На последние слова Эмили можно было бы и рассердиться, но Бутвилю сердиться не хотелось. И даже не из-за усталости. Он вдруг осознал, насколько ему самому тяжело быть старшим и главным, не имея рядом кого-то мудрого и доброго, кто утешил бы, объяснил, что нужно делать и просто посочувствовал.  И ещё он понял, почему Эмили так благосклонна к Теодору, к Бадремону, почему так привязалась к Эжени - они, по сути, заменяют ей отсутствующих в природе братьев и сестер.
      От этого нового понимания на душе стало удивительно спокойно, и сразу потянуло в сон. Луи-Франсуа медленно расстегнул и снял камзол, бросил его на стул и растянулся на постели.
      -  Вам не повезло, душа моя, - сказал он, протягивая обе руки к Эмили. - У вас есть теперь только я, а из одного меня трудно выкроить и мужа, и отца, и брата, и уж тем более сестру. А отвечать перед богом и людьми сразу и за вас, и за брата, когда за меня самого не отвечает никто - тоже очень нелегко.  Сейчас у нас есть надежда, пусть очень слабая, на то, что мы сумеем вдвоем защититься от мира и добыть хоть малую толику счастья... Никто не знает, что нас ждёт завтра. Идите же ко мне, давайте позволим себе  ненадолго ни о чем не думать и просто отдохнем!