Дамы смеялись и теряли мячи, конечно, чтобы кавалеры их подбирали, и Бернар тоже подбирал, только не очень смеялся, потому что из всех дам на самом деле видел только одну, ее величество, а она так не кокетничала, и когда она все-таки уронила свой мяч, его сразу побежали поднимать куда более знатные дворяне, и достопочтенный господин де Бельгард сказал ей какой-то комплимент - Бернар не расслышал, какой, но какие-то дамы стали ахать и восхищаться его стилем, а Бернар охотно проткнул бы его своей шпагой, потому что он не мог оказаться на его месте. Конечно, он умел сочинять стихи и два дня назад пробрался во время своего дежурства в гардеробную ее величества и оставил на стопке белья поэму для нее, а вчера вечером подкупил служанку, чтобы та тайком оставила у нее на туалетном столике перевязанный атласной лентой сонет. К сожалению, увидеть, как она его прочитала, Бернар не мог и очень об этом жалел, и, глядя сейчас на королеву, мысленно повторял себе первые строчки:

«О та, что царственно проходит меж людьми,
Своей красой все ослепляя вежды,
Ей быть любимым не храню надежды,
Но лишь молю: «Услышь меня, пойми!»

Д’Онвре, правда, посмеялся и сказал, что подарки надо дарить, а не стихи, и чем дороже, тем лучше, но что бедный дворянин мог подарить королеве? Одна идея Бернару в голову пришла и сейчас лежала у него за пазухой, но только он никак не мог решиться, и ему все время казалось, что на него кто-нибудь смотрит, но наконец он набрался смелости и, когда все следили за игрой, потому что у двух дам счет был равный и никто не знал, которая выиграет, он вытащил сделанное из золотой ткани яблоко, на котором было вышито слово «Прекраснейшей», и ловко подбросил его в воздух - так, чтобы оно упало к ногам королевы и никто бы не заметил, кто его швырнул.

Когда дамы вернулись к прерванной игре, Бернар, который совсем не надеялся попасть так удачно и, едва бросив свое яблоко, испугался, что оно попадет кому-нибудь в голову, смог наконец перевести дух. В свите ее величества присутствовало в этот раз больше полудюжины дворян, и все они были знатнее Бернара, поэтому дамы смотрели, понятное дело, скорее на них, а когда мадемуазель де Сент-Уэр робко назвала его имя - наверное потому, что всех остальных уже называли, а ее мало того что спросили, так еще и стали поддразнивать - тогда Льекур, который стоял совсем рядом, засмеялся и сказал, что правильно, потому что кто как не простой солдат будет знать как управляться с ниткой и иголкой. Бернар тогда страшно испугался, потому что до этого никто даже не задумался, откуда такое яблоко взялось, а он и правда просидел над ним всю ночь накануне, а стежки все равно вышли неровные. К счастью, дамам к тому моменту уже надоело гадать, и ее величество предложила продолжить игру, а слово королевы - закон, и все подчинились. Почти сразу, правда, мужчины тоже стал обсуждать яблоко, чего раньше они делать не могли, чтобы не перебивать дам, и один из них, барон де Персийяк, обратился к нему:

- А вы что скажете, Шасток? Будете покрывать Льекура?

- Нет, - пробормотал растерявшийся молодой человек. - Почему Льекура?

- Ну а кого же? - рассмеялся барон. - Он же сам сказал, что это мужчина шил.

- А он так сказал? - пробормотал Бернар, и барон решил, наверно, что он - полный болван, потому что повернулся к своему соседу:

- А вы, господин герцог, не обратили внимание, как сшито?

Герцог де Бельгард снисходительно глянул на барона, но потом, похоже, тоже задумался и обратился к королеве:

- Ваше величество, если позволите, мы хотели бы снова взглянуть на этот шедевр портновского мастерства.

Горячность, с которой королева защищала скромный подарок неведомого поклонника, заставила старого герцога улыбнуться, но Бернар затрепетал всем телом. Как добра она была, как снисходительна! Нет, он-то старался как мог, конечно, но все равно вышло не очень хорошо, и швы неровные, и вышитые буквы…

- Вы беспримерно великодушны, ваше величество, - с поклоном произнес герцог. - Но только лучше бы это была не слишком хорошая работа, а то в ней можно было бы заподозрили простолюдина.

Бернар так возмутился, что чуть не начал говорить, что вышито из рук вон плохо, и тогда бы он себя выдал, потому что он-то как раз яблоко и в руки не брал, но, к счастью, он стоял позади всех, и никто не него особенно не смотрел, и даже королева взгляд не задержала, а ее взгляда он опасался больше всего.

- Ну что вы, господин герцог! - воскликнул Льекур. - Разве простолюдин бы осмелился?

Тут Бернар вспомнил, что герцог де Бельгард и сам ухаживал когда-то за ее величеством, и кто-то шутил, что его манеры покорили бы любую даму прошлого столетия, и понял, что тот, наверно, просто задет, что королеве понравился чужой подарок. И тогда он тоже решился заговорить, потому что иначе было бы странно, что все говорят, а он молчит.

- И здесь нет никого кроме нас, - сказал он. - Никаких простолюдинов.

Это было не совсем так, потому что дам сопровождали две горничные, и они как раз подбирали мячи, но они были не в счет.

- Ну да, - сказал барон, который взял яблоко у господина де Бельгарда и тоже теперь его рассматривал, - и пух торчит, видите?

Бернар вытянул шею, чтобы посмотреть, и подумал, что тот это нарочно, похоже, вытащил - а стежки надо было делать более мелкие, конечно, но он уже через два часа исколол себе все пальцы.

Конечно, когда королева приказала больше таинственного незнакомца не обсуждать, мужчины вынуждены были замолчать, хоть и продолжали друг на друга поглядывать, а потом, когда она сама стала играть, то никто уже ни на что другое и не смотрел, и поэтому, когда королева обронила мяч, к нему подбежали сразу трое: Льекур, сам Бернар и одна из горничных, но та остановилась, чуть-чуть не добежав, а Льекур и Бернар замешкались, глядя друг на друга, и их опередил господин де Бельгард, который мягко отстранил Бернара и поднял мяч.

- Ваше величество, - сказал он с поклоном, - позвольте мне просить у вас выкуп за захваченную в бою добычу?

- О, каков бой, таков и выкуп, - прошептал Льекур, и Бернар нахмурился,  потому что это было нелюбезно по отношению к ее величеству, но на герцога он и сам сердился.

Герцог де Бельгард приосанился и подкрутил ус, но тут внезапно Бернара осенила замечательная идея, и он быстро шагнул вперед, протягивая руку к мячу. Конечно, он мог десять раз успеть выхватить приз у его светлости, но это было бы очень неучтиво по отношению к старому придворному, да и наверняка не понравилось бы королеве.

- Ваше величество, - громко сказал Бернар, - прикажите мне, и я сражусь с господином герцогом за этот мяч!

Сперва это прозвучало очень красиво, но почти сразу Бернар испугался, что его засмеют - ну как он собирался сражаться, спрашивается? Да еще с человеком в три раза старше него? На шпагах? На мячах?

- О нет! - высокопарно воскликнул герцог и прижал мяч к груди, что было довольно глупо, потому что на его нарядном камзоле сразу же появились грязные пятна. - Вы опоздали, господин рыцарь, и приз мой. Однако если ее величество только прикажет, я готов сдаться без боя, ибо я уверен, что ее великодушие превзойдет ее щедрость.

Вид у него был при этом ужасно довольный, как если бы Бернар бросал с ним кости и у него выпало два очка, а другие придворные поглядывали на них обоих - кто с недоумением, а кто-то с усмешками.

Бернар схватился за шпагу и сразу же отпустил, потому что почувствовал себя глупо, особенно когда старый герцог посмотрел на него – с ехидным таким прищуром, как будто точно знал, что выиграет в поединке, хотя это была полная ерунда - Бернар был, во-первых, моложе, а во-вторых, когда господин де Бельгард в последний раз был в фехтовальном зале? Правда, потом Бернар тоже сообразил, что по-настоящему драться они не могли - то есть могли бы, но может, это вышло бы против эдиктов, и неправильно - по такому~то поводу, и ее величество это наверняка понимала и хотела, чтобы они как-то по-другому сразились, но только Бернар напрочь не мог сообразить, как.

- Партию в мяч, - предложил Льекур, и, конечно, зная, что делает, потому что в мяч бы Бернар у его светлости точно выиграл.

- Разве это поединок? - тут же возразил герцог. - Разве ее величество не пожелала сражения? И разве столь прекрасная дама не стоит того, чтобы в ее честь пролилась кровь? Господа, не согласится ли кто-нибудь из вас одолжить мне свою шпагу?

Тут Бернар понял, почему герцог был так доволен - потому что он просто не мог проиграть! Если он выиграет, то все будут им восторгаться, а если проиграет, то Бернара будут только презирать, потому что невелика честь выиграть у старика. И выхода, конечно, не было - надо было драться, сам предложил. И тогда Бернар решил, что жить после такого позора, да еще на глазах у ее величества, будет невозможно и, хотя шпаги с господином де Бельгардом он скрестит, но только позволит ему выиграть - так, чтобы тот непременно его убил.

Бернар так сосредоточенно смотрел на господина де Бельгарда, что не сразу даже сообразил, что говорит ее величество, хотя ему показалось отчего-то, что герцог ее слова одобряет, пусть вслух тот сказал совсем другое:

- Ваше величество, я боюсь, желает мне проигрыша.

Бернар не мог поверить своему счастью и, как оказалось, не зря, потому что барон де Персийяк, который подошел ближе, усмехнулся и возразил:

- Не падайте духом, ваша светлость: возможно, ее величество всего лишь желает получить обратно свой мяч.

Говорил он совсем не зло, но Бернару все равно показалось, что он хочет кого-то задеть - его, герцога, или даже королеву, и тут его вдруг осенило, и он сам к ней обратился:

- Ваше величество, но мы оба безоружны. Если вы не сочтете возможным вручить ни одному из нас свое оружие, может, ваши дамы снизойдут?

Мадемуазель де Сент-Уэр сразу прижала к груди свою ракетку, как будто он собирался ее отобрать, и испуганно посмотрела на мадам дю Фаржи.

Бернар принял ракетку так, как наверно и первое причастие не принимал - с настоящим благоговением. Конечно, это был не меч, который вручала рыцарю дама, но ведь он будет в какой-то мере сражаться за нее, и ведь она могла легко приказать своим дамам дать ему ракетку, но она вручила ему свою, из своих лилейных рук, будто признав его своим защитником! Молодой человек поклонился едва ли не до земли, отступил на несколько шагов и вдруг увидел, как фрейлина почтительно передает ее величеству обратно золотое яблоко - уж конечно, по ее просьбе, иначе Персийяк сам бы ей его принес! В эту священную минуту Бернар и правда ступал как по воздуху, и весь мир был у его ног, и никто не смог бы его победить - ни в чем!

Он встретился взглядом с герцогом де Бельгардом, который был уже как будто готов к поединку и небрежно подбрасывал в руке мяч - тот самый мяч, который Бернар готов был носить у сердца, потому что его касалась ее рука!

- Поймайте, - шепнул чуть слышно Льекур, который подошел к нему - как будто секундант или оруженосец, а когда Бернар растерянно на него посмотрел, закатил глаза. - Поймайте. Не отбейте, а поймайте и верните - ну?

Тогда Бернар понял, а Льекур отступил в сторону, чтобы не мешать, и хотя смотрел он насмешливо, Бернар готов был расцеловать его за этот совет, и, разумеется, не замедлил ему последовать. В последний миг он, правда,  испугался, что промахнется и уронит, но его рука сама вцепилась в мяч - в конце концов, раньше он вообще без ракеток играл! - и Бернар, ни мига не медля, тут же опустился перед ее величеством на одно колено - прямо в подтаявший снег пополам с грязью.

- Ваше величество, ваш приз!

Он покосился все-таки на герцога, но тот совсем не выглядел огорченным - и Бернар сразу испугался, что опять сделал что-то не так.

Отредактировано Бернар де Шасток (2018-05-19 01:39:52)

Бернар, конечно, вставать с колен не стал, потому что он точно знал, чего хочет попросить, и пусть ему было очень не по себе, что он думает только о себе, а ведь он мог бы, наверное, обратиться к ее величеству с мольбой простить д’Онвре, у которого рана воспалилась после того, как он ходил в Лувр, и он валялся сейчас в горячке, один, только со своим лакеем вместо общества. Но с другой стороны, ну вряд ли бы ее величество согласилась, и даже наверняка бы рассердилась, а такой приз он мог попросить только один раз. Да и господин де Бельгард злорадствовать будет, наверно, хотя он до сих пор вел себя совсем по-рыцарски и даже поздравил Бернара в очень учтивых выражениях.

- Я не осмеливаюсь просить у вашего величества ничего больше, - сказал Бернар и просто чувствовал, как сердце колотится у него в груди, так что ему даже дышать стало трудно, - чем позволения коснуться губами края вашего платья.

Он чуть не попросил разрешения поцеловать ей руку, но это было бы уже чересчур, и даже господин герцог, когда просил ее раньше о «милости», на самом деле только хотел, чтобы она положила руку на эфес его шпаги - и над ним за это подтрунивали, хотя и так, чтобы он не слышал. Бернар не хотел, чтобы над тоже посмеивались, но не хотел, и чтобы его удалили, а такое ведь тоже бывало, и был еще герцог Бэкингем…

Тут Бернар невольно вспомнил о том, как ее величество тайно вернулась в свои покои в тот вечер, и ему сразу стало не по себе.