Изабелла, как только из кабинета ее величества вышла, первым делом спрятала письмо шантажиста в рукав - не за корсаж, конечно, потому что не могла она эту гадость на груди носить! - а потом отпросилась у дежурной придворной дамы на четверть часа, ее сразу отпустили, потому что она всегда к своим обязанностям серьезно относилась и все знали, что просто так она бы отпрашиваться не стала - мадам д'Эссен так и сказала: "Идите, милочка, я знаю, вы без веской причины бы не просили".

Изабелла поблагодарила, покинула покои ее величества и побежала в покои его величества, потому что где еще искать мушкетеров, а пока шла, вспоминала, как она Его впервые увидела, и репетировала, что она Ему скажет. Начать, конечно, надо с самого главного, чтобы он сразу понял, как это важно. "Сударь, - скажет она ему, - жизнь и честь королевы в ваших руках…"

Он был такой красивый и такой отважный! Изабелла его сразу заметила, хотя ей было тогда очень плохо - просто ужасно плохо. Надо было, наверно, оставаться в королевской ложе или пойти с ее величеством прогуляться во время перерыва, а она пошла к маменьке. В королевскую ложу маменьку не пригласили, там бы для самой королевы места не хватило, если всех родственников всех дам звать, но у нее было место на трибунах - очень хорошее место, месье де Мондиссье был так великодушен, что согласился ее сопровождать. И все было бы хорошо, но месье де Мондиссье отошел поискать мадам де Мондиссье, так он за нее тревожился, а пока его не было, те ужасные молодые люди…

Маменька сказала потом, что они были негодяи и развратники и это было по ним сразу видно, но Изабелла ничего плохого не заметила и как дурочка улыбнулась, когда один из них показал ей уши-лопухи - руки к ушам приставил и помахал. А этого делать было нельзя, и маменька ее потом за это страшно бранила, потому что мужчины все неправильно понимают, и эти молодые люди тоже неправильно поняли, и если бы не Он…

Тут Изабеллу окликнули, очень вежливо, и она спохватилась, что она уже дошла и это ее часовые у покоев ее величества спрашивают, могут ли они ей помочь. И это правильно было, потому что кому нужно идти в покои его величества, когда его величество на войне?

Изабелла извинилась, конечно, и объяснила, что ей в королевские покои совсем не надо, а она ищет одного человека… Тут ей голос изменил - теперь она поняла, что так на самом деле бывает, открываешь рот, открываешь, а сказать ничего не можешь - и мушкетеры спросили, в шутку, конечно, кому им теперь завидовать, что его ищет такая прелестная дама.

Больше всего на свете Изабелла хотела сказать, что она ищет самого отважного среди них и самого прекрасного собой, но к счастью, вовремя подумала, что так они могут решить, что она двух человек ищет, или подумать, что это она про них - маменька же объяснила, что мужчины все понимают неправильно! - и поэтому она ответила так, словно о самом обычном человеке говорила, хотя покраснела до самых ушей:

- Я ищу месье де Лаваля.

Мушкетеры переглянулись, и Изабелла была уверена, что они сейчас что-нибудь ужасное скажут, что месье де Лаваля на дуэли убили, например, убили же месье де Трана, то есть не того месье де Трана, но все равно убили, или шутить начнут, например, что месье де Лаваль в полку больше не служат, но они сказали ей, что ей надо его в кордегардии поискать, потому что он совсем недавно сменился и, может, еще из Лувра не ушел. Изабелла спросила, конечно, где эту кордегардию искать, но нашла не сразу, а когда нашла, то уже почти плакала, так странно на нее смотрели, когда она говорила, что кордегардию ищет! И она была уверена, что Он уже давно ушел, но когда она вошла и остановилась на пороге, она почти сразу его увидела, и ей сразу так хорошо стало, так тепло и надежно, вот так бы стояла и век бы на него смотрела! Такой он был красивый и такой благородный - конечно, он найдет для ее величества этого негодяя… то есть не самого негодяя, понятное дело, а письмо, которым он ее величество пугает - непременно найдет!

Наверное, не надо было так на пороге стоять, смотреть и улыбаться, но Изабелла так обрадовалась, что он еще не ушел, что вообще все забыла, и только когда он на нее посмотрел, опомнилась и сделала ему знак, чтобы он с ней вышел.

Изабелла кивнула, конечно, потому что как она могла не кивнуть, и какое же это было счастье, что она могла просто кивнуть, потому что шутки мушкетеров - она понимала шутки, хотя такие лучше не понимать! - бросили ее в жар, и она бы все равно не смогла ничего сказать. Но шевалье де Лаваль… Он был не такой и сразу угадал ее замешательство и увел ее прочь, и она была ему так благодарна! Какая благородная у него была душа! Изабелла поняла это с первого взгляда, а теперь получила новое подтверждение этому, и ее сердце, несмотря на стыд, пело. Он был прекраснее всех, шевалье де Лаваль, и недаром она полюбила его с первого взгляда!.. Нет, кажется, со второго, потому что сперва он стоял спиной и она еще не знала, что он это он, но потом он обернулся, и ах!..

Она даже стихотворение в тот же вечер сочинила:

Он не ломал копье на поле,
Был ликом ангелов прекрасней
И день, что не было ужасней,
Улучшил он своею волей.

В беде он даму не оставил,
И он не с чучелом сражался
И зло великое исправил,
Пускай не награжден остался.

Ее подруги, мадемуазель де Сен-Перье и мадемуазель де л'Эско, нашли листик со стихотворением и долго убеждали ее рассказать, про кого это, но Изабелла держалась стойко и ни слова не сказала - только призналась, что мушкетер, и то не сама призналась, а они заметили, что она покраснела. А если кто-то их видит сейчас, ее и месье де Лаваля?!

Изабелла остановилась как вкопанная и испуганно огляделась, но похоже, на них никто не смотрел, и она вздохнула с облегчением.

- Вы говорили, помните, что будете счастливы снова прийти ко мне на помощь? - скороговоркой прошептала она, прижимая руки к щекам. Он сказал немного не так, конечно, и может, это была просто вежливость, но нельзя было так думать, и он все равно ведь был рыцарь. - Ну вот, мне нужна ваша помощь, и мне, и… - она снова огляделась и чуть слышно закончила: - и еще одной Очень Важной Особе.

Отредактировано Изабелла (2020-08-08 16:41:54)

Сердце у Изабеллы ухнуло куда-то в пятки, а то и ниже, в самый ад, когда месье де Лаваль спросил: "Кто?" Нет, он немножко не так сказал, а может, и совсем не так, может, он просто сказал, как все говорили, что он всегда к ее услугам, а она забыла, перепутала, неправильно поняла…

Но потом он подтвердил, все подтвердил, и Изабелла заулыбалась снова, чуть не плача от облегчения. Он обещал ей помочь, и он поможет, конечно, поможет!

- О Самой Важной Особе, - прошептала она, испуганно озираясь по сторонам. - Вы меня понимаете? Но это тайна, вы понимаете? Вы клянетесь сохранить тайну? До самой гробовой доски… и после тоже, конечно.

В книгах, которые Изабелла читала, говорили только о верности до гроба, но она в последний момент сообразила, что на самом деле можно же написать письмо, которое прочтут только после твоей смерти! Не то чтобы она вправду опасалась, что Он сделает что-то подобное, Он же был рыцарь до мозга костей, но говорить "до гробовой доски" все равно было неправильно, надо было сказать, например, "до Страшного Суда" или "до Второго Пришествия", тогда все это будет неважно, потому что не станет же его величество, восстав во всей бренной своей плоти на зов Последних Труб, пенять ее величеству за то, что она писала Бэкингему? Для этого нужно быть совсем нечувствительной натурой, да и ее величество тогда не станет ничего возражать, потому что она как раз… Ой, о чем она только думает!

От полноты чувств Изабелла сперва и сказать ничего не могла, только посмотрела на своего возлюбленного - так, как должна была смотреть Дама на своего Рыцаря, очень серьезно, хотя на самом деле она была счастлива, ужасно, безумно счастлива. Может, Он не умел говорить о любви так же красиво, как в рыцарских романах, но он, конечно, ее любил, и она только что услышала самое чистосердечное признание в любви. И она хотела уже признаться в своих чувствах тоже, когда вдруг ей пришла в голову Ужасная мысль и заморозила ей и язык, и все другие мысли.

Он был так благороден и так отважен! Что если он просто выполнял свой рыцарский долг? Он увидел даму в беде, и она еще сама сказала ему про ее величество, и разумеется, он не мог ответить ей отказом!

"Но он же сказал, - мысленно воскликнула она, возражая самой себе, - что для него нет никого важнее меня!"

"Конечно, - ответил внутренний голос, который был почему-то ужасно похож на голос мадам де Гершвиль, - он так сказал, потому что спасение дамы - самое важное".

- Благодарю вас, - ответила Изабелла дрожащим голосом и напомнила себе, что ее любовь это не главное, а главное было помочь ее величеству, и поэтому смогла продолжить: - Только... Только давайте пойдем куда-нибудь, где...

"И-за-белла!" - прогремел у нее в голове громовой голос маменьки, и девушка даже съежилась. Ой, а ведь и правда, а если он решит...

"Рыцарь?" - мысленно возразила она самой себе и, конечно, маменьке.

Глупость какая, он же благороден как... как... А у нее самой в мыслях вообще ужас что такое!

- ...куда-нибудь, где нас не подслушают, - твердо закончила она, но потом все же малодушно прибавила, чувствуя, что опять краснеет: - В сад, например.

На улице было солнечно, но ужасно ветрено, Изабелла сразу схватилась за свои локоны - не потому что боялась, что они оторвутся, а потому что испугалась за прическу. Это было страшно глупо, конечно, и она тут же опустила руки, но зато ветер дул от дворца и можно было не тревожиться, что их кто-то подслушает, и она не стала отходить далеко, хотя и подумала, что их кто-нибудь может увидеть и подумать… что-нибудь подумать, ой, но что она могла сделать?

- Вот, - сказала она - почему-то шепотом, но иначе у нее никак не получалось - и вытащила из рукава то ужасное письмо, - читайте и помните, что теперь и честь, и жизнь ее величества в ваших руках.

Это прозвучало очень красиво, и надо было, наверно, еще добавить, что вместе с этим письмом она вручает своему рыцарю и свое сердце, но она застеснялась, а еще подумала, что зачем ему ее сердце, если он ее не любит, а если любит, то он и так все видит, и вообще девушка должна быть скромной. Вообще надо было бы, чтобы он встал на колени, чтобы принять это письмо, но во-первых, оно было не от ее величества и вообще гадкое и такого отношения к себе не заслуживало, а во-вторых, это бы очень бросалось в глаза и на них стало бы смотреть гораздо больше народу.

Изабелла хотела ответить, но не смогла, из-за комка в горле. Нет, она уже знала, что он был умен, отважен и благороден, недаром она его любила, но сейчас она это вдруг увидела, и у нее в груди стало вдруг невыносимо горячо и больно. Нет, она непременно умрет, если он ее не любит, невыносимо так любить, если тебя не любят в ответ!

- Мы должны понять, кто написал это письмо, - сказала она дрожащим голосом. - Чтобы забрать у него обратно письмо ее величества и вернуть ей. Чтобы оно не попало в чьи-то еще руки. И чтобы никто о нем не узнал, вообще никто. Это… это невозможно, наверно? Вы сказали, что сделаете невозможное, но все равно… Я не знаю даже, с чего начать! Может, расспросить этого ужасного месье д’Онвре? Раз в этом письме требуют его возвращения, то он наверняка знает кто, верно?

Изабелла с надеждой взглянула на шевалье де Лаваля. Она не смогла бы пойти к д'Онврэ - нет, ради ее величества она бы пошла, но… но ведь от этого не было бы никакого толку! Он бы не стал с ней говорить, а может, и поглумился бы над ней, он же был негодяй!

Ой, какой же он был умный! Конечно, не надо было идти к гадкому д'Онвре, и как же это замечательно, что он тоже так думает, и какое счастье, что она решила не идти к нему сама! Это было такое облегчение, что им не придется разговаривать с этим негодяем, а она так боялась! И какое же счастье, что он знает, что делать!

Изабелла и сама не знала, как ей было одиноко и страшно, пока он не сказал ей: "мы". У нее даже слезы выступили на глазах, и она поспешно прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, потому что во-первых, мужчины не любят женские слезы, а во-вторых, у нее была слишком светлая кожа и глаза бы сразу опухли и она выглядела бы ужасно. И еще нужно было ответить, а она не сможет ответить, если будет плакать!

Поэтому она прикусила еще и верхнюю губку и кивнула, чтобы показать, что она все поняла и сейчас ответит, она не будет совсем бесполезной плаксой, она что-то знает, только какая жалость, что не все!

- Я не видела этого письма, - призналась она и, кажется, опять покраснела, хотя чего тут было стыдиться, конечно, ее величество никому его не показывала! - То есть… того письма… которое пропало. Я даже не знаю, кто его написал… но ведь кто угодно мог бы написать ее величеству и ничего бы в этом не было… ой, я не знаю! Простите, я правда не знаю! Но я знаю про месье д'Онвре!

Обычно она не тараторила, но сейчас ей так хотелось исправиться и показать, что от нее тоже может быть польза, и поэтому дальше она рассказывала быстро и сбивчиво, что вот, месье д'Онвре попытался надругаться над бедной мадам де Мондиссье, но она стала звать на помощь и его остановили и ее величество его прогнала, а потом решила еще провести расследование и тогда его уже совсем выгнали, потому что он себя ужасно вел.

- И ее величество сказала, что никогда его обратно не примет, - ужасно было это так говорить, как будто она осуждала ее величество, но она не осуждала, ничуть, она просто ужасно боялась! - То есть его обязательно надо побыстрее найти… не месье д'Онвре, а того, кто это письмо написал и письмо ее величества украл. А, и вот! Я забыла сказать! Это письмо, оно было в кабинете у ее величества! И еще в шкатулке, а шкатулка запирается, вот.

Она с надеждой поглядела на шевалье де Лаваля, хотя что он мог тут придумать, даже представить себе не могла.

Мнение шевалье де Лаваля о месье д'Онвре оказалось таким же, как у Изабеллы, и это было замечательно, потому что он сам был, как она уже успела убедиться, честен, отважен и благороден, и поэтому мог считать, как всякий по-настоящему благородный человек, что и остальные так же благородны, и тогда ей пришлось бы ему рассказать, что ужасный скандал в Лувре был не единственным, потому что вскоре после того случая какая-то дама то ли никак не могла выставить месье д'Онвре из дома, то ли вообще обнаружила его у себя на балконе, вызвала слуг и приказала избить его палками. Луиза, когда об этом рассказывала, взяла с нее слово не пересказывать это ее величеству, чтобы ее не огорчать, но другие дамы тоже об этом как-то прознали и, может, разнесли дальше, но Изабелла не хотела бы сплетничать, это было бы дурно, даже про такого дурного человека. И поэтому она только кивнула в ответ на слова шевалье де Лаваля, подумав снова, как он благороден, и сказала, что месье д'Онвре уже достаточно наказан.

Но с этих слов ее мысли снова перескочили на ее величество, которая, конечно, никогда не примет месье д'Онвре обратно, и она снова подумала, что это ужасно отважно со стороны ее величества, но как бы не вышло, что тот негодяй, который украл ее письмо, не отослал его королю, когда это поймет, и тут вопрос шевалье де Лаваля просто раскрыл ей глаза!

- Да! - воскликнула она, прижимая руки к груди, так сильно забилось ее сердце. Какой же он был все-таки умный! - Вы правы, вы совершенно правы! Это никак не может быть дама! Ни дама, ни фрейлина! Потому что дамы бы знали, они все знают, что ее величество не примет его обратно! Ни за что! И, главное, ей бы не позволили, даже если бы она хотела!

Ну, конечно, как она сразу не подумала! А он понял сразу, поэтому и напомнил ей, что никто себя никак особенно не вел! Потому что все знают, как ревнив его величество, и представить себе, чтобы королева-регентша допустила, чтобы при ее дворе появился кто-то с такой запятнанной репутацией?.. да ни за что!

Отредактировано Изабелла (2020-09-01 22:47:21)

Ах, как он это сказал! Конечно, она верила в него всей душой и ни минуты в нем не сомневалась, но все-таки это было совсем другое чувство, когда он обещал - совсем другое! Ее королева будет спасена, а Он получит достойную награду, и она сможет видеть его и разговаривать с ним и, может быть, быть ему полезной - и он сказал же, что может, вот, надо сохранить письмо! И она еще непременно подумает, не ведет ли кто-нибудь себя странно, потому что негодяи всегда себя выдают.

- Я буду беречь его как зеницу ока, - пообещала Изабелла, протягивая руку за письмом. - А еще…

Тут их пальцы соприкоснулись - нечаянно, конечно - и она осеклась, потому что это было как удар молнии, который пронизал все ее существо - такой горячий и яркий, что ей показалось даже, что она вспыхнет сейчас как факел. Никогда еще она не чувствовала ничего подобного, и это было так волшебно, что она не сразу отдернула руку, а когда отдернула, то сразу почувствовала, что щеки у нее горят и уши наверняка покраснели, и конечно, это была любовь, и Изабелла отступила назад на несколько шагов, очень быстро, так, что чуть не споткнулась о бордюр клумбы, а потом повернулась и бросилась бежать - страшно невежливо, даже не попрощавшись.