Галеон покачивается на волнах, словно большая колыбель. Палубный настил тихонько скрипит под шагами часового. Скрип-скрип-скрип… Спи-спи-спи… Черешенка часто дышит — верно, убегает от кого-то во сне — и больно бьет Игнасио пяткой по голени. Он лишь крепче сжимает объятия и, не открывая глаз, шепчет:

— Спи… Я пристрелил эту псину. Она больше не придет. Даже во сне…

Что-то шлепает Игнасио по затылку. Он, все так же не размыкая век, закидывает руку за голову, нащупывает чей-то альпаргат — и швыряет его подальше. Куда-то в сонный полумрак, наполненный сопением, вздохами, плеском воды и скрипом дерева.

Кто-то всхрапывает, переворачиваясь на другой бок, кто-то поминает Бога Вседержителя и всех Его святых.

— Послал же Господь наказание — молодоженов! Вошкаются и вошкаются — до самой зари!
— Эх, Санта-Крус, с бабой пожестче надо, — Игнасио узнает голос капрала. — Гляди, будешь так нежничать — она тебя бросит. Бабы — они строгость любят. Чтоб мужик — мужико-о-ом… бы… — капрал зевает, и его нравоучение сменяется невнятным бормотанием. Он засыпает.

Скрип-скрип-скрип… Спи-спи-спи… Спи, не слушай всяких недоумков. Они просто никогда не любили по-настоящему.

Это не ветка хрустнула под лошадиным копытом — это часовой обо что-то запнулся в темноте. Это не собака ворчит — просто ветер запутался в снастях. Это не охотники переговариваются — это только волна шушукается с волной о чем-то своем. Спи…

***

Небольшой отряд, разомлевший от жары, выбрал для полуденного отдыха тенистую рощицу на окраине Веракрус. И пока слуги доставали из корзины припасы для обеда на скорую руку, молодые идальго, усевшись на постеленных на землю плащах, обменивались впечатлениями об охоте.

— За все утро — две полудохлые перепелки, — дон Теренсио вытянул по-младенчески пухлые губы и хлопнул ладонью по пустой седельной сумке. — Не пора ли повернуть домой? Поедим — и в город? Одна сеньора, — молодой человек скромно опустил глаза, — приглашала меня скоротать вечер за картами.
— Хорошо, хоть не за чтением Блаженного Августина! — хохотнул дон Антонио, самый старший из троицы и самый нищий. — За добычей надо было ехать глубже в лес, сеньоры. Здесь не охота, а так — баловство. Город близко…
— Да, я учился в семинарии!.. — потное лицо дона Теренсио пошло красными пятнами. — Сколько вы мне еще это будете поминать, безбожники?

Дон Карлос лениво постукивал рукояткой хлыста по голенищу сапога. Дразнить толстяка Теренсио ему давно наскучило. И разговоры тоже наскучили, и сама охота. Они оба — солдафон Антонио и ханжа Теренсио — не были людьми того круга, в котором он привык вращаться с детства. И в других обстоятельствах он никогда не стал бы водить с ними дружбу. Но в других обстоятельствах он никогда бы не оказался в этой сточной канаве под названием Веракрус. Ничего, еще полгода-год — и королевский гнев утихнет, и ему позволено будет вернуться.

Рыжий мастиф, лежавший у ног хозяина, поднял голову, втянул воздух, и глухо заворчал.
— Что ты там учуял, Гермес? — дон Карлос потрепал пса по загривку и оглянулся на мирно пасущихся лошадей: те, казалось, никакой угрозы не чувствовали. Поднялся, велев собаке лежать, и, стараясь не поднимать шума, отправился на разведку.

— Ловите нимф, дон Карлос? — насмешливо окликнул его дон Антонио спустя некоторое время, но в ответ из-за деревьев донеслось негромкое:
— Вроде того. Ступайте сюда, сеньоры, возьмите Гермеса и ступайте сюда. Да не шумите, если не хотите спугнуть дичь.

Заинтригованные молодые люди последовали совету своего друга, и вскоре их глазам открылась любопытная картина — правда, из тех, что чаще можно наблюдать в борделе, а не на лесной поляне.

— Дикари, — поморщился дон Теренсио. — Ни стыда, ни совести. Как собаки на случке. Тьфу!
— Новобрачные, — со странной смесью восхищения и осуждения выдохнул дон Антонио: — У них здесь раньше божок стоял. Божка давно переплавили в золотые слитки — а они все сюда ходят. Повенчаются в церкви — и сразу сюда. Вроде как и Христа почтили, и идола своего.
— Выходит, она еще… — дон Теренсио задумчиво пожевал губами, вглядываясь в просвет между деревьями: — девица?..

Ветер донес легкий вскрик, тут же сменившийся испуганным бормотанием юноши, словно он оправдывался, а потом — счастливым смехом.
И дон Карлос с хитрой улыбкой обернулся к друзьям:
— Похоже, уже нет. Но тем лучше. Поохотимся, сеньоры?
Гермес опять заворчал, и идальго опустил руку на голову пса:
— Тише, малыш… Сейчас-сейчас…
— Что вы задумали, сеньоры? — испугался дон Теренсио.
— Метиска, — мечтательно протянул дон Антонио. — Видите, какая кожа светлая? Я бы…
Закончить свою мысль он не успел, потому что дон Карлос скомандовал:
— Ату их! — спустил пса и бросился следом, на ходу вытаскивая шпагу из ножен.

Какое-то время был слышен только собачий лай, девичий визг, проклятия — и когда дон Антонио и дон Теренсио догнали приятеля, он с победным видом крепко держал юношу-индейца за волосы, а девушка беспомощно лежала на спине, и над ней рыча стоял Гермес.

— Хороший мальчик, хороший, — дон Антонио кинулся к девушке, отгоняя мастифа. — Отойди, Гермес, дальше я сам… — он склонился над распростертой фигурой: — Да, она совсем ребенок, кожа да кости! Ущипнуть не за… — досада в его голосе внезапно сменилась отвращением: — Господи, какая мерзость… — он пнул рыдающую метиску раз, другой и сплюнув отошел в сторону.
— Я хотел вас предупредить, сеньоры, — залепетал дон Теренсио, доставая платок и утирая взмокший лоб. — Не успел… У этих бестий сразу не разберешь, где женщина, а где… вот это… — он махнул платком. — Что будем делать, сеньоры?
— Отвезем их в город, — тон дона Карлоса вновь стал скучающим. — Вы мечтали вернуться с добычей, дон Теренсио, разве нет?
— Отпустите… мою… жену… — внезапно прохрипел индеец, силясь вырваться. От натуги его лицо стало почти черным.
— Жену?! — расхохотался дон Антонио. — Это у вас называется «женой»? Не перегрелся ли ты на солнышке, солдат?
— А ведь, правда, солдат… — дон Теренсио подвинул носком сапога шпагу, вместе с пистолетами и аккуратно сложенным платьем лежавшую на одеяле, под деревом. — Начальство его по головке не погладит…
— Да он поди нормальных женщин никогда не видел, бедняга… — продолжал издеваться дон Антонио.

Метиска села, боязливо оглянувшись на пса: правая щека у нее была в земле, а волосах запуталась сухая трава.
— Отпустите… — стоявший на коленях индеец перестал дергаться, словно покорившись неизбежному. — Отпустите ее, а со мной поступайте, как знаете…
— Ну… — дон Карлос задумался на несколько долгих минут: — Не знаю… Что скажете, дон Теренсио, как подобает в таком случае поступить доброму христианину?..
— В книге Притчей Соломоновых сказано… — бывший клирик сложил пухлые руки на груди, но его самым грубым образом прервал дон Антонио:
— Только проповеди нам не хватало! Жарко сеньоры. Посмеялись и будет. Едем в город.
— Раз вы спешите, дон Антонио, — на лице дона Карлоса появилась капризная гримаса человека, которому испортили забаву, — то сегодня Соломоном буду я, — он воздел руку к небу: — Вот мое решение: пусть идет.
— Дьявол! Ты ее отпустишь? — от удивления дон Антонио даже не заметил, что обратился к другу на «ты».
— Пусть идет, я сказал, — чеканя каждое слово, повторил дон Карлос.
— Черешенка, уходи, — мотнул головой индеец и даже разозлился, когда метиска замешкалась: — Уходи, кому сказано!

Мастиф поднял верхнюю губу, обнажая клыки, но с места не двинулся. Девушка, озираясь, встала, собрала платье под насмешливыми взглядами идальго и пошла, поминутно оглядываясь на мужа.
— Я сказал: пусть идет, — дон Карлос улыбнулся замершим в ожидании друзьям. — Но я не сказал, что дам ей уйти. Гермес, взять!
Пес нагнал метиску в два прыжка и, повалив, принялся трепать.
— Боже Правый… — дон Теренсио перекрестился и забормотал молитву.
— Хороший, мальчик, умниц… — похвалу дона Антонио заглушил выстрел и предсмертный скулёж Гермеса. Когда оба идальго обернулись, их приятель лежал на земле, а индеец держал их на мушке:
— Вы видели, как я стреляю. Выбирайте, кому вторую пулю.
— Че-е-ерт! — дон Антонио схватился за пояс, понимая, что его пистолеты остались в седельной кобуре, а аркебуза — у лакеев. — Ты убил Гермеса… Ты убил дона Карлоса…
— Ваш друг жив. Просто оглушен. — индеец шевельнул босой ногой неподвижное тело. — Забирайте его и убирайтесь отсюда.
— У него всего один выстрел… — глаза дона Антонио забегали. — Не успеет… Промахнется…
— Не будем искушать судьбу, — взмолился серый от страха дон Теренсио: — Мы уходим, — он попятился. — Но тебе не скрыться, разбойник. Сейчас сюда сбегутся люди… Идемте, дон Антонио, идемте… Бедный дон Карлос… Мы за ним вернемся… Обязательно вернемся…

Когда четверть часа спустя идальго вернулись на поляну, вооруженные до зубов и со слугами, индейцев и след простыл. Только дон Карлос сидел над трупом Гермеса, машинально гладя собачью голову. Старик-метис огляделся и недобро хмыкнул, пробормотав что-то по-местному.
— Что он говорит? — медленно спросил дон Карлос, глядя на друзей так, словно впервые в жизни их видел.
— Несет какую-то ересь, — дон Антонио протянул товарищу руку, помогая встать.
— И все же? — дон Карлос облизал губы, и дон Теренсио поспешно протянул ему свою фляжку.
— Будто мы потревожили здешнего хозяина, и он над нами так подшутил. Не берите в голову. Идемте, вам стоит показаться лекарю…

***

Скрип-скрип-скрип… Спи-спи-спи… Веракрус остался далеко-далеко, а с ним и все страшные сны. А что солдаты подшучивают — так, дурачье. На таких грех обижаться. Спи.

Отредактировано Провидение (2021-02-18 17:36:31)