Французский роман плаща и шпаги зарисовки на полях Дюма

Французский роман плаща и шпаги

Объявление

В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.

Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой.

Текущие игровые эпизоды:
Посланец или: Туда и обратно. Январь 1629 г., окрестности Женольяка: Пробирающийся в поместье Бондюранов отряд католиков попадает в плен.
Как брак с браком. Конец марта 1629 года: Мадлен Буше добирается до дома своего жениха, но так ли он рад ее видеть?
Обменяли хулигана. Осень 1622 года: Алехандро де Кабрера и Диего де Альба устраивают побег Адриану де Оньяте.

Текущие игровые эпизоды:
Приключения находятся сами. 17 сентября 1629 года: Эмили, не выходя из дома, помогает герцогине де Ларошфуко найти украденного сына.
Прошедшее и не произошедшее. Октябрь 1624 года, дорога на Ножан: Доминик Шере решает использовать своего друга, чтобы получить вести о своей семье.
Минуты тайного свиданья. Февраль 1619 года: Оказавшись в ловушке вместе с фаворитом папского легата, епископ Люсонский и Луи де Лавалетт ищут пути выбраться из нее и взобраться повыше.

Текущие игровые эпизоды:
Не ходите, дети, в Африку гулять. Июль 1616 года: Андре Мартен и Доминик Шере оказываются в плену.
Autre n'auray. Отхождение от плана не приветствуется. Май 1436 года: Потерпев унизительное поражение, г- н де Мильво придумывает новый план, осуществлять который предстоит его дочери.
У нас нет права на любовь. 10 марта 1629 года: Королева Анна утешает Месье после провала его плана.
Говорить легко удивительно тяжело. Конец октября 1629: Улаф и Кристина рассказывают г-же Оксеншерна о похищении ее дочери.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Границы дружбы. 9 февраля 1629 года


Границы дружбы. 9 февраля 1629 года

Сообщений 1 страница 20 из 28

1

После эпизода Кольцом сим. 7 февраля 1629 года

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

0

2

Кольцо миледи не занимало время Шере так, как она сама - его мысли, едва ли не каждое мгновение бодрствования. С кольцом все было просто - он знал, что делать, и уже к следующему утру ему оставалось только ждать - ждать, думать о миледи и стараться сосредоточиться на работе, которой опять было слишком много - монсеньор забрал с собой больше половины канцелярии, писать от его имени нужды больше не было, а перебеливать письма приходилось то и дело. К полудню пальцы болели у всех, и Шере, внезапно разозлившись, бросил перо и спросил г-на Шарпантье, будет ли тот возражать, если он приобретет для себя жаровню. Г-н Шарпантье на миг растерялся, но затем ответил с обычной своей холодностью: о жаровнях он уже распорядился, но если г-н Шере желает иметь свою личную, еще до адского котла…

Порыв Шере к этому мгновению уже прошел, и он лишь опустил голову, сделав вид, что не слышит прошелестевшие по канцелярии смешки. Ни у кого, подумал он вдруг, ни у кого из них нет - ее.

Уже в конце дня, когда зажгли свечи, он сделал ошибку и не заметил, и поэтому ему пришлось задержаться дольше всех, переписывая заново чертовы эти три страницы, прерываясь то и дело, чтобы размять пальцы, и вспоминая - эти губы, эти руки, эти плечи… Было ли ей так же больно?

Он перечитал последнюю страницу, взял черновик, свечу и подошел к погасшей уже жаровне, чтобы сжечь исписанные листы. Февральский ветер тряс оконную раму, и, Шере, грея руки над слабым этим огнем, второй раз за день подумал об адском пламени.

Четвертью часа позже он постучался в хорошо знакомую дверь, услышал ответ, нажал ручку и просунул внутрь голову.

- Это я, - зачем-то сказал он. - Занят?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+2

3

- Входи, - послышался ответ. Хирург не мог однозначно сказать ни да, ни нет, потому что как раз стоял над столом, на котором лежал кусок мяса странной формы, настолько располосованный,  что уже нельзя было сказать, кому при жизни принадлежали эти... мощи. Барнье не был слишком занят, потому что труп никуда не убежит, кусок трупа - тем более, но все же в правой руке он держал скальпель, а в левой - не то щуп, не то расширитель, от двери было не рассмотреть, и ковырялся в одной ран.

- Не смотри сюда, - запоздало сказал он. - Тебе, наверное, не понравится. Выглядит так себе.

Шере посмотрел, конечно, и еле заметно поморщился, но больше потому, что от него этого ждали - в том, с чем возился Реми, уже невозможно было увидеть то, чем это когда-то было, но, раз он оставил дверь не запертой, можно было почти не сомневаться, что не человеком.

- Хотя бы не пахнет, - сказал он тоном великомученика, занимая обычное место в кресле, откуда стол было не видно, а хирурга - отлично. - Печеных каштанов хочешь?

Поужинать по-настоящему он, конечно, не успел, но, проходя через дворцовую кухню, задержался, чтобы не столько поболтать со служанками - к обычным их сплетням и пересудам у него отчего-то не лежало сердце - сколько выпросить кусок вчерашнего пирога. Каштаны он купил по дороге, у старухи-нищенки со странной кличкой Дщерь, которая знала все квартальные слухи - но сегодня он и с ней почти не разговаривал, только уточнил, что никаких вестей именно для него у нее не было.

- Разве что ты будешь кормить меня с рук, - отшутился хирург, заглядывая в разрез. А потом глянул на Доминика, присмотрелся и выпрямился, бросив инструменты на тряпку.

- Рассказывай, - предожил он, ухмыльнувшись. - Или я начну болтать про яды.

Он отошел к тазу для умывания, принялся отмывать руки, по обыкновению - тщательно, хотя на этот раз его ладони были чисты, как если бы он не прикасался к мясу. Не считая инструментов.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+2

4

Обыкновенно Шере закидал бы друга вопросами. Про яды ему было интересно послушать всегда, пускай даже эти разговоры и оставались только разговорами и сами яды Реми ему не показывал - опасаясь, быть может, и справедливо, что с друга станется стащить что-нибудь для своих целей. В другое время он взглянул бы на оставшийся на столе шмат мяса новыми глазами - предположив, что Реми отравил какую-нибудь тварь и теперь пытается разобраться, что с ней сотворил яд изнутри. И задумавшись сам, ядовито ли это мясо - когда-то он сам думал на эту тему, прикидывая, можно ли кого-то так отравить, не нуждаясь в сообщнике и не подпадая под подозрение. Вывод тогда был неутешительный: на парижском дне он в таких тонкостях не нуждался, а где-либо еще - слишком сложно.

Но сегодня его занимали совсем другие мысли, вспыхивая внезапной радостью в глазах, сжимая на миг губы в безотчетной тревоге, кружа голову и опьяняя так, как он никогда себе не позволял - но все-таки недостаточно, чтобы он совершенно потерял осторожность. И поэтому на его лицо сейчас набежала тень.

- Так заметно? - спросил он - и сам почувствовал, каким жаром обдало щеки. - Что?

От мысли, что г-н Шарпантье мог что-то угадать, он смутился еще больше, и тут же вспомнил, каким рассеянным он был, вчера и сегодня, и сколько ошибок ему не удалось скрыть.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

5

- Заметно, - сказал врач, глядя на раскрасневшуюся физиономию друга. Скорее довольную, чем нет. Взволнованную. Тревожную.

- Что-то.

Барнье присел на край стола, вытирая руки тряпицей.

- Ты на кота похож. Не того, вашего, обычного. Вот как миску сметаны смолотит, аккурат с таким же видом по дому ходит. И счастлив донельзя, и не заподозрил бы кто... А вокруг усов круги белеют.

Он улыбался.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+1

6

Шере до боли закусил губу, тем более смущаясь, что слишком хорошо понимал, какие чувства им движут на самом деле. Не просто счастье, вскипающее с едва ли не каждым вздохом, не просто изумление, сомнения, тревога - всем этим он мог поделиться с Реми - с единственным, кому можно было сказать… не все, но многое… Но поделиться ли ему хотелось - или похвастаться? Если бы она хотела вознаградить его за услугу, попросить о помощи - но ведь ничего этого не было, она… она посто захотела.

- Миледи, - выдохнул он, не зная сам, что скажет, что нет. - Ты же видел ее - ты ее видел. Видел?

Это был не вопрос - зачем бы Реми надо было подтверждать то, что он отлично знал? - но просьба. Ты же ее видел - скажи, какая она, подтверди - немыслимая, неповторимая, необыкновенная - теперь ты понимаешь?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

7

Барнье недурно владел лицом, но сейчас вынужден был отвернуться, потому что на нем на мгновение проступил ужас.
Он видел, да. И кое-что знал. И слухи, ходившие об этой женщине, не добавляли спокойствия.
Хирург взял инструменты, бросил их в воду. Больше в поисках слов, чем по реальной необходимости.

- Видел, - наконец сказал он, вновь поворачиваясь к другу. - Скажи мне, что ты этого не сделал. Прошу, Доминик.

Недоумение на лице Шере почти сразу сменилось пониманием, и однако какой-то миг он помедлил, прежде чем отвечать, и оглянулся на дверь, проверяя - хотя закрывал ее сам. С тех пор, как их подслушала г-жа де Кавуа, эти взгляды вошли у него в привычку.

- Клеймо, - проговорил он - так тихо, что слово это скорее можно было угадать по движению губ, нежели услышать. - Это не я, клянусь. Чем хочешь - мне бы в голову не пришло…

Ужас в его голосе смешивался со смущением - или то был стыд.

Барнье молча взялся за голову. Такой поступок миледи, благородной дамы, он мог объяснить единственной причиной - Доминик был ей нужен. Для чего-то такого, чего простой просьбы, даже подкрепленной деньгами, было мало.
Клеймо, конечно!..
Господи, еще и клеймо.

- Она? - шепотом уточнил он. - Она сама?..

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+2

8

- Н-нет, - Шере вынужден был задуматься, но затем покачал головой. - Не знаю, кто это был, но… не сама. Не я, не через меня. Если бы… - это было сказано без сожаления - напротив, скорее с надеждой, - знаешь, если бы она от меня чего-то хотела, я бы… я бы понимал. Но… понимаешь, ей ничего не нужно. Она… она… просто так.

Изумления в его голосе оказалось больше чем страха - или даже смущения. И, не выдержав, он подался вперед.

- Ты даже не представляешь, - выдохнул он, - какая она!.. На самом деле.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

9

Барнье смотрел на Доминика, теряясь. Всегда такой осторожный, он вел себя как... как мальчишка.

- А ты представляешь? - чуть прищурившись, уточнил он. Уже понимая, что должен бы поддержать друга, разделить его восторг, и видит Бог, он бы это сделал, иди речь о любой другой женщине, но миледи!..

- Доминик... Ты... уверен в том, что делаешь? Что... она делает?

Он не мог даже ревновать к этому его новому увлечению. Это было смертельно опасно, и как Шере мог этого не видеть?..
Как-как. Известно, как. Как любой, кто прекращает думать головой и начинает - известным местом. Вечная беда мужчин. А женщины отлично этим пользуются.
Хотя бы некоторые.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+2

10

Шере вскинул голову.

- Нет, - во втором его «нет» восторга было меньше чем в первом, а в третьем не осталось вовсе, но в глазах его проглянуло новое выражение - очень похожее на вызов. - Нет, не уверен. Но…

Он замешкался, подбирая слова - чувствуя, как возвращаются полузабытые, так и не ставшие привычными ночные страхи - и тряхнул головой, отгоняя внезапно подступившую так близко тьму.

- Какая разница?

Это был уже расчет, пусть и смешанный с обидой - и правды в нем было больше, чем он решился бы открыть кому-либо иному. Какая разница? Она подарила ему целую ночь счастья - он увидит ее через два дня, если все получится - и может… может… Какая разница? Она могла потребовать и получить - все, чего бы только ни захотела, но вместо этого - подарила.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

11

- Ты единственный, кто знает, что было у нее на плече до всего этого? - с холодной деловитостью уточнил хирург. - На сегодняшний день - единственный?

Кто бы ни сделал это, он, возможно, был уже мертв. Оставался Доминик. Секретарь кардинала, которого не уберешь собственной рукой. Возможно, дело в этом. Убийство из ревности? У такой красивой женщины наверняка найдется кто-то, кто может убить из ревности.
И ее руки будут чисты.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+1

12

Шере ответил не сразу, тщетно пытаясь подавить злость. Реми был прав - в чем-то прав, слишком многого он не знал - и эта правота бесила ничуть не меньше, чем то, насколько явно друг не хотел даже допустить возможность, что миледи - не то, чем кажется. При том, что Шере и сам не имел представления, где суть, а где маска, он видел больше - видел, как она оказалась великодушна - там, где в великодушии не было нужды, как доверялась, как позаботилась и как просила о пустяке. Они были похожи, как бы смешно это ни звучало, необычайно красивая женщина и неприметный секретарь - люди, построившие себе новую судьбу из осколков старой, живущие на грани между двумя мирами…

- Нет, - неохотно сказал Шере. Это была чистая правда, пусть он и догадывался, почему Реми спросил, и от этого знания злился еще больше. Письмо, которое он ей написал, означало, что граф де ла Фер жив - мертвецам не пишут. Но если и нет - был сам Реми, хотя он вряд ли имел это в виду, и был палач, который выжег клеймо. И главное - Реми не знал, что ей не было нужды его опасаться, он был весь в ее власти.

А палача можно было попробовать найти, выбор невелик: городской палач или его помощник или ученик. И графа де ла Фер - тоже.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

13

- Хорошо, - сухо сказал врач. - Будь осторожен. Она опасна как... как не каждый мужчина. Опаснее многих убийц.

Он чуть помедлил и добавил:

- Так говорят.

Кто говорит, он уточнять не стал.

- И у нее есть другие. Которым ты не понравишься. Наверняка есть.

Барнье чувствовал, что его слова сейчас примут за нотацию. За ревность. Еще за что-нибудь. Но другие, как назло, не приходили в голову, так поразил его рассказ друга.
Миледи...
Самым неприятным было то, что хирург Доминика отлично понимал. И не мог сказать, что сделал бы сам на его месте.
Иногда отказать в десятки раз опаснее, чем согласиться. А миледи... она была завораживающе прекрасна.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+2

14

Шере вытащил кулек с каштанами - не потому что хотел есть, а потому что чуть не сказал лишнего. Реми не понимал - не мог понять, и объяснять было нечего и нельзя. Нет, кое-что, все же…

- Ты же не думаешь, что я встану на площади перед Пале-Кардиналь и буду во всю глотку об этом вопить? Никто ничего обо мне не узнает, я даже приходил к ней всегда через черный ход. Посмотри на меня! В голову никому не придет! И сколько бы их ни было…

Он осекся, понимая, что наговорил лишнего - и не сейчас, когда чуть не солгал, сказав, что любовники миледи ему безразличны, а мгновением раньше - когда облачил в слова очевидное: ничем из того, что в нем было видимого, он миледи привлечь не мог.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

15

Хирург молча смотрел на него. А потом сказал:

- Никто, кроме слуг.

Доминик любил болтать на кухне, болтать и слушать; он делал так в доме у Кавуа, было бы странно, если бы изменил этой манере в доме у миледи. Впрочем, если приходил не за этим... Но и в Пале Кардиналь он пользовался определенным расположением у служанок, Барнье это давно подметил.
И даже не стал добавлять: "Смотрю. Мне - пришло".

- Слуги не рассказывают одним любовникам хозяйки о других, - возразил Шере. - Обычно не рассказывают, я знаю, и мне рассказывают… то есть рассказывали - раньше. Но обычно - нет, и если расскажут, то…

Он нахмурился и не стал заканчивать, принимаясь вместо этого разворачивать вощеную бумагу.

- В любом случае, - кусочек шелухи отлетел в сторону из-под его пальцев, - тут я ничего не могу поделать.

Барнье налил в кружку чуть сброженного яблочного сока, в который Аньес щедро набросала изюма и налила меду, и поставил рядом с Домиником, все так же хмуро на него глядя.

- Она просила тебя еще о чем-нибудь, кроме клейма?

Это был один из тех редких случаев, когда болтливый и веселый Барнье превращался в собственную противоположность. Лаконичную, собранную и очень внимательную.
Что лучше любых слов говорило о том, что он очень встревожен и уверен в грядущих неприятностях.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+2

16

Шере сжал зубы, всецело, казалось, сосредоточившись на каштановой шелухе - на каждом шерстистом волоконце, приставшем к мягкой сердцевине. Кружку он словно не заметил - и глаза на друга больше не поднимал.

- Я сам предложил, - сказал он наконец. - И даже не спрашивай что - не скажу. И перестань ты так… Можно подумать, я душу дьяволу продал, а не роман завел. Может, и не роман даже, а так… Захотелось ей. Кто под рукой оказался, тот и…

Это было настолько вероятно, что он снова помрачнел. Что может быть проще - обычное любопытство. Ей просто захотелось попробовать.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

17

- А потом ты сам и предложил, да. Или до? В надежде?..

Барнье слишком долго жил на этом свете, чтобы не представлять себе, что именно происходило в доме у надменной, далекой от него самого как звездный свет, красавицы. Даже не зовись она миледи, даже не знай он о ней того, что знал - до всего этого и теперь - женщины остаются женщинами.

- Я очень рад твоему роману, - сказал он озабоченно. - Но, честное слово, выбрал ты... Ох, Доминик...

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+1

18

На вопрос друга Шере чуть не ответил резкостью - и потому что все было не так, и потому что к истине тот подошел очень близко. Надеялся ли он, расспрашивая миледи?.. Нет - но и предлагал тоже не от чистого сердца. Да и когда, на самом деле, он в последний раз делал что-то ради кого-то другого, не думая о цене, не подбивая мысленно дебет и кредит?

- Выбрал? - повторил он. - Ты смеешься, что ли? Выбрал! Ты же ее видел, ты ее знаешь - разве ее выбирают? Она сама… На нее только смотреть можно и…

Он беспомощно покачал головой, вновь теряясь перед самой невозможностью произошедшего - и не смея задумываться о будущем. Будущее было в ее руках - целиком в ее руках, она могла сделать вид, что ничего не было, и ему останется только это принять - и надеяться на ее снисхождение. По крайней мере, в этом он был уверен, он ничем ее не задел, не обидел… и может, наоборот?..

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

19

Барнье смотрел на него и думал, что все аргументы Доминик сейчас пропустит мимо ушей.

- Она прекрасна, - согласился хирург. - И очень умна. Говорят, что и очень жестока. Будь осторожен. И вот еще что...  Граф де Вард - давний почитатель ее красоты.

Он знал это, потому что часто бывал в Пале Кардиналь и еще чаще общался с гвардией. Которая, на поверку, не прочь была посплетничать, если речь не заходила о кардинале.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

+2

20

Графа де Варда Шере немного знал - видел пару раз - и в глазах его мгновенно вспыхнула неприязнь. Молодой, знатный, богатый - горничные восхищались и его красотой, и его щедростью - да еще и родственник г-на графа де Рошфора… Знал ли Реми, до какой степени его друг опасается г-на графа? Догадывался ли, что тот едва не заплатил за его убийство?

- А говорили тебе об этом те, кого она отвергла? - резко спросил он. - Жестока! Когда она даже служанку, что в подоле принесла, не выгнала! И многих ты таких жестоких знаешь?

Думал он при этом, однако, и о кружевах, которые она ему подарила, и о нотке тревоги в ее голосе, когда она спрашивала, все ли у него хорошо, и о его тайне, о которой заговорила не она - он. Умна - бесспорно, но жестока?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+3


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Границы дружбы. 9 февраля 1629 года