Французский роман плаща и шпаги зарисовки на полях Дюма

Французский роман плаща и шпаги

Объявление

В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.

Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой.

Текущие игровые эпизоды:
Посланец или: Туда и обратно. Январь 1629 г., окрестности Женольяка: Пробирающийся в поместье Бондюранов отряд католиков попадает в плен.
Как брак с браком. Конец марта 1629 года: Мадлен Буше добирается до дома своего жениха, но так ли он рад ее видеть?
Обменяли хулигана. Осень 1622 года: Алехандро де Кабрера и Диего де Альба устраивают побег Адриану де Оньяте.

Текущие игровые эпизоды:
Приключения находятся сами. 17 сентября 1629 года: Эмили, не выходя из дома, помогает герцогине де Ларошфуко найти украденного сына.
Прошедшее и не произошедшее. Октябрь 1624 года, дорога на Ножан: Доминик Шере решает использовать своего друга, чтобы получить вести о своей семье.
Минуты тайного свиданья. Февраль 1619 года: Оказавшись в ловушке вместе с фаворитом папского легата, епископ Люсонский и Луи де Лавалетт ищут пути выбраться из нее и взобраться повыше.

Текущие игровые эпизоды:
Не ходите, дети, в Африку гулять. Июль 1616 года: Андре Мартен и Доминик Шере оказываются в плену.
Autre n'auray. Отхождение от плана не приветствуется. Май 1436 года: Потерпев унизительное поражение, г- н де Мильво придумывает новый план, осуществлять который предстоит его дочери.
У нас нет права на любовь. 10 марта 1629 года: Королева Анна утешает Месье после провала его плана.
Говорить легко удивительно тяжело. Конец октября 1629: Улаф и Кристина рассказывают г-же Оксеншерна о похищении ее дочери.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Fac fideli sis fidelis. 22 сентября 1628 г.

Сообщений 1 страница 20 из 24

1

Продолжение темы Similia similibus. 15 сентября 1628 г.

0

2

Едва "священник" вышел из дома на Королевской площади, из ближайшей подворотни выступили две тени. Идиотов Рошфор не держал, и то, что недолгий путь в карете не заставит его помощников потерять его след, было ожидаемо. Но подошли агенты только после того, как тот свернул за угол, и оказался вне видимости из окон.
- Следить, ничего не предпринимать, - тихо бросил граф, не сбавляя и так небыстрого шага, в сутане особенно не побегаешь. - За мужчиной, дама меня не интересует.

Дама может прекрасно сама о себе позаботиться. Хотя объяснение с ней еще предстоит.

Таким образом граф последовательно получил сведения о том, что милорд благополучно покинул дом в сопровождении слуги, затем вежливую записку от самого Винтера, в ответ на которую немедленно отправил требуемое письмо и несколько приложений, задержав ответ лишь на то время, которое понадобилось для сочинения длинного и учтивого послания, пояснявшего очевидную для Рошфора необходимость защитить сообщаемые друг другу сведения от чужих глаз. "Здесь во Франции мы вовсе не свободны от излишнего любопытства тех лиц, которых ни Вы, ни я, говоря по правде, не можем назвать друзьями, поэтому не исключено, что мне однажды придется прибегнуть к прилагаемому шифру, что и Вы могли бы делать при желании" - и так далее. Затем последовал совершенно пустой отчет о времяпровождении указанного лица: обедал, ни с кем не беседовал, ушел спать. И, уже утром, когда сам граф уже собирался в дорогу - сообщение, что англичанин покинул Париж. Вот только направлялся он не в Кале.

Винтер ехал на запад, и это известие на секунду заставило графа внутренне похолодеть. Что ж, его провели? Вся эта прямота и кажущаяся наивность, поездка во время войны по личным делам - маскировка, скрывающая бог весть какие планы? Впрочем, если Винтер действительно направлялся под Ла Рошель - что это, черт возьми, военная хитрость, или безумие? - то ближайших планов Рошфора это обстоятельство не меняло. Разве что в дополнение к одному Бийо он взял с собой еще двоих, распорядившись до предела облегчить дорожные сумки, вооружиться, и быть готовыми к неожиданностям.

Однако, Винтер не встретился ни с одним человеком в Париже, не имел подозрительных разговоров. В трактире, где он заночевал, никто к нему не подсаживался. Комнату, где он остановился, перевернули вверх тормашками, но не нашли ни тайного хода, ни чего-нибудь в этом роде. А ведь в столице Франции определенно еще оставалась английская агентура. О некоторых Рошфор просто знал, о существовании других в штабе у Ришелье догадывались по осложнениям и сорванным планам. И потом... И потом, он сам видел этого человека, и интуитивно полагал, что не слишком ошибся в его оценке. Действовать, впрочем, надлежало так, словно этой интуиции не существовало: раз факты указывают на худшее, готовиться надо к худшему. И граф принял все возможные меры.

Винтер ехал как человек, который торопится по делам, но не ожидает погони, не слишком интересуется происходяшим вокруг, и не путает следов. Длинные переходы, предсказуемые обеды и ночевки в тех местах, где логично остановиться небедному путешественнику, едущему по главной дороге, и не желающему терять время, и никаких отклонений от маршрута. В военное время дорога была более многолюдной, чем обычно, это помогало. Сам Рошфор не стал попадаться англичанину на глаза, чуть приотстав, и на всякий случай слегка изменив внешность. Это обошлось ему в несколько ночевок в не совсем комфортных условиях, и зачастую слишком коротких, но Бийо с подручными вполне справлялись. Рошфор порой чувствовал себя довольно нелепо, заставляя своих слуг преследовать со всеми предосторожностями человека, который, казалось, и не пытался прятаться: переодеваясь, меняя лошадей, обгоняя по очереди по проселочным дорогам, и отставая, чтобы сообщить маршрут следования хозяину, ночуя черт знает где, и просиживая часы в залах придорожных трактиров, наблюдая за его трапезами. Но граф твердо решил довести Винтера до его цели со всеми почестями - так, как вел бы Монтегю, или покойного Давенпорта.

Миновав Тур, в который Винтер, вопреки немалым его опасениям, даже не заехал, и убедившись, что тот продолжает двигаться все в том же направлении, граф счел за лучшее отправиться вперед, под Ла Рошель, отчитываться и готовить встречу. Был, конечно, риск, что он неправильно определил маршрут англичанина. Но лучше было упустить из виду простака, куда бы тот не направлялся в таком отдалении от Парижа, чем допустить, чтобы хитрец, способный разыграть партию этого простака с таким терпением и искусством, и поставивший на кон своей миссии, в чем бы она не состояла, свою жизнь, свободу и столько бесценного в этот момент времени, явился в военный лагерь нежданным гостем в критической фазе почти уже выигранной кампании.

Уехал, оставив всех троих своих спутников с инструкцией взять на заметку каждого, с кем путешественник обменяется хотя бы словом, арестовать при первой попытке оторваться, и не убивать без крайней необходимости. Добравшись до военного лагеря, Рошфор направился прямо в замок Ла Созэ, и обратился к секретарю в приемной кардинала. В Париже, в мирное время, он проходил к Ришелье через канцелярию, лишь предупредив Шарпантье, и убедившись, что не прервет важной аудиенции. Здесь, на войне, и явившись без вызова, граф предпочитал подождать, несмотря на то, что перед этим загнал по дороге одну лошадь, и вымотал до полусмерти другую.

Отредактировано Рошфор (2018-05-08 05:38:26)

+3

3

Состояние лошади Рошфора Шарпантье мог бы оценить, выглянув в окно, но ему хватило и одного пристального взгляда на самого графа, когда, оповещенный тут же дежурным секретарем, он появился в приемной.

- Если позволите, - предложил он, произнеся все положенные приветствия и не назвав при этом Рошфора по имени - вернее всего, просто на всякий случай, - я бы попросил вас, сударь, пройти со мной.

Проводил он графа в одну из смежных комнат, где и сообщил, что у монсеньора сейчас г-н герцог де Ла Тремуйль, но это уже ненадолго, а пока для него самого будет честью предложить г-ну графу вина и, может, что-то перекусить?

Секретарь не ошибся - меньше чем через полчаса после появления Рошфора он был уже в кабинете кардинала, и Ришелье протянул ему наполненный уже бокал, а затем отошел к потоку полуденного солнца, лившемуся из окна, знаком приглашая графа последовать за собой.

- Я рад вас видеть при любых обстоятельствах, разумеется, - сказал он, - но что-то подсказывает мне, что в этот раз у вас неприятные новости. Что случилось? Надеюсь, Линдси не обзавелся еще кем-нибудь из наших соотечественников?

Покинувший минуту тому назад этот же кабинет герцог подтвердил, что его брат и в самом деле присоединился к английскому адмиралу, но кардинала этот факт беспокоил, по очевидным причинам, куда меньше чем герцога, и вопрос свой он задал тоном, ясно показывавшим, что с этой стороны он тревожных известий не ждет. Слух о том, что в Монтобане собираются чеканить свою монету, беспокоил его больше, но Рофшор прибыл не с юга и вряд ли знал об этом больше него, как вряд ли знал что-то о предполагаемой чуме в Гренобле или о новых жалобах на армию герцога Неверского в Дофине.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

4

Приятные или неприятные, зависело от исхода дела, и Рошфор вовсе не был уверен, что не совершил ошибки, не арестовав англичанина сразу после Тура, когда направление его поездки окончательно определилось. Особенно сейчас, когда нужно было отчитываться монсеньору, и у него не было ничего, кроме собственных догадок и наблюдений, чтобы оправдать принятое решение. Зная, как дорого время Ришелье, граф начал сразу с сути дела.

- Вы уже знаете, монсеньор, кому король Карл поручил секретную службу. Так вот, этот человек появился в Париже. Почти в открытую, и якобы - а может быть, и не якобы - по частному делу. Благодаря леди Винтер у меня появилась возможность встретиться с ним, и я ею воспользовался. Он провел в Париже одну ночь, и не встретился там ни с одной живой душой, помимо меня и своей родственницы, за это я могу поручиться. Наутро он выехал в направлениии Ла Рошели. Я скрытно проследил его до Шинона, и должен признать, что в этом нет никакой заслуги, потому что он не прятался. Вел себя как обычный путник. Ни встреч, ни подозрительных движений. Если он заметил слежку, то никак этого не проявил.

Граф коротко, но не упуская фактов, рассказал о встрече с Винтером, не скрыв и собственные впечатления: человек прямолинейный, вспыльчивый, не умеющий притворяться, совершенно не представляющий себе то дело, за которое он взялся, и, хуже того, даже не понимающий, за что именно он взялся.
- Он чувствует себя негодяем каждый раз, когда приходится прибегать хоть к малейшей хитрости. Его выворачивает от необходимости торговаться. У него, - никому другому Рошфор подобного довода не привел бы, но монсеньор понимал такие вещи получше него самого, - становится каменное лицо каждый раз, когда он хочет скрыть свои чувства. Если он все это сыграл, то он куда лучший актер, чем я.

Дилемма была понятна. Назначение подобного человека на секретную службу его величества короля Англии, человека без опыта, да еще с весьма неприятным скелетом в шкафу, ключ от которого находился в руках его высокопреосвященства, было исключительно выгодно, даже если бы осторожно протянутая с ним ниточка порвалась, и предполагаемого обмена сведениями не состоялось - а этот обмен, вкупе с неравнодушным отношением Винтера к мадам де Шеврез, также открывал весьма интересные перспективы. Но - Винтер ехал под Ла Рошель. И это полностью меняло дело. Если предположить, что все это простодушие было игрой, отсутствие предосторожностей - уловкой, то риск и авантюру такого масштаба оправдать могла бы только диверсия, способная переломить ход почти выигранной кампании. Хотя и в этом случае оставалось непонятным, зачем было ради этого заезжать в Париж, рискуя не только арестом, но и тем, что осада попросту завершится до твоего появления здесь. А если заезжать, то как не встретиться со своими людьми - должны же у него быть в Париже хоть какие-то люди! Рошфор столько раз передумал все эти мысли в дороге, что сейчас ему пришлось напомнить себе о том, что выводы, доступные ему собственному уму, монсеньору ни на что не сдались. Так что свои соображения он оставил при себе, и постарался завершить свой рассказ раньше, чем на лбу Ришелье появится хорошо знакомая нетерпеливая складка, свидетельствующая о том, что доклад несколько затянулся.

- В одном я уверен: семейная драма там настоящая. Все поведение леди Винтер это подтверждает. В остальном... Монсеньор, если я совершил ошибку, у нас есть по меньшей мере сутки, чтобы ее исправить. Я оставил там трех человек, он не исчезнет в одно мгновение.

Отредактировано Рошфор (2018-04-22 14:12:54)

+1

5

Ришелье слушал крайне внимательно, изредка перебивая, чтобы уточнить ту или иную подробность. О новом назначении короля Карла он знал, как знал - пусть и весьма поверхностно - и самого лорда Винтера, появившегося в Париже в свите герцога Бэкингема. Знал он его только и исключительно как деверя леди Винтер, о котором сама миледи отзывалась весьма пренебрежительно - а Ришелье тогда волновало лишь, не помешает ли он ей выполнять его поручения. И, хотя многие друзья и враги кардинала полагали, что он едва ли не всеведущ, никогда ничего не забывает и не упускает из виду ни одну мелочь, он, узнав о назначении лорда Винтера, мгновенно об этом забыл. Судя по рассказу Рошфора, помнить было и не о чем, но, чем дальше заходил этот рассказ, тем больше хмурился кардинал.

- Я вижу два варианта, - сказал он, когда граф умолк. - Если, конечно, общество покойного Бэкингема не превратило его величество короля Карла в полнейшего и беспросветного болвана. Первый: лорд Винтер занимается совсем не тем, чем занимаетесь вы, его роль иная. Он может, например, собирать воедино сведения из разных источников и ничего не решать сам. Или это единственный надежный человек в нынешнем окружении его величества, перед кем готовы отчитываться люди вроде Монтегю - зная, что он их не подставит. Я сам, правда, в этот вариант не слишком верю.

Ришелье умолк на миг, вызывая в памяти деверя миледи - безуспешно. Не было в нем ничего, заслуживающего внимания - по крайней мере, тогда.

- Второй вариант мне кажется вероятнее. Если это подсадная утка, пустышка, и он сам об этом не подозревает. Он ведь еще и католик?

Это была, для Ришелье, еще одна веская причин усомниться в нарисованной его людьми картине. Парламент, окажись он осведомлен, какую роль на самом деле подразумевает официальная должность лорда Винтера - если у того она была - пришел бы в ярость, но и без Парламента хватило бы людей, которые сражались бы с таким королевским решением.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

6

Мысль о том, что он мог потратить столько времени и сил на пустое место, Рошфора откровенно не порадовала. Но граф знал по опыту, что в его деле, если уж допускать ошибки, всегда лучше перестраховаться, чем проворонить важное. Но главное, Ришелье не считал, что его могли провести. Суждению монсеньора он доверял намного больше, чем своему, и с облегчением, сдобренным толикой благодарности, отодвинул этот вариант в сторону.

- Католик, - подтвердил он. - И я ручаюсь вам, монсеньор, что по крайней мере в этой поездке сведений он не собирает. Мы могли упустить из виду какую-то встречу, но не целую череду встреч. И, если позволите, я бы усомнился, что люди, подобные Монтегю, способны счесть Винтера надежным. Он честный человек и, надо думать, предан престолу, и я не удивился бы, если бы узнал, что сам король питает к нему неограниченное доверие. Но он был предан и покойному герцогу, а между тем несет ответственность за его убийство.

По опыту покушений на Ришелье, в предотвращении которых ему довелось участвовать, Рошфор был убежден, что министров не убивают просто чтобы потрафить красивой женщине. При всем уважении к ловкости Миледи, ни одна чаровница не вложит кинжал в руки человеку, у которого нет собственных причин для ненависти. У Шале такие причины были. И у Вандомов. И у людей Гастона. Винтер держал у себя в доме пуританина, фанатика, остро не одобрявшего политики министра, не интересовался, или - кто знает? - возможно, пренебрегал его настроениями. Он позволил убийце использовать то доверие, которое питал к нему патрон - английский двор не делал военной тайны из обстоятельств убийства герцога, и у Рошфора, с понятным интересом прислушивавшегося к сплетням, сложилось впечатление, что Фельтона пропустили к Бэкингему, не обыскав, и не спросив бумаг, именно потому, что тот был человеком Винтера. В общем, Рошфору даже думать не хотелось о том, как бы он сам себя чувствовал на месте лорда. Жить бы не смог, наверное. Не хотелось - но и не получалось перестать, и от этих мыслей каждый раз в груди становилось тесно и холодно. Особенно сейчас, когда монсеньор стоял перед ним во плоти.

- Если это пустышка, то я не понимаю, в чем цель, - произнес он задумчиво, отгнав навязчивые мысли, для которых сейчас явно было неподходящее время. - Почему не через Кале? Определенно, не в том, чтобы выманить меня из города. Никто не знал, что я вообще собираюсь с ним встретиться. Может быть... Монсеньор, я не знаю подробностей здешнего положения, но не может быть так, что сейчас отвлечь все доступные силы на слежку за этим гостем, значило бы оголить что-нибудь существенное?

Отредактировано Рошфор (2018-04-23 11:10:12)

+2

7

Ришелье кивнул, но соглашался он не с оценкой Рошфора. Кавуа вел бы себя так же, возлагая ответственность или часть ее на Винтера, но Ришелье, даже если не был лучшим христианином, не мог позволить себе так думать - или перестал бы доверять. Ответственность за убийство несет убийца или тот, кто направлял его руку, за предательство - предатель, но не его друг. Что же до самого Винтера, то большинство известных Ришелье людей не колеблясь возложили бы всю вину на совратительницу, и странно было ждать от англичанина иного. Рошфор, однако, к большинству не относился, что было, безусловно, много хуже для него самого и выгоднее для его покровителя, и совесть заставляла порой Ришелье говорить об этом и с ним, и с Кавуа - особенно когда он позволял себе ускользнуть от тех, кто следил за его безопасностью - с примерно тем же успехом, как если бы он вздумал, по примеру святого Франциска, проповедовать птицам.

В этот раз проще было кивнуть и не будить спящих демонов в душе друга.

- Я не думаю, что целью были вы, - рассеянно согласился Ришелье. - Но разве он не приехал в Париж из-за мнимой смерти миледи? Если он, как вы говорите, ни с кем не виделся и не разговаривал, то он собирался сюда с самого начала. Или он хотя бы разузнал, по каким дорогам ехать - не все, друг мой, знают Францию как свою ладонь.

Еле заметная ирония в его голосе отдавала должное не столько знаниям самого графа, сколько его репутации среди людей кардинала. Впрочем, тот должен был достаточно знать своего покровителя, чтобы понять, что говорил он серьезно.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+2

8

Никакую Францию как свою ладонь Рошфор не знал, и весьма сомневался, что это вообще возможно. Просто умел как раздобыть нужную карту - по правде сказать, просто скупал все, что могло впоследствии оказаться полезным, в книжных лавках во всех своих путешествиях - так и воспользоваться ею по назначению, что было по тем временам искусством не вполне тривиальным. Последним он был обязан в первую очередь отцу Жозефу, не пожалевшему в свое время сил на обучение новичка. А также имел обыкновение расспрашивать о дороге так, чтобы переспрашивать не пришлось, потому что людям свойственно слишком хорошо запоминать того, кому они оказали даже маленькую услугу. Но от того, что кардинал поддразнил его, как случалось в юности, на душе неожиданно стало легче. Он сдержанно улыбнулся, и спросил, обозначая тем самым, что добавить к уже рассказанному ему нечего:

- Какие будут ваши распоряжения, монсеньор?

Дальнейшие домыслы о мотивах Винтера ни к чему не вели. Его нужно было либо арестовать, либо позволить ему вернуться в Англию невредимым для дальнейшей игры, либо... Что еще может прийти Ришелье в голову, предсказать было невозможно. Так или иначе, решал кардинал.

Отредактировано Рошфор (2018-04-25 04:59:08)

+2

9

Ришелье вынужден был задуматься. Суждениям Рошфора он доверял, и раз тот не попытался даже предположить, что могло так срочно понадобиться Винтеру под Ларошелью или в ней самой, он полагал, что знает недостаточно. Какие-то связи Давенпорта? Бесследно пропавший Левассер, к примеру?

Перечисляя людей Давенпорта, г-жа де Бутвиль не упомянула лорда Винтера, но что это значило! Возможно, лишь то, что на встречи с соотечественниками или с теми, кого не считал опасным, Давенпорт ее не брал.

- Давайте сделаем лорду Винтеру что-нибудь приятное? - предложил Ришелье с видом человека, которому пришла в голову замечательная шутка. - Я подарил бы ему осведомителя. Солдата - брата или кузена покойного господина Дери, если вы еще не забыли это имя? Завербовавшегося вскоре после его смерти - едва ли не прямо из-под виселицы, может быть?

Полковник де Россильяк сделался предельно откровенен, едва Ришелье дал ему понять, что его жизнь, если не честь, может еще уцелеть, и очаровательная г-жа де Шеврез, реши она вернуться, не застала бы в окрестностях мятежного города никого из тех, кого она знала, или тех, на кого те показали - будь то добровольно или под пыткой, с простонародьем кардинал не церемонился. Предполагаемого родственника г-на Дери никто посему не сумел бы выдать, а проверять всерьез его подноготную у англичанина не было ни времени, ни возможности. Отчего бы тогда не дать ему шанс успешно выполнить свои предполагаемые обязанности? Прав был кардинал в том, что касалось истинной его роли, или ошибся, не имело никакого значения: кого бы ни ввел в заблуждение «родственник», поддельного ли ставленника Карла, настоящего ли, снабжать английскую корону нужными им сведениями он может одинаково успешно, а то, что Винтер от него захочет, если захочет, может указать, что же он забыл под Ларошелью.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

10

Как ни был Рошфор сосредоточен на предмете разговора, он все-таки мимолетно подумал - как же ему этого не хватало. Возможности согласовать решения. Обсудить ситуацию, ничего не скрывая, получить одобрение монсеньора, а с ним право не пересматривать раз за разом уже пройденное, не искать незамеченных развилок и неучтенных обстоятельств, и двигаться вперед. Он никогда не боялся ответственности, даже искал ее; был более, чем способен к самостоятельным действиям, и в долгих миссиях по поручению патрона, и в собственных авантюрах, когда на них еще оставалось время; был от природы склонен к импровизации и риску. И тем не менее, неопределенность в последнее время почти сводила его с ума. После возвышения Ришелье ставки возросли стремительно, сложность задач - в разы, количество факторов, которые следовало держать в голове, не поддавалось никакому исчислению. Он справлялся с трудом, и справлялся под руководством. Потом кардинал уехал под Ла Рошель, ежеутренним докладам пришел конец, и он остался наедине со всем этим. С обычными поручениями, которые поступали от монсеньора достаточно регулярно, с той информацией от шпионов, что приходила в Париж в отсутствие отца Жозефа и самого Ришелье, и не была достаточно важной, чтобы передать ее сразу же в ставку кардинала, с важными контактами в Люксембургском дворце, на время отъезда переданными ему кардиналом, с результатами дел Давенпорта и Россильяка. А главное - с ощущением, что, если во внешних делах их прикрывает отец Жозеф, а внутренним сыском занимаются кроме него многие, то никто другой не сводит сейчас воедино данные о действиях иностранцев во Франции, и не сознает, насколько активнее эта деятельность, чем они в начале предполагали. О том, сколько времени граф проводит сейчас в архивах, разбирая старые дела, и сопоставляя факты, и сколько ломает голову над организацией противодействия, не знал, пожалуй, и сам кардинал - впрочем, с кем-с кем, а с Ришелье никогда нельзя было быть уверенным.

- Только не Дери, монсеньор, - возразил он почти без паузы, соглашаясь тем самым со всем прочим. - У Дери были кое-какие дела с мадам де Шеврез. А Винтер относится к ней лишь чуть-чуть спокойнее, чем к миледи. У него глаза загорелись, когда я упомянул, что герцогиня имеет некоторое отношение к несчастьям Бэкингема. Не знаю, в чем причина столь острой ненависти, но мне показалось, что именно этот аргумент заставил его хотя бы прислушаться к моим предложениям.

- И миледи, и Шевретта, - наедине с Рошфором Ришелье позволял себе иногда отойти от обычной корректности, - положительно, он не умеет ценить красивых женщин. Впрочем, может, он предпочитает темноволосых.

Рошфор улыбнулся, показывая, что оценил шутку, так же как и само желание монсеньора шутить с ним на столь фривольные темы, и промолчал. Еще год назад он не позволил бы себе развивать мысль дальше, и просто спросил инструкций. Но с тех пор Рошфор узнал о практике и тактике английской разведки достаточно, чтобы счесть, что в этом вопросе он может кое-что пояснить даже монсеньору, у которого вряд ли было время вникать в тонкости.

- Сейчас он ничего не успеет узнать, - продолжил он после паузы, - но если эта игра продлится, и через несколько лет агент сможет сообщить им что-то существенное, его станут проверять. Мы не уследим - семья на побережье очень известная. Позвольте мне сочинить легенду самому, после того, как я увижу агента. У меня здесь с собой нет никого подходящего, и, если только вы не имеете в виду конкретного человека, то я бы побеспокоил отца Жозефа.

Отредактировано Рошфор (2018-04-29 20:34:42)

+1

11

Ришелье только кивнул - везде, где это было возможно, такого рода тонкости он предпочитал оставлять на совести исполнителя, а с Рошфором вникать в мелочи и вовсе не было нужды, тот давно уже разбирался в этой игре куда лучше своего покровителя. Сам кардинал считал, что загадывать что бы то ни было с расчетом на несколько лет смысла не было - слишком ненадежно было и его положение, и здоровье его величества - но уверенность друга тронула его до глубины души. В любом случае, пусть решает сам - Винтера, в конце концов, видел он.

- После истории с госпожой де Кавуа, - запинка, предшествовавшая имени, была еле заметной, - у нас появились тут новые друзья. Я думаю, вам имело бы смысл побеседовать с господином де Салинем. Двадцать лет, четвертый сын из шести, и образования, конечно, никакого, но зато и без лишнего гонора, а сам юноша то ли умнее чем кажется, то ли хорошо умеет молчать, и очень хочет служить… его величеству.

Выбор был не случаен: после провала с Шере Ришелье сделал кое-какие выводы о младшем друге. Довольно было и того, что агент должен был быть гугенотом, а те любой намек на безусловное подчинение воспринимали с неприязнью. Ждать от графа уважения к простонародью не стоило. Юный гугенот будет слушаться, а если его отец и собирался, по примеру г-на герцога де Тремуйля, сменить веру, то сыну совсем необязательно было следовать его примеру - во всеуслышанье.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+2

12

Раз Ришелье назвал человека, вопрос был решен - Рошфор только поинтересовался, католик он или гугенот. У обоих вариантов были свои преимущества: на католика можно бы было положиться с большей уверенностью, зато гугенот не ошибется в деталях, когда будет разыгрывать фанатика.

- Гугенот, - отозвался Ришелье. - Его отец собирается, как я понимаю, пойти по стопам доброго короля Генриха, но у нашего молодого человека могут, во всех смыслах, быть иные планы.  В конце концов, Париж в обмен на мессу им никто не обещал.

Строить планы, не видя человека, было сложно, но Рошфор рассудил, что, раз кардинал назвал именно это имя, значит, что-то в этом юноше разглядел. Что требовалось от человека, способного разыграть роль осведомителя? Хоть какое-то умение притворяться, готовность выполнить в том числе и приказ, который иному мог показаться сомнительным, отсутствие очень уж большого фанатизма в вере, и быстрый ум. Из этого и будем исходить.

- Сможет ли он сыграть роль спасителя? Я бы предложил просто послать людей навстречу арестовать англичанина. Предположим, кто-то из ваших посланных обогнал Винтера в дороге, что-то заподозрил, и по прибытии сообщил. Вежливо задержать, доставить для допроса, а наш молодой друг пусть поможет ему бежать.

- Чьих людей? - немедленно уточнил Ришелье.

- Это зависит от вас, монсеньор. Кого вы послали бы, получив подобное сообщение? Только не людей Кавуа, их пришлось бы вводить в курс дела.

Рошфор считал, что гвардейцы слишком хорошо обучены, а кроме того, будут подозрительно относиться к чужаку, которого им навязали в товарищи. Да и капитан задним числом непременно устроит разбор, если его подчиненные упустят пленника, что создаст массу никому не нужных осложнений. В этот момент граф в очередной раз за этот год пожалел, что с капитаном гвардейцев у него не сложились более доверительные отношения. Если бы у него в гвардии было хоть несколько человек, на которых можно было бы полагаться в таких делах... Надежных людей там наверняка было предостаточно, но он был убежден, что ничего хорошего не услышит, если придет к Кавуа с просьбой о разрешении присмотреться внимательней к его подчиненным; искать же подходы к ним через голову капитана не позволяло ни уважение к последнему, которое Рошфор, несмотря на все разногласия, в полной мере испытывал, ни здравый смысл, подсказывавший, что это было бы очень плохой идеей. Ришелье, между тем, вопросительно приподнял брови.

- Вы хотите использовать неизвестного вам человека, чтобы освободить Винтера из-под стражи, и не предупредить охрану заранее? Кого бы мы ни выбрали, они могут выполнить свой долг, и мы останемся и без Салиня, и без Винтера.

Если у него и были сомнения насчет способности гугенота устроить англичанину побег, самому или под руководством Рошфора, кардинал оставил их при себе. А вот граф слегка удивился. Устроить побег, с его точки зрения, было делом совсем не сложным, самой простой частью плана. Уследить за пленником нелегко, тем более когда на воле есть человек, готовый помочь. Особенно когда охраняют солдаты, привыкшие больше стрелять и драться, нежели сторожить пленников. Людям просто редко приходит в голову рисковать, и пробовать вооруженную охрану на прочность. Но не напоминать же монсеньору Блуа?

- Монсеньор, если он не подходящий для этого человек, мне придется придумать другой план, - произнес он так же серьезно и почтительно, как всегда. - Но по нашей легенде он агент Давенпорта, и в этом случае должен быть более, чем способен угостить своих новых товарищей вином с парой капель снотворного.

Ришелье помолчал, то ли снова обдумывая план Рошфора, то ли прикидывая, на что способен его протеже.

- Положим, мы выберем компанию наваррцев или пикардийцев, - согласился он. - Но ведь они повезут пленника в лагерь или в ставку, и Салиня могут при нем не оставить, а если и оставят - он первым подпадет под подозрение.

Оказывается, у кардинала очень даже было время и желание вникать в тонкости. У графа возникло смутное ощущение, что его как будто экзаменуют. Не то, чтобы неприятное, но смущающее. Поэтому ответил он подробно.

- Они повезут пленника туда, куда им прикажут. Какой-нибудь амбар в отдалении. Запереть, охранять до дальнейших распоряжений. Солдатам нет дела, мало ли почему мы не хотим показывать англичанина всему лагерю. Что же до Салиня, он безусловно, окажется под подозрением, но он дворянин, и его не повесят на первом суку без всякого разбирательства. Если вы прикажете мне провести расследование, то он благополучно выкрутится. Мне не впервой оставаться в дураках, - Рошфор слегка улыбнулся. Нельзя сказать, что это совсем не беспокоило его самолюбие, но кардинал знал и о настоящих его провалах, которые давались куда болезненнее. Так что он не сомневался, что фальшивый как-нибудь переживет.

Если сомнения и не вполне оставили кардинала, то и сам он предпочел оставить их при себе.

- Пусть так. Я отдам приказ зачислить Салиня в полк Пейре - с прошлой недели, он задержался с вступлением по семейным обстоятельствам. Пейре мне обязан, он не станет спорить. Отправим его в полк Эстиссак с распоряжением выделить людей арестовать Винтера - все подробности укажете Шарпантье. Местность вы знаете, а Салиня вы найдете в форте Аржанкур, я ему сейчас напишу.

Ришелье вернулся к столу и взялся за перо. У г-на де Пейре, получившего после ареста Россильяка его полк, были веские причины быть благодарным, и Салиня, ждала, следовательно, очень недурная карьера. Рошфор, между тем, подсчитывал время в уме. На то, чтобы доставить приказ в полк, нужна пара часов, самому пока нужно найти Салиня, поговорить с ним и убедиться, что он в состоянии выполнить задуманное. Потом - собрать людей и выехать. Выходило, что Винтера они перехватят где-то на полдороге - если предполагать, что за это время он никуда не свернет с пути. Если свернет... Если свернет, один из его собственных людей должен был спешно отправиться с этим известием к нему в ставку. Значит, ехать с солдатами самому, чтобы в этом случае перехватить гонца, и отстать от них в последний момент - лезть к Винтеру на глаза в планы графа по-прежнему не входило. А дальше? Он не чувствовал усталости, но знал, что поспать в какой-то момент будет просто необходимо, иначе голова потеряет ясность. Все могло пойти не по плану тысячей способов, голова ему еще пригодится.

Отредактировано Рошфор (2018-04-29 21:32:47)

+1

13

В мысли младшего друга Ришелье заглянуть никак не мог, и поэтому беспокоили его сейчас совсем другие вещи. Что же все-таки Винтер искал под Ларошелью - что заставляло его рисковать и жизнью, и свободой, отправляясь в логово врага? Можно было, конечно, задержать и расспросить англичанина по-настоящему, на роль Салиня не повлияет, но тогда в Лондоне могут усомниться в его полезности в будущем. Даже сейчас план Рошфора казался ему сомнительным - поверит ли милорд, что он попался случайно? Сумеет ли двадцатилетний юнец ввести его в заблуждение? А если сумеет, поделится ли Винтер с ним своими намерениями?

Дописывая последние строки письма, поручавшего г-на де Салиня заботам г-на графа де Рошфора и дружески просившего первого довериться последнему как если бы речь шла о самом авторе этого послания, выполняя все его поручения с тщанием, с коим г-н де Салинь служил бы его величеству, Ришелье размышлял, что новые вопросы и предложения прозвучат как сомнение, а Рошфор и без того чересчур сомневался в себе.

- Уже то, что вы рассказали мне об этом Винтере, стоит вашей поездки, - сказал Ришелье, посыпая письмо песком. Запах моря, пропитавший все вокруг, исходил и от его письменного прибора, и кардинал его давно уже не замечал, но сейчас на исписанный лист вывалилась с песком и крошечная белоснежная ракушка, и Ришелье зажмурился на миг, словно ощутив на лице порыв соленого ветра. - Но раз вы здесь, я спрошу. Что слышно в Париже?

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

14

Кардинал на миг отвлекся от разговора, и Рошфор, проследив его взгляд, тоже вслед за ним заметил яркую ракушку, сиявшую на темноватой бумаге невозможной белизной, словно посланница некого иного мира, расцвеченного нездешними красками. Но монсеньор задал вопрос. Рошфор готов был к этому вопросу, и сейчас без раздумий начал с главного.

- Кардинал де Берюль бывает у королевы-регентши чаще чем раньше, раз в два или три дня. Он больше вас не порицает при ней, напротив, хвалит вашу неспешную тактику здесь - хвалит, впрочем, так, что она начинает зевать и морщиться. Выражает надежду, что после падения Ла Рошели, в котором он вовсе не сомневается, вы "вспомните о том, что являетесь все же лицом духовным" - эту фразу Рошфор произнес елейным и вместе с тем значительным голосом Берюля так, словно слышал сам в его исполнении, и, не меняясь в лице, продолжил, - и займетесь здесь обращением тех неверных, которых завоевали. Такой знак господней немилости, как голод, заставляющий вспомнить о казнях египетских, если я правильно понял то, что мне передал свидетель, еще менее сведущий в богословии, чем я сам, должен сделать их восприимчивее к слову божью. Такой момент упускать нельзя, и кто, как не вы, предназначен закончить начатое. Король, в свою очередь, оказал бы неоценимую услугу христианскому миру, занявшись, наконец, вплотную мятежом в Лангедоке. Примерно так: грех не воспользоваться милостью небес, когда  Франции одновременно посланы и король, обладающий выдающимся даром полководца, и министр, способный усмирять заблудших и мечом, и проповедью, и королева-мать, более, чем способная управлять страной, покуда они вершат свои подвиги. Мне говорят, что королева-мать бывает после его визитов в настроении скорее умиротворенном, нежели воинственном.

- Если бы не выбор слов, - усмехнулся Ришелье, - я предположил, что ваши сведения исходят от Сюзон. Но она такие выражения в моем присутствии не употребляла и мне не повторяла.

- Именно от нее, монсеньор, - Рошфор слегка улыбнулся, отдавая должное проницательности патрона, которая в данном случае снимала с его плеч бремя множества объяснений, поскольку речь шла о служанке, на которую монсеньор указал ему, уезжая из Парижа надолго. - Я позволил себе небольшой маскарад в интересах дела. Она считает, что я слуга в одном доме... она не знает, в каком доме, но мой господин очень много ездит, и все по делам господина де Марильяка.

Отредактировано Рошфор (2018-04-30 19:23:25)

+1

15

Вопрос, который первым пришел ему на ум при этом ответе, кардинал задавать не стал - граф давно уже не был ему духовным сыном, и его частная жизнь была только его делом - но испытал укол невольного сочувствия. Следующий вопрос, однако, был уже не личным.

- Вы действовали не от моего имени?

В Люксембургском дворце у Ришелье хватало сторонников и сочувствующих, но соглядатаев - тех, кому можно было просто платить за нужные сведения, у него было лишь двое: горничная Сюзон, которая утверждала, впрочем, что искренне ему предана, и один из младших конюших, который знал, к сожалению, гораздо меньше нее. Уезжая из Парижа, Ришелье пообещал Сюзон, что она не останется без возможности помогать ему и дальше, а также - что вслух сказано не было - без вознаграждения за такую помощь.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

16

- Не от вашего, и не от своего, - то, что было забавным приключением и, по правде говоря, чуть ли не самой приятной частью работы, вдруг перестало казаться графу смешным, когда Ришелье смотрел на него так серьезно и внимательно.

- Прошу вас, скажите мне, что вы нашли способ связать Сюзон с кем-то еще, - тон кардинала не оставлял сомнений в том, что просьбой его слова не были, но и приказом - тоже, - кто позволил бы ей думать, что я не забыл о ней.

- Я не стал ни с кем ее связывать. Просто посмотрел на девушку издали, и не подошел. Решил, что так я узнаю больше.

Ришелье заметно помрачнел.

- Замечательно. Просто великолепно. Я догадывался, сударь, что вам не следует поручать задачи, связанные с простонародьем, но даже не представлял себе, до какой степени! Право, вы превзошли самое себя. Дешево же стоят в этом случае мои обещания! И вы собираетесь сказать, разумеется, что она осталась только в выигрыше! Не сомневаюсь, но не в этом дело. Сядьте, прошу вас, и скажите мне, сколько часов в неделю вы с ней проводите?

Ситуация была настолько двусмысленной, что впору было бы покраснеть, но Рошфор вместо этого побледнел. Его вера в способность патрона влиять на людей была настолько велика, что он даже не подумал об "обещаниях" Ришелье, о которых тот тогда упомянул весьма вскользь, выбирая способ, как подойти к девушке. Его больше заботило другое - множество соображений и о себе самом, и о ситуации в Люксембургском дворце, и, кстати, о той самой своей неспособности управляться с простонародьем, о которой упомянул кардинал. Он легко играл роли самых разных людей, выдавал себя и за слуг, и за лиц самых непритязательных профессий - лишь бы не выдавали руки, и дело не требовало долгих лет учебы. Но в своей собственной роли он порой до сих пор не мог найти верный тон - может быть, потому, что себя самого он тоже слегка играл. Впрочем, его резоны сейчас в любом случае не имели значения, поскольку его о них не спрашивали.И не спрашивали таким тоном, что оставалось только поставить монсеньора в известность о том, что он желал знать.

- Вечер, ночь. Раз в неделю, в две, - ответил он на прямой вопрос, с усилием заставляя себя смотреть прямо в глаза патрону. Говорить с Ришелье о таких материях было неловко до белых губ.

Отредактировано Рошфор (2018-05-01 00:49:26)

+1

17

Теперь уже Ришелье отвел взгляд, ощущая ничуть не меньшее смущение. Пусть, задавая свой вопрос, он догадывался об ответе, такой откровенности он не ждал и - он был уверен - не просил. Когда-то, когда Рошфор был его воспитанником и сам он нес за мальчика ответственность in loco parentis, епископ Люсонский мог требовать не только правду, но всю правду - но сейчас он спрашивал именно то, что спросил.

- И как долго вы рассчитываете поддерживать эти отношения, граф? - вопреки его воле, голос кардинала заметно смягчился. - Ради сведений, которые может дать нам эта девушка, какими бы ценными они ни были - еще год? Два? Десять? О чем вы только думаете!

Нельзя сказать, что им двигала в его возмущении только забота о Рошфоре - его собственные интересы также говорили весьма громко. Право, время и внимание его лучшего шпиона стоили большего - и это было лишь одной стороной медали, другой ее стороной было недоумение. Всего лишь горничная - как ни посмотри, это было унизительно.

Рошфор все-таки вспыхнул.

- Ради всего святого, монсеньор, вы же не думаете, что я... , -  он осекся, и явственно взял себя в руки, прежде, чем продолжать. - Ради сведений я мог с ней гулять под видом слуги и дарить побрякушки. Если я провожу с женщиной ночи, то уверяю вас, это не в вашу честь.

Вздумай Ришелье сейчас объяснять младшему другу разницу между истиной и правдой, он не нашел бы лучшего примера: Рошфор, с его точки зрения, говорил правду - то, во что верил, - но истиной это не было. Дворянин, человек его круга и его ума, мог, конечно, воспылать внезапной страстью к горничной, но тогда не мысли о том, что в постели он узнает больше, занимали бы его. Вернее было, что хорошенькая простолюдинка пробудила в графе естественные для любого - или почти любого - мужчины желания, он решил совместить приятное с полезным, и - как любой или почти любой мужчина - не задумался о последствиях. Не будь Сюзон источником нужных его покровителю сведений, Рошфор позабыл бы о ней, едва дойдя до конца улицы.

Указывать ему на все это было бы беспредельно глупо, и Ришелье отступил.

- Я священник, - со вздохом напомнил он, - мне было бы странно разбираться в этих вопросах досконально. Прошу прощения, если я задел вас, граф. Забудьте о причинах, посмотрим на следствия. Долго ли это будет продолжаться?

Граф выдохнул и помолчал с секунду, прикрыв глаза. - Простите, я не ответил на ваш вопрос, - продолжил он уже обычным своим тоном. - Я могу поддерживать эту связь еще год или два, пока девушка не захочет замуж. И я могу прекратить все это в любой момент. Разумеется, так, чтобы ваши интересы не пострадали. Передать кому-то еще, убедить сотрудничать.

Если бы у кардинала была хоть тень сомнения в том, сколь мало были затронуты этой связью чувства его лучшего агента, она бы в этот миг развеялась, однако ни по его лицу, ни по голосу было не предположить, что он считает высказанные им подозрения подтвержденными. И, хотя он считал избранный тем путь бездарной тратой времени, говорить об этом он тоже не стал - чтобы не получить нечаянно порцию еще каких-нибудь откровений, в которые Рошфор затем вынужден будет сам верить.

- Вы понимаете, граф, что мне следовало бы побранить вас и как христианина, и как слугу? - Ришелье вскинул руку в упреждающем жесте. - Сядьте, я же сказал - хотя бы для того, чтобы было куда поставить бокал. Значит, господин кардинал де Берюлль ныне считает, что ее величеству следует управлять Францией, мне - приводить еретиков к истине, а его величеству - давать мне такую возможность? А ее величество что? Соглашается с ним или полагает, что мое место - при ней?

Ответ на этот вопрос он, на самом деле, знал от г-на Бутийе, который оставался в Париже и собирал сведения с неменьшим тщанием, чем Рошфор. В окружение королевы-матери у него доступа, разумеется, не было, но одна из воспитанниц г-жи де Гершвиль, не жаждавшая принимать личное участие в планах достойной дамы на Акадию, была замечательно откровенна, и от нее регулярно поступали известия, что ее величество по несколько раз на дню сокрушается об отсутствии самого преданного своего советника. Верить этому следовало с осторожностью, но и письма самой Марии не свидетельствовали об охлаждении. Если Ришелье и сокрушался порой о невозможности разорваться на части, так это сейчас, когда ему настолько необходимо было и неотлучно оставаться здесь, и хоть на два дня появиться в столице.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

18

Граф послушно устроился у стола, и поставил, наконец, бокал, мимолетнно удивившись, что ножка, которую он рефлекторно сжимал в пальцах пару минут назад, все еще цела.

- Ее величество говорит... разное. В разное время, разным людям, и разным тоном. Что вы ей необходимы, это чаще всего другого.  Что в Париже вы снова станете против нее интриговать. Что вам стало невозможно верить. Что никому, кроме вас, она не доверяет. Что под Ла Рошелью прекрасно могли бы теперь без вас обойтись, коль скоро дамба достроена. Что ваша осада бесчеловечна, и христианин не может ее одобрить.

Ришелье стряхнул песок с листа и зачем-то свернул бумагу в трубочку, прежде чем, спохватившись, приняться ее складывать.

- И многое другое, разумеется, что вы не хотели бы повторять, а я, возможно, не захотел бы услышать, - сказал тот наконец. - Видит Создатель, я тоже думаю, что эта осада бесчеловечна. Но приступ был бы много хуже… надеюсь.

Настал черед графа испытать к покровителю сочувствие. И еще один приступ неловкости, как всякий раз, когда приходилось говорить о чем-то настолько личном. Но нужно было сообщить и о конкретных претензиях, по которым Ришелье мог бы оправдаться, хоть на время отодвинув грозу.

- Королева обижается, что вы недостаточно преданно отстаиваете ее интересы в вопросе женитьбы его высочества, - произнес он как можно более нейтральным тоном, таким тоном, словно речь идет только о политике. - Она не забыла историю с Сен-Симоном, и не в первый раз задается вопросом, не околдовали ли вы короля. И все в большей степени выражает свое недовольство поведением мадам де Комбале, по основаниям, которые..., - он все же запнулся, подбирая нужное слово, - ммм, на мой взгляд, все труднее назвать существенными. Она говорит о вас много, монсеньор, и намного чаще хорошее, чем то, что я сейчас перечислил. Пытается угадать ваши мысли, советуется с подругами. Все те же обычные конфидентки - принцесса де Конти, герцогиня д'Эльбеф.

Если бы Рошфор осмелился предложить кардиналу свои выводы в столь личном деле, то он сказал бы, что эти перепады настроений как таковые, всплески злости и благосклонности тревожат его куда больше, чем собственно накопившиеся у королевы претензии к ее министру. Любое неблагоприятное мнение о министре, которое могло бы под влиянием недоброжелателей сложиться у ее величества во время его долгого отсутствия, монсеньор, по его суждению, без труда развеял бы при личной встрече. Да что монсеньор, любой бы смог. Что стоит убедить в своей правоте ту, кто желает тебе поверить? А вот уничтожить сомнения и тревоги, подозрения, да простую ревность, в конце концов - в уме он давно называл эти вещи своими именами - уже поселившиеся в сердце женщины... Если к этому и существовали средства, то сам Рошфор ни одного не знал. И, при всем почтении к монсеньору, сомневался, что тот владеет подобным секретом.

Губы Ришелье сошлись в узкую полоску, но вслух он ничего не сказал, только продолжал с ненужной тщательностью складывать письмо для Салиня.

- Женщины не умеют молчать, - с отвращением проговорил он после слишком долгого молчания. - Любое движение своей души - если у большинства из них вообще есть душа - они немедленно поверяют первому, кто оказался рядом, и не задумываются о том, как это будет истолковано и каких последствий следует от того ждать в будущем. А если они еще и облечены властью… Она дурно ведет себя с госпожой де Комбале, вы сказали?

Тон, которым были произнесены последние слова, не оставлял сомнений в том, что эту часть доклада он почитал важнее всего, что ей предшествовало. Чувства ли кардинала были задеты поведением королевы-матери по отношению к нему, самолюбие ли - вслух он встревожился только о племяннице.

- Я не вполне поверил тому, что услышал. И позволил себе зайти к ней, - Рошфор на миг отвел взгляд, вспомнив о том, что, в свете выплывших обстоятельств, кардинал может сейчас совсем по-иному посмотреть на его визиты к своей племяннице. - Мадам де Комбале, конечно, не стала бы мне жаловаться, я не близкий ей человек. Но она была бледна, не могла скрыть грусти, и с трудом удержалась от слез, когда я спросил, как идет ее служба у королевы. Обычный светский вопрос. Разумеется, это только мои впечатления, но если вам они интересны - она выглядит как человек, нервы которого каждый день подвергаются испытаниям.

Отредактировано Рошфор (2018-05-02 00:42:21)

+2

19

Ришелье вздохнул, борясь со злостью, которую не мог выплеснуть на младшего друга. Пусть Бутийе не получил множества писем, которые непременно бы его задели, Шарпантье случалось выслушивать о себе немало нелестного, зачастую не в бровь, а в глаз, и отнюдь не всегда ярость и несправедливость этих вспышек искупалась их краткостью и следовавшим за ними раскаянием. Рошфор, однако, был равным - и младшим.

- Это цена, которую должен платить каждый, кто хочет вознестись, - проговорил Ришелье, до какой-то степени взяв себя в руки. Неудобную мысль, что сама г-жа де Комбале отнюдь не мечтала о почетной должности хранительницы гардероба и драгоценностей королевы-матери, он оставил при себе. - Везде, где только ни есть люди, есть власть имущие, даже в монастыре она не нашла бы иного. Хотя, должен признаться, темперамент ее величества…

Не договорив, он раздраженно махнул рукой. Испросить отпуск он племяннице уже советовал, но в своем ответном письме г-жа де Комбале заверяла его, что у него не было причин для тревоги, а у нее нет никаких поводов для жалоб. Как бы ни бесила кардинала подобная жертвенность, не вернувшись в Париж, он ничего сделать не мог. Приказать ей сказаться больной?..

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

+1

20

Вся эта ситуация в Люксембургском дворце не нравилась Рошфору до крайности. Во-первых, потому, что он ее знал - в лицах и красках, сдобренных здоровым девичьим ехидством, и в гораздо более интимных подробностях, чем он мог бы позволить себе поведать патрону. Должность хранительницы королевского гардероба предполагала ежедневное руководство процессом одевания королевы. Дамы встречались каждый день, и не самый приятный для стареющей женщины в любом случае набор утренних процедур превращался в истинное мучение для обеих. Каким бы образцом кротости ни была мадам де Комбале - а у Сюзон она была всегда "ангел-ангел" - один ее скромный и свежий вид с утра приводил не отличавшуюся большим терпением королеву, вынужденную представать перед своей "соперницей", уже убранной и затянутой, чуть ли не в чем мать родила, в одной рубашке и без корсета, а потом облачать, украшать свои телеса на ее глазах и с ее помощью - при участии целой стайки придворных дам - в совершенно понятную ярость. Ласковая услужливость племянницы кардинала, всегда готовой сменить кружево, поправить неудачную драпировку, поднести на выбор десяток лент, и вообще помочь своей повелительнице выглядеть как можно лучше, только подливала масла в огонь, разогреваемый сплетниками, постоянным шепотом в уши о неверности кардинала, политической и не только, и тем простым фактом, что королева старела, а ее ставленник становился все более независимым. Как такой человек, как Ришелье, мог подобного не предвидеть? В отличие от своего патрона, Рошфор имел за спиной вполне обычный для человека своего времени опыт светских интрижек, любовных треугольников и незаконных связей - то есть, в молодости развлекался направо и налево, да и после не упускал подходящих случаев. И недоумевал. Но вот тут еще крылось и во-вторых - и это "во-вторых" уже больше характеризовало самого графа, чем наблюдаемую им коллизию. Ревнующих женщин он повидал достаточно, и кончалось это, по большей части, плохо. Он принадлежал к тому самому типу мужчин, для которых любая мало-мальски серьезная связь оборачивается бесконечной ревностью и упреками, и в конце концов совсем не дружественным разрывом. Пылкий и внимательный поначалу, отнюдь не разделявший презрения своего патрона к слабому полу - граф не раз убеждался, что в его ремесле женщина может быть и равным по силе, и очень неудобным противником - не хуже других способный развлечь и заинтриговать, Рошфор, при всем том, совершенно не склонен был сближаться с людьми - и дамы не были исключением - больше определенного уровня. Углублять уже возникшую связь, превращая ее в любовные отношения, ему не позволяли ни род занятий, ни собственные склонности. В сочетании с множеством тайн на сердце, внезапными исчезновениями, которых он не мог объяснить, постоянной готовностью погрузиться полностью в новую авантюру, или интерес, забыв о даме - по молодости особенно - и немалым самообладанием, о которое неизбежные в такой ситуации вопросы и претензии разбивались, как о каменную стену, все это приводило к тому, что каждая следующая подруга, чье сердце оказывалось хоть немного затронуто его ухаживаниями, в полгода превращалась в ревнивую подозрительную фурию. Да что там сердце? Хватало и гордости, самолюбия, просто честолюбивого желания привязать к себе заметного кавалера. И те качели, на которые Ришелье, сам того, видимо, не планируя, сейчас подсадил свою августейшую покровительницу, он наблюдал в своей жизни неоднократно. Ладно, когда дама просто теряла лицо и разочаровывала; хуже, но переживаемо, когда сама в конце концов в ярости посылала его к черту - но для него, в отличие от патрона, ни в том, ни в другом случае разрыв не означал крах всего. Что бывает, когда не можешь, или не желаешь уйти вовремя, он тоже знал - из ошибок молодости. В его списке историй о том, чем может закончится попытка сохранить пошедшую вразнос связь такого рода, была и громкая интрига с целью скомпрометировать соперницу - тем более нелепая, что та вовсе не и была соперницей - и случай, когда пришлось отбиваться от наемных убийц, и приворотное "зелье", оказавшееся чуть ли не опаснее уличного сброда, и пара других подобных радостей. Собственно, это и было одной из причин того, что в последнее время граф не имел любовницы - то есть, женщины своего круга, чье имя связывали бы с его собственным - и предпочитал развлекаться под маской, в своих авантюрах с переодеваниями. Но у его пассий были в лучшем случае деньги нанять бретера. А у королевы из рода Медичи - власть, сколько угодно преданных шпаг, а может и яд. И толпа клевретов, раскачивавших качели ее настроений ради своих выгод. Это могло стать очень опасным, и предостеречь патрона хотелось. Очень. 
   
Пока кардинал молчал, Рошфор успел сочинить и отбросить несколько соображений из тех, которые он легко предложил бы для обсуждения, если бы разговаривал с кем угодно другим. С другом, который изрядно попал в переплет между своими двумя - нет, он ни на грош, разумеется, не верил слухам о связи между кардиналом и госпожой де Комбале, даже представить себе такого не мог, и тем не менее - между двумя своими женщинами. Но разговаривать о таком с Ришелье? В нем боролось множество разных чувств: сочувствие, уважение, страх за патрона, и, что там, страх перед его гневом, благодарность, и абсолютная неуверенность, что в его помощи здесь нуждаются. Попросту говоря, он очень хотел помочь, и очень боялся навлечь на себя взрыв. И все-таки беспокойство и преданность патрону перевесили, тем более, что ему показалось, что он нашел слова, которыми можно выразить свою мысль, не оскорбив собеседника. Ревность Марии была не только ревностью женщины, но и ревностью политика, и об этом втором вполне можно было говорить вслух, не переступая границ уважения и пристойности.

- Монсеньор, позвольте мне предложить..., - начал он, когда взаимное молчание стало уже невозможным, и отнюдь сейчас не скрывая той неуверенности, с которой вмешивался не в свою сферу, в вопросы высшей политики. - Каков бы ни был темперамент ее величества, его подогревают не только сплетники. Ей ведь действительно есть, о чем беспокоиться. Когда вы вернетесь с победой, вы станете от нее намного более независимы. Она это знает, вы это знаете. И если сейчас королева... нервничает, то  это значит, что она больше не сомневается, что вы вернетесь с победой. Я, может быть, смог бы найти средство на время пошатнуть в ней эту уверенность. Если это не противоречит иным видам, о которых мне неизвестно... Просто знайте, что на крайний случай такое средство у вас есть.

Он взглянул Ришелье в глаза, с видом человека, который кладет голову на плаху, и готов к последствиям, и опустил взгляд, готовясь принять на себя взрыв, если он последует.

Отредактировано Рошфор (2018-05-05 09:54:52)

+1