Сразу же следом за эпизодом Ангел из Гаваны. Начало февраля 1629 года
Отредактировано Инес (2018-08-05 16:42:20)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Девица и монах в Новом свете. Начало февраля 1629 года
Сразу же следом за эпизодом Ангел из Гаваны. Начало февраля 1629 года
Отредактировано Инес (2018-08-05 16:42:20)
План, который придумала себе Инес, был очень хорошим, но, когда она увидела снова священника, он показался ей куда более мрачным и непримиримым чем утром, когда они с доньей Лус и доньей Росарио ходили к ранней мессе, и Инес оробела куда больше, чем перед доном Фелипе - наверно, потому что с ней не было в этот раз дона Хавьера, с ним было как-то не так страшно. Она чуть было не отказалась от своих намерений и не пошла обратно, чтобы попросить дона Хавьера ей помочь, но тут она увидела фрай Ренато, который был так любезен на "Санта-Вирхен", и сразу поняла, что делать, и подошла к нему после мессы, хотя он сперва разговаривал со священником и ей пришлось подождать. Когда фрай Ренато попрощался со священником, Инес уже двадцать раз хотела уйти, но только ей показалось, что фрай Ренато ее заметил и улыбнулся именно ей, а после этого уходить сделалось совсем неприлично, и Инес еще раз прочитала все свои молитвы, и за душу отца, и за сестер, и за тетушку, и за души всех, кто пропал в море, и за дона Хавьера, и добавила к ним еще одну - за душу Анхеля Пидаля или как его звали на самом деле, и вот только тогда зануда-священник наконец попрощался с фрай Ренато, и она смогла с ним заговорить.
Сначала, конечно, ей пришлось сказать и услышать много вежливых и учтивых вещей, но фрай Ренато все-таки был француз, и с ним было легче, потому что с ним не надо было вести себя совсем уж прилично, поэтому Инес почти сразу перешла к делу.
- Фрай Ренато, мне ужасно нужна ваша помощь, ужасно! Вы же хотите спасти заблудшую душу? - тут она сообразила, как это могло прозвучать, и поспешно добавила: - Не мою, конечно!
Это тоже прозвучало как-то не совсем правильно, но Инес не поняла, почему, и решила на всякий случай ничего больше не говорить, только незаметно махнула рукой горничной, чтобы та немножко отошла и не подслушивала, но та, похоже, не поняла и так и осталась глазеть на фрай Ренато.
Спасать заблудшие души Арамис не испытывал ни малейшего желания - в этот момент ничуть не больше, чем в любой из предыдущих. Обратись донья Хосефа к нему с этим вопросом в Старом свете, он бы тотчас согласился - недаром он подумывал даже вступить в братство лазаристов, но вживую туземцы произвели на него самое тягостное впечатление, и обращать их к свету истинной веры уже не представлялось ему делом, достойным стать смыслом всей жизни. Положим, метиска, топтавшаяся за доньей Хосефой, была достаточно мила и чисто одета, чтобы не вызвать у него жалости или отвращения, но это лишь означало, что она была уже доброй христианкой и в обращении не нуждалась.
Вслух, однако, Арамис выразил, разумеется, только страстный порыв послужить вере и своему Создателю, с трудом удержавшись от того, чтобы поцеловать при этом девушке руку. Если бы его хоть сколько-нибудь привлекали скромность и невинность, он влюбился бы на месте, так очаровательно сияли ее черные глаза и трогательно она смущалась, задавая дежурные вопросы, но увы - порок влек его куда сильнее, а пуще порока - хмельной вкус интриги, сладость герцогского титула, терпкий привкус измены и горчинка безнадежности - смешать в крайне неравных дозах, встряхнуть и ни в коем случае не взбалтывать.
- Я могу лишь восхититься, донья Хосефа, - закончил он с поклоном и тщательно скрываемой иронией, - добродетелью, позволившей вам так скоро найти в этом городе душу, нуждающуюся в спасении.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Инес страшно смутилась - и потому что ей стало неловко из-за комплимента, и потому что надо было опять объяснять, кто она такая на самом деле, а без этого продолжить было никак невозможно, а тут еще Ана наверняка услышала, как ее назвали доньей Хосефой, но рассказывать при ней!.. Ой, нет!
- Фрай Ренато… - Инес замялась, не зная, что сказать, и наконец решилась: - Я не донья Хосефа, вы ошибаетесь. Ана, отойди… ну, вон туда.
Это было правильно - теперь служанка подумает, что это какая-то ошибка, а она сможет все объяснить по секрету, чтобы о ней не болтали потом по всей Гаване! Инес подождала, пока метиска не отойдет к статуе святого Антония, и сложила руки перед собой, умоляюще глядя на фрай Ренато.
- Вы ведь не будете сплетничать, правда? Я на самом деле донья Инес Торрес, а донья Хосефа это моя подруга, она не хотела ехать к жениху, а я хотела… то есть не к жениху, а в Новый свет, потому что я надеюсь найти наследство моего отца. Вот. Его… он умер, а его состояние пропало, и я его ищу. И я думаю, что он часть отдал одному человеку, Анхелю Пидалю, его арестовали, и я думаю, что если я с ним поговорю, то он раскается и отдаст мне мое, вот. Пожалуйста, мне очень, ну очень надо с ним поговорить, а его обвиняют в ереси, и если я в тюрьму пойду, к нему, то меня не пустят и потом пойдут всякие слухи, а мне очень, очень надо с ним поговорить, потому что он моя единственная надежда, иначе у меня вообще ничего нет и не будет. Пожалуйста, фрай Ренато, помогите мне его увидеть, вы же добрый человек, а он раскается и спасется, и это будет благодаря вам.
Арамис слушал не перебивая, веря и не веря. Девушка была столь юна, что ее наивность не казалась чрезмерной, но вместе с тем он не мог не напомнить самому себе, что для того, чтобы она могла занять место своей подруги, ей следовало не только обвести вокруг пальца тех, кто плыл с ней на одном корабле, но и как-то изловчиться при отбытии, чтобы и капитан, на котором лежала ответственность за невесту, не заметил подмену, и ее родители, и кто бы то ни было еще, кто провожал в Новый свет настоящую донью Хосефу - если таковая вообще существовала. Арамис невольно взглянул на девушку совсем новыми глазами - и сразу же усомнился в своих выводах: разве ум, способный замыслить и осуществить такую аферу, не запретил бы ей также изъясняться так неумело, запутанно и беспорядочно? И разве не придумала бы она тогда куда более убедительные причины для встречи с этим сеньором Пидалем?
- Дорогая донья Инес, - проговорил Арамис со всей мягкостью, на какую только был способен, - я буду рад вам помочь, но я питаю непреодолимое отвращение, увы, к тому, чтобы меня использовали. Если вы не скажете мне правду, я... Нет, я не буду вам мешать в ваших планах, каковы бы они ни были, но все же поставлю в известность о них сеньора капитана.
Если она не солгала, капитану "Санта-Вирхен" она должна была быть глубоко безразлична... но может быть, не капитану Фернандесу, в обществе которого, как Арамис вдруг вспомнил, он не раз ее видел? А если она была здесь одна, с одной только служанкой, вряд ли она посвятила его в свои планы.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Инес так испугалась, что даже ответить сразу не смогла, а только головой стала мотать. Разве можно монахам такими быть? Он был как лис, фрай Ренато, весь в улыбках, а сам!.. Это потому что он француз, конечно, а ей надо было все-таки к падре пойти - да только падре бы тоже бы стал спрашивать, и даже хуже, с ним было не договориться, а с фрай Ренато, может, и выйдет, потому что он француз. Ну и еще фрай Ренато был дворянин - он не могла сказать, откуда она это знала, но она была уверена.
- Я не лгу! - горячим шепотом возразила Инес. - Я вам правду сказала, только не всю, и сеньор капитан все знает… ну, почти все. Понимаете… фрай Ренато, я вам все скажу, но если вы сначала на Евангелии поклянетесь и святой воды выпьете, что никому не расскажете.
На самом деле, все ему рассказывать она даже тогда не собиралась, потому что после того, что случилось с отцом, монахам у нее веры не было, и священникам тоже. Но у нее появился один план, и он должен был преуспеть, потому что дона Анхеля… то есть просто Анхеля Пидаля не отправили в Картахену, а значит, еще и не обвинили по-настоящему и не пытали.
- Я даю вам слово дворянина, - оскорбленное чувство вырвало у Арамиса эти слова, прежде чем он сообразил, что поспешил, - что буду хранить вашу тайну, если вы будете со мной откровенны. Могу поклясться в том на Евангелии, но ни пить святую воду, ни есть землю, ни делать еще какую-нибудь детскую глупость я не буду.
Давая это обещание он ничуть не рисковал - откровенности от юной сеньориты ждать не приходилось, недаром она начала с уверток, и было это, наверное, не очень достойно, но любопытство Арамиса снова взяло верх над здравомыслием - последнего хватило лишь на то, что правильно выбрать слова клятвы.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Инес чуть не расплакалась, потому что ну как она могла быть с ним откровенной - тогда ведь и про отца придется говорить, что с ним случилось, и про письмо, а показывать нельзя, потому что буквы еврейские… Никто же не поверит, что отец не был еретиком, а просто так написал, чтоб никто не прочел кроме нее! Она бы и сама так поступила, если бы хотела, чтобы у нее это письмо отнять не могли - ну потому что кто его без нее прочтет?
- Фрай Ренато, - чуть не плача сказала она, - моя жизнь и честь в ваших руках, и если вы меня обманете, Господь Бог вас покарает, а я буду всю жизнь молиться, чтобы вам ни в чем не было удачи. Мой отец, он спрятал клад, а этот дон Анхель, он знает где, и если его должны казнить, то он мне расскажет, потому что перед смертью надо делать добро и говорить правду, а если не должны, то потому что я пообещаю ему долю - потому что я тоже что-то знаю, чего он не знает. И я еще обязательно пожертвую тысячу золотых вашей миссии, когда они у меня будут - вот. Так что пожалуйста, можно мне с ним поговорить, вы можете это устроить?
Инес затаила дыхание и подняла на фрай Ренато блестящие от не пролитых слез черные глаза.
Глядя на эту такую юную и такую очаровательную сеньориту, сочетавшую в себе трогательную наивность с не менее трогательной хитрецой, Арамис как никогда прежде вдруг ощутил себя и многоопытным интриганом, и циничным негодяем. Донья Инес верила в раскаяние на смертном одре - что, в сочетании с не менее глубокой верой в человеческий здравый смысл, произвело на него презабавное впечатление, и, усмехаясь мысленно ее простодушию, Арамис вместе с тем не мог не восхищаться ее отвагой. Бросить все, чтобы устремиться в Новый свет в надежде восстановить справедливость или составить свою удачу - для мужчины это было храбростью на грани безрассудства, но для слабой девушки…
- Я вам помогу, - решительно отозвался Арамис, снова подчиняясь порыву - хоть и несомненно, благородному, но и, столь же очевидно, глупому. И он, осознавая это сам, поспешил уточнить: - Но не увидеться с ним, вам нечего делать в таком обществе, донья Хо-… Инес. Я расскажу ему о вас и постараюсь убедить его во всем признаться.
Сомнение, окрасившее последние его слова, было вызвано не неуверенностью в своей убедительности, но неожиданным осознанием, что он мог быть неправ, а она - не ошибаться и пути человеческого сердца могли быть закрыты для него, монаха и мужчины, и открыты для наивной и искренней девушки, носившей в сердце своем веру, о которой он мог лишь мечтать.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Тут Инес наконец немножко повезло, потому что согласиться на такое она никак не могла, а от слов фрай Ренато у нее из глаз потекли слезы, а это всегда очень помогает в спорах.
- Милый фрай Ренато, - взмолилась она, - вы правы, и я знаю, что мне не надо с таким нехорошим человеком встречаться, но вы же пойдете со мной, правда? А если я не буду с ним наедине, то я наоборот очень помогу, ведь правда? Потому что и Господь, и преступник - ну, то есть я хотела сказать, что Господь помогает невинным душам, правда? И дон Анхель - он тоже скорее меня послушает, и его душа смягчится, еще и потому что я дочь его благодетеля, а вы француз… ну, то есть в этом ничего плохого нет, но мало ли? И я могу у Аны накидку взять, чтобы меня никто не узнал…
Она обернулась к служанке и тут же, тут же поняла, что та их разговор слышала - такими она круглыми глазами смотрела, и Инес чуть на нее не накричала, но, к счастью, вовремя спохватилась, что если она начнет кричать, то фрай Ренато ни за что не поверит, что она может смягчить сердце негодяя.
Арамис также обернулся к служанке и самую малость помрачнел. Держать язык за зубами метиска, конечно, не станет, и слухи о кладе разлетятся по городу со скоростью тропического урагана - о которых Арамис пока только слышал. Была то наивная мечта юной сироты или полный вымысел, неприятностей донья Хо-… донья Инес потом не оберется.
- Я боюсь, сеньорита, - как можно мягче сказал он, - вас ввели в заблуждение - и вас, и вашего отца. Если бы Пидаль знал что-то о кладе, каком бы то ни было, он купил бы уже себе свободу. Я полагаю, - тон его сделался деловым и сухим, - получив эту весть, вы утратите как желание навещать городскую тюрьму, так и веру в то, что вы сможете пробудить добрые чувства в его душе.
При этих словах Арамис отступил в сторону, поворачиваясь тем самым спиной к служанке, и, неожиданно для самого себя, вместо того, чтобы подмигнуть донье Инес, учтиво поклонился. Это было жестоко - и он не мог поступить иначе. Если она не была достойна… глупая мысль, и несправедливая, но что-то подтолкнуло его, и он не мог уже передумать.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Губы Инес задрожали, и она растерянно уставилась на фрай Ренато. Ложь? Про клад - все ложь? Отца обманули, и она напрасно, напрасно?.. И дон Хавьер, о, а она ему наобещала! И у нее не будет ни гроша, все от нее отвернутся, она умрет с голоду в этой ужасной Гаване!..
Но гордость, ее гордость заставила ее сжать зубы и вскинуть голову. Даже если так, она не должна сдаваться! И это может быть еще и неправда, и французский монах, что он знает, даже если он из ордена Иисуса, и отец был ужасно, ужасно умным, и даже если все, все неправда, она должна пойти к Анхелю Пидалю, или еще потом будут про нее говорить, что она богохульствовала или что похуже!
- Проводите меня к дону Анхелю, фрай Ренато, - сказала она каким-то не своим голосом, как-то очень по-взрослому, а потом все испортила: - Я должна хотя бы попробовать, правда?
Добиться частного разговора с Пидалем оказалось неожиданно много сложнее, чем предполагал Арамис - и отнюдь не потому, что он хотел взять с собой донью Инес. О донье Инес сеньор Рохо, младший помощник коррехидора, ничего даже не знал - Арамис настоял на том, чтобы метиска отдала ей свою накидку и ушла, и поэтому свидания с арестованным добивалась Ана, которой якобы был вещий сон. Денег у Арамиса не было, поэтому ему пришлось действовать убеждением, а потом, когда сеньор Рохо оказался глух к убеждением, и угрозами. Последнее оказалось легче легкого: сперва намекнув на то, что тот ворует у заключенного, он пригрозил по-настоящему, когда эта догадка оказалась верной, и тюремщик сдался - Арамис даже намека на муки совести не испытал, так омерзителен был этот мерзавец в засаленном своем колете и со следами ржавчины на палаше.
- Никаких разговоров в общей камере, - распорядился Арамис, уверившись, что споров больше не будет. - Женщину, к этому отребью?
Сеньор Рохо тяжело вздохнул и побрел к выходу, чтобы несколько минут спустя ввести в караулку отвратительно оборванного и вонючего толстяка, чья одежда выдавала, однако, некоторый достаток, а заросшая продувная рожа прямо-таки сияла от удовольствия.
- Добрый день, стало быть, ваше преподобие, здравствовать вам подольше, и вам, и молодой вот сеньорите, - голос у него оказался на редкость писклявый, - за милосердие ваше благодарствуйте, je suis tout à votre disposition, mon père, et à la votre, Madame, так-то.
Растерянность Арамиса, не ожидавшего, что мерзавец мгновенно увидит даму в донье Инес, а потом еще и заговорит по-французски, не продлилась и секунды - затем он повелительно указал сеньору Рохо на дверь.
Я всецело в вашем распоряжении, отец мой, и в вашем, сударыня (фр.)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Инес едва дождалась, пока этот гаденький тюремщик выйдет, и сразу сбросила капюшон накидки, которая ей уже успела страшно надоесть - и потому что она была шерстяная и очень кусалась, и потому что от нее пахло корицей, и потому что под капюшоном ее прическа совсем испортилась. Сеньор Пидаль выглядел ужасно, но Инес подумала, что в тюрьме трудно хорошо выглядеть, а если еще этот мерзкий сеньор Рохо его обворовал, то у него совсем ничего не осталось и ему, наверно, даже есть было нечего, не то что умываться!
- Сеньор Пидаль, - сказала она, - извините, но я не говорю по-французски. Меня зовут Инес Торрес, я дочь вашего… компаньона.
Все-таки называть этого человека другом своего отца ей совсем не хотелось, но и обижать его - тоже, а еще она ужасно жалела, что не понимает по-французски - только слово «мадам», потому что иначе они могли бы поговорить по секрету, а так… нет, фрай Ренато же тоже говорил по-французски!
- Я хотела спросить вас про… про клад моего отца!
Отредактировано Инес (2018-08-19 19:04:47)
Арамис подумал, что откровенность доньи Инес делает ей честь, но не слишком поможет ей в ее поисках - если, конечно, там было, что искать. Ему она, похоже, рассказала правду, но насколько это была разумная тактика с явным мерзавцем вроде Пидаля?..
Пидаль, однако, изменился в лице и посмотрел на девушку с такой ненавистью, что Арамису стало не по себе и он поискал рукой эфес несуществующей шпаги.
- Не знаю я ни про какой клад, мерзавцы вы своекорыстные! - рявкнул испанец. - Был я ему должен, все отдал, и все на том! И уберите от меня и пиратов ваших раскаянных, и шлюшек этих ваших, покуда не пришиб ненароком, выдумали еще честному человеку ловушки ваши ставить!.. Ты!..
Забыв о подобающем его сану смирении, Арамис стремительно шагнул вперед, и влепил негодяю оплеуху, отшвырнувшую его к дальней стене, так что кандалы на его запястьях и щиколотках загромыхали.
- Не смей так говорить с дамой, мерзавец! Немедленно проси прощения, или я шею тебе сверну, жалкое отродье!
Гнев в черных глазах иезуита напугал Пидаля или его горячность, мерзавец весь вжался в заплеванный пол караулки.
- Не извольте сердиться, святой отец, простите, благородная дама, совсем уж в тюрьме этой с-с-чертовой всякого разумения лишился, простите великодушно! - в глазах-щелочках проходимца промелькнуло что-то подлое, и он неожиданно закончил: - А только ежели вы дочка сеньора Торреса будете, вы должны у него в кабинете помнить - быка этакого, бронзового, с прозеленью. Помните? Рог у него еще был отломан - который, не припомните?.. Уж так меня этот бык мучает, аж по ночам являться стал - какой у меня рог отломан?
Рука Арамиса невольно сжалась в кулак. Очевидно было, что это была проверка, но вмешаться он не мог, тем более что ему и самому любопытно стало, пройдет ли ее донья Инес.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Когда Пидаль орать стал, Инес прямо шарахнулась, так она испугалась, а потом, когда фрай Ренато его ударил, вскрикнула и хотела уже попросить фрай Ренато его не бить, но почти сразу поняла, что этот гадкий Пидаль про нее имел в виду, и сама ужасно разозлилась и тоже шагнула к нему и даже кулачок подняла, но он тут же начал извиняться, и так униженно, что ей за него даже стыдно стало - пока он не заговорил про ее отца, и про быка в кабинете, и это была правда, она этого быка помнила, весь черный, да, а рога у него блестели, потому что их все-все трогали, кто туда приходил, и она чуть не расплакалась, когда вспомнила, и сказала:
- Не было у него отломано ничего, не говорите глупостей! Он же бронзовый был, как будто легко у бронзового быка рог отломать!
Звякнув опять цепями, Пидаль подтянул под себя ноги и так огорченно покачал кудлатой головой, что не надо было обладать чрезмерной проницательностью, чтобы понять - прикидывается.
- Ой, ваша милость, запамятовал, и точно! - пробормотал он. - А что же это там поломатое-то было? Кабан, что ли?
Тут Инес наконец догадалась, что это он ее испытывает, и вскинула подбородок. Надо было, конечно, оскорбиться, что он ей не верит, но это вышло как игра, где она точно все ходы знала, а еще это было очень важно - потому что это значило, что он что-то скрывал и, может быть, клад-таки есть, а фрай Ренато ошибся или вообще соврал.
- Меркурий, - сказала она. - И не сломанный, а просто древний, поэтому. У него руки не было, в которой должен был быть ка-ду-цей. А теперь вы мне ответьте, дон Анхель, под каким именем вы к нему в дом приходили, а то мало ли.
Про кадуцей объяснял отец, и поэтому ей опять стало горько-горько, но то, что он про быка знал и про Меркурия, этого было мало - раз он ее проверяет, то и она его проверит - что он тот самый Анхель Пидаль, а не назвался так.
Арамис замер, стараясь не напоминать о себе ни звуком, ни движением. Еще во Франции ему велели заучить несколько фраз, которых он должен был запомнить на случай, если ему случится столкнуться с кем-то из братьев в ином обличье - ибо орден Иисуса не всегда кричал о себе, с словах или облачении, но следовал порой тайными путями, скрытыми от непосвященных, и таким братьям могла бы понадобиться его помощь. То, что происходило сейчас перед его глазами, было похоже на заученный им обмен паролями, и он боялся упустить хоть слово.
- Кхм, - пробормотал Пидаль, почесав в затылке, отчего его лохматая шевелюра встала дыбом, - кхм, кхм, подловили вы меня, милая сеньорита, я прям не знаю, как сказать, чтоб не соврать. Доном Пабло меня в те годы звали, потому как был у меня побратим, и он мне свое имечко одалживал, а я ему - свое, так уж между нами повелось, для шутки, этак сказать.
На шутника сеньор Пидаль был не похож - Арамису даже показалось в этот миг, что толстый мошенник не на шутку взволнован, и тот, словно прочтя его мысли, вдруг посмотрел прямо на него.
- Но только про клад, милая сеньорита, это все ерунда, наврали злые люди, вот и меня, бедолагу, про него выспрашивают, дыбой грозят, а только ж откуда мне знать, где сеньор коррехидор свое добро спрятал?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Вот тут Инес ему ни капельки не поверила, потому что тогда зачем бы он ее так об отце расспрашивал, если бы ничего не было, но она потом спохватилась, что фрай Ренато их разговор слушает, и сеньор Пидаль об этом, наверно, помнит и поэтому так сказал, но ведь иначе же у них никак не получится поговорить!
Инес покусала свой перстень, а потом сказала:
- Да, мне фрай Ренато тоже это уже сказал, а еще - что вы моего отца обманули, но вы понимаете, это вам сейчас наказание за это, потому что получается тогда, что вы как бы сироту ограбили, понимаете? И вы должны раскаяться, и тогда вас непременно отпустят - ведь правда, фрай Ренато? Ведь получается же, что дона Анзеля из-за этого клада в тюрьму бросили, а клада-то и нет!
Пидаль нехорошо хмыкнул и принялся кряхтя подниматься на ноги, поглядывая то на сеньориту Торрес, то на Арамиса. Арамис в ответ недобро прищурился, и испанец тут же отвел взгляд.
- Донья Инес, - сказал он - неожиданно совсем другим тоном, и поклонился так учтиво, что действительно мог сойти за дворянина, - я приношу вам нижайшие мои извинения за доставленные вам неприятности. К сожалению или к счастью, в бедах ваших виноват не я, а мой побратим, дон Пабло, а я в некотором роде - такая же его жертва, что и вы. Я надеюсь, что его преподобие тоже меня поймет и заступится за несправедливо обиженного простого купца, которого бог весть в чем из-за этого клада несуществующего обвинили, и я тогда на свободу выйду и мы с вами сможем вместе этого негодяя дона Пабло найти.
Инес, которая совсем не такого ответа от него ожидала, а наоборот надеялась, что он ей что-нибудь скажет, растерянно посмотрела сперва на фрай Ренато, а потом снова на сеньора Пидаля. Зачем надо было искать дона Пабло, когда она совершенно была уверена, что такого вообще нет, она сперва не могла понять, а потом вдруг поняла, что это он так обиняками сказал, сеньор Пидаль, что он ей все расскажет, если его выпустят - если она так сделает, что его выпустят, а как она могла что-то сделать?
Ну вот почему отец не все написал, спрашивается?!
Потом она подумала про то, что она рассказала фрай Ренато, и решила все-таки попробовать:
- Сеньор Пидаль, - сказала она, - почему вы решили, что я про раскаяние просто так сказала? Вы живы, благодаря моему отцу, подумайте об этом.
Отец не написал, что с ним случилось - наверно, потому что письмо у него и так вышло длинное, но про то, что дон Анхель был ему за жизнь обязан, он написал, и что тот обязательно это вспомнит, но отец ведь тоже мог ошибаться, а сеньор Пидаль - не верила бы ему Инес ну ни на грош!
Арамис, не ожидавший от Пидаля ничего кроме новых выдумок, растерялся не на шутку, когда глазки мерзавца забегали и он смущенно переступил с ноги на ногу. В следующее мгновение молодой человек сам испытал приступ жгучего стыда - девушка, которую он подозревал во лжи, действительно надеялась на раскаяние негодяя, и милость Господня, безграничная его благость, проникла в очерствевшее сердце, даруя ему надежду на спасение, а чистому сердцу доньи Инес - на исполнение воли ее почившего отца. Сколь же недостоин оказался он, пусть и служитель божий, усомнившийся в божественном Провидении!
- Донья Инес… - пробормотал сеньор Пидаль, - ну это ж как… Разве ж меня без того отпустят, чтоб я от всего своего добра отказался, а если откажусь, так еще чего доброго все одно не отпустят! Святой отец, может, кабы вы вступились, так хоть надежда какая…
Вера Арамиса властно требовала ответить - ответить так, как подобало его сану и происхождению, заверив обоих испанцев, что правосудие Ордена Иисуса не замарано грязью стяжательства, и сам он готов стать в том порукой - и однако, земная, грешная, недостойная сторона его не позволяла ему отказаться от всех подозрений. Теперь мошенник говорил, что за освобождение с него требовали деньги, но из того, что он сказал раньше, можно было заключить, что кто-то еще в Гаване верил в клад, ключ к которому хранился в его памяти, и ввергнул его в узилище, чтобы заставить раскрыть тайну, а тогда… Тогда милая, наивная донья Инес, которая что-то об этом знала, оказывалась едва ли в меньшей опасности - пусть она была благородного происхождения, она была женщиной и появилась в Гаване под чужим именем…
- Вы все равно что признались, сеньор Пидаль, - ледяным тоном сказал Арамис, - что знаете то, что пытались скрыть. Что бы я мог сделать сейчас, чтобы спасти вас?
Он выдержал паузу, с хорошо скрытым удовольствием наблюдая, как бледнеет негодяй, а затем продолжил:
- Я буду молчать, но при одном условии: вы расскажете донье Инес правду. Все, что знаете.
- Половину, - хрипло прошептал Пидаль. - Половину сейчас, вторую, когда меня отпустят - вы это устроите, с-с-святой отец, ради, ради, ради - вот, ее невинной души, вот! Я отыскал корабль для сеньора Торреса, «Синюю чайку», а куда она в тот раз поплыла - я вам на свободе скажу. Поняли? Тогда только и скажу!
Он злобно оскалился, но потом взглянул на донью Инес и, чудо из чудес, как-то сник и явно смутился.
- Вы простите уж, сеньорита, - пробормотал он, - а только простому человеку и о себе как-то подумать надо.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Теперь Инес точно знала, что этот Пидаль - совсем не благородный человек, ни капли! Он и говорил как простолюдин, и торговался, хотя сам признался, что ее отцу должен и знает про клад. И все правильно сказал - отец так и написал, что дон Анхель ей скажет, куда надо плыть, чтобы клад найти, а для остального чтоб она сама не карту рисовала, ни в коем случае, а только следовала его записям и даже их не переписывала и ни в коем случае никому не показывала. И она так и сделала, потому что она была послушная дочь, хотя и не понимала, почему отец не написал ей и про место тоже - а если бы этого Пидаля уже повесили к этому времени или сожгли? Правда, и письмо тоже могло не дойти…
- Дон Анхель, - сказала она дрожащим от обиды голосом, - или дон Пабло, или как вас еще зовут, сеньор Пидаль, мой отец вам доверился, рассчитывал на вас, а вы… вы…
- А че я! - взревел испанец. - Че я, мне че, сдохнуть из-за тебя…
Арамис стремительно шагнул вперед, и Пидаль тут же шарахнулся, приседая и закрывая голову обеими руками.
- Донья Инес, - сказал молодой человек так мягко, как только мог, - пойдемте.
Инес, конечно, стала возражать, но только фрай Ренато ее как будто не слышал, а потом открыл дверь и позвал этого гадкого тюремщика, и тогда понятно стало, что никакого разговора больше не выйдет, и она вышла из караулки, а потом из тюрьмы - выбежала даже, но потом остановилась, потому что она за дорогой не следила и не знала, куда идти.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Девица и монах в Новом свете. Начало февраля 1629 года