Продолжение эпизода Рыцарские утехи. Турнир, 4 июня 1629 года
- Подпись автора
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Бремя ответственности. Турнир, 4 июня 1629 года
Продолжение эпизода Рыцарские утехи. Турнир, 4 июня 1629 года
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- Тяжеленек Вы, сударь, стали... Не к добру это... Как бы Ваша зазноба Вас на убой не кормила...
Это было первое, что смог произнести Гасси с той секунды, как отдал свою шпагу Атосу. Ослабевший от потери крови Жассери тяжким грузом лег ему на плечо - столь тяжким, что оставалось только мысленно браниться на болезненную гордость товарища, не позволившую раненому мирно поехать на носилках.
Маленьким печальным отрядом они покидали ристалище. Позади двое помощников-добровольцев несли д'Онси - оставшись в одиночестве среди обиженных врагов, гвардеец не то взаправду лишился чувств, не то прикинулся обморочным. Еще дальше безмолвной разбитой куклой лежало пока еще на земле тело несчастного Прешака. Двое горожан суетились над ним, готовясь переложить на носилки, и в спину уходящим доносились обрывки разговора:
- Да уж, не смилостивились их милости... А лицо-то!..
- А чего им?.. Это как всегда...
- И правда, чего им, - прошептал себе под нос Гасси, но в следующую секунду повысил голос, обращаясь не то к Атосу, не то к безмятежному небу над зубцами палаток: - И правда, чего им?! Никто еще не понял, что произошло, но все уже знают - никто не виноват!..
Случилось то, чего он боялся и что заставляло его молчать - голос предательски дрогнул от обиды и боли. И Гасси снова заткнулся, замкнулся в себе, огораживаясь от мира недоброй и горькой гримасой. Только взгляд бросил на Арамиса - полный упрека и надежды одновременно. Как же, почему же не объяснил Атосу, что случилось?! Ведь друзья же! Ведь должны были сразу!..
Арамис, задержавшийся у тела Прешака, чтобы дать добровольным помощникам необходимые указания, а с ними и некоторую мзду, которая побудила бы их эти указания выполнить, вновь нагнал мушкетеров как раз вовремя, чтобы услышать слова Гасси и перехватить его укоризненный взгляд. Навстречу им от ведущей с поля калитки шли с унылым видом трое стражников, и Арамис, несмотря на свое угнетенное состояние, возрадовался при этом зрелище - возвращение стражей порядка означало, что хотя бы Вилье сумеет избежать участи, грозившей Гасси и Жассери - участи, пока еще неведомой, но оттого только более тревожащей его воображение.
- Вы неправы, Гасси, - проговорил он, не глядя на Атоса, но чувствуя его рядом - так ощущают жар камина, стоя к нему спиной. - Отчего же никто не виноват? Мы же все слышали - виноват мушкетер.
Ирония, которой он заменил бессильную злость, а затем попытался скрыть, все же прорвалась в последних двух словах, и продолжить, как он намеревался, тем же спокойным тоном ему уже не удалось:
- Ему следовало стерпеть нанесенное ему оскорбление, верно, и не портить их величествам праздник.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Со стороны можно было подумать, что Атос попросту не слышит обращенных к нему упреков, хотя это было не так. Мушкетер лишь отстраненно удивился, отчего это слова Гасси – а главное, прозвучавшая в них обида – задевают его куда сильнее, чем слова Арамиса. В конце концов, Арамис был его другом. Был? Трещина, зародившаяся еще тогда, когда Арамис не сдержал слова и сбежал от своего обещания, так и не затянулась… В любом случае, оправдываться он не собирался. Ни перед кем. И заговорил только тогда, когда первые палатки скрыли их от трибун, а значит, и королевы-матери.
- Я не знаю пока, о каком оскорблении идет речь, - сухо заметил он, ни к кому конкретно не обращаясь, - но отвечать на него на виду у двух королев и навлекать на себя гнев королевы Марии было по меньшей мере опрометчиво. Вопросы чести необязательно решать на глазах у толпы. Гасси, вы знаете, в чем дело – объясните же. И… - Атос мельком глянул по сторонам, - господа, поищите кто-нибудь цирюльника или хотя бы чистого полотна.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Гасси закусил губу, глубоко вдохнул и задержал выдох. Так женщины поступают, чтобы прогнать слезы, а мужчины - чтобы прогнать чувства.
- Оскорбление оскорблению рознь, - негромко начал он. - Прешака... обманули. Выставили дураком и посмеялись. Я... черт побери, господа, я и сам знаю, что он был не дитя! Но порой и взрослый мужчина может потерять рассудок от гнева. Сегодня эти сволочи - иначе не скажешь, - перешли всякую границу... Сюда, господа, вон его палатка!
Высокий шатер встретил их приглушенным светом и мягкой тишиной. На земле, прямо под ногами, валялась скомканная тряпка с пятнами оружейного масла. Покойный Прешак никогда не отличался ни аккуратностью, ни чистоплотностью. В воздухе ясно пахло крепчайшим пойлом, и Гасси, пробежав взглядом по углам, обнаружил опрокинутый кувшин с остатками багряной жидкости. Еще одно объяснение роковой неуклюжести Прешака на ристалище... Подумалось вдруг: ведь молодой гасконец был нелюдимым человеком, до крайности мнительным и даже застенчивым. Выйти на ристалище, заставить себя шагнуть под ор толпы, под взгляд королевы - это уже само по себе было для него серьезным испытанием. Как же надо было постараться гвардейцам, чтоб навязать ему такое пари? Какими же насмешками, какими змеиными уловками это было достигнуто? И чем в итоге оказалось?..
- Они с Дрюкуром заключили пари, - Гасси помог Жассери улечься на подобие лежака, брошенный на землю плащ, и сам устало сел рядом. - Кто, дескать, лучше выступит на турнире. Что случилось с Прешаком, все мы видели. А Дрюкур... - мушкетер презрительно усмехнулся. - А Дрюкур, вроде, и победил, но странное дело, господа... Сразу после заезда он лежал в палатке мертвецки пьяный. Иной переодеться бы не успел за это время, а гвардеец - представьте! - и победу отпраздновал, и даже погулял, где-то на конюшне, судя по засохшему навозу на коленях...
Отредактировано Николя де Гасси (2020-01-29 00:23:21)
- Я свидетельствую, - добавил Арамис, хотя нужды в этом никакой не было - Атос наверняка понимал и то, что Гасси не лжет, и то, что он готов все подтвердить, и ценность показаний священнослужителя. - А где?..
Слова, отнюдь не подобающие его сану, чуть было не сорвались с его губ, когда, оглянувшись на оставленный поднятым полог палатки, он не увидел спешившего за ними всю дорогу с поля лекаря - мерзавец, пусть даже кивая на ходу и истово прижимая к груди руки, явно предпочел позаботиться сперва о гвардейце, и кто бы стал его винить? Д'Онси несли - Жассери шел сам; д'Онси был в обмороке, а Жассери в сознании, и, хуже всего, гвардейцам кардинала платили и щедрее, и вовремя, а мушкетерам…
Понять Арамис мог, простить - был вынужден как добрый христианин, но чувства его в эту минуту были далеки от христианских.
- Позвольте мне взглянуть, Жассери, - предложил он. - Вы же знаете: я кое-что в этом понимаю.
Некстати вспомнился пиратский корабль и мальчишка, которому он ампутировал ногу, и Арамис тут же пожалел о своих опрометчивых словах, хотя сравнения же не было.
- Найдите этого болвана-цирюльника, - приказал он одному из двух доброхотов, вносивших в палатку труп Прешака. - Или какого-нибудь другого - может, кто-то в толпе?..
- А и верно, ваша милость! - обрадовался один из них, чернявый парижанин, уже обшаривший всю палатку цепким взглядом глубоко посаженных глаз. - Зять вот мой… не, ну он сюда на лыцарей поглазеть пришел, чай праздник…
- Он не пожалеет, - сухо отозвался Арамис, и парижанин, выпустив ноги трупа с неосознанной черствостью простолюдина, вылетел из палатки.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Вы свободны, приятель, - коротко, но очень выразительно сообщил Атос второму помощнику, протягивая тому экю. Под тяжелым взглядом мушкетера тот принял монету и с явной неохотой убрался из палатки. Лазиньян, который тем временем бережно составил в углу шпаги арестованных, мрачно хмыкнул, поднял опрокинутый кувшин, принюхался, лизнул край и сплюнул.
- Ну и дрянь, - морщась, заметил он. – Вы хотите сказать, что в заезде участвовал не Дрюкур?
- Готов поспорить, чертов выпивоха опять нализался, - пробурчал Салиньи. – И эти канальи решили смошенничать.
Атос вздохнул. Судя по отнюдь не божественному аромату, исходящему от кувшина, сам Прешак тоже выехал на ристалище не трезвым как стеклышко. Несчастный мальчишка, вспыльчивый и стеснительный одновременно. И падение только подлило масла в огонь.
- Вот оно что, - тяжело проронил он. – Но, черт возьми, Гасси. Я видел выступление Прешака. Он проиграл сам, вы же видели. Он проиграл бы в любом случае.
- Особенно если хлебнул этого пойла для храбрости! – Лазиньян в сердцах швырнул кувшин обратно в угол. – Проклятье, ну почему он не смог сдержаться!!
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Гасси проводил брошенный кувшин уязвленным взглядом. В груди болезненно заныло чувство вины. Он бы, скорее всего, смог удержать Прешака от возлияний - если бы был рядом. Но - увы, не был. Готовиться к заезду гасконцу помогал один Жассери, а это был не тот человек, который когда-либо мог воздействовать на Прешака.
- Соглашусь, пожалуй, - упрямо хмыкнул Гасси, всем своим видом показывая, что ни черта он не согласен, - если вы согласитесь, господа, что под видом Прешака мог бы участвовать любой из нас. Готов поспорить, - он развел руками, - что я или господин Атос выступили бы куда лучше Дрюкура... ах, нет, не Дрюкура - куда лучше Лавардена, или Вентьевра, или Ротонди, или кто там у них притворялся Дрюкуром. Наша беда в том, господа, что никто из нас не считал бы это настоящей победой. Для нас это было бы мошенничеством. И поскольку мы строги к себе куда более, чем к нашим врагам, то и получается, - Гасси мрачно поглядел на бездыханного Прешака, - что и виноваты только мы.
Впрочем, сказано это было тише и спокойнее, и звучала в этих словах уже не боль и обида, а грусть и, как ни странно, скрытая гордость. Невозмутимость Атоса как будто волшебным образом передавалась и его сослуживцам. Закончив говорить, Гасси прилег на землю у ног Жассери и надвинул шляпу на глаза, показывая, что безмятежно ждет решения своей судьбы и примет его без оговорок.
Арамис не без усилия отвел взгляд от Гасси и обнаружил, что, слушая, успел уже расстегнуть почти все крючки на камзоле Жассери. Едва осознанно отмечая и потертую ткань, и почти незаметную штопку на окровавленном рукаве, он начал стягивать камзол с мушкетера, и тот, хоть и морщился, стоически молчал - то ли бравируя своей отвагой, то ли, как Лазиньян, Салиньи и сам Атос, без слов давая понять, что членом роты он Арамиса больше не считает.
Задетый за живое молодой человек едва не предложил, что может последовать за другими добровольными помощниками и даже без мзды в одно экю, но два соображения удержали его в палатке - во-первых, ему было любопытно, а уйдя, он бы ничего больше не узнал, а во-вторых, именно потому что он был задет, он поискал сейчас способа стать необходимым.
- Атос прав, господа, - примирительно проговорил он, - теперь, когда вина была возложена на мушкетеров, перекладывать ее на господ гвардейцев будет, хоть и справедливо, недальновидно. Мы ничем не можем подтвердить свои обвинения, а обвинять голословно там, где судья предвзят, а наши противники уже доказали свою беспринципность, чревато худшим чем королевской немилостью. Если мне дозволено будет предложить…
Он сделал кратчайшую паузу, выстраивая в одну линию воспоминания и доводы. Как это часто бывает, начав с холодного расчета, он увлекся, и теперь его взгляд вновь горел почти юношеской страстью, а обида уступила место надежде. Если он сумеет сейчас найти выход из положения… Атос все еще был на него в обиде, но раскаяние иезуитов всегда было раскаянием деятельным.
- Если память мне не изменяет, господа, мы все бросились за Прешаком с тем, чтобы его остановить. Сан мой не позволяет мне предположить, какие события сегодняшнего дня могли заставить господ гвардейцев ожидать нападения, но, я думаю, даже господин де Кавуа не станет спорить, что это могла быть ошибка. А если в толпе в этот же момент нашлись подстрекатели, укрепившие этих господ в их заблуждении… Припомните же, господин де Ви-… то есть третий мушкетер, конечно, сам бросился защищать меня и убитого - разве пришла бы ему в голову сама мысль о нападении на духовное лицо, если бы ему ее не подсказали?
Разрумянившийся, с оживленным взглядом черных глаз, в это мгновение Арамис меньше всего был похож на монаха, и в надежде, с которой он смотрел на Атоса, не было ни грана притворства.
Отредактировано Арамис (2020-02-01 16:07:10)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Послушайте, Арамис, о каких подстрекателях вы говорите? – устало поинтересовался Атос. – Вы предлагаете рассказать королеве, что имел место заговор? Чей и против кого, черт побери? Кого обвинять? Вы собираетесь оправдываться, переложив вину на таинственных заговорщиков?
Он смотрел на бывшего мушкетера с трудноопределимым выражением. Были тут и грусть, и досада, и смутное недоумение. Неужели Арамис изменился настолько… или он был таким всегда и это просто сгладилось в памяти? Он был хитер, да, но крючкотворством не страдал никогда…
- Вы правы в одном – мошенничество господ гвардейцев не касается никого, кроме их и нас, и не стоит выставлять себя на посмешище и жаловаться на него королеве. Если они желают носить такое пятно на чести, тем хуже для них. Что же до королевы…
Атос помолчал. Он неплохо знал Марию Медичи и знал, что характер у нее тяжелый, чтобы не сказать – вздорный. Выгораживать перед ней кого бы то ни было было пустой затеей, заранее обреченной на провал. Но нужно ли кого-то выгораживать?
- Ее величество потребовала арестовать зачинщиков, - хмуро проговорил он. – Но зачинщик погиб, господа. Настоящие виновники ответят за свой поступок… не перед королевой – перед нами и своей честью. Я же могу доложить ее величеству, что несчастный Прешак, упокой Господи его душу, получил контузию, упав с коня, и поэтому кинулся на гвардейца. Увы, мы не поспели его вовремя остановить, хотя и пытались не допустить дальнейшего кровопролития.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Арамис ответил не сразу, глядя на Атоса так же прямо, как тот смотрел на него, и если в его взгляде читалась одна только грусть, то разве не было у него причин? Он протянул руку, а ее не приняли - ни Атос, которого его предложение, похоже, только раздосадовало, ни трое других мушкетеров, остававшихся безмолвными свидетелями разговора - Гасси, казалось, полностью ушел в себя, а двое других были явно согласны с Атосом.
Жассери скрипнул зубами, когда окровавленный камзол был снят и отброшен, и отвернул голову, когда Арамис взялся за манжет его рубашки.
- Мы не поспели, - повторил он, ощущая нахлынувшую вдруг усталость. Это "мы" - он имел на него право, потому что они спешили за Прешаком все вместе и не с целью завязать поединок… пока Лаварден его не убил.
Впервые с того момента, когда он увидел на ристалище Лавардена в окружении его товарищей, Арамис осознал, что тот гвардейцем уже не был - не больше чем он сам был мушкетером. Но Лавардена приняли обратно, это бросалось в глаза, а его…
- Если вы позволите мне дать вам совет, Атос?..
В прошлом он предложил бы дружеский совет. В настоящем… он не рискнул.
- Разумеется, - мягко отозвался Атос.
Арамис невольно промедлил, перемена тона была неожиданной. Вряд ли Атос сам не понимал того, что он собирался сказать, но все же…
- Ее величество будет ждать именно такого ответа, - сказал он наконец.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Атос равнодушно пожал плечами.
- Возможно, - проронил он.
Чего ожидать от женщины, которая в отсутствие своего коронованного сына, надо думать, спешит воспользоваться всей полнотой власти? Судьба однополчан самым плачевным образом зависела от ее настроения. Захочет ли королева-мать продемонстрировать подданным, что не один только Людовик имеет право именоваться справедливым и великодушным, или, напротив, показать, что она не потерпит беспорядка? Тревиль сумел бы ее убедить, но Тревиль был далеко. Оставалось одно. Настроение королевы Марии было переменчивым. Атос не зря спешил увести товарищей с глаз долой. Теперь… То, что он собирался сделать, сочтут самоуправством. Ну что ж, в крайнем случае вернувшийся в Париж капитан из Бастилии его как-нибудь уж вытащит. Зато к Салиньи и Лазиньяну никаких претензий не будет – они обязаны были ему подчиняться. Вот и отлично.
- Гасси, просыпайтесь.
Тон Атоса внезапно сделался жестким и требовательным.
- Лазиньян, вы берете обе шпаги, - мушкетер кивнул на оружие товарищей. – Салиньи и Гасси поведут Жассери. Или понесут, если понадобится. Вы выйдете с поля так, чтобы по возможности не попадаться на глаза их величествам, и отправитесь по домам. Позовете лекаря для Жассери, вернете шпаги их хозяевам и будете сидеть дома по крайней мере до завтрашнего утра. С nого момента, как вы, Гасси, и вы, Жассери, переступите порог своего дома, вы больше не арестованы. Все. Это приказ. Арамис, вам я приказывать не могу, но прошу вас – помогите им покинуть праздник как можно незаметнее, вы в своей рясе не привлечете ненужного внимания.
Он шагнул к выходу из палатки и, отогнув край полога, выглянул наружу. Пока никого.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Гасси вовсе не спал, напротив - он с живейшим азартом и полным напряжением сил изображал отрешенность и безразличие. Поэтому слова Атоса застали его врасплох. Он медленно сел; шляпа упала с его головы на землю, да так и осталась лежать - мушкетер ее попросту не заметил.
- Что?! - переспросил он.
И, как только спросил, так сразу и понял сам, уже до конца - что. Лицо Гасси за пару секунд успело выразить поочередно оторопь, удивление, уважение, опасение, сострадание и, наконец, возмущение. Именно возмущение - "я не могу и не должен принять от товарища такую жертву!" - так и осталось стоять во взгляде мушкетера. Он, не глядя, пошарил рукой вокруг, схватил свою шляпу и решительно, даже задиристо водрузил ее себе на голову. В каждом его движении сквозили вызов, своеволие, которые он, однако, не мог выразить словами.
Потому что - странное ведь дело! - Атос, при внешнем его спокойствии, излучал сейчас удивительную властность, спокойное величие, достойное королей и рыцарей далекого прошлого. И Гасси, дворянин в третьем поколении, сын управляющего, как-то вдруг растерялся и немного оробел, не нашел в себе сил возразить так, как он возразил бы любому другому - прямо, смешливо и, вероятно, резко.
Однако, не осмеливаясь на прямоту, сообразительности он при этом отнюдь не лишился.
- Атос, так ведь Ее Величество королева-мать навряд ли оценит Ваше благородство, - заметил он. - И раз уж Вы тут назначены командовать, так скажите, будьте любезны, как нам обходиться в дальнейшем с чувством вины - на случай, если приказом регентши Вас упекут в Бастилию?
Отредактировано Николя де Гасси (2020-02-06 04:37:48)
Арамис, мгновением раньше проглотивший столь же изумленное "Что?!", теперь взглянул на Жассери, ожидая такого же ответа, но тот смотрел в сторону, плотно сжав губы и со смешанным выражением раздражения и неприязни на лице - как человек, ожидающий, что с его выбором будут спорить, не уверенный в том, что сделал правильный выбор, и готовый его отстаивать.
- Атос… - немыслимо было бы отвергнуть просьбу о помощи там, где помощь эта была пустяком, а на карте стояла их дружба: Атос мог ни о чем не просить, но он попросил, и Арамис был тронут до глубины души. - Я больше не мушкетер, но я… Я подчинюсь любому вашему решению, но прошу вас…
Он запнулся, понимая, что все-таки возражает - и зная, что не может поступить иначе. Атос сделал свой рыцарский выбор, не заботясь о последствиях для себя, но Арамис так не умел, и сердце его сжалось от дурного предчувствия. Дружба, у которой вновь появился шанс, с одной стороны - и здравый смысл и его честь с другой.
Затем Арамис подумал, что дружба требовала защищать Атоса и от него самого, и, какой бы иезуитской ни была эта мысль, она не была неверной.
- Если ее величество не согласится с вашим решением, - тихо сказал он, - мы не безвестны, да и имя Вилье слышали очень многие. И они с Жассери ранены, они не смогут исчезнуть из Парижа до возвращения его величества. Гнев регентши… вы готовы рискнуть собой, Атос, но…
Он не сумел продолжить, с тревогой глядя на друга. Атос не был уверен, похоже, что сможет убедить королеву Марию, или не отдал бы такой приказ, а при всем уважении, которое Арамис испытывал к Гасси, и презрении, которым проникся к Жассери, беспокоили его на самом деле судьбы Атоса и кузена Николя. Если ее величество придет в ярость, не выиграет никто.
- Но, - твердо закончил он, - сперва следует закончить с перевязкой. Не лишайте ее величества ее охраны, вашего желания хватит, чтобы добиться всего, для чего вы хотели оставить здесь их.
Он кивнул на Лазиньяна и Салиньи, которые стояли теперь, обернувшись к Атосу, так что различить выражения их лиц он уже не мог.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- У ее величества хватит охраны, - пожал плечами Атос, - а вот у наших товарищей значительно больше шансов покинуть этот чудесный праздник под конвоем. Если все будут видеть в них арестованных, то уж точно ни у кого не возникнет ненужных вопросов.
И, пристально глянув на Гасси, он вдруг улыбнулся.
- Бросьте, о какой вине вы говорите? Так уж вышло. Ну, посадят меня в Бастилию, и что? Рано или поздно его величество вернется в Париж и наведет порядок… Но Арамис прав, вас и Вилье могут найти.
Мушкетер на мгновение задумался. Отсиживаться по домам при таких обстоятельствах, пожалуй, действительно не стоило. Но… вряд ли королева-мать станет обыскивать весь Париж. И у них было время – во всяком случае, до тех пор, пока она не выслушает его, Атоса.
- Послушайте, Арамис, а вы случайно не знаете поблизости от Парижа какой-нибудь тихой обители, где наших товарищей могли бы приютить на несколько дней по вашей просьбе?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Арамис только вздохнул. Он знал Атоса - если тот принимал решение, убедить его изменить мнение было задачей почти невозможной. Ах, будь он еще мушкетером…
Арамис бросил быстрый взгляд на Жассери, который, закрыв глаза и плотно сжав губы в болезненную гримасу, казалось, не желал больше слышать, что происходило вокруг, на Гасси, на лице которого смешивались упрямство и напряженное размышление, равно выдававшие его нежелание следовать приказу, на Лазиньяна и Салиньи, чье окрашенное некоторым злорадством удовлетворение не могла скрыть очевидно все возрастающая тревога за Атоса, и, наконец, снова посмотрел на друга.
- Две колотых раны, - сказал он, поочередно касаясь сперва окровавленной рубашки Жассери, немного левее ключицы, а потом его залитого кровью правого рукава. - И эта дрянь, чем бы она ни была, - он глянул на отброшенный в сторону пустой кувшин, - кончилась. Мне нужна вода, в первую очередь.
Взмахом кинжала он вспорол рубашку мушкетера, раз и два, освобождая первый лоскут для перевязки. Хирург, на первый взгляд, был ни к чему, но ограничиваться одним взглядом он не собирался.
- И никаких обителей, моей квартиры хватит.
Как бы странно это ни было для монаха, у него и в самом деле была квартирка в городе. После столкновения с кардиналистами в лесах Жантильи Арамис отправился к своему начальнику и устроил ему, других слов не подобрать, настоящую истерику. Он не был пустым местом в Париже, заявил он напрямик, как бы мало времени он еще ни провел в ордене Иисуса, здесь у него были старые связи и возможности, которых не было ни у кого больше. Если бы, без обиняков указал он, ему не нужно было умолять о помощи старых друзей, если бы он не был так жестко связан уставом резиденции, если бы у него были свои средства и какая-то свобода действий, он успел бы раньше. В его лице у Ордена был не худший поэт и недурной военный, а его считают мелким интриганом, пекущимся - о чем? Что ему могло быть нужно, когда, отправившись в Новый свет, он уже отринул все, что могли дать ему мирские связи? Святой отец может ему не верить, его право, но пусть рассудит: если брат Рене преисполнен амбиций, которые умело скрывает, есть ли смысл ему мешать и не лучше ли им воспользоваться? Видит Создатель, пусть ему припишут какие угодно тайные порывы, но пусть ему дадут возможность послужить!
В том, что в его бескорыстие не поверили, Арамис ни на миг не сомневался - но своего он добился и некоторую свободу свободу действий приобрел.
- Господин де Лазиньян, могу я просить вас сходить за водой и чем-нибудь покрепче? За моего пациента я ручаюсь - он не сбежит… еще довольно долго.
Будь на месте Гасси д'Артаньян или даже Портос, Арамис бы на него даже не посмотрел, но Гасси мог почувствовать себя задетым, и Арамис адресовал ему извиняющийся взгляд - в котором, однако, трудно было прочитать его мысли.
Лазиньян безмолвно кивнул и вышел из палатки.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
"Рано или поздно", - беззвучно, одними губами повторил Гасси, нахохлившись, как задиристый воробей. Выражение его лица недвусмысленно говорило - нет, господа, так не пойдет, я на такое не договариваюсь, - и, однако же, нужные для спора слова по-прежнему не приходили в голову. К тому же, с переговорами виртуозно, прямо-таки по-иезуитски справлялся пока Арамис, да и Жассери, видно, рад был предложению Атоса. "Вот дурень, подраться в самом неподходящем для этого месте он нынче тоже был рад", - с неожиданной злостью подумал Гасси. По иронии судьбы, он, в отличие от Прешака и Жассери, с самого начала понимал, насколько дурной затеей была драка на королевском турнире. И драться не собирался - пока его не вынудили к этому прямым нападением. И ему же теперь наказание грозило в большей мере, нежели товарищам - Прешак и без того наказан дальше некуда, Жассери ранен, а вот Гасси надолго вывел из строя кардинальского гвардейца...
В большей мере ни в чем не повинен только Атос, и вот же... Черт! Тут хоть интриги мути, хоть Бастилию штурмуй, хоть в Лангедок к Его Величеству езжай, чтоб вытащить этого величественного упрямца из переделки, в которую он сейчас впутывается.
- Ну что же, господа, - Гасси ответил Арамису столь же добродушным, сколь и нечитаемым взглядом и развел руками, - что же... Тут Вы поставлены решать, Атос, и я приму любое Ваше решение. Не обещаю, правда, принять любые последствия, но это уж дело десятое.
Мушкетер усмехнулся и пожал плечами с простоватым и скромным видом, который мог обмануть только того, кто совершенно не знал Гасси.
- Лазиньян, погодите! Одну минуту, Арамис.
В иных обстоятельствах Атос и не пытался бы спорить с настойчивым желанием Арамиса сделать какую следует перевязку, но сейчас время было, мягко говоря, неподходящее. Мушкетеру, как и аббату, хватило одного взгляда, чтобы оценить – ничего смертельного и даже опасного у Жассери не было. Потеря крови, да… но с этим легко справится тугая повязка, а вот убраться с турнирного поля им всем следовало как можно скорее. Лазиньян вернулся в палатку и смотрел вопросительно.
- Простите, но сейчас не время, - твердо сказал Атос. – Чем скорее вы отправитесь… в гости к господину аббату, тем лучше. Жассери, вам придется продержаться еще немного, в противном случае, боюсь, вам останется полагаться на тюремного врача. Мне бы очень этого не хотелось. Арамис, только не вздумайте при мне называть ваш адрес. Наложите плотную повязку и уходите. Королева-мать в любую минуту может отправить ко мне на помощь кого-нибудь из своей свиты, а это скверно для нас обернется. Время дорого. Гасси, благодарю вас за здравомыслие и прошу, сохраните его до того момента, пока вы все не окажетесь в безопасности.
Мушкетер мимолетно усмехнулся.
- Тогда я уже не буду иметь права вами командовать, но умоляю, воздержитесь все же от штурма Бастилии, дайте мне сперва хорошенько выспаться!
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Рассмеялся Арамис совершенно искренне, но не одна лишь шутка Атоса была тому причиной. Хоть одно не изменилось с тех пор, как они расстались - Атос по-прежнему читал его как раскрытую книгу, и это было даже приятно, как бы он ни ненавидел обыкновенно оказываться простаком. Какое-то мгновение он колебался - несмотря на просьбу друга он мог бы потянуть время и, возможно, добиться своего, однако два соображения остановили его: Жассери, который с болезненным стоном обеспокоенно приподнялся на своем ложе, а значит, мог тоже разгадать его игру, и сам Атос. Атос решил, и перерешать за него… У них был еще шанс остаться друзьями, а терять его Арамис был не готов.
- Десять минут, - кивнул он. - Лазиньян, окажите любезность. Аббат в обществе четырех мушкетеров, один из которых ранен - слишком заметная компания, при необходимости нас догонят. Здесь полно народу - купите у кого-нибудь куртку. Плащ был бы лучше, но кто же станет носить плащ в такую жару? Если сможете купить две, тем лучше.
Арамис отдал Лазиньяну свой кошелек и занялся Жассери. Сохранив, несмотря на благоприобретенный сан, любовь к светскому платью, он часто одевался под сутаной так, что стоило ему ее сбросить и он снова превращался в кавалера. Не сейчас, однако - сегодня он хотел подчеркнуть преимущества своей фигуры и в одеянии иезуита, а значит, не стал надевать камзол. Но рубашку, штаны и туфли он носил - если Лазиньяну повезет…
К тому времени, как Лазиньян возвратился со своей добычей, Арамису пришла в голову еще одна мысль, которой, впрочем, он и не подумал поделиться - даже напротив, взгляд лишний раз не решился поднять, опасаясь, что Атос прочтет в нем и это - и когда, еще несколько минут спустя, ристалище покинула та самая легко опознаваемая компания, за первым же углом избавившаяся от наиболее узнаваемых своих примет, он все еще помалкивал, напряженно обдумывая свой план.
Эпизод завершен
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Бремя ответственности. Турнир, 4 июня 1629 года