Мария Медичи держать слово умела, потому, прибыв во дворец, распорядилась, чтобы секретарь подготовил приказ об освобождении узника, не вписывая туда имени, и подписала его, отдав нетерпеливому принцу со словами "впишите имя сами". Зал был полон придворных, ожидавших королеву, но она прошла в свои покои, сославшись на усталость после турнира; на самом же деле ей не терпелось прочитать письмо, что вручил ей граф де Рошфор.

Мария знала графа ещё юным пажом, он служил некой связующей нитью между нею и кардиналом де Ришелье. И кардинал многим был обязан красноречию своего верного слуги и его умению уговаривать, находить нужные слова: сколько раз удавалось ему усмирить её гнев! А ведь было за что сердиться! Время шло, мальчик вырос и стал мужчиной, а в отношениях королевы и кардинала почти ничего не изменилось. Никто, кроме графа, не знал самой страшной тайны королевы из рода Медичи.

"Король что-то подозревает" - она помнила, как сказал ей тогда Ришелье. Хуже и быть не могло: невозможно представить реакцию её благочестивого сына на известие о том, что его мать и его первый министр... Невозможно! Невозможно было допустить. Наблюдая на турнире за графом де Рошфором, она представляла на его месте другого. Но увы, тот, другой, никогда не выступит на турнире в её честь - сан не позволит это сделать. Она не была бы Медичи, если бы не нашла, чем быть недовольной. Почему не написал раньше? Почему не было писем так долго?

Мария развернула письмо и перечитала его вновь.
"Смею ли я надеяться, что ваше молчание продиктовано теми же чувствами - что и вас каждое написанное слово жжет как огнем, пробуждая воспоминания, слишком сладкие и слишком опасные, чтобы я смел подвергать вас риску, вызывая их в памяти или мечтая возродить прошлое?" - Она перечитала эти строки несколько раз - они пробудили в ней те самые воспоминания, о которых шла речь в письме кардинала... Говорят, нельзя жить прошлым. Но что, если прошлое - это всё, что осталось? Всё, что ещё может удержать рядом его?
Далее речь шла о графе, о победе и о несчастном случае, омрачившем радость победы. Нужно непременно расспросить графа: он должен знать наверняка. "Счастливы ли вы?" - А вы как думаете, счастлива ли я, получая лишь редкие письма от вас?! Я вас ненавижу. "Я пойму, что прощён..." - Не прощены! Не за то, что осмелились написать, а за то, что писали слишком редко, за то, что уехали из Парижа, отдалились от меня! За это - не прощу! - говорила она себе, в мыслях уже всё простив.

Насчёт графа де Рошфора был дан точный и строгий приказ: проводить его к ней тут же, как только появится, с посланником Ришелье (а в этом никто не сомневался, зная преданность графа кардиналу) она желает говорить наедине! пожалуй, графа можно было пожалеть: ему предстояло перенести весь гнев королевы и женщины... любящей (всё ещё) женщины.

Сложив письмо, она спрятала его и позвонила в колокольчик. Вошла синьора Сальваджа, которой королева приказала подавать вечернее платье. Скоро королеву окружили камеристки и фрейлины, принявшиеся готовить её к вечернему приёму. Ей следовало показаться придворным, возможно, выслушать некоторых, иными словами, графа могла она принять не тут же, но синьора Сальваджа, которой было поручено проводить посланника монсеньора, умела угадывать настроение королевы-матери и её желания прежде, чем они бывали высказаны.

Мария Медичи вплыла в зал во главе большой свиты придворных, придворные дамы помогли королеве сесть на трон, расправив складки пышного платья, и приём начался. Регентша же искала во всём зале одного человека и сердилась всякий раз не находя его, хотя, возможно, она могла не заметить его со своего возвышения. Она уже начинала злиться (а нужно сказать, что от благодушия ко злости переходила она очень легко и быстро, наоборот же - неохотно), когда к ней подошла фаворитка и что-то прошептала на ухо. Мария Медичи удовлетворённо кивнула: граф здесь и ждёт аудиенции. Выждав ещё некоторое время, она дала знак, дабы графа проводили в её кабинет, и через несколько минут поднялась сама. Оставив своих дам ожидать её у дверей, в кабинет королева-мать прошла одна.
- Итак, граф, - вместо приветствия начала она, - я уж давно вас жду. Благодарю, синьора, можете идти, - отпустила она Катарину. - Из письма господина кардинала следует, что он поручил вам сообщить то, что не мог доверить бумаге, и я с большим удовольствием выслушаю вас. Речь идёт о неком несчастном случае... - Мария Медичи решила начать с политики, дабы затем ничто не мешало им говорить о том политике, чья подпись стояла на письме, что было сейчас у неё.

Полный текст письма можно найти здесь

- Вот как? - изобразила удивление Мария Медичи. - Этого следовало ожидать. Друзья покойного были преданны ему, теперь же, узнав, что его младший брат вернулся, они могут организовать заговор, чтобы вернуть свободу шевалье и отмстить... Нам нужно переманить этого молодого человека на свою сторону, граф. Благодарю вас и вашего друга, что не дали свершиться их планам. И как же имя вашего друга?
Нужно найти способ переманить молодого шевалье, пообещать ему то, чего он более всего желает... Потому что стань он во главе заговора, и многие дворяне, считающие, что с казнённым обошлись несправедливо, встанут на их сторону, тогда бунт неизбежен. Которого ни в коем случае нельзя допустить: никто не смеет диктовать условия королю и королевской власти.
Регентша не могла не заметить, как ловко граф ушёл от её вопроса, переведя тему. Он всегда, даже будучи юным пажом, отличался красноречием, которому сложно было противостоять.
- И всё же вы мне не ответили, - пока ещё спокойно заметила королева-мать, - что же такое поручил вам передать мне монсеньор, нечто, что он не смог доверить бумаге?
"Давайте закончим скорее с политикой и поговорим о том, кто послал вас сюда" можно было угадать в её пока ещё спокойном и терпеливом вопросе. Женщина всегда остаётся женщиной, какое бы положение она ни занимала.

Мария Медичи слушала затаив дыхание. Когда граф заговорил о взрыве, сердце замерло у нее в груди, хотя она знала, что если бы с королем и кардиналом что-то случилось, граф сообщил бы ей об этом раньше и письма, которое она то и дело вспоминала, не было бы. Но все-таки она вздохнула с облегчением, когда Рошфор упомянул монсеньора, и тут же нахмурилась снова - что за глупое и бесполезное геройство! Зачем он ждал там, подставляясь под выстрелы? Как будто пожар не могли погасить без него! И, кстати, не смогли и с ним! Это было в чем-то приятно: он там был, но ничего не сделал, город сгорел, люди погибли.
Новости об ужасной резне оставили ее совершенно равнодушной, но этого ведь и следовало ожидать, граф был прав: у нее была сильная душа. А эта испанская дурочка, королева Анна, наверно, лишилась бы чувств под впечатлением!
- Так это было предательство? - повторила она, пристально глядя на графа. Эта мысль ей очень понравилась, это подтвердило бы, что гугенотам на Юге нельзя доверять всецело, и можно было бы действовать с большей решительностью, не нежничая. Мятеж должен быть подавлен, а еретикам - преподан суровый урок! В прошлом она заплатила бы за мир, но тогда оружие поднимали принцы, а у нее не было армии и она ведь была только слабая женщина… - Король и кардинал… - Мария Медичи улыбнулась и поправилась: - Король был милосерден, но нельзя быть милосердным со змеей, она повернется и ужалит.

Она посмотрела на графа со значением - это были официальные известия? И тут же испугалась, поняв, что не получила их от сына - почему король не написал? И граф, словно прочитав ее мысли, все объяснил, но… не до конца!
- Но?.. - повторила Мария Медичи. Ах, как хорошо граф знал женскую душу! Да, королева уже начинала гневаться, и простой рассказ только пробудил бы в ней желание к чему-нибудь в нем придраться, но сейчас любопытство взяло верх, и она совсем забыла, что только что злилась на бывшего любовника.

Тут она заметила, что сидит, подавшись вперед и вытянув шею, и выпрямилась снова.

Отредактировано Мария Медичи (2020-12-28 17:07:00)

Скрывая недоверие, Мария Медичи посмотрела на графа. Все-таки ей шел шестой десяток, и она не могла так легко поверить, что Рошфор расскажет что-то, что может настолько не понравиться кардиналу. Но… он ведь и раньше рассказывал ей о тайнах своего господина, и она не раз убеждалась, что он говорит правду. Тогда, когда кардинал де Ришелье не решался говорить о своих чувствах, еще когда был епископом Люсонским, например. Она не удивилась тогда, так ведут себя многие мужчины. А теперь? Что-то с его здоровьем… да, он совсем себя не щадит, все знают, что у него все время мигрени! А он молчит… как будто слабость надо скрывать от тех, кто тебя любит! Хорошо, что этот ловкий юноша… уже не юноша, конечно, но все такой же ловкий - хорошо, что он рассказывает то, о чем молчит кардинал. Регентша будет с ним щедра, как всегда, но она понимала, что дело не в ее щедрости и граф в первую очередь печется о благе своего покровителя. Это тоже было хорошо, он очень помог им обоим, но надо помнить, что он служит Ришелье, а не ей. Что же он скажет? Что кардинал ей не писал, потому что у него болела голова?
- Он уже не мальчик, - раздраженно сказала Мария Медичи и сразу подумала, что мужчине нужна забота… Если бы она сама могла поехать с ним… нет, она не могла бы о нем заботиться на глазах у короля, и он взял бы с собой эту нахалку, мадам де Комбале, если бы мог. Нет, у него полный дом людей, пускай они о нем и заботятся! Сам граф, например! - За ним, что, некому присмотреть?
Но воображение уже рисовало ей кардинала… бледного, наверно, как мрамор, и с этим выражением лица, которое появлялось у ее младшего сына, когда он был болен и терпел, прежде чем начинал жаловаться… Глаза у него, конечно, запали и кажутся от этого еще больше… Он все-таки такой болезненный, но настаивает на том, чтобы не давать себе поблажек…
- Что с ним такое? - все-таки не выдержала регентша.

Мария Медичи нахмурилась при имени графа де Варда, но не потому что он был ей неприятен, а из-за ассоциаций, которые он в ней вызывал. Сам граф де Вард ей нравился, он был красив и предан, а королева-мать ценила и преданность, и мужскую красоту. Про его любовь к покойной леди Винтер она тоже знала, и она ее раздражала, но что тут было поделать, с мужчинами такое бывает, они ценят в первую очередь красивую оболочку. Мария Медичи знала, что она некрасива, и в юности ее это злило… и не только в юности тоже, кто бы не злился, когда твой муж изменяет тебе направо и налево с каждой смазливой бабенкой, и с дамами, и со служанками, а к тебе приходит, чтобы делать детей? Мария Медичи хорошо умела делать детей, они почти все были удачные… кроме старшего сына, но он как раз был нужен ее мужу, он должен был стать королем после ее мужа. Генрих возился с ним больше чем с ней - он со всеми своими детьми возился, даже со своими бастардами… как же она злилась, когда он притащил в Лувр щенят этой д'Эстре! Но королевой Франции все-таки стала она, Мария Медичи, и когда она узнала, кто ей помог, она не поскупилась. Может, она некрасива, но она щедра, это все знают, и это ей очень часто помогает: она всегда вознаграждает тех, кто ей предан. И она любит тех, кто ее любит…

Регентша слушала графа де Рошфора и недоверчиво улыбалась, хотя поверила ему сразу… Он такой чувствительный! Ей ли не знать, она же видела, как легко он плачет, и ведь не притворяется же! Правда, она всегда сомневалась, что он плачет по тем причинам, по которым говорит… Может, он просто страдает из-за разлуки со своей племянницей! Любовный недуг! "Счастливы ли вы?" Счастлива ли она - что он себе думает! Прекрасно же знает, что нет! Ей его не хватает, но поберегитесь, господин де Люсон (в мыслях она все еще называла его так), не хватает все меньше! Государственные дела, знаете ли, помогают от уныния и не оставляют времени на сомнения!.. Она, вообще-то, уже и думать забыла о нем, пока не появился граф де Рошфор с этим письмом. Может, это и правда, раньше он никогда ей так не писал…

- Что с ним такое? - повторила она, глядя прямо в глаза графу, чтобы он понял, что шутки плохи. Она один раз уже спрашивала! Но вряд ли ее гнев его убедит, он слишком много знает… Она улыбнулась и добавила: - Я волнуюсь за него, вы же понимаете.

Мария Медичи встала и сделала несколько шагов в сторону, чтобы скрыть свои чувства. Она все-таки продолжает его любить, и она давно не девчонка, чтобы обманывать саму себя: как-то так получилось, что несмотря на все, даже на его неблагодарность, она продолжает его любить. И ей было приятно, что он это не понимает, если бы понимал, он бы вертел ей как хотел. Пусть и он страдает, раз она страдает! Только он не будет страдать так же сильно, как она…

- Чрезвычайно глупо с его стороны - не доверять врачам, - сердито сказала она. - У него хорошие врачи, я знаю точно. И я не могу отправить к нему Вотье, я без него как без рук, мое здоровье бы совсем расстроилось без него.

Регентша была довольна и снова обернулась к Рошфору. Пусть он это передаст, про Вотье. Про них с Вотье сплетничают, он рассказывал ей об этом сам, и она отмахнулась: пусть сплетничают, про нее всегда сплетничают. Пока ее дамы ей верны, никто не знает точно, а они ей верны, даже Гершвиль, которая считает, что ей нужно больше молиться и поститься. Ну и что? Мария Медичи покается на следующей исповеди.

- Ах да, - "спохватилась" регентша, - раз он не доверяет врачам, он бы и Вотье не послушал. Но его здоровье нужно Франции… что же делать?..

Она изобразила на лице задумчивость и вопросительно посмотрела на графа - правда, без тревоги в голосе, это могло бы его насторожить. Пускай он "поймет", что она на самом деле не волнуется. А она потом напишет кардиналу письмо, в котором будет беспокойство. Чтобы он сомневался, но не впадал в отчаяние. Как бы так устроить, чтобы он бросился обратно в Париж? Не государственные дела, а то они с Людовиком еще решат, что она не справилась, тогда как она отлично справляется! Вот если бы король умер… Гастон кардинала не любит, но матушку любит - она будет править, а Ришелье будет ей помогать. Ей, а не кому-то еще!

Королева-мать поняла, что Рошфор уходит от ответа, но одну зацепку он ей все-таки оставил, и она тут же за нее уцепилась:

- Посланник, граф, это не то же самое, что курьер, - возразила она, - ему дана… большая свобода в решениях.

На самом деле, ей хотелось знать, что ей посоветует он, а за настоящим советом она пойдет к Вотье… нет, не к Вотье, он слишком не любит Ришелье. А Гершвиль, может, слишком добродетельна - королеве-матери нравилось иметь ее у себя в свите, потому что она придавала респектабельности и самой королеве-матери, но советоваться о таких вещах лучше с кем-нибудь посвободнее. С принцессой де Конти … правда, она тоже очень не любит кардинала… Знаете ли вы, господин де Люсон, сколько людей вас не любит? Знали бы, вели бы себя получше, чтобы вас защищали… Сама регентша все еще его защищала, хотя все доказывали ей, какой он неблагодарный… но он действительно был неблагодарным! Он должен был писать ей чаще! Можно подумать, недуг мешает ему заниматься делами ее сына!

- Может, - намекнула она, - его ноша слишком тяжела для него?

Мария Медичи не ожидала, что граф обрадуется ее словам, и еле сумела скрыть растерянность. Он ее совсем не понял! Она-то имела в виду, что Ришелье взял на себя слишком много государственных забот! А он...

Регентша опустила глаза, чтобы граф не мог прочитать в них ее смятение, и в то же время заметила, что ее руки стискивают друг друга, и разжала их. Он боится даже намекнуть… Нет, хорошо, что граф понял ее неправильно.. Она посмотрела на свои кольца, выбрала одно из них, золотое кольцо с рубином, которое и было подешевле остальных, и не очень ей нравилось, и стала его снимать. Королева-мать любила драгоценности, и носила самые лучшие камни, поэтому это кольцо тоже было дорогим, но его выбрала Галигаи…

- Да… - пробормотала она, надо было хоть что-нибудь сказать, но она была так ошеломлена… - Набросок? Какой?..

Разумеется, сердце уже подсказало ей какой, но как всякая женщина она хотела услышать, а не догадываться. Она даже не подумала спросить, какой приказ, ей только хотелось получить еще одно подтверждение, что она до сих пор вызывает у Ришелье такие сильные чувства. Оберегает! Какая глупость, от чего! Ох, уж эти мужчины! Рошфор еще молод, он не понимает. Нет, он просто боится, что она его не любит, и не смеет спросить - а вот это должна быть правда! А она еще хотела напугать его еще больше…

- Возьмите, - она протянула Рошфору кольцо. - Это вам.

Мария Медичи невольно подалась вперед и впитывала каждое слово Рошфора. Она уже слышала про эту галерею, но ей рассказывали, что там будет портрет Анны Австрийской и даже что Ришелье его уже заказал - копию того портрета, который написал Рубенс, а это был, между прочим, ее Рубенс, она разозлилась на него, когда он написал портрет ее невестки, да еще такой величественный!.. Наврали, значит, или напутали. Может, принцессе де Когти сказали "королева", а она решила, что речь о королеве Анне... Он хочет повесить ее портрет рядом с портретом Жанны д'Арк... Да, это будет заслуженно, она, конечно, не святая, но она ведь тоже спасала Францию... Нет, она совсем не святая...он это знает...

Улыбка, которая появилась у нее на губах, увяла, когда Рошфор вдруг отпрянул, и регентша едва не выронила кольцо, которое она ему протягивала. Что такое, он отказывается? Отказывается от ее подарка? Да что он себе позволяет! Кто он, принц крови? Когда он всего-то самозванный граф, удачливый бретер! И он еще смеет ее о чем-то просить!

На этом слове Мария Медичи сжала кулак так крепко, что кольцо врезалось ей в ладонь, но когда Рошфор посмотрел на нее снова, она уже снова опустила руку на подлокотник своего кресла. Кольцо она тоже уже надела, только на мизинец, чтобы было удобнее потом снять. "Вы отказываетесь от моего подарка, граф?" - вот что ей хотелось спросить, или даже не спросить, а заорать, так, чтобы в ушах зазвенело. Какая наглость!

Но она не унизится так, нет! Она будет улыбаться.

- Несколько строк... - повторила она, как будто размышляя, и тут ее осенило. Он это уж точно заслужил! - Может быть… Нет, передайте ему вот это. В знак моего расположения.

Она снова сняла кольцо и протянула Рошфору. Это будет хорошая месть! Пусть он думает, что у него ничего не вышло. А кардиналу она напишет сама и пошлет своего человека... Может, кого-то из мушкетеров? Они будут счастливы, если она пошлет их к королю...

Отредактировано Мария Медичи (2021-01-29 19:00:53)