Какой-то мушкетер? Если бы паж сейчас извлек нож да и ткнул бы им Лаваля в живот - это не произвело бы такого впечатления. Лавалю показалось что его ударили под дых, сбив дыхание, и он буквально проглотил готовый уже прорваться кашлевой толчок. Мушкетер?! В такой грязи!
Проклятье. Хотя, быть может - никакой не мушкетер а кто-то, в мундире и плаще. Не то, чтобы это было так уж легко сделать, но, при желании, наверное, вполне возможно. Или тот же мушкетер мог быть не автором послания, а таким же промежуточным почтальоном как и несчастный паж.
Надо было допытываться дальше, но для начала, хоть немного успокоить паренька, чтобы тот не лишился чувств или дара речи раньше времени. Лаваль медленно отвел подальше подсвечник. Все еще угрожающе близко к пропитанному маслом камзолу, но, по крайней мере, чтобы свет не слепил глаза, а свечи не "жарили" лицо.
Он хорошо понимал, что творит недопустимое. То, за что можно поплатиться и репутацией, и местом и жизнью. Да только вот на кону стояла честь, а значит - свобода и жизнь Ее Величества, и только от этого пажа и его сведений зависела единственная возможность найти шантажиста, пока след еще не остыл.
Дав пажу несколько секунд, чтобы осознать, что жар свечей от него отодвинулся, Лаваль, не отводивший от его лица пронзительного взгляда мягко прошептал.
- Хорошо. Очень хорошо, мой друг, благодарю. А теперь, пожалуйста, припоминайте подробности. Как выглядел этот мушкетер. Видели ли вы его до или после. Где он к вам подошел, что говорил? - мушкетер чуть склонил голову набок - Поверьте, спрашиваю не из праздного любопытства. Вас впутали в серьезное дело, юноша. Если узнают о том, что вы разболтали что-либо - вас просто убьют. Я ведь сдержу свое слово, и ни одна живая душа не узнает, что это вы дали мне информацию. Клянусь пресвятой девой, я никогда и нигде не упомяну вашего имени, но для этого мне нужно знать подробности, так, как если бы видел их собственными глазами. Какой роты этот мушкетер? Как он выглядел? Что говорил, как двигался? Где это произошло? Видели ли вы его, до или после этого?

Отредактировано Ги де Лаваль (2022-01-11 21:19:07)

Лаваль пристально наблюдал за юношей. Вбирал все, и его расширившиеся от страха зрачки, и учащенное дыхание, и пот, бисеринками выступивший на висках. Парень был явно напуган, сильно напуган, и похоже было, что на этот раз не лжет. Однако он все еще не сказал толком ничего, что могло было помочь опознать пресловутого "неизвестного мушкетера", а опрашивать все посты, не видали ли они какого-то незнакомца - бессмысленно. В отсутствие короля в Лувре было очень мало мушкетеров, и проникнуть во дворец и выйти из него, ни разу не попавшись никому из них на глаза - было проще простого. И, даже проходя мимо караула - попросту опустить голову, заслонившись широкими полями шляпы. Не-ет, этого было явно недостаточно. Но, похоже, страх выжал из несчастного пажа уже все, что только можно. К тому же тот начал посматривать на дверь, а это сулило проблемы. Конечно, никуда парень не денется, дверь заперта, а тот был слишком хлипок, чтобы суметь так стремительно вышибить замок и сбежать, чтобы Лаваль не успел его поймать. Но зачем такая возня? Ловить, снова внушать... Нет. Сейчас следовало по-другому.
Он медленно отвел руку с подсвечником, не глядя поставил его на стол справа от себя, и произнес мягко.
- Хорошо. Очень хорошо! Наша беседа начинает переходить в то русло, которого я желал с самого начала. Несказанно этому рад. Мне жаль, что вы изначально выбрали путь запирательства и обмана. Автор этого послания позволил себе недопустимые, оскорбительные слова, в отношении мадемуазель, и простите, что пришлось прибегнуть к таким мерам, но я должен его найти, и готов ради этого на что угодно. Ну, коль скоро вы начинаете меня понимать, вернемся к тому, с чего мы начали. К цивилизованной беседе и обсуждению вопроса о признательности.
Его рука скользнула к поясу, и отцепила кошелек. Там было почти все его месячное жалованье - все, что осталось после уплаты за квартиру и конюшню для Борея. Впору было порадоваться тому, как вовремя Филипп перевел на него материнское наследство. Не бог весть какая сумма, конечно, но теперь он мог не считать гроши, и тоже позволить себе не торговаться. Особенно в таком деле.
- Теперь, друг мой, я прошу вас вспомнить подробности, которые помогли бы мне опознать этого человека. Как он выглядел. Цвет волос, глаз? Быть может, какие-то запоминающиеся детали? Родинки, шрамы, манера речи, какие-нибудь иные особые черты?
Он подбросил мешочек с монетами на ладони и тот приятно звякнул.
- Здесь, если мне память не изменяет, сорок ливров с мелочью, и они ваши, если опишете мне этого человека, так, чтобы я смог его найти. - Лаваль чуть прижал мешочек пальцами, чтобы не вводить пажа в искушение выхватить его раньше времени. - И получите еще пятьдесят, когда я его найду, даю вам слово. Ведь, надеюсь, вы будете достаточно разумны, чтобы не пытаться больше мне лгать?

Отредактировано Ги де Лаваль (2022-01-16 13:11:42)

Вот это пошел совсем другой разговор. Лаваль впился взглядом в лицо пажа, жадно впитывая информацию. Мысль лихорадочно заработала, пытаясь составить по этому описанию некий внешний образ. Получалось что-то похожее почему-то на Арамиса, но того в Лувре каждая кошка знала. Да и бородку паж не упомянул. Некстати мелькнувшая мысль о том что "может быть вообще не мушкетер" промелькнувшая и в речи пажа, как до того и в его собственных мыслях оптимизма не добавляла, но если так, если это кто-то совсем посторонний, то найти незнакомца по таким приметам - все равно что пытаться выловить определенную рыбку в темном пруду, в котором ничего не видно.
Проклятье, да что же такое, думай, Ги, думай! Кто? Отбросим вначале мысли о постороннем, надо вначале подумать о полке, кто же... кто из новеньких под это подходит? С усиками но без бородки, ростом чуть пониже, франт, волосы светлее каштановых, дамский угодник, кружева.... Да еще из таких новичков, которые сейчас в Париже, а таких и вовсе раз-два и обчелся.
Догадка вспыхнула так ярко, что он аж дыхание затаил. За что пришлось расплатиться секунду спустя - кашель стукнул из груди в горло сухими, мелкими толчками, так, что пришлось отступить на шаг и отвернуть лицо, прикрыв рот манжетом. Ч-черт, ну совсем невовремя.
Откашлявшись, мушкетер благодарно кивнул, а когда вновь взглянул в глаза юноше, то поразился. Они горели, по-настоящему, и не страхом, не злостью затравленного зверька, а... Ух ты! Он не знал, как охарактеризовать это выражение, но вот теперь этот паренек ему начинал определенно нравиться. Ишь ты, даже объяснений требует! Да как требует! А хороший ведь, оказывается, мальчишка, ну надо же! Настоящий!
И если еще минуту назад Лаваль бы на такое требование отрезал ледяным "потому что это не ваше дело!" то сейчас подумал, что парнишка, все же, заслуживает лучшего отношения. И ответил совершенно честно.
- Потому что изначально я не считал это необходимым. Полагал что вы в этом деле - просто "посланец", как и десятки других пажей, да и фрейлины и многие мушкетеры - это ведь не секрет, и ничего в этом нет предосудительного. Сотни людей передают записочки - кто с признаниями, кто с вызовом на свидания, кто еще с чем, и все про это знают. И никто не делает из своего послания тайну, которую надо беречь ценой жизни, если в этом послании не скрыто что-то большее. Я подумал что вы - просто "передаточное звено", которому вручили очередную записочку, и который ее передал - вот и все. Полагал, что достаточно попросить у вас сведений, и вознаградить за них. Но когда вы стали юлить и запираться, и глядя в глаза мадемуазель попытались солгать, что ничего ей не передавали... - глаза Лаваля сузились. - Вот тогда я решил, что вы не просто незаинтересованный посланец, а сообщник отправителя. Что вы были в курсе отвратительного содержимого этого письма. Или в курсе не менее отвратительных намерений отправителя, и обязались блюсти тайну любой ценой. А мне надо было эту тайну у вас вырвать, и тоже, как видите, любой ценой. И поверьте, вздумай вы запираться и далее - я пошел бы и дальше, пусть это не приличествует дворянину, но в данном случае, цель была важнее. Но вы все же заговорили, чему я несказанно рад. И только тогда, убедившись что вы пытались защищать этого подлеца совершенно не по злому умыслу, а из соображений чести - я счел возможным рассказать вам - зачем я его ищу. Чтобы вы не терзались совестью за то, что заговорили, и поняли, что поступили правильно. И все это вам рассказываю сейчас - тоже только поэтому. Мало кто мог требовать у меня ответа в причинах тех или иных моих действий, и не получить вместо ответа перчатку в лицо и пядь стали в живот. Не хочется, чтобы в вашем юношеском воображении вы поставили на себе клеймо "сломавшегося" или "предавшего". Вы поступили правильно, рассказав все, и я сожалею лишь о том, что вы не заговорили сразу же.

Отредактировано Ги де Лаваль (2022-01-23 17:19:07)

Глаза Лаваля вновь опасно сузились, а взгляд снова стал колючим. Черт побери, а ведь паренёк прав. Стоит быть поосторожнее. Говоря об адресованных даме грязных угрозах, он не называл имени, не желая упоминать королеву. В конце-то концов, письмо было передано фрейлине, и о том, что истинной получательницей была Анна Австрийская, знать мог только автор письма. Таким образом, он не рисковал дискредитировать Ее Величество, но зато мог скомпрометировать Изабеллу. При дальнейших расспросах следует подстраховаться, не доводя дело до расспросов или пересудов на тему того, какого ляда он в это дело вмешивается и ищет пресловутого оскорбителя. Чтобы не решили, как этот мальчишка, что она "его дама".

- Имейте в виду, господин де Нантье, что мадемуазель - не "моя дама". - медленно проговорил он, наконец, роняя каждое слово как комья земли в свежую могилу. - И не советую впредь упоминать об этом заблуждении кому бы то ни было. Вы много говорите о чести и о том, что вы дворянин, так послушайте доброго совета, не доводите до того, чтобы за неосторожные слова вам пришлось бы ответить так, как полагается дворянину. Я вступился в это дело, потому что защитить девушку - долг каждого уважающего себя человека, и для этого не обязательно, чтобы она была "его дамой". И есть разница между тем, чтобы дать путеводную нить для поиска оскорбителя тому, кто желает защитить девушку и тем, чтобы, как вы изволили выразиться, сплетничать об этом на всех углах. Первое - правильно, второе - недопустимо. И, повторяю, вы поступили правильно, поскольку своими словами помогли продвинуться в поисках.

Паренёк горячился, нервничал, не то боялся, не то злился, не то и то и другое вместе взятое, этого Лаваль понять не мог, но вот взгляд, неотрывно следивший за его правой рукой, внезапно понял правильно. Ха, ещё бы не понять, многие так таращились. Паж-то уставился вовсе не на кошелек.

- Вас заинтересовала моя рука, мсье де Нантье? - мушкетёр усмехнулся, и положил мешочек на стол, рядом с пажом, а потом снял перчатку и поднял кисть обращая к пажу то, что некогда было ребром ладони а сейчас представляло собой довольно уродливый выбухающий раздвоенный шрам по месту ампутации.  - Сувенир с осады Монтобана, только и всего. А теперь.. - он помедлил, снова надевая перчатку, тщательно расправил раструб и только после этого поглядел на юношу. - Я не прошу вас молчать о нашей беседе. Оставляю это на вашу совесть,  поступайте как знаете. Вы, конечно, можете попытаться изрядно выпачкать меня в грязи, но при этом опорочите и мадемуазель, да и отправитель письма из ваших же слов узнает, что сведения я получил именно от вас. Мне придется вначале вызвать на дуэль вас, а потом и всякого, кто хоть сколько-нибудь вам поверит. Останусь ли жив в результате, или нет - дело шестнадцатое, но прежде, благодаря вам я найду того, кто угрожал даме, а значит, дело того стоило. Так что благодарю за сведения.

Он коснулся полей шляпы и направился к дверям, давая юноше самому решать - сказать ли что то или промолчать, а может и по голове огреть ближайшим табуретом. Постучал, и позвал вполголоса.
- Мадемуазель, отоприте пожалуйста.

Лаваль лишь хмыкнул вслед убегавшему пажу. Маленькое хамство, брошенное напоследок, его ничуть не разозлило, напротив, этот мальчишка все больше ему нравился. Жаль было, что пришлось с ним так обойтись. Ну хоть кошелек прихватил, на том и спасибо. Там было все же гораздо больше, чем мог бы позволить себе заплатить мушкетер, не имеющий иных средств к существованию, кроме жалованья. Вот и славно, хоть немного подсластить неприятности, в которые бедняга влип. И он твердо намеревался исполнить свое слово и доплатить юноше еще, при удачном исходе дела.
А если дело не кончится удачей? А если найти отправителя не получится?
Об этом думать не хотелось, потому что даже от несформулированного самому себе вопроса - уже мороз продирал по коже. Так что, провожая пажа взглядом он выглядел совершенно спокойным и удовлетворенным. Удивленно нахмурился услышав топот и непонятную возню в коридоре, но когда девушка, вернувшись, объяснила в чем дело - только кивнул.
Пожалуй, вознаграждение пажу следовало бы и увеличить, раз уж тот был так любезен, что спугнул кого-то кто собирался сюда зайти. Повезло, что он пришел именно сейчас, и наскочил на пажа, а не пятью минутами позже - быть застигнутым в приватной беседе с фрейлиной за закрытыми дверями - Лавалю совсем не улыбалось.
- Не беспокойтесь о нем, мадемуазель. Проходите. - он отодвинул для девушки стул. - Прежде чем приступать к дальнейшим действиям, нам с вами необходимо поговорить.
Подождав, пока Изабелла сядет, Лаваль обошел стол.
- Так вот. Юноша любезно описал человека, передавшего письмо, и описал довольно удачно. И я знаю человека, который очень подходит под это описание. Сейчас уже поздно, и мне придется побеседовать с ним завтра. Сейчас я хотел бы обсудить с вами несколько щекотливых вопросов.
Он остановился напротив нее и вновь скрестил руки на эфесе шпаги, однако, памятуя ужас в глазах пажа, и не желая привлекать внимание - на этот раз левую поверх правой.
- С этим человеком надо будет говорить по-иному. Он человек чести и глубоко порядочный, если учесть то немногое, что я о нем знаю. И уверен, поэтому, что он не имеет ни малейшего отношения к этому письму, и, скорее всего, является таким же непричастным, вовлеченным в дело ничего о нем не зная, как и этот несчастный паж. Чтобы вызвать его на доверие мне придется хоть как-то аргументировать причину моих расспросов. - увидев выражение глаз девушки Лаваль предостерегающе приподнял ладонь - Нет. Я скорее умру, чем хоть словом упомяну ее величество. Но дать хоть какую-то информацию мне все же придется. Я собираюсь вести дело таким образом, как если бы угроза и шантаж в этом письме, обращены были именно к вам. В конце концов, ведь письмо-то и правда было адресовано в ваши руки, и о том, что его истинной получательницей должна была стать королева, известно лишь отправителю. На этом основании я вполне могу не рискуя дискредитацией ее величества вести расспросы, но тогда появляется другая сложность. Меня могут спросить - на каком основании я влезаю в дело, касающееся вас, и разыскиваю того неизвестного, кто шлет вам письма. Это может спровоцировать слухи, и скомпрометировать вас. Поэтому я желал бы уговориться с вами о какой-нибудь безобидной, и, в то же время вполне благопристойной причине своего заступничества, которую я смогу озвучить когда мне зададут такой вопрос. Помнится, на турнире с вами была ваша маменька, и я имел честь с ней познакомиться. Помнится, она была настроена весьма доброжелательно, и чрезмерно высоко оценила ту малость, в, которой я имел честь оказаться полезным вам обеим. Как по-вашему, могу ли я считать, что своей снисходительностью ваша маменька поручила мне и в дальнейшем оберегать вас и служить вам заступником, в случае необходимости?

Маменька будет рада? Вот этого еще не хватало. Маменьки - народ опасный, особенно маменьки незамужних юных девиц, а те слова, что он прознес, буде они донесены до нее, в ее воззрении и правда могли бы выглядеть как претензия на руку Изабель. Тут и оглянуться не успеешь, как вся родня девицы будет считать тебя помолвленным. Правда мадам де Сент-Уэр навряд ли возымеет хоть какие-нибудь матримониальные планы в отношении человека, запятнавшего себя в прошлом громким брачным скандалом, но Лаваль не собирался рисковать.
Он сдержал мгновенное недовольство, не позволив ему выразиться на лице, и медленно отсчитал до десяти, чтобы не допустить его и в голос. Получилось.
- Мадемуазель, вы правда считаете, что вашей матушке стоит знать о причинах и подробностях дела, связанного с расследованием в интересах ее величества? - мягко спросил он. И не дожидаясь, пока девушка ответит, продолжил - По счастливому стечению обстоятельств этого и не требуется. Если мне не изменяет память, то в тот день, когда я имел честь познакомиться с нею, она сказала нечто вроде "Я счастлива, шевалье, что при дворе имеются благородные люди, способные вступиться за честь и безопасность юной девушки". Поэтому я спрашиваю - могу ли я считать что на основании этих ее слов - я уполномочен ею и в дальнейшем защищать, в случае надобности, ваши интересы, как имел счастье сделать это в момент нашего знакомства? Опять же, навряд ли такая надобность возникнет, но если вдруг спросят - на каком основании я веду расспросы относительно доставленного вам письма, нам с вами надлежит знать заранее, что отвечать в этом случае.

- Право, не знаю, придется ли. - Лаваль неопределенно пожал плечами. 
Он не лукавил. Он сам еще не знал, как пойдет его разговор с тем, кого узнал по описанию пажа. Этого молодого человека он почти не знал лично. Когда тот вступал в полк - была большая пирушка, на которой пятеро или шестеро новичков угощали всех, кто в тот вечер был свободен от несения службы. Единственным, что о нем знали все, было то, что де Вилье уехал спустя меньше недели после вступления, чтобы вступить в права наследства и получить титул, доставшийся ему после смерти брата. Об этом немного поговорили тогда, и быстро забыли. Большая часть полка ушла на войну с савойцами, вместе с королем и г-ном де Тревилем, и поэтому больше в полк никого не принимали. Лаваль вернулся в Париж лишь недавно, и благодаря тому, что в кордегардиях можно узнать все и обо всем - услышал с чужих слов о том, что де Вилье опять в Париже и снова в полку, совсем недавно, что несмотря на свежеобретенный титул - остался хорошим товарищем, носа не задрал. Потому, собственно и подумал, прежде всего на него. Из тех последних новичков полка, лишь он один носил тонкие усы без бородки, и лишь он один отсутствовал почти все это время, тогда как все остальные новобранцы уже давно успели примелькаться в Лувре чуть ли не каждому подсвечнику. По всему выходило, что если человек, передавший письмо - действительно мушкетер, то это Николя де Вилье, больше некому. Ну, или это был кто-то совершенно посторонний, откуда-то раздобывший мушкетерский плащ. В последнем случае поиски напоминали бы поиски иголки, да не в стогу, а в океане сена, и при одной мысли об этом у Лаваля начинало ломить в висках. Зато если письмо и правда передал де Вилье, то тот - слишком открытая душа и честный человек, чтобы вести такую дурнопахнущую интригу. Значит - всего лишь еще одно  звено в цепи посланцев, а значит, факт того, что передал письмо ему незачем будет отрицать.
А вот скажет ли де Вилье, по чьему поручению он это письмо передал?
Вот это был вопрос.
Все же свой собрат-мушкетер это не мелкий паж. Говорить с ним надо будет на равных, и единственным способом узнать у него информацию для дальнейшего расследования будет - убедить и уговорить. Дуэли, правда разумеется исключать не мог - ведь вполне вероятно, что сочтя настойчивые расспросы оскорблением де Вилье ответит вызовом. Ну или... или самому придется вызвать его, если тот будет упорствовать. Хотя какой в этом смысл? Ему была нужна информация, а вовсе не труп ни в чем не повинного молодого человека.
- Как бы то ни было, это будет завтра. А пока, скажите мне мадемуазель, как ее величество намерены поступить? Проигнорировать второе письмо так же, как было проигнорировано первое - опасно. Шантажист, решив, что она упорствует, может озлиться, и дать ход тому компрометирующему письму, которое у него имеется, тогда как на поиски требуется время. Не рассматривает ли ее величество возможности потянуть время, сделав, хотя бы частичную уступку условиям шантажиста? Это придало бы ему уверенности, и отвратило бы от намерения дать письму ход, никто ведь не режет курицу, несущую золотые яйца.

Отредактировано Ги де Лаваль (2022-01-26 19:47:22)

- Замечательно - в темных глазах Лаваля блеснуло удовлетворение. Поистине, это и правда был великолепный выход - оповестить баронессу о назначенной ей аудиенции назавтра, а саму эту аудиенцию назначить через несколько дней. Шантажист, кем бы он ни был, повидимому имел широкие связи при дворе, и даже был вхож в покои королевы, и, непременно узнает о том, что аудиенция назначена. А значит, уверится в том, что ее величество послушно выполняет его требование.
Окончание речи девушки, заставило его едва уловимо улыбнуться.
"Вести себя не очень хорошо, чтобы она сама отказалась".  Это было... так знакомо.
Напомнило то, как в детстве он пытался точно таким же способом избавляться от учителей, которых нанимал отец.  Учительствовать в доме губернатора, рвались многие, и, Ги почитал за благое дело сразу же доводить до сведения соискателей, что сие место отнюдь не святым миром мазано. Филипп был в таких затеях не помощник, бедняге уже тогда очень нравилось учиться, зато Ги старался за двоих, и, как минимум, троих, ему и правда удалось отвадить. Учитель латыни, испанского и изящной словесности, к которому наследник маркиза де Сабле питал особую неприязнь, продержался всего неделю, не выдержав необходимости ежевечерне, при отходе ко сну проверять свою постель на предмет наличия в ней швейных иголок, которые Ги ежедневно напихивал туда в самых неожиданных местах и в большом количестве. Тот, что сменил его, оказался довольно стойким, и чтобы выжить его, пришлось применить совсем уж широкий арсенал мер- от безобидных, вроде "случайно" опрокидываемых чернил, до довольно жестоких - бритвы, ежедневно натираемой жгучим красным перцем, да тряпки-подтирки щедро посыпанной им же. Следующий был так неосторожен, что однажды случайно сболтнул, в беседе с конюхом, что смертельно боится летучих мышей, исбежал, после первого же "боевого дейсвия" обнаружив одну из этих малоприятных тварей в собственном кубке с гипокрасом. Несчастный Филипп уж совсем, было, отчаялся, и умолял брата прекратить боевые действия, напирая на то, что они останутся неучами, что будет попросту недостойно их имени, но кампания против учителей в доме губернатора прекратилась лишь тогда, когда место учителя занял пожилой уже господин Кресс, чей отец некогда служил в швейцарской гвардии Карла IX. Этот достойный человек не слишком напирал на латынь и изящную словесность, зато взялся за преподавание английского, немецкого и точных наук, заинтересовавших строптивого Ги гораздо больше. И, что самое главное - новый учитель оказался неистощимым кладезем разного рода историй, относящихся к четырем предыдущим царствованим, и лишь поэтому Филипп-Эмманюэль смог спокойно завершить свое образование.
А сейчас вот - королева, вместе со своей фрейлиной планируют устроить "приятную жизнь" баронессе. И Лаваль едва удерживался от улыбки, глядя на это прелестное юное создание, и гадая про себя - какие ловушки могут придумывать такие вот очаровательные девушки, когда им очень нужно от кого-то избавиться? Все же при королевском дворе, да искушенные особы имеют куда как более утонченные способы, чем те, которыми пользуются дети. И что-то ему подсказывало, что лучше иметь дело с десятком шпаг одновременно, чем с ухищрениями, на которое могут пойти дамы, желающие попортить кому-то жизнь.
- Через несколько дней - это отличный замысел. Этого, при известном везении может хватить на то, чтобы выяснить личность шантажиста. Правда, этого недостаточно, нужно еще и изъять у него то самое несчастное письмо, служащее основой шантажа, но даже и одного только имени может быть довольно. Враг, имя которого известно, и на десятую часть не так опасен, как враг неизвестный, остающийся в тени. С известным врагом - можно бороться. Мадемуазель... - Лаваль помолчал, и медленно поклонился - Клянусь жизнью, я пойду на все, чтобы узнать кто смеет грозить ее величеству

Отредактировано Ги де Лаваль (2022-01-28 23:41:08)