Утро перед турниром, около девяти часов утра
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » От своей судьбы не убежишь, а от чужой - можно попробовать. 4/6/1629
Утро перед турниром, около девяти часов утра
Никто.
И звать меня никак.
Почему г-н Бутийе был уверен, что военные действия в Лангедоке затянулся еще надолго - сам он не объяснял, а Шере не спрашивал, хотя подозревал, что, задай он такой вопрос, г-н Бутийе охотно на него ответит. Скорее всего - что-то вроде "монсеньор так пишет". Шере заглядывал как-то в письмо, о котором г-н Бутийе так отозвался - ничего такого там не было, верно, надо было уметь читать между строк.
Но для всех в канцелярии Пале-Кардиналь каждый день отсутствия их господина означал лишнюю работу - с десяток самых разных отчетов, и для каждого из них краткое, в одну страницу, изложение основных вестей. Для кого оно сочинялось, можно было только гадать - г-н Бутийе не сомневался, что монсеньор читает все - но один из этих отчетов, по положению дел в Париже, Шере составлял сам и до сих пор испытывал облегчение, когда его покровитель только кивал, просмотрев его изложение.
- Вы не упомянули о той истории, - заметил г-н Бутийе.
Шере посмотрел на лежавший между ними листок бумаги.
- Потому что из-за нее ничего больше не произошло, сударь.
Г-н Бутийе покачал головой, но настоящего неодобрения в этом жесте не было.
- Вы не верите… Но добавьте все равно - в общий отчет тоже, если этого там нет, это важно. Монсеньор, как служитель Господа, лучше нашего знает, как об этом судить.
Шере помедлил, но кивнул. Не подставить бы Реми… но мог же он написать так, чтобы это выглядело очевидной ерундой? Или лучше не пробовать - очевидную ерунду он никогда в отчет не добавлял…
В кабинет постучали, дверь отворилась, и при виде вошедшего у Шере сжалось сердце, а г-н Бутийе непритворно просиял:
- Господин граф! - он сдвинул бумаги к Шере. - Все, идите, работайте. Господин граф, вы же… оттуда? У вас есть новости? Идите-идите.
Прикрыв за собой дверь, Шере оглянулся, но задерживаться не стал.
Никто.
И звать меня никак.
- У меня есть лучше, - Рошфор с улыбкой протянул Бутийе письмо кардинала, а сам задержался у двери, прислушиваясь к шагам, потом чуть толкнул ее, убеждаясь, что писец отправился восвояси, и только затем устроился у стола, напротив хозяина кабинета. - Монсеньор взял Прива, - сообщил он главную новость, - и мне теперь предстоит сообщить королеве-матери об этой победе, и о несчастье, которое постигло город.
- Это замечательно, - отозвался секретарь, почти уткнувшийся носом в письмо. - То есть… несчастье? Если позволите, господин граф, минуточку, я только позову господина Шарпантье.
То ли позабыв, что можно вызвать слугу, то ли не опасаясь лишних задержек, он выбежал из кабинета и меньше через минуту вернулся уже с другом.
- Доброе утро, господин граф, - Шарпантье, судя по всему, тоже был очень рад. - Прива взят? А монсеньор, как он?
Сердечно поприветствовав и секретаря, Рошфор подробно рассказал об осаде, и о последующих событиях, обрисовав для двух доверенных сотрудников кардинала как действительную картину событий, так и тот самый "несчастный случай", который предстояло представить публике здесь, в Париже. - Так или иначе, сообщение между Нимом и Монтобаном разорвано. На очереди Алес, и я не знаю, что еще Роган сможет сделать такого, чтобы удержать собственно Монтобан.
Шарпантье и Бутийе переглянулись. Здесь, в самом узком кругу, они оба меньше следили за выражениями лиц, и трудно было бы не заметить, как они довольны.
- Это очень хорошие новости, господин граф, - Бутийе потер руки, очевидно что-то предвкушая. - Замечательные новости, как скоро они могут стать известны?
- Мои люди болтать не будут, - Шарпантье вопросительно взглянул на графа.
- Да, - кивнул Бутийе. - Я бы хотел начать писать так скоро, как только возможно.
- Судить вам, - вмешиваться в епархию Бутийе Рошфор не собирался. - Я обогнал королевского курьера, пожалуй, на пару дней. Сколько времени займет у его величества сочинить реляцию... - он улыбнулся не без значения; нетрудно было предположить, что король вряд ли обойдется в столь щекотливом деле без помощи первого министра. - Другой вопрос, насколько я обогнал слухи.
Секретари переглянулись.
- Ее величество королева Анна устраивает сегодня в Париже… - Бутийе пожевал губами, подбирая нужное слово, - праздник. Стрелковое состязание в утренние часы, то есть сейчас, стихотворное - около полудня, и затем - рыцарский турнир. По общеизвестным сведениям ее величество королева Мария почтить его своим присутствием не собирается, но насколько известно мне, сегодня после полудня никаких аудиенций ее величество не дает.
Шарпантье посмотрел на стоявшие на каминной полке золотые часы, чья стрелка давно миновала латинское Х, и покачал головой.
- Полагаю, вас примут, но заставят ждать, - согласился Бутийе. - Его величество, вы сказали, еще не отправил реляцию, когда вы уезжали?
- Я выберу пару человек понадежнее, - кивнул Шарпантье.
Ни тому ни другому не требовалось пояснять, сколь неудачно выйдет, если звон колоколов Нотр-Дам возвестит парижанам что-то давно им известное.
Рошфор кивнул. И о празднике, и о том, что королева Мария готовится к выезду, он уже знал, и даже примерно представлял себе, как будет действовать.
- Я и буду на турнире. Попробую добиться приема у королевы-матери. Если же мне это не удастся, всегда остается прямой путь. Но..., - меньше всего графу хотелось подвергнуть мадам де Комбале еще одной грозе, прибегнув к ее посредничеству в неподходящий момент всего лишь ради того, чтобы чуть ускорить дело, так что он обернулся к Бутийе, и спросил уже его одного. - Что сейчас происходит в Люксембургском дворце?
совместно с Провидением
Отредактировано Рошфор (2020-03-21 20:52:00)
Бутийе еле заметно поджал губы.
- Ее величество, - проговорил он после краткого раздумья, - как всякая мать, вне всякого сомнения страдает, тоскуя по сыну, и государственные дела, утомляя ее и требуя ее к ним непрестанного внимания, не вовсе лишая ее сил, оставляют ее часто в душевном упадке и скверном расположении духа. Медик ее, мэтр Вотье, не страдает от оных, как, впрочем, и такие другие особо близкие к ней особы как синьора Сальваджа или маркиза де Гершвиль, но прочим, увы, порой приходится нелегко.
- Госпожа де Комбале, когда мы видели ее вчера, - мрачно добавил Шарпантье, - показалась нам подавленной и огорченной, но к сожалению, она не делится ни с кем из нас своими печалями.
Бутийе чуть подался вперед, а затем едва уловимо пожал плечами.
- Я уверен, господин граф, она будет счастлива побеседовать с вами.
Рошфор подумал, что не был бы так в этом уверен, потом тут же подумал, что думает ерунду: он только что от монсеньора, и госпожа де Комбале, конечно же, будет рада его расспросить о здоровье и настроении дядюшки. Рассказать о своих заботах - другое дело. Он помолчал, в свою очередь взвешивая слова.
- Приложу все усилия, чтобы поднять ее величеству настроение... хоть немного, - произнес он почти легкомысленным тоном, не сомневаясь, что люди, которые помнят его еще юнцом, сейчас поймут его правильно. - И бросил взгляд на часы. - Господин Шарпантье, не пройдетесь ли вы со мной до архива? У меня к вам есть еще одна небольшая просьба.
- Разумеется, господин граф, - Шарпантье метнул быстрый взгляд на лежавшее на столе Бутийе письмо и распахнул дверь кабинета. - Чем я могу быть полезен?
- Не удивляйтесь, прошу вас, но мне будет нужно несколько старых писем, - оказавшись в архивах, и снова убедившись, что их никто не подслушивает, Рошфор на миг задумался, как объяснить задачу. - Почти все равно каких. Предположим, нужно создать видимость, что некто имеет доступ к архиву очень влиятельного лица. Я хотел бы выбрать что-нибудь, а вы проследите уж, чтобы я не забрал ничего действительно важного.
Шарпантье отвел сделавшийся сосредоточенным взгляд, а затем кивнул.
- Тогда нужны письма от очень влиятельных особ, - полувопросительным тоном проговорил он. - На двух страницах, чтобы можно было оставить только вторую, и не содержащих ничего важного. А половины письма вам не хватит? Если вам, конечно, хочется иметь в вашей коллекции письма его и ее величеств.
Которую из двух королев он имел в виду - в уточнении не нуждалось.
- Письмами их величеств рисковать не стоит, а вот от его святейшества... Там же, как я понимаю, полно пустой переписки, в которой по сути нет ничего секретного? - Рошфор придал утверждению тон вопроса больше из уважения к собеседнику, сам примерно себе представляя, как много напыщенных рескриптов рассылает по миру Святой престол, в том числе и множеству адресатов сразу. - Но в целом..., - он покопался со знанием дела в ближайшем ларце, и выудил глупейший проект переправки продовольствия в Ла Рошель подводным путем - посредством искусных пловцов, которые держали бы во рту полые камышинки - адресованный самому королю Англии от некого соратника герцога де Субиза, и бог весть, как осевший здесь. - В целом сойдет и что-нибудь вроде этого. Хорошая дорогая бумага, цветная печать.
Шарпантье принял письмо из рук графа и просмотрел первые несколько строк с все более очевидным недоумением, внезапно сменившимся озарением.
- Прошу вас, конечно, - он вернул бумагу Рошфору и перешел сундуку у двери. - Вот это тогда… и может… вот… нет, вот это. И…
Пятью минутами позже он вручил графу небольшую пачку писем и извлеченную словно ниоткуда ленту, чтобы их перевязать.
Рошфор не торопясь пролистал письма, которые Шарпантье ему вручил - это было ровно то, что ему нужно.
- Вы всегда знаете лучше, - заметил он, сопроводив комплимент благодарным взглядом.
Секретарь появился в доме Люсонского епископа немного раньше пажа, и никакая разница в положении не могла бы заставить Рошфора забыть об этом. С непринужденностью своего человека он подошел к тому шкафу, где хранились бумаги под рубрикой "убранство Люксембургского дворца", и, пробежавшись пальцами по строю папок, выбрал одно из писем господина Рубенса - то, в котором было более двух страниц, на котором печать не была сломана; в доме Ришелье письма людей, имеющих значение, всегда старались вскрывать очень аккуратно.
- Это не покинет Пале, - успокоил он Шарпантье, показывая свою находку на расстоянии. - Я только возьму печать, но таких здесь сколько угодно.
Он извлек из ножен кинжал, и, устроив письмо на столе, ловко поддел печать самым кончиком, отделив ее вместе с клочком бумаги, после чего вернул и первую, и последние страницы по назначению, оставив себе одну, представляющую собой отрывок реестра расходов, понесенных живописцем в ходе выполнения заказа Марии Медичи.
Шарпантье сделал резкое движение, словно намереваясь помешать графу, и, не успев, смущенной гримасой обозначил извинения.
- Образец почерка, печать. Мне кажется, я уже знаю, куда вы пойдете дальше.
Рошфор заговорщицки улыбнулся, и легонько подкинул печать на ладони, прежде, чем бережно убрать ее в кошелек, завернув в бумагу.
- Печать туда не пойдет, - он был более, чем уверен, что секретарь сделает из его слов правильные выводы. - Что до почерка... Я долго отсутствовал в Париже. Как вы думаете?
Шарпантье плотно сжал губы.
- Как я думаю… Господин граф, я… - он вздохнул. - Мое мнение, господин граф, в данном случае отлично от мнения и монсеньора, и господина Бутийе, а значит - скорее всего неверно. Мое мнение это что мошенник бывшим не бывает, а этот… этот даже не притворяется бывшим. В тот момент, когда ему сделается выгодно предать монсеньора, он это сделает. Господин Бутийе считает, что такой момент не настанет никогда, но не в этом же дело?
Рошфор сел на лавку у стола - как бы он ни спешил, этот разговор был важнее прочих - и сделал приглашающий жест, зная, что Шарпантье иначе так и останется на ногах.
- Этот момент непременно настанет, - им предстояли нелегкие времена, он был в этом уверен, это, вероятно, знал и Шарпантье, и он был удивлен услышать, что г-н Бутийе мог в этом сомневаться, это он-то, глубоко посвященный в дела королевы-матери.
Шарпантье поклонился, но садиться не стал и даже заложил руки за спину.
- Тем хуже, господин граф. Господин Бутийе ему доверяет, а я… Он полезен, это правда. Но это мошенник, я же чувствую!..
Говорил секретарь, как всегда, не повышая голоса, но в последних его словах прозвучало что-то, похожее на отчаяние.
Рошфор озадаченно побарабанил пальцами по столу. Шарпантье был взволнован, искренне, значит, все это было очень важно - что не расходилось и с его собственными ощущениями. Он был подозрителен, секретарь монсеньора, но был и умен, и до крайности проницателен. Граф снова указал на сидение рядом, теперь настойчивее.
- Присядьте же! И пожалуйста, расскажите, я сам ничего не понимаю.
Шарпантье, поколебавшись, обошел стол и присел на самый краешек лавки.
- Я не могу ничего рассказать, господин граф, что могло бы объяснить… я просто уверен. Он умеет втираться в доверие, вспомните хотя бы ту горничную, которая передавала для него письма. Это висельник, на нем клеймо негде ставить, но вот служанки приносят ему еду в канцелярию - потому что "да он же здесь живет, он наш", - судя по изменившемуся тону, секретарь подражал кому-то из прислуги. - Господин капитан с ним советуется - они наняли кучу всякой шушеры… Помните этот трактир, его тогда за гроши купили? Там теперь специально сидит кто-то - не впускать же во дворец уличную шваль? И все равно все время бегают какие-то уличные мальчишки, спрашивают… Ей-богу, мне иногда кажется, что, если он захочет сбывать здесь краденое, чтобы содержать еще каких-нибудь шпионов, у него и это получится. Я слыхал даже, что покойная графиня Винтер… - Он осекся, но, вскинув на миг глаза на графа, закончил: - Она приглашала его к себе. Через черный ход, да, но все же… Конечно, она женщина… была, да пребудет ее душа с Создателем, но… - Он снова вздохнул. - Таких людей можно использовать, но им нельзя доверять.
Поручить Шере набрать "шушеры" было идеей монсеньора, и, если Рошфора что-либо и смущало в этом проекте, то не низкое положение и дурные манеры агентов, и даже не возможность утечек - дело житейское - а лишь тот факт, что в руках мошенника, которому нельзя было доверять, таким образом оказывались сосредоточены обрывки сведений о разных отраслях секретной службы кардинала. В свое время он высказал возражения, получил заверение, что монсеньор понимает эту опасность, и... И сказал себе, как обычно, что монсеньор знает лучше, и видит дальше, и раз так, значит он обо всем подумал, и если бы это было его делом, ему сообщили бы больше. И если в душе он винил себя, что тогда отступил, то секретарю кардинала об этом было знать совершенно незачем. А вот смерть Миледи все еще не давала ему покоя, и этого он не скрыл.
- Леди Винтер..., - зацепился он за последнюю фразу, ни капли не пытаясь разыгрывать больше уверенности, чем он в самом деле чувствовал. - Хотел бы я знать, чего она от него хотела. Потому что я знаю наверняка - и не вижу причин, почему бы и вам не знать - что ни с каким поручением монсеньора это связано не было.
Шарпантье нахмурился, разглядывая свои руки, которые аккуратно, как самый примерный ученик, положил одна на другую на столе перед собой.
- Ее убийца… его так и не нашли? То есть, - спохватился он, - не подумайте, я на него не думаю… хотя пистолет…
Рошфор хмыкнул.
- Если мне скажут, что этот слизняк способен справиться с пистолетом, я окончательно убежусь, что он не тот, за кого себя выдает.
- Окончательно, господин граф? - насторожился Шарпантье. - Значит, вы тоже?.. вам тоже кажется?
Рошфор пожал плечами.
- Черт его знает. Я с ним не разговаривал года два. Но то что мне говорят о его успехах... Кавуа, леди Винтер, и остальные. Либо все вокруг внезапно ослепли, либо я видел перед собой совсем не того человека, о котором сейчас слышу.
Шарпантье задумался.
- Шере не слизняк, - сказал он наконец, снова поднимая глаза на графа. - Я тоже так раньше думал, но вот что я вам скажу: ночью по Парижу ходить опасно и для дворянина при шпаге, а он ходит, и порой вообще один. Господа гвардейцы еще зимой… ну, вы знаете, как люди сплетничают, мне тоже рассказывают. Я слышал, что на них с мэтром Барнье у самого дворца напали, и это Сент-Оноре, что чуть подальше делается - представить себе страшно. Ладно, он у них свой человек, - по его лицу пробежала гримаса отвращения, - но ведь это же шваль, они и своих, я думаю… легко. Даже если он у них король. Как вы думаете, господин граф?
Рошфор немного подумал.
- Вот в то, что он там теперь король, я пожалуй мог бы поверить. - произнес он, отдавая тоном должное мысли собеседника. - С нашими деньгами, и нашей поддержкой. Или, скорее, кто-то при короле.
- Кардинал, - Шарпантье наметил улыбку. - Кстати, ни с одной из горничных он шашни не заводил - или ни одна об этом не болтала. Хотя многие, говорят, были бы не прочь. Да, он, бесспорно, обладает нешуточным влиянием на парижском дне - господин Бутийе этим даже пользовался, насколько я знаю - но не уверен, насколько это… Кстати, вы заметили? Он не говорит, как человек из низов.
Это был первый раз за двадцать с лишним лет знакомства, когда Шарпантье позволил себе пошутить при Рошфоре в адрес его высокопреосвященства. Тот улыбнулся в ответ, показывая, что оценил доверие, но ответил про другое.
- Не как человек из низов, но и не как дворянин. Что-то вроде стряпчего?
Шарпантье не задумался ни на миг, очевидно не раз уже успев обдумать все это и прийти к своим выводам:
- Ничего похожего. Он не знает латыни, проверено не раз, и в законах ничего не понимает - ну, или искусно притворяется, только зачем? Зато он знает несколько говоров: какой-то из гасконских - возможно, Бордо; какой-то со средней Луары, похоже на орлеанский, но не оно, и какой-то еще, наш человек не опознал. Я бы предположил торговую семью, связанную с морем - про корабли он тоже что-то знает, но не как человек, который ходил на них сам.
- Как интересно, - Рошфор прищурился. - Знает о кораблях, но не ходил на них? Что это может быть - младший сын, которого оставляют служить в конторе? Незаконный ребенок, которого так пристроили? Так или иначе, он выбрал иную стезю, и еще менее завидную.
- Раздал слишком много долговых расписок с поддельной отцовской подписью, - предположил Шарпантье. - У меня есть знакомый в Бордо, я спрашивал его об этой фамилии, мало ли. И об имени, имя редкое, это не Жан и не Пьер. Ничего.
Рошфор кивнул.
- Я тоже пошлю в Бордо. Между тем... мне нужно собираться, но должен сказать, что вы меня убедили - с этим писцом явно что-то нечисто. Его высокопреосвященству нужны будут твердые доказательства, господину Бутийе хватит и обоснованных подозрений, ну а мне - мне довольно будет малейшей зацепки, чтобы начать интересоваться им. Как вы полагаете?
Отредактировано Рошфор (2020-05-08 16:25:47)
- Разумеется, господин граф, - отозвался Шарпантье, поднимаясь. - Я позволю себе обсудить ваше мнение с господином Бутийе?
Что-то в его голосе позволяло предположить, что этот разговор доставит ему удовольствие.
Рошфор на миг задумался.
- Само собой, от месье Бутийе не может быть никаких секретов. Но дайте мне время переговорить с ним об этом первым, и позже. - Граф не был так глуп, чтобы ожидать, что добьется этим молчания от секретаря; но надеялся, что теперь тот, если решит осведомить почтенного Бутийе, то предупредит, что сделал это за его спиной, и тем побудит последнего к бдительности лучше, чем мог бы сделать он сам. - И вот еще. Монсеньор просил вас передать мне ключ от Люксембургского ларца.
Шарпантье поклонился, скрывая разочарование столь успешно, что человек, не знавший его так же близко как Рошфор, был бы обманут.
- Хорошо, господин граф. Мне придется послать за ключом домой или съездить самому - как срочно он вам нужен?
- Нет-нет, нисколько не срочно, к вечеру, - еще только этого ключа не хватало Рошфору на турнире, задуманном королевой Анной, довольно было и письма на груди в непромокаемом пергаментном конверте, напрочь исключавшего минимальный риск; граф поднялся, и заново пролистал бумаги, уже перетянутые лентой. - Вы будете так любезны привезти его мне домой, когда освободитесь от здешних обязанностей?
- Сегодня к ночи, - полу-утвердительным тоном отозвался Шарпантье и, перейдя к двери, распахнул ее, явно пропуская собеседника вперед. Снаружи донеслись мужские голоса и смех, и двое спешивших мимо лакеев исподтишка заглянули в открытую дверь, почтительно поклонившись секретарю.
- В любое время, - насмешливый взгляд Рошфора на миг пригвоздил проходящих к стене, - идите-идите. А вы, месье Шарпантье, - он снова развернулся к секретарю, и голос его снова стал серьезным. - Если меня почему-то не будет дома - дождитесь меня.
Взгляд серых глаз секретаря на миг сделался очень пристальным.
- Непременно, господин граф, - он поклонился еще раз и вышел из комнаты.
Рошфор коротко кивнул - не сомневаясь, что его здесь поняли правильно. Потом еще раз взглянул на свой черновик, на образец почерка господина Рубенса, и на короткий обрывок якобы письма короля Карла, потом на пару листов из записок испанского секретаря последнего, которые он принес с собой. Как будто все было в порядке.
- Пойдемте со мной, Шере, - на пороге зала, где работали писцы, Рошфор возник так же бесшумно и неожиданно как всегда, и вид имел такой же надменный. Словно того человека, который сердечно здоровался с Бутийе, и откровенничал с Шарпантье, на свете и вовсе не было.
Руки похолодели, сердце замерло, и Шере, поднимаясь на ноги и вытирая перо о покрытую черными пятнами тряпицу, едва не забыл бросить чистый лист поверх черновика. Смысла в этом не было, скорее всего, уже никакого, и, направляясь к двери, он в который уже раз пожалел, что имел глупость в открытую попросить у Реми яд - если бы не эта просьба, тот бы давно сам ему рассказал, какое из его снадобий убивает быстро.
- Я к вашим услугам, господин граф, - почти беззвучно произнес он. Боже, если что-то случилось с Александром!.. Только бы не это, Господи Боже, только бы…
Позади осталась тишина, перешедшая в скрип отодвигаемых табуретов, шелест бумаги, вздохи и первый негромкий смешок, когда дверь, еще не закрывшись до конца, уже скрыла их обоих от прочих писцов.
Никто.
И звать меня никак.
При виде заранее перепуганной физиономии секретаря Рошфор испытал давно забытое раздражение, которое тут же подавил, ведь речь шла о деле, и даже о двух. Идти было недолго, до первой свободной комнаты, где был рабочий стол, и не было сейчас никого.
- Сядьте здесь, - он безапелляционно ткнул пальцем в скамью у стола, и даже не взглянул, чтобы убедиться, что его приказание выполнено. Сам пододвинул к секретарю чернильницу и перо, и положил перед ним два листа - чистый и целиком исписанный по-испански ровным и аккуратным почерком, не менее аккуратным, чем почерк самого Шере, когда тот писал как секретарь.
- Напишите мне несколько слов по-французски этим почерком. Что угодно, все что придет в голову.
Любого другого из подчиненных г-на Бутийе он бы при этом ободряюще потрепал по плечу, и спросил: "Сможете?", а то и добавил бы несколько слов, объясняющих, с чего это граф решил потребовать потребовать столь странную услугу. С Шере - он присел на край стола, прекрасно помня, как тот каменеет и напрягается, оказавшись чрезмерно близко к другим людям, и склонился, внимательно наблюдая.
Шере смотрел на лежавшие перед ним бумаги, тщетно пытаясь сосредоточиться на написанном - или на сказанном. Написать? Написать несколько слов? И все? Он протянул руку к перу, не чувствуя ничего кроме холода. Он не сможет - руки слишком дрожали. И поверить, что дело только в этом, не получалось. Несколько слов? Монсеньор обещал…
Он смотрел на письмо-образец и ничего не понимал, чувствуя на себе холодный взгляд и снова и снова приказывая себе не бояться. Все изменилось. С того лета все изменилось. Он знал, что это так, но поверить сейчас не получалось, и руки жутко мерзли, и в голове не осталось мыслей кроме одной - что-то не так. Что? Слишком страшно было искать ответ на этот вопрос, и слишком много было этих ответов.
Секретарь писал, почти наверняка - ровный, безличный почерк, округлые буквы, петли над строчкой такой же длины, что и под строчкой. Если бы он мог понять… но он не понимал, ему было слишком страшно, и человек, писавший это письмо, оставался загадкой.
Подушечкой пальца он опробовал кончик пера - разумеется, остро отточенного, но ему нужно было сделать вид хотя бы, что он не просто так сидит и пялится, а…
Слова не складывались в предложения, буквы не складывались в слова - нельзя, черт возьми, так бояться, это…
Он осознал вдруг, что письмо написано не по-французски, и с этим пониманием страх… нет, не ушел, но хотя бы застыл - липкой пленкой на ладонях, тяжестью в груди, холодком вдоль позвоночника, новой сосредоточенностью во взгляде.
Перо ткнулось в чернильницу.
"Фунт яблок, - написал он, - полфунта хлеба, двадцать туазов бечевы покрепче".
Спрашивать он ничего не стал, лишь поднял на господина графа вопросительный взгляд - достаточно? Несколько слов - и он едва не начал записывать рецепт яблочного пирога.
Никто.
И звать меня никак.
Трудно было не заметить, что у писца подрагивали руки. Но когда пришлось писать, он это сделал. И сделал почти идеально. Ясные строки, отлично передающие почерк иностранца, и какой-то невнятный бред в содержании, не выдающий почти ничего. Шарпантье ведь кажется говорил, что он из Бордо?
- Что это значит? - небрежно поинтересовался Рошфор, разглядывая одновременно и поднятый к глазам лист, и свой образец.
Шере отвел глаза почти сразу, вытирая кончик пера о край чернильницы.
- Просто… несколько слов, господин граф. Что в голову пришло.
Свое недоумение граф оставил при себе. Положил на стол другой лист, дорогой бумаги под стать образцу, прихваченный в помещении архива. Никак не комментируя свои действия, поднялся, выплеснул из чернильницы чернила в холодный сейчас камин, и, порывшись в поясном кошельке, поставил на стол небольшой граненый флакон с другими.
- Теперь это.
Короткий постскриптум "от короля Карла", написанный самим Ришелье, Рошфор переписал собственным почерком еще перед выездом из ставки, не желая тащить с собой в путь столь компрометирующий документ, и тогда же бросил в огонь оригинал.
Отредактировано Рошфор (2020-05-14 17:21:40)
Шере проводил графа взглядом, в этот раз не поднимая голову. Если бы на месте г-на графа был г-н Бутийе, он был бы уверен, что от него ждут вопроса, и, может, спросил бы. Но почерк был не его, а текст не имел смысла, и, что бы это ни были за чернила, его это не касалось… вот только зачем?
Не в письме было дело.
Руки у него опять задрожали, и, выигрывая время, он принялся вытирать перо об свой список - неторопливо, тщательно, это в любом случае было необходимо, не бывает обычно так, чтобы в одном и том же письме смешивали два разных цвета чернил - и изучал в то же время, что ему надо было переписать. Короткий, в пять строк, абзац на незнакомом языке, начинающийся буквами P.S., - и это было все. Ничего больше, даже подписи - даже если это был постскриптум, это был очень странный постскриптум.
Он продолжал смотреть, проводя пальцами по срезу пера, чтобы убедиться, что на нем не осталось ни капли чернил, и увидел французское имя - Champlain. Или это было не имя? Лампурд цитировал иногда на латыни, и он никогда не попадал, пытаясь угадать.
Не его это было дело. Даже г-на Бутийе он бы, может, не спросил. Постскриптум к письму, и все. Если бы это было его дело, он написал бы первые строчки, пусть даже первые пару слов, на том же листе, что и подпись, но может, там вообще не было места, и это было не его дело.
Он отодвинул чистый лист в сторону, сложил вдвое тот, которым вытирал перо, и снова поднял глаза.
- Простите, господин граф, я… Я не могу сразу написать набело. Вы позволите?..
Люди не пишут букву за буквой, они всегда знают, что напишут дальше. Если по-французски он написал бы легко, то тут… Тут придется переписывать по одному слову, и Шере не думал, что обойдется без ошибок.
- Что ж, разумеется, - Рошфор кивнул на стопку листов обычнной канцелярской бумаги. - Упражняйтесь. Знаком ли вам этот язык? - поинтересовался он впроброс, словно ответ не имел никакого значения.
Шере взглянул на флакон, куда окунул перо, и придвинул его поближе, не спеша начинать - отвлекаться, разговаривая с такими людьми, было слишком опасно, а для письма на незнакомом языке ему нужно было все его внимание.
- Нет, господин граф. Я… я не уверен, что смогу… написать без ошибок. То есть… в итоге смогу, конечно, но…
Он позволил себе быстрый взгляд на отложенный лист бумаги. Мог ли г-н граф и в самом деле не заметить, что в первый раз он в черновиках не нуждался? Мог - но куда вернее это была проверка.
Отредактировано Dominique (2020-05-14 19:40:54)
Никто.
И звать меня никак.
Рошфор хмыкнул, и перелил дорогие чернила из своего флакона в опустевшую чернильницу - так было писать намного удобнее. И поднялся, отошел к окну.
- Я жду.
Перо тихо шуршало по бумаге, замолчало, когда Шере, прерываясь, придирчиво разглядывал результат, сверяя его с оригиналом, и снова начинало шуршать. Три слова до первой запятой, повторенных снова и снова, были затем перенесены на более дорогую бумагу, и Шере вернулся к образцу почерка, разглядывая его так, будто пытался взглядом проделать в нем дырку. Стул скрипнул, когда, отодвинув все бумаги, Шере извлек небольшой нож в дешевом кожаном футляре и с минуту чинил перо - вовсе, казалось, не нуждавшееся в очинке - а затем опять притянул к себе черновики и вернулся к письму.
Пристальный взгляд мог бы обнаружить, что работал он по-разному - то подолгу таращился на оригинал письма, прежде чем приступить к следующему слову, то писал несколько слов зараз; то долго сличал написанное с образцом, то словно забывал об образце вовсе; то переписывал на чистовик одно слово, то несколько - останавливаясь как правило, хоть и не всегда на запятой или на точке. Перо он тоже не правил, пока не добрался до последней короткой строчки и тогда, будто спохватившись, снова сделал паузу, а затем дописал почти неприлично быстро и глубоко вздохнул, отложив перо. С минуту еще он сравнивал оригинал со своим чистовиком, слово за словом, а потом потер глаза и посмотрел на Рошфора.
- Если вашей милости будет угодно взглянуть…
Наблюдать за напряженно работающим Шере было очень интересно - как было бы Рошфору интересно наблюдать за любым мастером своего дела, особенно если можно было понять хоть часть из того, что он делает, самому. Сам граф обладал ограниченным набором приемов, позволяющих изобразить чужой почерк. Мог взять перо в левую руку, чтобы имитировать почерк необученного простолюдина, мог стянуть кожаным ремешком два-три пальца на правой, чтобы писать неловко, как грамотный, но нечасто пользующийся грамотой слуга. Мог и еще кое-что - и еще немного пополнил свой арсенал обученного иезуитами рисовальщика, наблюдая сейчас за действиями Шере. Получив в свое распоряжение чистовик, Рошфор внимательно вгляделся, и вернул бумагу на стол.
- Вот здесь вы пропустили тильду. - отточенное, но еще не знавшее бумаги перо уперлось в бумагу над буквой "n". - Добавьте.
Еще одна ошибка была замечена, но не озвучена - черт с ней, секретари короля Карла тоже небезупречны.
- Прошу прощения, ваша милость…
Не поднимая глаз, Шере притянул бумагу к себе и взял перо, мысленно выдохнув с облегчением. Тильда была одна-единственная на все послание, над буквой "n", и он не был уверен, что это не помарка пера - в любом случае, добавить ее было несложно. Куда больше его тревожили две буквы "о", в начале и в конце, которые могли также быть буквами "а", почерк у его милости был не секретарский, пусть даже в этом случае он явно старался. Одну из них он мог бы еще исправить и не особо отклониться от образца, вторая… что ж, у секретаря или писца тоже могла дрогнуть рука.
Будь на месте г-на графа кто-то другой, Шере бы уточнил, но при одной мысли о разговоре с г-ном де Рошфором у него перехватывало горло, и он смолчал - как оказалось, удачно.
Взгляд его снова задержался на образце, сравнивая буквы - лихой изгиб тильды в начале слова, но тут не начало… Здесь вот так, а тут…
Перо коснулось бумаги, добавляя недостающую закорючку, и Шере прищурился, снова пробегая глазами по строкам. Обыкновенно он не запоминал наизусть то, что писал, но писать на незнакомом языке иначе он не умел.
- Прошу вас, ваша милость.
Он снова протянул бумагу г-ну графу, подавляя желание встать.
Никто.
И звать меня никак.
Рошфор помахал уже частично просохшим листком в воздухе, давая чернилам высохнуть окончательно. И, пока еще не мог убрать бумагу в общую пачку, поинтересовался, коротая время, которого не мог использовать ни на что лучшее:
- Что это вы сейчас делали, Шере? Вы ведь не срисовывали по буквам. Что нужно, чтобы скопировать почерк, еще и на чужом языке?
Шере на миг поднял взгляд.
- Я и сам не знаю толком, ваша милость, - ответил он смущенно, но что-то в этом смущении прозвучало не так, словно он не в первый раз уже давал такой ответ и смирился с его несовершенством. - Я пытаюсь представить себе, кто это писал, и… и притвориться, что это я. Ну, и надо помнить еще, как выглядит каждая буква между другими, потому что "о", например, пишут иначе, когда после нее "е", чем когда за ней идет "р". И другие такие же тонкости. На чужом языке это намного сложнее, конечно.
- И кто же, по-вашему, это писал? - тут же спросил Рошфор, кивнув на лист, который использовал как образец почерка.
Шере снова протянул руку за листом и ответил не сразу, задумчиво разглаживая бумагу.
- Секретарь, мне кажется, ваша милость, почерк очень четкий. А все остальное… это же я сам придумываю. Какой он, сколько ему лет, что у него в голове… Когда человек сам пишет, это совсем иначе.
- Занятно. А если это будет, скажем... не фраза, а вензель? - Рошфор снова присел на край стола, и склонившись, в пару движений пера начертил на черновом листе две переплетенных буквы, C и R с не слишком сложной объединяющей завитушкой, плод ученической скуки во время длинных уроков в иезуитском коллеже. - Вот, вам ничего не нужно воображать, я сделал это при вас.
Больше всего на свете Шере хотел бы оказаться где-нибудь подальше отсюда, и благожелательное любопытство г-на графа тревожило его ничуть не меньше той холодности, что ему предшествовала. Ясно было, что он рисует эту завитушку не впервые, и Шере рискнул бы предположить, что и несколько строк, которые ему пришлось переписывать, Рошфор тоже написал сам, но что это меняло? "Вот вам мой вензель и почерк, скажите, что вы обо мне думаете?"
- Мужчина, - чуть слышно сказал он, - лет тридцати пяти, дворянин, уверенный в себе…
При всей своей нелюбви ко лжи, он знал уже, как ему предстоит лгать, и именно поэтому, может, его голос на миг прервался.
Рошфор тихо фыркнул, как будто его здесь что-то очень позабавило.
- Я просил вас скопировать вензель, а не дать характеристику автору. С ним я... знаком, - язвительностью он секретаря не удостоил, но некоторый отголосок юмора в его голосе все-таки прозвучал.
Улыбка Шере, если эта еле заметная перемена в его лице и дрогнувшие на миг губы были улыбкой, исчезла почти мгновенно, и он развернул бумагу к себе. В свое время он немного умел рисовать, а это был даже не рисунок, но вместе с тем он был отнюдь не уверен, что хочет пробовать. Копировать вензели его до сих пор не просили, и особого смысла он в этом не видел, и не хотел, очень не хотел делать что-либо, что связало бы его с г-ном графом.
И вместе с тем…
Зачем человек рисует свой вензель? Для белошвейки, для перстня с печатью? Но важнее - зачем кому-то еще такое повторять?
Он обмакнул перо в чернила и попытался, но, не закончив и половину "С", понял, что ошибся.
- Если позволите спросить, ваша милость… Зачем?
- Мне интересно, сработает ли ваш метод и в этом случае, - пояснил граф, продолжая внимательно наблюдать за действиями писца.
Шере молча окунул перо в чернила. Он мог попытаться снова, еще два-три раза, и не преуспеть, и это, возможно, было бы самым лучшим решением, но вместе с тем его не оставляло ощущение, что солгать сейчас было в тысячу раз опаснее, чем попробовать по-настоящему. Он воспроизводил подписи, это было сложнее - уж точно на чужой взгляд…
Что ему было нужно на самом деле? Не письмо это - постскриптум без подписи, не вензель любопытства ради… Что?
Это была проверка, конечно.
"С" перетекла в "R", перо замерло, и Шере отвел руку. Это было неправильно, г-н граф чертил иначе, но буквы были привычнее, и он хотел о них забыть. А теперь…
Он нарисовал все три петли, закусил губу, сверяя результат с образцом, а затем перерисовал все заново - чуть иначе, не воспроизводя уже рисунок г-на графа, но исправляя все огрехи симметрии и небрежно скользившего пера - как мог бы это сделать ювелир.
"То, что вы хотели, господин граф?"
Следующий рисунок был уже просто копией - также несовершенной, но подпись тоже не бывает всегда одинаковой.
- Вам судить, ваша милость.
- Хм, ну а так? - граф склонился над листом, и рядом быстрых штрихов обозначил крохотный фрагмент карты: изгиб реки, особенности рельефа, мост и дома.
Шере покачал головой, едва перо г-на графа оторвалось от бумаги.
- Простите, сударь, я… я не умею. Это совсем другое.
Он мог бы перерисовать этот набросок и, может даже, не слишком отлично, но это было бы совсем другое, это не была бы точная копия, и это сделал бы лучше и быстрее любой ювелир, краснодеревщик или художник, и если господин граф хотел понять, как еще его можно было использовать, то ему Шере не собирался давать никаких подсказок.
Никто.
И звать меня никак.
- Попробуйте, - Рошфор протянул перо секретарю, - посмотрим, что у вас выйдет.
- Хорошо, ваша милость.
Шере принял перо и начал рисовать с таким невыразительным лицом, что впору было заподозрить какой-то подвох. Сходства между его рисунком и намеченной Рошфором картой было, в итоге, немного, и если в быстрых движениях пера, не оставившего на бумаге ни одной кляксы и сумевшего сохранить ширину линий, чувствовалась какая-то выучка, то бесспорно, не выучка географа или военного - так перерисовывает арабскую вязь художник, не понимая ее смысла.
- Что ж, благодарю вас, - тон Рошфора не подразумевал ничего дурного, но и ничего хорошего в нем не было. - До встречи, месье Шере.
Он собрал листы со стола, и ушел в направлении канцелярии его высокопреосвященства.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » От своей судьбы не убежишь, а от чужой - можно попробовать. 4/6/1629