак былой дружбы.

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-03-12 22:02:22)

Те же, там же, глубокая ночь перед рассветом.

Если бы Лаварден не спал эту ночь, тяжко переживая предательство друга, то корил бы себя за блажь. Сон, еда и примитивный телесный комфорт должны быть главной заботой на войне и на чужбине, если не хочешь жить мало и помереть глупо. Глубокая душевная мука - домашнее развлечение для мирного времени. Благо, этой ночью у Лавардена было дежурство, к которому он, как к любому заданию, относился с занудной тщательностью, и поэтому не спать и думать можно было до самого рассвета. Ну, а на рассвете была назначена дуэль с Хименесом.
Тот появился, впрочем, раньше. Прогуливаясь мимо наспех отстроенных складов Лаварден увидел, как от палатки отделилась тень и знакомой походкой вышла навстречу.
- Ты не хуже меня знаешь, что это глупо, - сказал Хименес, выравнивая шаг под шаг бретонца. - Догадываюсь, что ты плохо обо мне думаешь, но согласись: у нас с тобой драться нет ни причин, ни желания.
- Без Бутвиля - нет. Провалился твой план, - с иронией и неприязнью ответил Лаварден.
- Да, провалился, - неожиданно легко согласился Хименес, - и теперь я больше, чем когда-либо, хочу уничтожить этого пустого, напыщенного сопляка! Если бы ты знал, как он меня раздражает! Как он, - испанец пылко развел руками, охватывая этим жестом крепость, - всех раздражает! Ты видел?! Он себя мнит героем - никчемный, избалованный молокосос! Здесь мы умираем, защищая честь короны, а он - что он вообще здесь делает?! Как же там наверху все прогнило, если такие люди приближены к командованию испанской армией!.. Ты видел, Гиту?! Он подумал, что я оскорбил его!..
- Пусть тебя утешит то, что я тебя верно понял, - саркастично поджал губы Лаварден.
Разбушевавшийся Хименес разом сник и продолжил тихо и ласково:
- В какой-то степени... нет, Гиту. Неверно. На одно мгновение мне и правда показалось, что ты держишься в стороне, потому что видишь пользу в вашем знакомстве. Рано или поздно ты вернешься в свою страну, а его семья имеет там большой вес. Мы давно друг друга знаем, ты человек порядочный, но практичный... Я не хочу тебя обидеть, хочу лишь, чтоб ты меня понял! И я готов извиниться, - Хименес резко остановился и доверительно положил руку на плечо Лавардена. - Я... я извиняюсь... Только покажи характер и принципы, давай вместе поставим его на место!
Ответить Лаварден не успел. В этот момент откуда-то из темноты, там, где должен был стоять следующий часовой, донеслись звуки схватки и одинокий крик боли.

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-03-14 21:10:07)

Эхо выстрелов металось в стенах форта. Сидя прямо на земле, Лаварден закрыл глаза и устало оперся локтями о согнутые колени.
- Отожрался на славу, - бросил он лежащему рядом Хименесу, - не подымешь.
Тот был бледен в синеву, зажимал руками рану и не нашел в себе сил говорить, лишь скривил губы в слабой усмешке.
Голландских лазутчиков было четверо. Лаварден вышел из схватки невредимым - только бровь рассекло лезвием чужого клинка, и теплая, липкая кровь противно заливала правый глаз. Другой часовой скончался на месте. Хименесу тоже не слишком-то повезло. Даже не имея познаний в медицине, Лаварден понимал, что выжить испанец сможет лишь при большой удаче. Понимал это и сам Хименес, но, несмотря на боль, старался держать лицо: мог бы говорить - шутил бы, наверное. И ведь вправду пытался шутить, пока Лаварден тащил его через разбуженный тревогой форт подальше от стен!
- Позовите лекаря, - крикнул бретонец, различив в утренних сумерках поспешно приближающуюся к ним фигуру. - Сколько еще ждать?!.
- Гиту, поспеши к коменданту, - ответили из полумрака голосом Эскобано. - Ты ему зачем-то нужен.
Лаварден удивленно вскинул брови. При своей хорошей репутации, он был все-таки не тем человеком, которого Миранда-и-Рио первым вызывает к себе в случае нападения врага. Сердце сжалось от недоброго предчувствия.

Поручив Эскобано Хименеса, Лаварден отправился на поиски коменданта и нашел того возле пушек в обществе Бутвиля.

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-04-03 02:06:27)

Губы Лавардена дрогнули в горькой усмешке. Он неблизко знал именно этого коменданта, но знал многих, и по ним судил о доне Диего: выбора ему не давали. Откажись он этого "заманчивого" предложения - и с завтрашнего дня его жизнь превратилась бы в ад. Главный начнет травлю, ведомые поддержат. Если даже Хименесу нельзя было доверять...
- Я составлю компанию дону Николасу, - в голосе Лавардена не было ни капли радости, но только злая ирония. - С великим удовольствием.

*        *        *

Потайным ходом они вышли из форта в бескрайние укрытые мраком поля. Шел самый темный, предрассветный час, замолкли даже ночные птицы. Местами трава уже доставала до колена; под сапогом хлюпало. Кроме Лавардена и Бутвиля Миранда-и-Рио нашел двоих добровольцев. Один из них по имени Альвару до боли напомнил Лавардену покойного Антонио - или покойную, вернее сказать. То же обаяние ранней молодости, та же застенчивость, тот же любопытный взгляд темных глаз. Разве что, доказывая мужской пол солдата, щеки и верхнюю губу Альвару затеняла первая щетина.
- Что мы теперь будем делать? - поинтересовался он прерывающимся от азарта шепотом.
Лаварден чутко вслушивался в звуки ночи и медлил с ответом. Темнота скрывала его невеселую усмешку.
- Вокруг форта должно найтись чуток вражеских солдат, - ответил, наконец, он. - Тихонько походим, посчитаем.
- Считать каждого?.. - наивно удивился Альвару.
- Ну, можешь на одного ошибиться, но не больше... Вслух считай, чтоб не сбиться.
Юноша несколько секунд молчал в недоумении, прежде, чем фыркнул:
- А!.. Понял. Вы шутите, сеньор, да?
Тихий смех бретонца был ему ответом. Альвару разочарованно хмыкнул и поискал взглядом в темноте фигуру дона Николаса. Как и для Антонио, для него адъютант был живым воплощением идеала - воин без страха и упрека, ищущий опасность, как другие ищут удовольствий. В надежде, что Бутвиль отнесется к его неопытности с большим снисхождением, нежели мрачный бретонец, Альвару осторожно, тихонько позвал:
- Дон Николас?.. Что мы теперь будем делать?

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-04-09 22:03:14)