После эпизода Послеобеденная молитва. 5 июня 1629 года
- Подпись автора
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Нет таких крепостей, которых мушкетеры не могли бы взять. 5 июня 1629г
После эпизода Послеобеденная молитва. 5 июня 1629 года
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
К дому Портоса Арамис подошел, уже когда звонили к вечерне. Не навестить, а навестив, не расспросить оказавшегося в Бастилии Лавардена было выше его сил, но ничего любопытного ему из бывшего гвардейца вытянуть не удалось - а может, он и не знал ничего любопытного. Вернувшись затем к г-ну дю Трамбле, Арамис бессовестно воспользовался достатком, который дал ему Орден, чтобы оставить ему денег для Атоса и для Лавардена. На второго, впрочем, тратиться не пришлось - г-н де Кавуа уже прислал лакея, дабы взять на себя эти расходы. Арамис поблагодарил и удалился, размышляя, как оказалось, что и Кавуа тоже остался в Париже - впал в немилость? Выполнял какие-то особые поручения?
Монашеская ряса, увы, несовместима с верховой ездой, возвращался Арамис оттого пешком, и выглядел к концу пути так, что зашел бы домой, даже если бы не испытывал горячего желания снова надеть светское платье. От смирения, с которым он впервые облачался в рясу, осталось немного, но он все же нашел для себя разумное объяснение: новый его облик собьет Портоса с толку, пол-вечера придется обсуждать его уход от мира… к чему? Лучше откладывать эту тему до последнего!
Посему отворивший дверь Мушкетон узрел перед собой не скромного монаха, а почти прежнего Арамиса - в голубом камзоле, отделанном серебряным шнуром, с завитыми локонами, с изящно подкрученными усиками… не хватало разве что мушкетерского плаща.
- Если господин Портос дома, - без экивоков сообщил Арамис, - я бы хотел с ним поговорить. Если его нет… где я могу его найти?
Обыкновенно, зная стойкое нежелание Портоса приглашать к себе посторонних, он велел бы Мушкетону передать, что будет ждать друга у себя. Но сейчас у него дома проживало еще двое мушкетеров, и обсуждать с ними освобождение Атоса и произошедшее в ложе Марии Медичи Арамис пока не хотел.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Непривычно сумрачный и хмурый Мушкетон замялся с ответом, потирая чуть распухшее левое ухо. На хитром лице слуги отразилась интенсивная работы мысли.
– О, господин Арамис... – выдохнул он полушепотом, когда его прервал шум и грохот, раздавшиеся сверху.
– Мушкетон, дьявол тебя раздери! – проревел хорошо знакомый Арамису бас, показывающий, что хозяин таки у себя дома.
Мушкетон просветлел лицом, как человек, перед которым более не стоит неразрешимая задача.
– К вам господин Арамис, господин Портос! – не менее оглушительно заорал он, и юркнул в сторону, дабы снова не попасть под горячую руку.
Из глубины дома раздались шаги, громовой поступью сделавшие бы честь ожившей каменной статуе, и перед Арамисом предстал его друг. Круглое лицо Портоса просветлело не менее ярко, чем у Мушкетона.
– Арамис! Ну наконец-то! – воскликнул он, сияя. – Не слишком учтиво держать меня в полном неведении, как запасную лошадь на перегоне, но на друзей я зла не держу. Правда, – тут Портос слегка покраснел, – я как раз собирался выходить, так как меня ждут у... ждут... Короче, у меня назначена встреча через два часа, а потому я вполне успею с вами перекусить и выпить в «Сосновой шишке» или «Нечестивце». Мушкетон! – вполне миролюбиво окликнул он слугу, и тот с поклоном вручил хозяину шляпу и накинул на широкие плечи плащ.
– Идемте же! – поторопился покинуть свой дом и поторопил к тому же друга Портос. – И вы мне расскажете, что за игру затеял Атос.
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Глядя на друга, Арамис почувствовал внезапный укол совести, как если бы ему и в самом деле было, в чем себя упрекнуть, хотя в чем он был виноват? Он не знал, что Портос в Париже! Если бы он знал…
Арамис невольно отвел глаза, не сразу осознав, что сказал Портос. Он сбежал - разве нет? Не сказал никому не слова, никого не предупредив… Что они думали все это время? Нет, он сказал Базену, что решил уйти от мира… и все. Базену - и никаких подробностей. И Базена же он отыскал сразу, а друзей, перед которыми был так виноват, искать не стал - просто предположил, что их нет в Париже, и не стал даже к Тревилю заходить, хотя мог бы и додуматься, что хоть кто-то из роты не мог не остаться. И вот, оказывается, Атос и Портос были рядом все это время, а он…
Атос был задет и был прав, а Портос… Портос был тоже задет, но уже простил и готов был выпить с другом… и конечно, закусить. В былое время Арамис, может, улыбнулся бы при этой мысли, но сейчас он был тронут до глубины души, и даже пришедшая ему на ум шутка о том, что путь к сердцу Портоса лежит через его желудок, не сумела настроить его на менее сентиментальный лад.
- Что? - переспросил он, когда слова Портоса запоздало достигли его сознания. - Какую игру? Он же в Бастилии.
Тогда, в камере, он был слишком занят собой, чтобы задуматься о том, что имел в виду Атос, говоря, что Портос избежал немилости королевы-матери, но сейчас сложил, наконец, два и два. Портос был в ложе королевы-матери, однако сумел избежать участия в аресте товарищей - несомненно, потому что Атос, зная, что гигант ни за что не станет участвовать, об этом позаботился.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
– Как в Бастилии? – изумился Портос. – Вы шутите?
Он остановился столь же стремительно, как прежде шагал широким шагом, не заботясь приноравливаться к более изящной походке Арамиса. Портос озадаченно потер широкий лоб, сдвинув щегольскую шляпу с алым пером, словно на ходу впечатался в каменную стену.
– Вы же шутите? – с надеждой повторил он и помрачнел, по лицу Арамиса понимая, что нет. – Так, надо разобраться. Потому что до сего дня я был уверен, что... – гигант махнул рукой, ненароком едва не задев какого-то горожанина, невовремя прошмыгнувшего мимо двух друзей.
После минутной заминки, Портос продолжил идти, уже не стремясь снести всё на своем пути. Он сильнее и сильнее хмурился.
– Но почему Атос в Бастилии? – наконец, задал он, по его мнению, самый правильный вопрос. – О, и мы пришли.
Уверенной рукой завсегдатая Портос толкнул выщербленную дверь, окунувшись в шум и вечернюю сутолоку трактира.
– Мне как обычно, – бросил он хозяину и мрачно посмотрел на стол у дальней стены, издавна им облюбованный.
Сейчас там сидел какой-то господин, одетый не бедно, но все же не как дворянин. В ответ он окинул Портоса еще более мрачным взглядом. Портос закусил губу и дотронулся до эфеса шпаги. Незнакомец отвел глаза, одним глотком допил вино из кружки и поспешил пересесть.
Повеселевший Портос уселся за стол, взятый если не с боем, то с явным устрашением противника.
– Рассказывайте же, – нетерпеливо потребовал он у друга.
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
"Нечестивец", в котором Арамис не был с тех пор, как оставил службу, ни капли не изменился - такими же ненадежными казались положенные на козлы доски, служащие здесь столами, так же воняла прелью и уксусом грязная солома под ногами, так же горланили, перекрикивая друг друга, завсегдатаи, так же споро сновали по залу подавальщицы, и хозяин так же поворачивал голову всякий раз, как открывалась дверь, окидывая пристальным взглядом новых посетителей.
- Рассказывайте сперва вы, - предложил Арамис, садясь рядом с другом и сразу выкладывая на липкую столешницу перед собой серебряную монету - кормили в "Нечестивце" вкусно… по крайней мере, по его воспоминаниям. Не покажется ли эта еда ему теперь и пресной, и дурной? - Мне рассказывать нечего - я…
Казалось, само мироздание возмутилось этой ложью - именно в этот миг к ним подбежала запыхавшаяся дебелая подавальщица, и молодым людям пришлось отвлечься, выбирая яства. Все слова, подготовленные Арамисом, пока они шли сюда, вдруг куда-то улетучились, и когда, проводив взглядом служанку, он снова посмотрел на друга, в его глазах читалось уже откровенное смущение.
- Давайте я начну. Я принял сан и уехал в Новый свет…
Повесть должна была оказаться недолгой - о своих приключениях Арамису рассказывать не хотелось, объяснять свое решение - тем более. Он принял сан - право же, он же был мушкетером только временно. И однако он обнаружил, что говорит слишком много. Не о том, что он сделал глупость и у него не было иного выбора, он должен был исчезнуть. Но о том, что ряса не помешает им остаться друзьями. Не о том, что он иезуит, но о том, что его аббат не фанатик, а устав к нему мягок. О том, что он по-прежнему посещает салон маркизы де Рамбулье, и о том, что он не знал, что Портос в Париже - если бы он знал, он бы непременно зашел! Не о Мари, но о красавице-куртизанке, которая помогла ему вернуться.
Кувшин опустел, и на место первой перемены блюд пришла вторая - несколько сыров и горшочек варенья. И только тогда Арамис опомнился.
- Я слишком много болтаю, - признал он. - Короче, на турнире я встретил Гасси и Вилье, а затем и Жассери. Они были уверены, что Прешак… - Арамис запнулся снова и продолжил медленнее: - они сказали что-то, из чего Прешак заключил, что его обманули. Вы же знаете, какой он вспыльчивый! Ну да ладно, вы же сами все видели. Рассказывайте теперь вы, в самом деле.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Гм..., - только и вымолвил Портос, утирая рукой губы, когда Арамис закончил рассказ о своих приключениях, - Словно мы расстались на пару дней. Вы не изменились, мой друг. По-прежнему любимец дам.
Кувшин с вином пустел, тарелки тоже пустели, Портос грустнел. Грустнел от того, что Арамису достаточно было лишь войти в гостиную или обмолвиться о сочиненном рондо, как он становился центром внимания дам, готовых бросить к его ногам не только батистовые платочки, а и самим броситься в его объятья. Ему же самому приходилось идти на разные ухищрения, чтобы рассказы о своих успехах у дам не были совсем уж ложью.
- Что ж я могу рассказать? – мушкетер пожал плечами и подвинул к себе ближе блюдо с пирогом, выбирая с какого бока тот румяней и достойнее оказаться на его тарелке. Ковырнув ножом верхнюю корку, Портос приподнял ее и потянув носом расходящийся оттуда аромар довольно крякнул.
- Запомнил этот каналья, что в пирог не следует совать тухлятину, надеясь, что никто не заметит.
Успокоившись на тот счет, что их с Арамисом никто здесь не отравит, а кислые вина не стоит сравнивать со сладкими винами Испании, Портос готов был приступить к рассказу, как краем глаза заметил, что господин так спешно пересевший за другой стол, о чем-то говорит с другим господином, одетым попроще, но при шпаге.
- Так вот, Прешак действительно был вспыльчивый, как любой родившийся южнее Тулузы. Он добрый малый, храбрый, решительный, но еще был слишком юн, а кровь его горяча.
Горяча была и начинка пирога, что не остановило мушкетера, отправить в рот изрядный кусок. Еда хороша пока горяча. Прожевав и облизнув пальцы руки, Портос продолжил уже тише (насколько это было можно при его громком голосе), наклонившись ближе к Армису.
- Атоса последний раз я видел в ложе королевы-матери. И клянусь честью, что благороднее и честнее, чем наш Атос, я еще не встречал дворянина. Сказать «нет» самой Медичи! Каково, а?
На последней фразе, в шепоте Портоса было столько гордости за Атоса, столько братской любви, что от переполнивших его чувств гигант вздохнул, и ему срочно потребовалось промочить горло, чтобы достойно продолжить рассказ.
- Слышал бы ты как была зла королева – мать. Она шипела, как змея и сказала, что возражать ей все одно, что возражать королю. Но Атос был непреклонен в своих словах и своем решении. Вот так то, мой друг, вот так то.
На этих словах, Портос грустно глянул на дно оловянного стакана. Оказавшийся рядом трактирщик, как раз принес новый кувшин с вином из погреба и услужливо наполнил стакан мушкетера вином.
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Арамис, так же завладевший куском пирога, не составлявшим и половины того, что взял его друг, воспользовался рассказом Портоса, чтобы, занимая уши, занять и рот: слишком много лишнего он мог бы иначе сказать. Гигант был верен себе, и если его бесхитростное восхищение Атосом и пробудило в душе бывшего мушкетера чувства, в чем-то смахивавшие не то на зависть, не то на ревность, то растроганность взяла над ними верх, едва он услышал это случайно вырвавшееся у Портоса "ты". Арамис начал считать его другом не сразу, но теперь у него не было более близкого друга - Портос никогда его не осуждал, даже в душе.
- Вот вы и ответили сами на свой вопрос, дорогой друг, - промолвил он, без особой необходимости промокнув губы изящным носовым платком. - Атос посмел сказать "нет" королеве-матери, такое она не спустила бы даже кардиналу.
Усмешка, снисходительная и понимающая, тронула при этих словах губы Арамиса. О порочной связи королевы-матери и первого министра не сплетничал десять лет назад только ленивый, а Арамис, пусть воздерживался и тогда от лишней болтовни, слушал чужие разговоры с неизменной внимательностью. В юности подобные слухи будили в нем отвращение, а порой и праведный гнев, тем более лицемерный, что его и тогда волновал женский пол, но теперь, увидев жизнь священнослужителя изнутри, он был склонен прощать. Корона обладает волшебным свойством наделять блеском самые немолодые и некрасивые головы, и королева-мать и сейчас не испытывала недостатка в поклонниках. Любой иной знал бы, как обратить себе на пользу ее гнев - любой, но не Атос, Атос, если бы и подумал об этом, счел бы глубоко недостойными такие уловки.
- И поэтому он сейчас в Бастилии, - закончил он.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
-Так просто? – изумленно спросил Портос, недоверчиво глядя на Арамиса. Неужели он сам все знал, но не видел очевидного? Ну, да. Так и было. Атос сказал «нет» королеве-матери. Он сам это видел и слышал. И безучастно присутствовал при всем этом. И теперь благородно и смело поступивший Атос в Бастилии, а он тут сидит и пьет вино. От этой мысли Портосу стало гадко и ин скривился, словно вместо вполне приличного вина ему подсунули дрянной уксус.
- Атос в Бастилии, - мушкетер с печалью повторил слова друга и осознавая, что их друг влип в неприятнейшую историю. Кто выше воли королевы-матери, имеющей права регента? Король. Значит надо идти к королю. Но короля нет в Париже. Черт побери! В Париже, а не в забытой Богом провинции, нет самого необходимого – короля! Подвернись сейчас ему кто-нибудь под руку, Портос от чувства беспомощности и гнева свернул бы тому шею или проломил череп, раз дуэли запрещены к чертям собачьим. Но искать сейчас ссоры все равно, что связать себе руки. Это понимал даже Портос, не особо любивший размышлять.
- Выкрасть его оттуда? Взять приступом замок? Эх, как жаль, что у нас всего две шпаги. И пусть они стоят двух десятков, Атос откажется покидать стены темницы. Благородство и принципы родились вперед него. Вот если бы сам король отменил приказ своей матери.
Тут мушкетер едва удержаться, чтобы не добавить эпитет «чертовой», вместо королевской. Но уважение к женщине, тем более в годах, взяло верх над его эмоциями.
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
- Атос выйдет из тюрьмы лишь по приказу короля, - подтвердил Арамис, оставив при себе одно немаловажное уточнение: "настоящему или поддельному". - Или по более веской причине, создать которую будет посложнее, чем устроить побег.
Он думал уже об этом, вспомнив, разумеется, о письме Ришелье, который Мари так ему и не вернула. Что с ним сталось? Он не спрашивал, потому что боялся услышать ответ - но может, если бы он попросил, она бы вернула ему его? Он думал об этом, а потом поговорил с Атосом и не без облегчения понял, что это безнадежно. Но что-то надо было делать, он не мог оставить Атоса гнить в Бастилии, а значит, нужно было найти способ вынудить королеву-регентшу его освободить - даже если это означало необходимость принимать крайне неприятные решения. Впрочем, был же еще один вариант:
- Помнится, лорд Винтер… - договаривать он не стал, не столько объясняя другу ход своих мыслей, сколько думая вслух. Лорд Винтер был доверенным лицом при дворе своего короля и высоко ценил Атоса. Если он согласится вмешаться…
Ощутив на себе чей-то недобрый взгляд, Арамис торопливо оглядел обеденный зал и на миг задержал глаза на торговце, которого они прогнали из-за стола. Теперь он разговаривал уже с двумя вооруженными людьми, и один из них, будто точно так же почувствовав чужое внимание, пристально посмотрел на Арамиса в ответ.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Чтооо? – Портос даже перестал работать челюстями при упоминании лорда Винтера
Не, война у них уже с англичанами закончилась, а лорд Винтер в общем и не был им врагом. А еще, помнится, им что-то перепало тогда от английских щедрот, что, например, он, Портос, легкой рукой проиграл в карты. Только они обойдутся без помощи королей и лордов по ту сторону Ла-Манша. У них свои есть. Если не лорды, то принцы.
Портос был далек от политики и дворцовых интриг, но мысль, пришедшая ему сейчас в голову, была проста и гениальна одновременно.
- У королевы же два сына, - осторожно начал он развивать свою мысль, прямодушно глядя на Арамиса. – И герцог Орлеанский, как наследник престола, может замолвить словечко за нашего друга, если ему об этом скажет, допустим, кузина-белошвейка или еще кто.
По мнению Портоса, план был просто наивеликолепнейший! Разве сможет отказать королева – мать своему сыну, которого, как говорят, она любила даже больше, чем своего первенца. И сам Месье показался Портосу весьма милым и достойным принцем. Во всяком случае, одевался он куда как роскошнее своего старшего брата. Все эти детали мушкетер подметил, когда сопровождал Месье в Бастилию по одному очень важному государственному делу.
- Герцогу не в первый раз являться в Бастилию с приказом об освобождении. Только когда мы туда явились, узник уже был на свободе. - Портос не отказал себе в удовольствии упомянуть «мы», словно он сам тоже был участником событий, а не просто сопровождающим принца в качестве охраны. - Не могу вспомнить его имя, - мушкетёр потер лоб, надеясь для пущей важности козырнуть известным именем и громким титулом. – В приказе было оставлено пустое место. Иначе бы я запомнил, кто тот счастливчик, ради которого сам Месье прибыл в Бастилию.
Вот бы ему еще раз выпала честь сопровождать куда-нибудь Месье, как и тогда. Портос вспомнил, как ему сообщили наутро после турнира, что он будет сопровождать Месье, и был уверен, что его представительский вид, щегольские кружева, которыми был обшит его новый воротник, сыграли решительную роль в выборе кандидатуры для сопровождения принца.
Отредактировано Портос (2022-01-03 22:25:14)
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Кто отбирал мушкетеров для его сопровождения, Месье не знал. И, на самом деле, ему это было безразлично - он охотно отправился бы в Бастилию и с одними только дворянами своей свиты, благо кто-то из них всегда был рядом. Точно так же его не заботило, как они сами решают, кто будет рядом в какой момент - важно было лишь то, что он никогда не оставался в одиночестве. И потому появление голубых плащей в своем окружении он встретил с таким же равнодушием, как, скажем, новые цвета в нарядах у своих приближенных.
- О, де Бло! Какая миленькая расцветка! Вы сменили старьевщика? Кажется, я видел такие же узоры в Лувре! Закрасьте их сегодня же!
На пухлых щеках барона де Бло расцвел легкий румянец, когда, склонившись перед своим покровителем, он принял из его рук несколько золотых монет.
- Между прочим, - шепнул он Бриону, когда свита принца пришла в движение, и они оба оказались во третьем ряду, - я купил это платье не у старьевщика, а у портного. Но кто я, чтобы спорить с его высочеством?
- Поэт, - отозвался граф тоном, исполненным глубокого скептицизма. - А стало быть, почти критянин.
- Афинянин тогда уж, - возразил де Бло, предпочтя, похоже, не ввязываться в спор. - Или спартанец.
- Для спартанца вы слишком много болтаете.
Беседа таким образом перешла в иную плоскость, и нарядная кавалькада молодых людей проследовала через Париж в относительном согласии, которое, несмотря на преисполненные яда шпильки, которыми люди Месье привычно обменивались друг с другом, ни разу не перешло в настоящую ссору. В Бастилию их многоцветный отряд пропустили без единого слова, но у внутренних ворот возникла некоторая задержка. Часовой, спешно послав товарища к коменданту, рассыпался в извинениях, однако его высочество, удивленный тем, что ворота не распахнулись по первому его слову, предпочел остаться недоволен:
- Я не понимаю, чего мы ждем? Возможно ли, чтобы меня не узнали в лицо?
- Возможно, у этих остолопов столь скверно с мозгами, что им просто не доверили ключей, - предположил Брион.
Оказавшись в числе счастливчиков, отправившихся в тот день в Бастилию, Портос был на седьмом небе от счастья. Скажи ему кто еще в прошлую субботу об этом, то получил бы затрещину или вызов на дуэль, в зависимости от настроения самого мушкетера и статуса решившего так пошутить. Но что есть, то есть и Портос старался не пропустить ни одного слова герцога Орлеанского, чтобы постараться первым откликнуться на любой его приказ. А пуще того, он во все глаза смотрел на самого принца и сопровождавших его дворян. Портосу оставалось лишь подмечать тонкую выделку кожи перчаток, отчего они казались шелковыми, драгоценные пуговицы и кружева, которыми были отделаны их камзолы. Ни у одного галантерейщика не найти в Париже такой роскоши. Да и всех богатств престарелого прокурора, окажись они чудом в его распоряжении, не хватит на такие кружева.
Портос то ли переоценил стоимость кружев, то ли недооценил размер состояния господина Кокнара, но настроение его утратило радужность. Да и куда ему такое щегольство? Не по-товарищески будет к своим сослуживцам. Его и голубой мушкетерский плащ красит не хуже, чем этих расфуфыренных господ.
Вот уже копыта их лошадей застучали по мощеному камнем двору Бастилии. Сам вид их кавалькады и бумага с печатью раскрыла ворота грозной крепости. А со вторыми воротами вышла заминка. Часовой не спешил открывать ворота, чем даже вызвал недоумение Месье. Портос же с его щедрой на эмоции душой воспринял недоумение принца как гнев.
- Позвольте, Ваше высочество, - осмелился он обратиться к принцу, громко называя его по титулу, чтобы сам комендант, если он не мертв, услышал кого осмелились задержать его подчиненные. Громкий голос мушкетера был услужливо отражен каменными стенами и разошелся эхом.
- Сударь! Вы не даете дорогу брату короля? А?! Это заговор? – вопрошал Портос часового, который уже не рад был своим служебным инструкциям и что-то лепетал в свое оправдание.
- Если ты тотчас не откроешь эту чертову решетку, то открою ее я, вот этими руками, - грозно прошептал Портос, пригнувшись к решетке, разделявшей его с часовым и показывая тому свой кулак.
Неизвестно чем бы дальше обернулось дело, если бы бегом не вернулся второй часовой, размахивая на ходу бумагой, с которой он был отправлен товарищем к коменданту крепости, а следом был виден и сам комендант, поправляющий на ходу перевязь со шпагой. Портос только успел тряхануть хорошенько кованные прутья, как в замке заскрежетал ключ.
- Дорогу Его высочеству! – скомандовал Портос, занимая свое место среди остальных мушкетеров.
Проезжая мимо поста, мушкетер не отказал себе в удовольствии скорчить грозное лицо часовому, чем заставил того попятиться.
Отредактировано Портос (2022-01-06 00:47:49)
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Грозный рык Портоса, хоть и заставил отпрянуть лошадь Месье, горячего молодого жеребца по кличке Гиппиус, приводившей в равный ужас высокомудрых латинистов и простодушных конюхов, привел в восторг ее всадника. При всех своих недостатках ездил его высочество с искусством, достойным лучших учеников Плювинеля, и, едва обуздав лошадь, отпустил поводья, чтобы от души поаплодировать.
- Конечно же, это заговор! - согласился он. - А вон и подметные письма!
Г-н дю Трамбле, комендант Бастилии и родной брат небезызвестного отца Жозефа, посмотрел на его развлекающееся высочество с плохо скрытым неодобрением, но ответил с учтивостью скорее придворного, чем военного:
- Простите великодушно, ваше высочество, с тех пор, как одного вверенного моему попечению дворянина похитили по пути обратно в Бастилию, мы вынуждены были ввести более строгие меры проверки, тем более что он снова оказывает нам честь пользоваться нашим гостеприимством.
- А, - с нескрываемым злорадством отозвался его высочество, сдерживая Гиппиуса в ожидании, чтобы кто-нибудь взял коня под уздцы, - так это был младший Бутвиль! Помнится, ваши люди тогда знатно сели в лужу?
Лицо коменданта заметно перекосилось, но он промолчал, и по его знаку часовой с откровенной неохотой подошел к Гастону, который, дав ему приблизиться, спешился сам.
- Извольте, - произнес он с высокомерием, столь несвойственным ему в обыденной жизни, - немедленно освободить моего друга, сеньора де Варгаса. Вот приказ. Эта подпись, я надеюсь, вам знакома лучше, чем вашим солдатам - мое лицо?
Комендант с затравленным видом взял бумагу, протянутую ему Гастоном, и, бросив на нее быстрый взгляд, поклонился и вернул ее владельцу.
- Я сожалею, ваше высочество…
- Что такое? - негодованию Месье не было пределов. - Вы отказываетесь?
- Ваше высочество…
- Вы отказываетесь?!
Дю Трамбле, будто нашкодивший мальчишка, поковырял носком башмака мощеный двор крепости, и спешившийся вслед за принцем де Бло, то ли по доброте душевной, то ли из иных соображений, внезапно пришел к нему на помощь:
- В приказе не проставлено имя, ваше высочество.
- И что с того? - вознегодовал Гастон. - Их высокородному крепкозапорию окажется затруднительно взяться за перо в тиши своего кабинета и проставить то, что нужно? Я должен сделать это сам? Что ж! Принесите перо и чернил!
Если при этих словах у г-на дю Трамбле возникло желание подчиниться, то он скрыл его не в пример лучше, чем свое раздражение минутой раньше, и поклонился снова:
- Если вы позволите мне объясниться, ваше высочество…
Гастон обратил на него выжидающий взгляд и, когда комендант продолжил хранить почтительное молчание, поторопил:
- Разрешаю, разрешаю!
- С вашего разрешения, ваше высочество, позволю себе поведать вам, что человека с таким именем в Бастилии не содержится.
- Что? - изумленно переспросил Гастон. - Как?
- Может, он содержится здесь под иным именем? - с обманчивой мягкостью уточнил Брион.
На лице дю Трамбле явственно отобразилась некоторая борьба чувств, но затем он снова перегнулся в пояснице:
- Его уже увезли, ваше высочество.
- Кто? - вскричал ошарашенный принц и, когда комендант печально развел руками и признался в своем неведении, едва ли не топнул ногой: - Но у него был приказ? Чей?
Дю Трамбле сморщил лоб, погружаясь в очевидную глубокую задумчивость, и тут на помощь ему пришел часовой:
- Это был граф де Рошфор, сударь, я его узнал.
В лице коменданта что-то дрогнуло, но в голосе его прозвучало недоумение:
- В самом деле? Я сам не видел…
Часовой уставился на него во все глаза и вдруг охнул:
- Ох, что это я говорю! Граф не за тем приезжал, точно!
Месье картинно приподнял брови, но за этим очевидным удивлением ясно читалось бешенство.
- Рошфор! - повторил он, когда вся кавалькада оказалась за воротами Бастилии. - Я должен был это предвидеть! А дю Трамбле - человек кардинала, естественно, что он пожелал похитить у меня моего друга!
Портос не без удовольствия смотрел на затравленный вид коменданта, объясняющего Его высочеству, что не может выполнить приказ. Ради такого можно было даже обратить все свое внимание в слух, чтобы потом красочно рассказать товарищам, как человек, держащий в страхе жителей Парижа лишь упоминанием своего имени (а кто грезит оказаться у него «в гостях», в Бастилии?) сам трепещет, как новобранец.
Когда речь перешла в более мирное русло, и стало понятно, что бить никого не будут, Портос поскучнел. Все эти чернильные дела могли быть интересны Арамису, но уж не ему.
Громкий голос Месье и имя Рошфора, громко произнесенное часовым, вернули интерес мушкетера к тому, о чем говорят. Если тут замешан Рошфор, то не обошлось и без кардинала.
Слышать то он это слышал, а вот сложить все в единую картину у Портоса не получалось. Почему приказ без имени, зачем приезжал Рошфор, но не по тому делу, а по какому тогда? Выпить стаканчик вина в стенах крепости или ему тут назначили свидание? Долго ломать голову Портос не любил, друг Месье это не его друг, а потому об этой истории Портос забыл уже к утру следующего дня, так никому и не рассказав какой вид имел дю Трамбле.
Обо всем об этом он сейчас и вспомнил, сидя за столом с Арамисом. И уж кому из их четверки не обладать гибким умом, чтобы разгадать, кого из друзей принца похитил Рошфор.
- Не представляю себе ради кого мог приехать Месье в Бастилию собственной персоной. И зачем такая тайна, если он привез пустой приказ, который так и остался пустым, потому как птичка то уже фыр-р-р, - Портос неопределенно повертел кистью руки в воздухе, - уже вылетела.
И пусть мушкетер не мог сказать, кто покинул Бастилию и не променял ли он крепкие стены на сырой подвал или роскошные комнаты, сам факт, что из Бастилии могли похитить человека, который заслуживал того, чтобы об этом вспомнить и рассказать другу.
Со стороны «изящный» жест мушкетера мог вполне казаться угрожающим, но то и к лучшему. Трактирчик воспринял это как знак принести еще вина и поспешил сам лично добавить к их столу еще кувшинчик. Отчего не потрафить посетителям, в платежеспособности которых можно было не сомневаться.
-Э-э-э, милейший, - Портос показал на полупустое блюдо с пирогом, - я пришлю к вечеру слугу за таким же, и смотрите, чтобы без обмана, иначе … - Угрозу свою мушкетеру не довелось высказать вслух. Трактирщик, сделав оскорбленное лицо, заверил, что все будет в самом лучшем виде.
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Арамис представления не имел, разумеется, какие картины пронеслись в голове его друга, и поэтому поначалу он сосредоточился лишь на таинственном незнакомце, за которым герцог Орлеанский явился в Бастилию собственной особой. То, что Портос не знал его имени, его не смутило - гигант мог забыть или не дослышать - но то, что узник пропал, прежде чем Гастон за ним явился, бесспорно, заслуживало внимания. Значит, его высочество получил от своей матери carte blanche на освобождение…
В этот же миг мысли Арамиса, оставив самого узника, сосредоточились на средстве его освобождения.
- Этот приказ был не заполнен? - переспросил он, не смея поверить услышанному. - Вы уверены? Месье приехал ради кого-то, у кого не было даже имени?
Он был готов к любому разочарованию, но Портос - добрый, верный, но не слишком сообразительный Портос - повторил то же, что уже сказал, только другими словами: Месье приехал неизвестно за кем, приказ остался пуст, и узник покинул Бастилию. В отличие от простодушного гиганта, Арамис отнюдь не спешил заключить, что тот при этом вышел на свободу, но отнюдь не судьба загадочного незнакомца волновала его сейчас. Приказ, так и оставшийся незаполненным приказ!..
"Спокойствие, - мысленно сказал себе бывший мушкетер, - festina lente, amice". Этот приказ мог быть пустым только в воображении Портоса, Гастон мог воспользоваться им ради кого-то иного или даже скомкать и зашвырнуть в ближайшую канаву. Но это был шанс, крошечный, но иного у них не было, и Арамис тут же за него ухватился.
- Если в этом приказе не хватает имени, - сказал он, перегибаясь через обе кружки, два кувшина и блюдо с пирогом так, чтобы никто кроме друга его не расслышал, - то мы должны вписать в него имя Атоса. А это значит…
Продолжать он не стал, задумавшись по-настоящему над предстоящей им задачей. Кому-то она показалась бы нерешаемой, но Арамис не привык сдаваться. Мари? Ей не составит труда добиться чего угодно от любого мужчины, но отдаст ли она затем столь полезную бумагу своему любовнику? Рисковать во второй раз он не хотел…
К изгнанному Портосом мещанину присоединилось еще двое дворян, и теперь все они, продолжая неслышную друзьям беседу, повернулись к ним.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Так о чем я и говорю! – подтвердил Портос, который был уверен в своих словах так же, как в том, что носит мушкетерский плащ, а не кардинальскую мантию, - В приказе не было имени. Может быть, имя заключенного было настолько секретным, что его опасно было писать на бумаге.
Только сейчас до Портоса дошло, что ему тогда довелось быть радом с одной из государственных тайн. По телу разлилось приятное тепло самодовольства, заставив мечтательно улыбнуться. С этой же улыбкой он вслушивался в слова Арамиса. Черт, побери! Да это же гениально! И невозможно. Бумаги то у них той нет.
Взгляд Портоса поскучнел, а улыбка стерлась с его лица. Даже если им удастся встретиться с Месье, то с какой радости он отдаст им эту бумагу. Хех, вот разве что… Мысль крутилась в голове, как толстая синяя муха над прилавком мясника, но так же улетала, как та самая муха от взмаха ветки.
- А значит, мы должны встретиться с Месье, - заключил Портос, не видя иного выхода. – Встретиться и убедить его, что только он может исправить чудовищную несправедливость.
Портос не был гением интриг. Марк Аврелий, сказавший, что человек должен быть честным по натуре, а не по обстоятельствам, вполне мог видеть в нем пример своим словам. Портос мог врать по обстоятельствам. И даже вполне убедительно при желании, но по своей натуре оставался честен перед самим собой, перед друзьями и перед Богом.
К чему изобретать сложный путь, если можно пойти прямым? Не получится встретиться с принцем, вот тогда они будут искать другой способ. Но не красть же тот приказ. Да и где его искать? И кто посмеет тайно пробраться в покои Месье? Одно дело, когда Мушкетон с помощью лассо ловко перемещает бутылки из погреба в его распоряжение, но посмей тот же Мушкетон стащить хоть ржавую булавку у брата короля, Портос бы лично побил своего слугу.
- А вам не кажется, мой друг, что вон те люди, - он кивнул головой в сторону столика наискось от них, - что те люди проявляют излишний интерес к нам.
Свои слова мушкетер подкрепил взглядом в сторону несчастного изгнанника со свитой, по виду напоминавших дворян. Странное дело, ему показалось или тот мещанин держался уже не так, а те двое готовы были исполнить любое его приказание. Вот дела то!
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Арамис кивнул, соглашаясь с другом, однако тот, будь у него возможность прочесть мысли бывшего мушкетера, верно, пришел бы в ужас. Так же, как и Портос, Арамис решил, что с Месье нужно встретиться и убедить его отдать бумагу им, но, в отличие от простодушного гиганта, он хорошо понимал, что даже Людовик, которого льстиво именовали Справедливым, не будет склонен расстаться с этим документом ради их друга. Разумеется, королю такая бумага была не нужна вовсе, и до того, как Арамис узнал о ее существовании, он всерьез обдумывал, смогут ли Гасси и Жассери, если он уговорит их поехать, убедить его величество вмешаться. По всему выходило, что ехать надо ему самому и не к королю, а к кардиналу, и уверенности в успехе у него не было ни малейшей… но если у Месье был такой приказ…
"Полно", - одернул он сам себя. Приказ мог вернуться к королеве-регентше, Месье мог его выбросить, заполнить, отдать кому-нибудь еще… Надеяться было нельзя, но не попытаться он не мог.
- Боюсь, - осторожно начал он, прикидывая, насколько далеко готов зайти один его друг, чтобы освободить другого, - нет ничего дальше от справедливости, чем Месье. Вы же знаете, он предал Шале в свое время. Нам нужен другой способ убедить его расстаться с этим приказом.
Развить свою мысль ему не дали: трое дворян, завершив свою беседу с мещанином, который теперь выглядел исключительно довольным собой, направились к их столу и встали прямо перед ними.
- Господа, - старший среди них, обладатель роскошного пера на шляпе, которое, вне всякого сомнения, когда-то было белым, а теперь скорее подходило голубю, смачно сплюнул себе под ноги, - вы заняли стол господина Моле, королевского прокурора. Будьте любезны его освободить.
Арамис едва не присвистнул. Королевский прокурор - и в "Сосновой шишке"? Впору было усомниться, но мещанин, помыкающий дворянами, какими бы худородными те ни были, явно заслуживал внимания.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Портос лишь крякнул при упоминании о Шале. Шале это Шале, а Атос это Атос. И не обязательно говорить принцу об Атосе. Сказать, что очень надо. Вслух же мушкетер ничего не сказал. Он и сам понимал, что все не просто. Черт, побери! Если бы де Тревиль был в Париже!
От мыслей, достойных игрока в шахматы, обдумывающего сложный ход, чтобы избежать мата, Портоса отвлекли. Мушкетер с изумлением смотрел то на лицо господина, пытающегося держаться важно, то на сизо-грязное перо его шляпы.
- Чего? – простовато переспросил Портос и демонстративно, показывая, что его этот монолог совсем не интересует, потянулся, за пучком зелени, сиротливо до этого лежавшего на столе. Он, конечно, не лошадь, чтобы жевать траву, когда на столе есть нормальная еда, но этот человек, смахивающий по виду на дворянина, совсем сбрендил.
- Сударь, чтобы отдавать мне приказы и указывать что делать, вы, по меньшей мере, должны быть лейтенантом королевских мушкетеров. Или капитаном, - снисходительно добавил гигант, шумно вздыхая, всем своим видом показывая с каким недотепой ему приходится говорить. И только из уважения к дворянскому сословию говорившего, он снизошел до пояснений.
- А этот человек, - Портос кивнул головой в сторону своего друга, - лицо духовное, а прокурор это не кардинал и не епископ.
Должность господина Моле была не последней в столице, не говоря уже обо всей Франции. Но особого почтения у Портоса не вызывала. Он не раз слышал это имя, произносимое с благоговением и придыханием от господина Кокнара, чьей казной и женой Портос пользовался без зазрения совести и, конечно, без ведома самого уважаемого господина Кокнара, приходящегося заместителем этому самому господину Моле.
- И потом, - Портос озорно посмотрел на королевского прокурора, а потом на Арамиса, - у господина Моле есть патент на этот стол? Или это его личная собственность, которую он хранит в этом трактире?
Мушкетер засмеялся, довольный своей, как ему казалось, остроумной шуткой.
Дерусь просто потому, что дерусь (с)
Арамис мысленно чертыхнулся, когда Портос назвал его духовным лицом - бросать друга одного перед лицом трех противников он отнюдь не собирался. К счастью, ни господин с сизым пером, ни двое его приятелей, судя по их ухмылкам, не приняли это утверждение всерьез.
- А я, сударь, - нагловато прищурился вожак, - полномочный легат его святейшества и, значит, обладаю правом… как его?
- Вязать и разрешать, - подсказал его приятель.
- Именно, - сизое перо согласно качнулось. - А посему…
Закончить ему не дали: г-н королевский прокурор не мог выбрать худшего места для ссоры с королевскими мушкетерами.
- Эти господа вам мешают, Портос? - то ли наперченной бобовой похлебки, которую делили между собой трое их менее удачливых однополчан за соседним столом, им показалось мало, то ли она, напротив, пробудила в них воинский дух - но все трое дружно развернулись к ним.
Арамис отрицательно покачал головой, но его жеста не заметили - демонстративно, судя по тому, что все трое смотрели только на Портоса. Наследство или повышение в чине требовали прощальной дружеской вечеринки, но как относиться к принятию сана в полку не знали, и с таким отношением Арамис сталкивался уже дважды.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Нет таких крепостей, которых мушкетеры не могли бы взять. 5 июня 1629г