Лаварден вышел из толпы навстречу мадам де Вейро и преградил ей путь.
- Не надо, - сказал он. - Все кончено. Вы ничем не поможете.
Это прозвучало равнодушно и устало; для самого Лавардена смерть давно стала привычной. Сколько он ее видел, в каких обличьях? Поля сражений, усыпанные мертвыми телами - их собирали и скидывали в могилы без гробов и саванов. Объеденные лисицами останки беженцев вдоль глухих дорог - мимо них шли маршем, и не было времени остановиться, да и кому из офицеров такое пришло бы в голову?! Друзья и соратники - испанские и французские солдаты, гвардейцы кардинала, моряки с "Сен-Николя", - они вспоминались живыми, потому что разорванное снарядом или разбитое о палубу с высоты мачты тело уже ни на кого обычно не похоже. Смерть Бантьена мало впечатлила Лавардена, и только заглянув в глаза госпожи де Вейро он понял, что сказал неправильно. Нельзя было так. Не с ней.
Лаварден обвел взглядом коньки крыш вокруг, закусил губу, мучительно вспоминая, как - правильно, и наконец, неловко и смущенно, будто так до конца и не вспомнил, взял мадам под руку и развернул так, чтоб ей не видно было колышущееся над лужей крови сборище народу, одновременно привлекая к себе.
- Не надо, - сказал он по-другому, мягко сжимая ее ладонь в своей. - Вы единственная на белом свете попробовали ему помочь.

Все кончено.
Эти ужасные слова заставили Эжени подавиться заготовленными было заверениями: “Я могу, я умею, я перевязывала людей...” Шевалье д'Авейрон-старший, ее отец, отнюдь не считал лишними в воспитании дочери такие простые умения, как умение наложить повязку. Юг всегда славился практичностью нравов. Но молодая женщина поверила, и не словам даже, а выражению лица шевалье де Лавардена, и осеклась, ещё толком ничего не сказав. Мир вокруг качнулся, и мужская рука стала для южанки опорой, которой ей сейчас не хватало.
Так быстро, Господи...

- Но врач... – беспомощно сказала она, не отнимая руки, и сама поняла, как бесполезно звучат эти слова.
Опять смерть, она как будто ходила по пятам – сперва наемный убийца, который приходил за ней в “Сову”, потом Катрин, потом хозяин дома, где она жила, теперь Бантьен... Может, если бы она не позвала священника...

- Может, надо было дать ему сбежать, - прошептала Эжени. – Вчера. Это глупо, да?

Она попыталась виновато улыбнуться, потому что на самом деле глаза были на мокром месте, но можно было смотреть в лицо шевалье, а не под ноги, где на брусчатке застывала кровь.

Лаварден ответил печальным взглядом, на самом дне которого - почти незаметно, - шевельнулась нежность. Он был тронут. Он вдруг понял, что уже очень давно не видел, как оплакивают смерть.
- Нет, это не глупо, - ответил Лаварден и тихо вздохнул, опуская взгляд на изящную женскую ладонь в своей руке. - Но мы не знаем, что бы тогда было. Может быть, его ждала бы худшая смерть. Мы можем лишь довериться Воле Божьей.
Святой отец возник между ними и мертвым телом как раз вовремя - подошедшие серьезные господа стали разгонять толпу, и там, где были плотно сдвинутые кругом спины, начало открываться кровавое зрелище. Слишком кровавое, похоже, для самого священника - духовное лицо глядело так, будто готовилось вот-вот вернуть обратно в мир свою последнюю не-духовную пищу. Лаварден посмотрел на него с укоризной, но вслух сказал просто:
- Проводите мадам обратно в дом, отче. Я позабочусь обо всем остальном.
Сам же он вернулся к карете. Кучера хотели бить; он убежал куда-то прочь по переулку, за ним вяло увязались пара неравнодушных человек и скоро отстали. Пьяный господин в роскошном камзоле стоял неподалеку, и вид у него был такой, как будто он до сих пор не понял, что произошло.
- Вот так и раздавят, как собачонку... - злобно бормотала какая-то уродливая старуха, глядя на незадачливого владельца кареты так, будто желала ему поменяться с Бантьеном местами.
Проходившие мимо дворяне разогнали толпу и задержались - предложить помощь Лавардену. Это было очень вовремя. Еще теплое, но уже распухшее тело вселяло ужас в простолюдинов, а кому-то даже померещилось, что в открытой ране шевельнулся червь-трупоед. Словам бретонца, что опухоль у покойного была еще при жизни, может, и поверили, но суеверный страх все равно победил - ни деньгами, ни кнутом никого из слуг нельзя было заставить притронуться к телу.
- Глядите-ка, сударь, - окликнул Лавардена один из дворян, наклонившийся над Бантьеном. - Что за любопытная вещица?.. Уж не магометанин ли он был?
Лаварден глянул. В развороченной колесом груди, как в глубоком алом ларце, сверкал зловещей золотой пастью проклятый амулет индейцев.

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-05-25 11:31:45)