От неожиданности, вызванной этой внезапной вспышкой, Лаваль аж сморгнул, и изумленно поглядел на девушку. Поначалу не поняв, о чем именно она говорит, пораженный ее взволнованным видом и блеском ее глаз, он смотрел на нее во все глаза, пока наконец, не стал потихоньку догадываться, и на несколько секунд оказался сбит с толку, между желанием рассмеяться и порывом ее успокоить.
В конце концов второе оказалось весомее. Девушка, такая хорошенькая, такая юная, такая искренняя и порывистая, что смех, причины которого она бы не поняла, а объяснять оказалось бы слишком долго, мог бы ее обидеть, а обижать ее он не хотел ни в коем случае.
Поэтому он произнес как можно мягче и спокойнее.
- Боже правый, мадемуазель, ну с чего вы взяли? И почему продолжаете упорствовать в этой мысли, даже после того, как я сказал вам, что сам не знаю, к чему приведет наша беседа? Пожалуйста, выбросьте из головы такие мысли. Если я не отрицаю твердо чего либо, то просто потому, что это было бы нечестно! В наше время можно нарваться на вызов даже случайно наступив на чью-то тень на улице, при условии, что тот, кто ее отбрасывает утром встал не с той ноги.

Все-таки она стояла слишком близко. Он видел каждую ее ресничку, каждую крапинку во взволнованно поблескивающих глазах.
Возможно задался бы вопросом - а с чего она так забеспокоилась, если бы мог хоть предположить нечто, имеющее отношение лично к себе. Но, поскольку даже тень такой мысли ему не приходила - то и вопроса такого не возникло.
В конце концов, отношение к дуэлям у дам было разным. Некоторые ахали и совершенно искренне пугались, другие (большинство) тоже ахали, но при этом с жадным любопытством смаковали подробности, а некоторые с восторгом коллекционировали, и соревновались меж собой, из-за кого больше и чаще дерутся. 

А еще... еще в голову пришла другая мысль.
Что, если она права? Правда шансы получить вызов от де Вилье, конечно были - кому, скажите на милость, понравится, если в его дела суются с расспросами, но и даже в этом случае Лаваль бы не ожидал себе больших проблем. Юноша был почти на десять лет моложе его самого, это правда, но ведь и опыта, получается, у него было куда меньше. Сам он владел шпагой так, что ему никогда и в голову не приходило рассматривать всерьез перспективу собственной гибели на дуэли, тем более, что изначально находился в заведомо выигрышной позиции - с левшой справиться могли немногие, просто потому что напрочь искажался весь привычный рисунок боя.
На поле битвы, от пули, ядра, камня или взрывной волны, от болезни или несчастного случая - вполне возможно, но не на обычной же дуэли.
Но сейчас...
Что если де Валье откажется говорить? Откажется наотрез! Что, если никакие слова и убеждения не помогут?
Что тогда?
Поединок? Но даже если убить его - труп ведь не выдаст нужной информации. Что это даст? Ничего.
Но какими же способами его разговорить, если он категорически не захочет отвечать?
Мысль заворочалась в голове, еще неосознанная, но почему-то тяжелая, и каким-то образом странно цеплялась за ее слова. "Если вдруг с вами что-то случится, как мы тогда узнаем, кто это был".
Что это? Случайно не к месту сказанные слова?
А что если -предвидение?
В предвидения Лаваль верил. К тому же когда-то давно, астролог, приглашенный матерью сразу по приезде в Анжер, составил гороскопы на всех членов семьи, и, как оказалось, довольно точно предсказал смерти и матери и отца.
Тот же астролог предсказал и ему нечто такое, отчего Филипп рыдал почти до утра. А потом та цыганская гадалка - не говорила ли она ему то же самое? А ведь ему уже почти тридцать. Тот самый роковой рубеж, который называли оба, и астролог и гадалка.
Что если девушка права?
Лаваль нахмурился, но лишь на секунду. А потом тряхнул головой, отбрасывая назад волосы, и улыбнулся
- Не беспокойтесь, мадемуазель. Поверьте, даже если мне по дороге обратно на голову упадет кирпич, я найду все-таки способ сообщить вам то, что мне удалось узнать. А пока что - не стоит думать о совершенно ненужных вещах. Постарайтесь поддерживать ее величество, и, лучше постарайтесь выяснить со своей стороны еще какую-нибудь информацию. У кого еще может быть ключ от шкатулки королевы? Мог ли кто-то сделать копию с этого ключа? Мог ли кто-то подкупить мастера, создававшего эту шкатулку? Ответы на все эти вопросы знает только ее величество, а расспросить ее можете только вы. Вы поговорите с нею об этом снова? Возможно, имея столько времени на раздумье, она могла что-то припомнить, чего не вспомнила сразу

Отредактировано Ги де Лаваль (2022-01-28 23:52:32)

Эти имена Лаваль знал, да и кто, скажите на милость, их не знал. И хотя поименованные дамы традиционно считались преданными королеве, он замялся. Все-таки первое письмо было подброшено не просто кем-то вхожим в кабинет, а кем-то из самого ближнего круга. Ох, как бы не наломала дров в своем энтузиазме юная Изабелла! Простодушие невинности - это плохой, очень, очень плохой кляп!
- Мадемуазель... - медленно и очень тихо произнес он - Кто бы ни был шантажист или шантажистка - это человек из самых доверенных лиц. Самых! Вы понимаете? Этот некто знал о письмах королевы к... вы знаете кому. Мало того, знал, где они хранятся. И имел возможность выкрасть письмо и подложить свое. Переписка такого рода - тайна не за семью даже, а за семьюдестью семью печатями. Уж навряд ли ее величество рассказывала об этом даже своим фрейлинам. Прошу вас, наводите справки только, только у королевы, и ни у кого более! Иначе, прослышав, что вы ведете расспросы - автор письма поймет, что отнюдь не добился своего, напротив, что его или ее ищут, и ищут близко. Может запаниковать и отреагировать самым нежелательным образом. Вы понимаете меня?
Издалека раздался бой колокола. Лаваль прислушался, и бросил взгляд на дверь. Однако! Он вновь посмотрел на девушку. Все-таки юная фрейлина была прехорошенькой в своем трепетном волнении, от которого ее взгляд казалось, мерцал, как огонек свечи. Возникнувшая мысль - а ведь им надо еще как-то разойтись, чтобы не попасться никому на глаза - не понравилась. Чего доброго, встреча в таком уединенном месте, да еще в такой час - буде о ней станет кому-то известно - ничего хорошего не принесет. Черт побери, как ни крути - все плохо. Беседовать как бы невзначай, в каком-нибудь открытом месте - могут пойти слухи. Хоть раз быть застигнутым выходящим из той же уединенной части дворца, что и фрейлина - мгновенно появятся уже не слухи а утверждения. И ладно если в кордегардии начнут упражняться в остроумии и задавать вопросы, среди своих это не страшно, а вот кто-то из дворцовых бездельников..
- Уже поздно. - возможно полагалось поцеловать ей руку? Но ему подумалось что это будет совершенно недопустимым и двусмысленным -  Вам, наверное пора возвращаться к себе, вас могут хватиться. Я приду завтра вечером и расскажу, чего удалось или не удалось сделать за день, а пока, еще раз прошу вас, будьте осторожны