После эпизода Ищите и обрящете, но потом не жалуйтесь, 21 марта 1629 года
Отредактировано Теодор де Ронэ (2020-04-05 13:34:34)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Чем кончается ночь. 22 марта 1629 года
После эпизода Ищите и обрящете, но потом не жалуйтесь, 21 марта 1629 года
Отредактировано Теодор де Ронэ (2020-04-05 13:34:34)
Ответ Эмили прозвучал достаточно громко. И Теодор закусил губу – никогда еще он не слышал такой нежности в ее голосе. Его бы она за подобное предложение назвала болваном. Или, если бы захотела прогуляться, не стала бы беспокоиться из-за задержки. Но его она не любила – она любила мужа. Первая женщина в его жизни, которая любила своего мужа – и как у того это получалось?
Он смотрел на Бутвиля, и тот, словно почувствовав его взгляд, обернулся. И губы бретера дрогнули в невольной усмешке. Значит, господин граф эту песенку знал. И принял, похоже, на свой счет.
– Я больше не буду петь, – пообещал он. Прекрасно понимая, что лишает Бутвиля повода сорвать злость. И тут же предоставил ему другой, дав лошади шенкеля и склонившись ко второму окошку кареты: – Мадам, помните Святое Писание? Ева погубила Адама, дав ему яблоко. Не будьте же жестокосерднее Евы! Я согласен даже на капусту. И даже в пирожке.
Дорога шла вдоль берега. И глинистые колеи были оттого особенно глубокими. А обеда, рассчитывая на который бретер пропустил завтрак, ждать оставалось все дольше.
Эмили невольно рассмеялась и выглянула в окошко.
- Но я не хочу вас погубить! Хотя... С чем у нас там пирожки, Эглантина? С курицей?.. - графиня притворно задумалась. - Нет, я не думаю, что вареная курятина может кого-то погубить. Если она свежая.
Высунувшаяся в окошко кареты женская ручка с зажатым пирожком была без перчатки.
– Мадам!
Не нужно было быть лихим наездником, чтобы принять этот дар. Но, целуя ей руку, бретер промахнулся. И коснулся губами не пальцев и не кисти, но самой границы между рукавом и запястьем.
– И езжу я, – покаянно добавил он, выпрямляясь, – не лучше чем пою.
Ручка сразу убралась, а вспыхнувшая до корней волос мадам де Бутвиль быстро передвинулась к противоположному окошку и не нашла ничего лучшего, как спросить:
- Луи, хотите пирожок?
Между Эмили и Теодором не было любовной связи, в этом Бутвиль не сомневался; во всяком случае, в её поведении он не замечал характерных примет скрываемого чувства. (На эту тему охотно рассуждали в салоне Рамбулье!) Но почему де Ронэ так себя ведёт? Чего добивается? Есть люди, разрушающие семейные союзы ради корысти, а то и просто для удовольствия. Корысти от этого бретеру никакой. Тогда что? Зависть к чужому счастью? Или… ревность?
Эти мысли так и остались недоуманными, потому что от новой выходки одноглазого, а ещё больше от наивной попытки Эмили загладить его дерзость, в голове у Бутвиля возникла звонкая пустота - и неодолимое желание убить, то самое желание, которое так дорого обошлось его старшему брату. Огромным усилием воли сдержав ярость, он ответил:
- Благодарю вас, сударыня. Не сомневаюсь, что они весьма вкусны, но я хотел бы сперва убедиться, что ваше угощение не пойдет во вред шевалье де Роне!
Теодор успел откусить половину пирожка. И Бутвилю потому ответил не сразу – если не считать ответом ироничный взгляд. Заметить его поцелуй сквозь карету граф не мог – значит, попросту ревновал. А румянец Эмили никогда еще не был столь ярким – бедняжка!
– Не больше чем Адаму яблоко, – промурлыкал он. И тронул языком губы. – Или чем дьяволу отказ. Предложите еще раз, мадам:
Звучит нелепо песня без припева,
Так повторить не бойтесь никогда –
Я слышал, что сама Праматерь-Ева
Ответила не сразу змию: «Да!»
Оба оставшихся позади верховых шумно вздохнули. То ли из-за стихов, то ли из-за их содержания. Теодор предпочел бы второе. Но – один из них знал Брешвиля. Почему бы второму было не оказаться знатоком литературы?
- Господин де Ронэ, - тут же отозвалась Эмили, раздосадованная холодным тоном мужа (хотя, видит Бог, причины у него были!), - вот я никак не пойму, кем вы себя мните: Адамом, дьяволом или Змием?
Со Змием, получилось, пожалуй, двусмысленно, но поняла это мадам де Бутвиль уже после того, как сказала. И потому, уже злясь на себя, она добавила:
- С одного пирожка с ним ничего не сделается. Даже несварения желудка, увы.
Теодор отсалютовал пирожком окошку. Пусть даже точно зная, что Эмили его не видит.
– Змием, конечно, – откликнулся он с деланным простодушием. – На меньшее не согласен, большего не дано.
Из-за поворота выехал груженный лесинами крестьянский воз. И бретер бросил в рот свой трофей и натянул поводья. Пропуская карету вперед и оказываясь между ней и двумя верховыми.
- Крепкий желудок, - залог здоровья, - с усмешкой ответил Бутвиль жене. – Впрочем, порой человек бывает болен, сам того не зная. Например, некто испытывает постоянный зуд в языке, а всё потому, что тот слишком длинен, и укорочение пошло бы ему на пользу, вот только где найти умелого хирурга?
Появление сразу после этих слов встречного воза, заставившего бретера отстать, показалось графу знаком свыше. Улыбнувшись жене как можно беспечнее, чтобы её не обеспокоить, он придержал коня, а когда де Ронэ поравнялся с ним, сказал деловым тоном:
- Если за этой телегой последуют другие, они могут нам основательно помешать. Давайте проедем немного вперед, разведаем путь?
Теодор ответил не сразу. Дожевал пирожок, чуть ранее помешавший ему пустить в ход снова свой слишком длинный, по мнению графа, язык. Оглянулся на тут же поотставших верховых. Прикинул расстояние до кареты. И решил, что Эмили его не услышит, если они отстанут еще немного.
– Я боюсь, сударь, – вздохнул он, снова натягивая поводья с тем, чтобы вынудить лошадь замедлить шаг, – что, если мы с вами отправимся на эту разведку, мадам де Бутвиль, как дама наивная и впечатлительная, обеспокоится, что один из нас может попасть под встречную телегу. Вы же не захотите тревожить понапрасну любимую женщину? Я поеду один. А дальше решите сами, сударь, желаете ли вы кинуться следом немедленно или остаться с каретой и, догнав меня через каких-то пол-лье и обнаружив, что я вынужден идти пешком, потому что моя лошадь потеряла подкову, составить мне компанию?
Он улыбнулся и снова возвысил голос:
– И если я встречу еще какие-нибудь телеги, сударь, я прикажу им развернуться немедленно и возвращаться, чтобы они не помешали проезду графского поезда. Не скучайте без меня, мадам!
Смеясь, он дал лошади шенкеля и промчался вперед. Решив, что забавнее будет не уточнять, что если у графа и хватит здравомыслия последовать его плану, то его лье будет провансальским, а не парижским.
В парижском лье 2000 туазов, в провансальском - 3000
Отредактировано Теодор де Ронэ (2020-05-16 22:59:47)
«Змий, конечно...»- подумала Эмили, чувствуя, как горят щеки. - «Со своим Петраркой, со своими...»
Она вздрогнула, услышав ответ мужа и уставилась на него с ужасом: сказать этакое бретеру! Это же просто наверняка плохо кончится! И почему тот не ответил? А Луи еще улыбается! Муж отстал, Эмили метнулась к другому окошку — бретер отстал тоже, и она высунула голову в окно, пытаясь разглядеть, что они делают, но ничего не увидела и хотела уже приказать остановить карету, как вдруг Ронэ проскакал мимо с какой-то дурацкой фразой про какие-то телеги — о чем он? И куда?! Неужели у него хватило благоразумия и благородства не ссориться с графом и уехать? Надо было сразу его послушать и согласиться, чтобы он уезжал. О чем она только думала? О том, что оба дорогие ее сердцу мужчины смогут подружиться?.. Да они как огонь и вода, чуть соприкоснутся — шипят сразу!
Выслушав замысловатую тираду Теодора, Бутвиль высоко поднял бровь и оглянулся на его спутников. По их лицам нельзя было угадать, уловили они суть происходящего или нет. В благородство и тем более в благоразумие бретера верилось с трудом; согласие на поединок, хотя и заслоненное «телегами», уловить в быстром потоке насмешливых слов можно было, при желании, но драться с этим человеком на его условиях, догонять его, позволить ему выбирать место у Луи-Франсуа желания не было. Уехал – и на здоровье! Там видно будет, а пока можно немного отдохнуть…
Граф подъехал к Лапену, велел ему вести пока свою лошадь, а сам, спешившись, забрался в карету и сел напротив жены.
- Милейший Теодор пирожками Пьерфитов, очевидно, не отравился. Теперь, пожалуй, и мы можем их отведать! Надеюсь, там что-то ещё осталось?
- Ну не знаю... - проговорила Эмили, взяв из рук горничной корзинку и сняв с нее салфетку. - С чего он вдруг так внезапно ускакал? Еще и говорил не пойми что.
Тон мадам де Бутвиль был почти равнодушный, а щеки пылали, потому что равнодушной она не была.
- Вот, смотрите: пирожки, - Эмили расстелила на коленях салфетку, достала флягу. - Вино, наверное... Тут еще есть сыр и окорок...
Что же все-таки они друг другу сказали?.. « Милейший Теодор»! Вот не дай Бог назвать его так в глаза!..
Бутвиль наконец-то ощутил здоровый аппетит путешественника и уже собрался добавить к пирожку ломтик окорока, но слова Эмили нельзя было оставить без ответа.
- Ваш самозваный телохранитель, пожалуй, одним своим присутствием способен отравить и воду, и воздух. А вы никогда не задумывались, почему он так себя ведет?
- Нет, - честно призналась Эмили, - он ведь хороший человек.
Бутвилю удалось прожевать то, что он откусил, не поперхнувшись, но изумления своего он скрыть не смог:
- Вы всерьёз считаете господина де Ронэ хорошим человеком? Интересно, хоть кто-то ещё разделяет ваше мнение? На чем оно основано, будьте добры, объясните!
Эмили взяла пирожок, покрутила его и положила на место.
- Он... я даже не могу припомнить, сколько раз я погибла бы, если бы не он... Он со мной нянчится, но ему в том никакой корысти... Он не обижает слабых... - она припомнила сцену с Бадремоном. - Не то, чтобы совсем не обижает... Но... как бы объяснить... не до конца. Иногда кажется, что быть хорошим человеком он стесняется... И насмешничает тогда.
- Превосходно! - Граф доел, отряхнул руки и потянулся за флягой. (Там оказалось вино, слегка разбавленное водой, но это и к лучшему, не хватало сейчас захмелеть!) Отпив несколько глотков, вернул флягу на место и вынул из корзинки два вяловатых зимних яблочка. Желтое положил на одну ладонь, красное - на другую и покачал их, будто взвешивая. Но не стал напоминать своей даме сердца, что Теодору не пришлось бы ее выручать, если бы она исполняла советы и просьбы своего мужа. - Образец рыцарства.
- Нет, - очень серьезно ответила молодая женщина. - Не образец. И посмеется, если его назовут рыцарем. Но он уважает честь. И свою, и чужую. И честь женщины.
Эмили прикусила губу, вспомнив прошедшую ночь. Смог бы Теодор... нет, не взять силой, конечно... смог бы соблазнить ее, так, чтобы она потеряла голову? Врать себе самой бесполезно: смог бы, и хотел. Но она сказала «нет» - и он смог уважать ее слово.
- Вы уверены, что лучший способ уважать чью бы то ни было честь - это открыто дерзить мужу женщины в её присутствии?
Эмили тяжело вдохнула.
- Нет, конечно. Но я знаю, как это бывает: будто бес вселяется, и ты говоришь или делаешь что-то, хотя точно знаешь, что делать этого не должен. С вами ведь так не бывает, да?
- Как знать, может, в такие минуты с нами и в самом деле играет враг рода человеческого? - Бутвиль еще раз "взвесил" яблоки и бросил обратно - есть ему уже не хотелось. - Со мной не бывает с тех пор, как я нашел одно очень простое средство.
- Какое, Луи?
- Прежде чем поддаться искушению, задуматься, каковы будут последствия...
Эмили печально улыбнулась.
- Это потому что вы умный. А я вот не успеваю подумать. И Теодор тоже такой.
Она и не заметила, как у нее вылетело это «Теодор».
Луи-Франсуа стиснул зубы, чтобы не вспылить от этого родственного наименования.
- Тут и думать особо не нужно. Вы просто представьте себе, что бросаете камень в воду, и от него круги идут - далеко расходятся... Чистая и тихая поверхность воды всколыхнется и станет мутной, и перестанет отражать небо - представьте это, и вам уже не захочется бросать этот камень.. или слово, или взгляд.
- Я попробую, - честно пообещала его жена. - Только я обычно как-то сразу делаю...
- Возможно, раз уж у вас все так быстро получается, вам пригодится образ более простой и ясный, - хмуро сказал Бутвиль, который подобные обещания слышал уже не раз и знал, что из этого получалось. - Представьте себе, что из-за какого-то вашего слова или поступка граф де Люз вызывает на дуэль шевалье де Ронэ, вследствие чего ценный друг Теодор убивает несколько менее ценного Луи-Франсуа. Который, правда, тоже спасал вас не раз и слабых не обижает, и честь женщины оберегает, но у него это как-то скучно выходит, без скабрезных стишков, без сомнительных острот...
Эмили закусила губу и исподлобья посмотрела на мужа. Получила? А что, серьезно думала, что Луи-Франсуа обладает ангельским терпением? И так он все прощает...
- Но вы же не будете его вызывать, правда? Если он причинит вам зло, я сама его убью. Но... я бы не хотела, чтобы вы его убили...
- Сами убьёте? - горько усмехнулся Бутвиль. - Милая моя, насколько же вы еще дитя! Как вы себе это представляете? Ваш муж придет к вам и скажет: "Злой Теодор меня обижает, пожалуйста, убейте его поскорее?" И вы его... что, вызовете на поединок? Или ночью прокрадетесь и проткнете его кинжалом во сне? А я буду попивать вино и ждать, пока вы меня от обидчика избавите? Может, у вас есть еще какие-то способы? Например, яд? В таком случае приступайте немедленно - потому что шевалье де Ронэ и в прошлом причинял мне зло, и сегодня. Пусть только словами - но и слова ранят, порой даже больнее чем клинки.
- Если... - Эмили очень серьезно посмотрела в лицо мужа, - если он вас убьет, чего не допустит Пресвятая Дева, - она быстро перекрестилась, - я не вызову его на поединок, нет... это бесполезно.
Ей вдруг вспомнилось, как Теодор сломал ее шпагу...
- Но прокрадусь, подкараулю, не знаю что... - мягкие черты лица мадам де Бутвиль внезапно как-то заострились, а глаза сверкнули. - Не получится — попытаюсь снова, пока сама жива — но убью.
В углу кареты тихо ахнула забытая всеми Эглантина, но Эмили не обратила на нее внимания.
- А про слова я ему скажу, ну не могла же я при всех.
"Решительно, такой удивительной жены ни у кого нет!" - настроение Бутвиля немедленно улучшилось, ему захотелось обнять её и крепко расцеловать, но раз уж служанка напомнила о себе, следовало все-таки сдержаться, и он только взял Эмили за руку, поцеловал один за другим тонкие пальцы и сказал:
- Не надо говорить ему ничего. Он отлично знает, что задевает меня, и только пуще распустит язык. Но если вы перестанете улыбаться ему и с одобрением внимать его речам, он скорее успокоится.
- Я не внимаю с одобрением, когда он гадости говорит, - Эмили пообещала себе, что и улыбаться Ронэ не станет. Тем более, он негодяй, это же известно... И подумала, а что бы она сделала, если бы наоборот, Луи-Франсуа убил бретера. Кто из них лучше фехтует, она не знала. Теодор без конца тренируется... Луи... но он же даже капитана де Кавуа победил!.. Но бывают и случайности, и... нет даже думать об этом не надо! Она посмотрела в окошко на дорогу.
- Ой, а вот и господин де Ронэ...
Коллективное сочинение. Тема закрыта
Отредактировано Бутвиль (2020-05-23 17:37:11)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Чем кончается ночь. 22 марта 1629 года