Французский роман плаща и шпаги |
|
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Послеобеденная молитва. 5 июня 1629 года
На следующий день после эпизода Как правильно выполнять приказы. 4 июня 1629 года, турнир
Отредактировано Атос (2021-02-04 22:46:03)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Камера была сырой и стылой, не смотря на пору года. В воздухе витали запахи влажной земли, плесени и затхлости, настраивающие на весьма меланхоличные мысли. От долгого пребывания в таких местах становятся или безумцами, или писателями. Ни один из вариантов господина Атоса не вдохновлял. Он бы многое сейчас отдал за плотный ужин и бокал старого доброго хереса. Что Гримо подумает... Мушкетер прошелся по своим новым "апартаментам" неспешным шагом, оценивая их размеры, а затем лег на кровать, стоящую в углу. К запаху плесени добавился ни с чем не сравнимый аромат прелой соломы. Надвинув на глаза шляпу и поудобнее устроившись на жестком матрасе, Атос принялся вспоминать последние события этого суматошного и сложного дня...
Капитан де Майе-Брезе оказался удивительно тактичным и вежливым господином, предпочитавшим смотреть куда угодно, лишь бы не на вверенного его заботам мятежного мушкетера Его Величества. Атос, абсолютно покорный своей судьбе и даже благодарный провидению за подобное разрешение истории с дракой, безропотно следовал за гвардейцами королевы-матери. Мушкетера привели в небольшой шатер, едва ли не такой же, в котором остался лежать обманутый Прешак, у самого выхода из ристалища. Майе-Брезе велел арестанту оставаться до тех пор, пока гвардия Марии Медичи (и лично ее капитан) не выполнит свой долг и не убедится в том, что Ее Величество благополучно добралась до Люксембургского дворца. Атос смиренно склонил голову и, после отбытия капитана, удобно устроился на одной из лавок, - ему было, о чем подумать. Гвардейцы королевы-регентши, оставленные на страже, видимо следуя примеру командира, смотрели куда угодно, но только не на господина Атоса, который был так молчалив и неподвижен, что его можно было принять за спящего. Прошло никак не меньше полутора часов, прежде чем капитан Майе-Брезе вернулся за господином Атосом и, судя по удивлению на его лице, никак не ожидал найти того на прежнем месте. В любой другой ситуации мушкетер, возможно, и воспользовался столь любезно предоставленной возможностью, но никак не сейчас. Граф де Ла Фер был человеком, не привыкшим менять свои решения, к тому же обладающим тонким чувством справедливости и чести, которые не позволяли ему избегать наказания: он и правда отпустил товарищей по мушкетерской роте, полностью осознавая последствия своего решения, а затем отказался выполнить приказ, пусть противоречивый, но отданный августейшей особой. А потому Атосу оставалось лишь уповать на милость Его Величества, Людовика Справедливого.
В Бастилии сегодня было людно: не часто в один день за эти массивные каменные стены попадают гвардейцы Его Высокопреосвященства, мятежные дворяне (следы их столкновения Атос заметил лишь мельком) и королевский мушкетер! Правда, почему-то господин дю Трамбле выглядел раздосадованным, увидев лишь одного мушкетера в сопровождении гвардейцев в цветах королевы-матери. Перед тем, как отправиться в долгое путешествие внутрь каменного мешка, Атос остановился подле де Майе-Брезе:
- Я благодарю Вас за оказанную мне честь. Но смею просить вас об одной небольшой услуге. Я бы хотел увидеться со своим духовником, аббатом д'Эрбле, - граф хотел убедиться, что опальные мушкетеры, ради которых он рискнул честью и пожертвовал свободной, в безопасном месте, а еще передать весточку Гримо. И Арамис, сменивший мушкетерский плащ на рясу, был, пожалуй, едва ли не единственным человеком в Париже, кто бы мог беспрепятственно пройти к заключенному в Бастилии. И кому Атос был хотя бы немного рад.
- Сделаю все, что в моих силах, господин Атос, - сухо ответил на просьбу капитан. После чего Атоса увели в его камеру.
Мужчина и сам не заметил, как уснул. Все-таки день был чертовски долгим и полным на события, все больше безрадостные. Последняя мысль мушкетера была о Портосе, который безмолвно смотрел на то, как Атоса арестовывают и уводят из ложи Марии Медичии. И если его показное спокойствие и равнодушие в присутствии королевы-регентши было понятным, то почему друг не навестил, пока Атос ожидал Майе-Брезе в шатре было абсолютно непонятным. Ни взглядом, ни улыбкой не показал, что они на одной стороне. Это почему-то на сей раз особенно сильно огорчило Атоса. Возможно, все дело во враз разладившихся отношениях с Арамисом и д'Артаньяном. Портос, прямолинейный, веселый, несколько простоватый, но надежный и верный, всегда казался нерушимым гарантом их дружбы.
Ночь сменилась утром. За утром пришел полдень. И к Атосу начали закрадываться мысли, что или капитан Майе-Брезе решил пренебречь просьбой арестованного мушкетера, или Арамиса не смогли найти. Или тот нашел более важные дела, нежели визит в Бастилию. За прошедшие полдня вчерашнее разумное смирение, какое бывает только у людей, принявших тяжелое, но верное решение, сменилось мрачной желчностью и иронией. Бокал вина за обедом, легкого и водянистого, не изменил настроения Атоса к лучшему, но помог примириться с неизбежным.
Отредактировано Атос (2021-02-03 17:31:08)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Поставленную перед ним непростую задачу капитан де Майе-Брезе выполнил со всей скрупулезностью военного и дворянина, в чем ему немало помогли его подчиненные. Имя аббата д'Эрбле оказалось знакомым двум из них, которые, уточнив сперва, что поэзия их ничуть не интересует, но уши в королевской ложе тоже не заткнешь, сообщили капитану, что аббатом д'Эрбле зовут того самого предата, который оказался на поле вместе с мушкетерами и гвардейцами, а до этого, как выяснилось, читал стихи на потеху дамам. Капитан поиграл с мыслью спросить о нем своего шурина, делившего с означенным аббатом и сословие, и любовь к поэзии, но, порешив в итоге оставить столь крайнюю меру на крайний случай, возвратился в Люксембургский дворец, где не замедлил отыскать г-жу де Комбале. Ход оказался правильным: племянница, разделявшая литературные пристрастия кардинала, предложила прибегнуть к помощи г-жи де Рамбуйе, а затем, увидев на лице капитана тот самый плохо скрытый ужас, который столь многие военные испытывают перед высокопоставленными дамами, пообещала взять визит к маркизе на себя.
Адрес аббата д'Эрбле, таким образом, капитан узнал только утром следующего дня. Простерев свою любезность до того, что отправил к нему с запиской одного из своих слуг, он был слегка разочарован, услышав, что адресата тот не застал, однако успокоился, услышав, что его послание было вручено слуге, и выбросил в дальнейшем из головы и мушкетера, и его духовника.
Арамис же, проведя утро сперва в расспросах, а затем в беседе с захворавшим кузеном, возвратился к себе только около четырех пополудни и был не на шутку встревожен, услышав, что в его отсутствие к нему заходил посланец от капитана гвардии ее величества королевы Марии. Письмо, запечатанное личной печатью капитана, подверглось самому тщательному осмотру, в течение которого Базен имел сомнительное удовольствие выслушать все разнообразные соображения, которыми Арамис, порой воспринимавший лакея как единственный наделенный слухом предмет мебели в своем доме, счел нужным поделиться с мирозданием. Однако бумага от размышлений Арамиса прозрачнее не стала, и в конце концов молодой человек сломал-таки печать, так и не решив, чьего внимания он больше опасается: отсутствующего шурина г-на де Майе-Брезе или его присутствующей повелительницы.
Содержание записки таким образом стало для него приятным сюрпризом, и час спустя аббат, облаченный в подобающую его сану сутану и вооруженный только молитвенником и скрытым под сутаной стилетом, уже входил под своды древней крепости. Если душу его снедало при этом некоторое опасение не выйти отсюда вновь, по его уверенному виду это было незаметно, и г-н дю Трамбле, выслушав его со всей благосклонностью, не нашел причин отказать в его просьбе.
- Только передайте ему, прошу вас, - комендант крепости взялся за колокольчик, - чтобы в следующий раз он адресовал подобные просьбы мне, в соответствии с заведенным порядком.
- Я надеюсь, господин дю Трамбле, - с улыбкой отозвался Арамис, - что это был последний раз, когда моему духовному сыну могла понадобиться от вас такая услуга.
Г-н дю Трамбле выразил свое полное согласие с этой надеждой и присовокупил к оному искреннее сожаление, что в Бастилии за последние сутки добавилось больше заключенных, чем за предшествующие полгода, причем несложно было заключить, что жалел он не столько о количестве, сколько о качестве: за узников более высокого ранга ему полагались бы большие выплаты от короны. Арамис, делая вид, что не замечает появившегося в кабинете лакея, полюбопытствовал, не вошел ли в число новых подопечных г-на дю Трамбле еще один его духовный сын, г-н де Лаварден, и, получив положительный ответ, поведал коменданту, что и тот, вне всякого сомнения, нуждается в духовном утешении. Г-н дю Трамбле, и глазом не моргнув, заверил Арамиса, что пошлет за г-ном аббатом в тот самый момент, когда г-н де Лаварден обратится к нему с такой просьбой. Арамис счел тогда возможным прибегнуть к хитрости и упомянул о своем знакомстве с отцом Жозефом - что, в некотором роде, даже не было ложью - и в результате добился разрешения посетить узилище Лавардена по окончании беседы с Атосом.
Итогом всех этих задержек и проволочек стало то, что порог камеры мушкетера Арамис переступил, когда колокола на церкви святого Антония отбивали шесть, и первые его слова были обращены вовсе не к другу:
- Благодарю, милейший, а теперь можете идти, - он протянул проводившему его стражнику монету. - Не закрывайте дверь, прошу вас, здесь совершенно нечем дышать.
- Прошу прощения, святой отец, - прикарманив подачку, сговорчивее стражник не стал, - не положено. Но вы только постучите, как закончите, и я мигом отворю. Оно же и вам лучше, я эдак никакую исповедь случайно не услышу.
Арамис вздохнул с видом мученика и, вытащив из рукава благоухающий розами батистовый платочек, поднес его к лицу - с тем, чтобы сунуть обратно в тот миг, когда окованная железом створка, закрывавшая зарешеченное оконце в двери, с грохотом захлопнулась.
- Друг мой, - что бы он ни передумал на пути сюда, привычное обращение легко слетело с его губ, - разве я не предупреждал? Но Вилье благополучно добрался до своего дома, он легко ранен, Гасси и Жассери еще у меня, и в доме капитана ни о каких приказах их задержать не слышали.
Строго говоря, Арамис не был уверен, что оба мушкетера до сих пор пользуются его гостеприимством. Необузданный восторг, в который привело обоих преображение шевалье д'Эрбле в аббата, пришелся сильно не по душе Арамису, и он пригрозил выставить обоих из своей спальни, раз уж его целомудрие может оказаться под угрозой ввиду столь жадного их внимания к его подштанникам. Извинения затем принесли все, и однако…
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Аааа, аббат д'Эрбле! Я смотрю, вы не торопились навестить меня. Ничуть не могу вас за это винить, местечко и правда скверное, - Атос тонко улыбнулся бывшему мушкетеру. - Добро пожаловать в мои скромные апартаменты.
Вопреки сложившемуся мнению, Атос никогда не любил ждать. Он не был ни горяч, ни порывист, а вынужденное бездействие не превращало его в запертого в клетке зверя, мечущегося от стены к стене. Но за показным спокойствием королевского мушкетера скрывались раздражительность и мрачная меланхолия, разогнать которую могли разве что поединок или бутылка доброго андалузского вина. Ни то, ни другое сейчас Арамис другу предложить не мог. Движимый скорее привычкой, нежели искренним гостеприимством, мужчина жестом предложил аббату присесть на кровать. Другой мебели в камере к сожалению не было, так что выбор у Арамиса был невелик. Сам же мушкетер остался стоять.
- Ну что же, все закончилось так, как вы и предрекали. Ее Величество пришла в ярость, как только узнала, что я отправил мушкетеров по домам. Так что Гасси и Жассери лучше какое-то время не привлекать к себе внимания. И уповать на то, что капитан де Тревиль и Его Величество вскорости вернутся в Париж, - на тоже самое уповал и сам господин Атос. Без королевской милости или заступничества командующего ротой, участь своевольного мушкетера была незавидной. - Как самочувствие господина Жассери? В последний раз, когда я его видел, он едва мог идти, да и то не без посторонней помощи.
Хоть Атос и не назвал при Марии Медичи имен сослуживцев, ввязавшихся в драку с гвардейцами кардинала, не было ни малейших сомнений, что вздорная и мелочная королева-мать вскоре выяснит, кто же из мушкетеров стал участником тех порочащих событий. Появление кого-либо из них в соседних камерах станет весьма неприятным сюрпризом для Атоса. Не таким, конечно, как лилия на женском плече, но тоже весьма удручающим.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Арамис улыбнулся, даже не пытаясь скрыть сомнения, и опустился на указанное ему место. Если при этом в его голове пронеслась мысль о том, какой живностью мог кишеть тюфяк в Бастилии, то на его лице она не отразилась - однако в руках появились четки.
- Простите за задержку, дорогой друг, я никогда не был домоседом, - отозвался он. - Я навещал Вилье - вы знали, что он мой кузен? Я и представления не имел, что он в роте, мы встретились только вчера. Я и вернулся совсем недавно. Мы увлеклись беседой. Я получил письмо капитана де Майе-Брезе только днем. Хотел бы я заверить вас, что я успел за это время подготовить осадную машину, полсотни пушек и несколько полков пехоты, чтобы взять вашу тюрьму штурмом, однако его величество опустошил Арсенал, уезжая на юг. Но я сообщил Гасси и Жассери, что иду к вам, это известие им пришлось по нраву. Когда я уходил, они обсуждали планы по вашему спасению, один другого сложнее.
Приходится признать, что даже говоря с другом, Арамис был не вполне честен - если, конечно, считать suppressio veri таким же грехом, как и ложь. У него был еще вчерашний день, почти вся его вторая половина - в течение которого, как он не преминул бы указать, если бы его спросили, он занимался ранами Жассери. И однако сам Арамис знал, что он мог бы в это время найти Портоса - чего он не сделал, как и не попытался зайти к Атосу домой и предупредить Гримо. О, любой из сослуживцев Атоса, начиная от Лазиньяна и Салиньи и заканчивая всеми, кто был в ложе, мог и должен был сделать то же самое, а он стал бы всего лишь еще одним в этом списке и единственным в нем чужаком. И однако, судя по убогости убранства камеры, либо никому больше не пришло в голову оказать сослуживцу эту услугу, либо кошелек Атоса был в эти дни столь пуст, что Гримо мог принести в эти стены только свою унылую физиономию.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Хоть мрачная меланхолия и завладела душой Атоса в этот день, он все равно невольно улыбнулся шутке про Арсенал. Улыбка вышла, правда, скупой и лишенной всякого веселья.
- Что ж... Отрадно слышать, что Жассери стало лучше. Если он может придумывать сложные планы, как взять Бастилию штурмом, имея две шпаги и молитвенник, значит на тот свет он явно больше не собирается, - мушкетер в задумчивости сделал несколько шагов по камере. Скромное, если не сказать аскетичное, ее убранство его ничуть не смущало. Атос привык довольствоваться малым и, хоть аскетом никогда не был, особых притязаний на этот счет не имел. А вот пара бутылок вина и Овидий существенно бы скрасили здешний быт. - Вы не сочтете мою просьбу чрезмерно обременительной, если я попрошу вас заглянуть ко мне и сообщить Гримо о случившемся?
Сегодня у графа де Ла Фер был много времени, чтобы обдумать свое положение и прийти к не самым утешительным выводам. Возможно, если бы в том споре в королевской ложе он все же уступил Марии Медичи, то сумел бы сейчас сделать больше и для сослуживцев, угодивших в передрягу, и сам бы не оказался в каменной западне. Но что-то подсказывало, что вчера он сделал тот выбор, который диктовали честь дворянина и гордость королевского мушкетера. Отринь он их, что бы осталось у графа де Ла Фер или господина Атоса? Шпага и пара пистолей? Что ж, отличное подспорье, чтобы податься в бретеры, ведь среди людей, достойных мушкетерского плаща, ему было бы более не место.
- Что же до моего вызволения... Мой дорогой аббат, боюсь, что я не расположен покидать свою камеру любым, - Атос замялся, подбирая слова, - скажем так, ненадлежащим способом. Я привык нести ответственность за принятые решения, не станет исключением и этот раз. Ведь, если смотреть на случившееся здраво, я и правда отказался выполнить королевский приказ. Теперь нас с королевой-матерью может рассудить лишь Его Величество по возвращению в Париж. А до того...
Мужчина еще раз грустно улыбнулся собеседнику и развел руками, сим простым, но говорящим жестом заканчивая свою мысль.
- А до того мне, возможно, понадобиться увидеть своего духовника еще несколько раз. Но, разумеется, я буду тревожить вас так редко, насколько это будет в моих силах.
Отредактировано Атос (2021-02-07 01:18:37)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Если чуть покоробившее Арамиса обращение "аббат" еще могло сойти за шутку в первый раз, то во второй у него не осталось сомнений: другом его Атос больше не считал. И Арамис не был бы Арамисом, если бы не отметил, что обратиться к нему за помощью это Атосу не помешало. К чести его, он подумал затем, что это могло свидетельствовать не о несовершенстве человеческой натуры даже столь благородного человека, как Атос, а о том, что и у него чувство порой брало верх над разумом или он попросил бы послать весточку его лакею самого капитана.
Оттого он, попросту кивнув в ответ на просьбу Атоса, затем умолк, справляясь с первым порывом, подсказанным ему чересчур горячей кровью, и, когда ответил, ответил спокойно:
- Я всегда буду рад вас видеть, Атос, и, если помочь вам будет в моих силах, вы можете на меня рассчитывать. И однако… его величество может не вернуться до самой зимы: Лангедок не болота Ларошели, он вкусил славы в Альпах и жаждет еще, а Прива, говорят, взять весьма непросто. Вы уверены, что иного средства - милость королевы, например, или содействие кого-либо из ваших друзей - для вас не существует?
О положении дел в Лангедоке Орден Иисуса был осведомлен едва ли не лучше обеих королев, и Арамис, со свойственной ему тягой к политике, приложил все усилия, чтобы оказаться столь же осведомленным. Исчислять осаду гугенотской крепости годами никто бы не стал, и можно было предполагать, что бездействие не наскучит королю настолько, чтобы опять преждевременно вернуться в Париж. А значит, заключение Атоса обещало быть долгим, и Арамис, хоть и задетый его охлаждением, уже задавался вопросом, за какие нити он мог бы потянуть. Г-жа де Шеврез, разумеется, пришла ему на ум первой, но мало что было бы столь же омерзительно ему, как необходимость просить ее об услуге - слишком он хотел быть для нее возлюбленным, а не частью ее клиентелы.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Кивок Арамиса и возникшее после этого молчание заставили мушкетера внимательнее вглядеться в человека, которого он так много лет считал другом. Атос был неизменно требователен и строг к себе, а от того - не менее требователен и строг к другим. Вместе с тем дружба, истинная и бескорыстная, учит прощению и принятию. Атос и рад был бы преступить через себя и встретить Арамиса искренними объятиями, но там, где нет доверия, не будет и правды. А где нет правды - нет и дружбы.
Вспомнились юный и порывистый д'Артаньян, попрекающий старшего товарища дружбой с де Кавуа, верный и честный Портос, хранивший невозмутимость каменного изваяния во время его, Атоса, ареста. И Арамис, который вопреки их давнишней размолвке сейчас сидел на старой тюремной кровати и был готов прийти на выручку попавшему в неприятности другу. Граф коротко и абсолютно безрадостно улыбнулся собственным мыслям. Секунда и улыбка погасла. Арамис обманул друга, предав его доверие, ради женщины, которая, по суждению самого Атоса, этого ничуть не заслуживала. И сейчас он же ломает голову, как помочь тому самому другу, попавшему в немилость к особе еще более сомнительной, чем герцогиня де Шеврез. Атос так увлекся своими мыслями, что пропустил момент, когда аббат вновь заговорил, прогоняя тем самым становившуюся гнетущей тишину.
- Я и сам был бы рад найти этот способ. Но, Арамис, я противопоставил прямому приказу Марии Медичи субординацию роты королевских мушкетеров, отказавшись арестовывать наших с вами товарищей без прямого приказа капитана или Его Величества. И если я начну юлить или попытаюсь сбежать - это будет равносильно признанию собственной вины. А потому я не вижу иного выхода, как дождаться де Тревиля или короля, - мушкетер покачал головой и грустно улыбнулся. - Вы представьте, она так хотела упечь Гасси и Жассери в Бастилию, что предлагала мне лейтенантский патент.
Последнее было сказано даже с какой-то долей веселья. Когда-нибудь, когда убийство Прешака и драка на ристалище мушкетеров с гвардейцами станет всего-лишь еще одной парижской сплетней, которую перестанут рассказывать даже в провинциальных трактирах, они все здорово посмеются с этого анекдота, - лейтенантский патент за арест трех сослуживцев! Становился ли кто-нибудь лейтенантом королевских мушкетеров еще более нелепо?
Отредактировано Атос (2021-02-08 01:13:50)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Арамис удивленно приподнял тонкие брови, чьими совершенными очертаниями он был обязан природе куда больше нежели пинцету. Королева Мария настолько разгневалась? Не иначе как ей не терпелось увидеть, каков будет на ристалище тот рыцарь, который попросил разрешения сражаться в ее честь. Если это было так, то, стремясь заручиться расположением регентши, тот оказал мушкетерам дурную услугу - но можно ли было его обвинить в чем-либо, кроме чрезмерного честолюбия? И можно ли было им не восхищаться? Выиграл он турнир или нет - благосклонность королевы-матери он заслужил наверняка.
- Если она предложила это вам, то она еще глупее чем говорят, - с непривычной прямотой заметил Арамис. Пускай королеву Марию многие считали вздорной и недалекой, обыкновенно свое мнение об августейших особах он держал строго при себе. - Впрочем, возможно, она вас просто не знает. Как вы оказались у нее в ложе, Атос? Мне показалось, что я видел там голубые плащи, но мне и в голову не пришло…
Это была чистая правда. Хуже того - очень долго Арамис даже не задумывался, как получилось, что арестовать мушкетеров поручили их однополчанам. Увидев в толпе Вилье, он так обрадовался, что и думать забыл о том, что мушкетерский полк должен был быть с королем на Юге, и не задумался об этом позже - Гасси мог остаться из-за ранения, Прешак и Жассери также… Но Атос выполнял волю королевы-матери - оставаясь в мушкетерском плаще… Не поняв, что произошло, невозможно было и понять, как вытаскивать Атоса из этой каменной западни.
Отредактировано Арамис (2021-02-09 00:43:53)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Женщины в гневе превращаются в настоящих демонов: они дурны собой, жестоки и бесконечно глупы. О чем я вам, Арамис, непрестанно говорю уже многие годы, - ответил Атос на замечание бывшего мушкетера о королеве-матери. В отличие от многих своих соратников, граф очень любил вино и был удивительно холоден к женщинам, и на то у него были очень веские причины.
Что же до места мушкетеров в королевской ложе, то Атос и сам до конца не мог объяснить себе, как так вышло, что и он, и Портос остались в Париже будто немощные старики, в то время, как д'Артаньян уехал на юг вместе с Его Величеством, де Тревилем и большей частью сослуживцев.
- Его Величество передал часть своих мушкетеров в распоряжении королеве-регентше на то время, пока он сам будет отсутствовать в столице. Может для того, чтобы еще раз почеркнуть, что слово Марии Медичи сейчас это слово короля. А, возможно, для того, чтобы защитить свою матушку от недругов короны, ведь у нее такой очаровательный характер, - с сарказмом добавил мужчина, не понаслышке знакомый с нравом старшей из двух королев. Ну и, разумеется, где защита, там и внимательный "присмотр" за делами венценосной родительницы Людовика XIII. Рассудительный граф де Ла Фер понимал, в чем был смысл и суть приказа капитана, но честный Атос, как и любой дворянин своего времени, стремился доказать свою отвагу и верность королю и Франции на поле боя, а не отсиживаться в безопасном и сытом Париже. - Де Тревиль, видимо, рассудил, что от меня будет пользы больше здесь, чем на поле брани.
Вспомнился вновь давнишний разговор с д'Артаньяном. Если слова, брошенные в лицо другу молодым гасконцем были хотя бы на половину правдой, к великому сожалению Атоса, он будет вынужден иначе взглянуть и на свою службу, и на свои отношения с капитаном королевских мушкетеров.
Отредактировано Атос (2021-02-09 13:12:29)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- В то время как мужчины в гневе умнеют, смягчаются и хорошеют на глазах, - со смехом отпарировал Арамис.
Глубокое презрение, которое Атос испытывал к женскому полу, было притчей во языцех в роте и не служило пищей для ежедневных шуток только из-за уважения, которым он пользовался у товарищей. Новичкам, позволявшим себе лишнего - как правило, за глаза - очень быстро давали понять, что делать это не стоит, но ветераны обменивались иногда понимающими взглядами - не нужно было быть лучшим выпускником, чтобы догадаться, что прошлое их таинственного друга включало в себя некую роковую женщину.
Впрочем, обсуждать эту тему Арамис желал ничуть не больше, чем его друг - а если бы и хотел, то своим ответом на его вопрос Атос отвлек его куда надежнее, чем прямым отказом.
- Невозможно, - с непререкаемой уверенностью отозвался он. Чтобы Тревиль - и сделал настолько глупую ошибку? Впрочем, вряд ли Атос так думал. Куда вернее было, что вместе с королевским приказом остаться в распоряжении королевы-матери он получил еще и секретный приказ капитана - и высказанное им сейчас предположение было лишь способом дать собеседнику это понять, не предавая ничьего доверия. Тронутый таким доверием, Арамис поспешно поискал способа переменить тему. - Король изъявил желание предоставить лучших своих людей в помощь своей матери, капитан выбрал тех, кто лучше других сможет выдержать ее характер. Гасси посмеется, Жассери слишком честолюбив, чтобы сорваться, вы… вы слишком вежливы.
Возможно, слово "высокомерны" подошло бы больше, но Арамиса не оставляло ощущение, что Атос полагал бы ниже своего достоинства оскорбиться в ответ на выходки королевы-матери.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
На этот раз настал черед смеяться Атосу:
- Некоторым мужчинам гнев к лицу гораздо больше, чем смирение.
Впрочем, и эту тему они обсуждать тоже не будут. Сделанное уже вряд ли удастся изменить, тем более, что д'Эрбле всегда имел большую склонность к четкам и интригам, подобающим духовному сану, недели к шпаге и войне. Крест на плаще сменился иезуитским крестом, но, заглянув в глаза аббату, Атос все еще мог увидеть того самого Арамиса, готового без страха скрестить клинки, чтобы проучить подлеца, или стоящего под градом пуль под Ла-Рошелью. Того самого Арамиса, которого Атос уважал и любил всем сердцем не смотря на размолвку. Тем болезненнее для него был обман д'Эрбле.
И тут же молодой иезуит доказал, что в душе его жив мушкетер, преданный не только королю, но и своему капитану. Его убежденность в том, что де Тревиль не мог просто так оставить Атоса в Париже, вдали от основного театра военных действий, даже немного позабавили графа, как и попытки найти здравое объяснение тому, почему опытные мушкетеры могли вообще остаться подле Марии Медичи.
- А Портос вовсе не заметит, что что-то идет не так. Бросьте, аббат! Де Тревиль оставил с королевой-матерью тех, кто явно не мог, по его мнению, принести пользы при осаде. И Прешак тому яркое доказательство. К тому же, как видите, я оказался недостаточно вежлив, раз все-таки очутился в Бастилии. Да и Жассери, Гасси и Вилье вряд ли теперь смогут в полной мере выполнить свой долг перед Его Величеством. Вот им бы в первую очередь стоило подумать о том, как выбраться из Парижа и как можно скорее оказаться в Лангедоке и заслужить помилование на поле боя.
Или умереть, мрачно добавил про себя граф де Ла Фер. Предложи Мария Медичи ему такой путь к свободе, он бы не раздумывал ни мгновения.
Отредактировано Атос (2021-02-10 17:47:14)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Обсуждать с Атосом свой уход от мира Арамис готов не был - хотя бы потому что это означало бы вспоминать то, что он вспоминать не хотел. Он был счастлив - у него была Мари, она его любила. Одна мысль о том, что толкнуло его к принятию сана, была уже неприятна - заговорив об этом, он оказался бы лицом к лицу со всеми своими демонами. И главное, зачем? Вряд ли друг, называвший его нынче аббатом, начнет звать его как прежде после такой откровенности, а признаваться в том, что пытаясь помочь другу, он только запутался окончательно сам… для такого Арамис был слишком горд.
Удивительно ли, что его было несложно отвлечь?
- Портос в Париже? - изумленно переспросил он. Изумление его, однако, было вызвано не столько самим этим фактом, сколько чувством, проскользнувшим в следующей фразе. Описать оставшихся как людей, от которых Тревиль не видел пользы… Признаться, Арамис был ошарашен. Он любил простодушного Портоса, он уважал Жассери и Гасси, не будучи к ним близок, а уж отважному Прешаку было на войне самое место, если Тревиль устал от его гасконского задора. Да и Вилье явно остался не по выбору Тревиля, смерть в семье все же важнее войны, даже если ты решил остаться в роте, а не наслаждаться нежданно свалившимся тебе на голову нежеланным баронским титулом. Определенно, Атос был сегодня еще желчнее чем обычно и, Арамис сказал бы даже, был в этом несправедлив.
Как ни странно, мысль эта его слегка обнадежила - если Атос ненавидит сейчас весь мир, то его сегодняшние чувства к одному отдельно взятому аббату так же окрашены этой мизантропией. Может, не все еще потеряно?
- Тогда Тревиль точно оставил лучших, - заключил Арамис. - И вряд ли они куда-то побегут. Вы забываете о том, что Гасси на редкость упрям, Жассери ранен, а Портос…
Он улыбнулся и красноречиво развел руками. То, что Портос не бросит Атоса в тюрьме, было очевидно. Но стоило ли его в это впутывать?
По лицу Арамиса пробежала еле заметная тень. Мари могла помочь. Мало того, что она обладала немалым влиянием, у нее было и множество возможностей - много больше чем у простого монаха. Но если обратиться к ней… Нет, слишком долго он знал Атоса, чтобы не понимать, насколько ему это не понравится. Даже если Мари была должна ему за эту бумагу, Атос думал не так - Атос был не тем человеком, чтобы ему можно было вернуть долг.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- А Портос счастливо избежал немилости Ее Величества, - закончил за аббата Атос. - Он был вместе со мной в ложе Марии Медичи, так что стал свидетелем и произошедшего на ристалище, и моего ареста. Если вы еще не виделись с нашим общим другом, то стоит как можно скорее исправить это. Уверяю, Портос ужасно по вам тоскует.
Граф говорил исключительно то, что хотел сказать, - не больше, но и не меньше. От его недавнего саркастичного веселья не осталось и следа, теперь он был серьезен и печален, как то и полагалось узнику Бастилии. За сегодняшний день, еще до того, как аббат д'Эрбле почтил Атоса своим визитом, тот не раз мысленно возвращался в палатку бедняги Прешака и размышлял, а правильно ли поступил, отпустив мушкетеров, давших себя втянуть в безобразную драку. И всякий раз с кристальной ясностью понимал, что иначе поступить просто не мог после всего того, что узнал и увидел в тот день. Решение избавить от навязчивой "справедливости" королевы-матери сослуживцев было продиктовано честью дворянина. Той самой честью, что ценилась куда выше любых званий и титулов. Однако же...
- Мой дорогой аббат, не сочтите за труд передать господам Жассери и Гасси, коль вы их увидите, что я восхищаюсь их храбростью и благодарен за стремление вызволить меня из этой досадной передряги. Но если они из-за своей собственной неосмотрительности все-таки окажутся в Бастилии, мое пребывание здесь станет вдвойне лишенным всякого смысла. Я не предлагаю им бежать, всего лишь призываю оставаться благоразумными. Это принесет значительно больше пользы и им, и капитану де Тревилю.
Возможно, тон его мог показаться чувствительному Арамису сухим и излишне резким, а слова чересчур язвительными и несправедливыми по отношению к соратникам, но граф был уверен, что один мушкетер в тюрьме лучше, чем три, а то и четыре. Усмирить же гнев Марии Медичи, женщины вздорной, самовлюбленность и обидчивой, мог разве что Его Величество с подачи де Тревиля. Или... Его Высочество.
Отредактировано Атос (2021-02-11 20:11:46)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Арамис спохватился и согнал с лица неуместно мальчишескую улыбку. Портос в Париже - значит, их будет по меньшей мере двое, и каждый из этих двоих стоит… многого. Скромности Арамис научился достаточно поздно, но теперь прибегал к ней даже в мыслях. Если бы здесь был еще и д'Артаньян… но Тревиль не для того назначил гасконца своим лейтенантом, чтобы остаться без заместителя. Марии Медичи пришлось обойтись двумя из неразлучных, да и тех она явно не оценила. Что ж, если Портос все еще в ее свите, это многое упростит… возможно.
Даже самому себе Арамис не признался бы, что рад этой возможности сделать что-то для Атоса взамен того случая, когда…
Нет, он не о том думает. Думать надо о том, к кому обратиться. Орден помогать не будет. Ришелье - не после того, как он сбежал, да и нет его в Париже. Мари… возможно, но в последнюю очередь. Но есть еще Портос, а также Гасси и Вилье, и оба они служат в Лувре. Королева Анна… нет, пустые надежды. Она должна бы негодовать, и она ничего не может. Месье… смешно. Если бы они были знакомы хотя бы…
Мари.
- Передам слово в слово, - пообещал Арамис, подавляя еще один глупый порыв: ответить "дорогим мушкетером" на "дорогого аббата". Когда-то у него было еще одно оружие - его перо. И пусть он никогда не писал памфлетов, может, это знак, что пора начинать. Может, Мария Медичи прислушается к насмешке… а, пустые мечты! Здесь нужна сила, а не ум. К сожалению, сил тоже не хватит… - Но вы же и сами знаете, что есть вещи важнее благоразумия, и вряд ли Портос не думает так же.
Тут у него вдруг забрезжила новая мысль, такая безумная, что он побоялся даже додумать ее до конца.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Атос не был склонен переоценивать возможности Портоса в свите Марии Медичи. Сильный, как герои античности, и храбрый, как тысяча львов, он отличался удивительным для человека своего времени простодушием и открытостью, а еще был известным в роте болтуном и хвастуном. В связи новоявленного аббата граф верил больше, но и на них не поставил бы и пары пистолей. Арамис был известным интриганом, но вряд ли кто-то из его покровителей мог потягаться с влиянием королевы-регентши, тем более сейчас, когда ее венценосный сын играет в солдатиков вдали от Парижа.
Но, как известно, Атос был плохим игроком...
- Есть, именно они привели меня сюда... Никогда не думал, что буду так тосковать по Лангедоку! - призывая Гасси, Вилье и, по возможности, Жассери покинуть столицу и отправиться как можно скорее под Прива, мушкетер не только был движим желанием защитить сослуживцев от гнева королевы-матери, но и надеждами, что о его судьбе узнает если не Тревиль, то д'Артаньян. Аж уж два гасконца друг друга всегда поймут. С третьей стороны, Атос опасался, что в желании во что бы то ни стало спасти друга, Портос и Арамис придумают какую-нибудь безрассудную авантюру, которая погубит и их тоже. Если бы граф де Ла Фер был способен читать мысли собеседника, он бы понял, что сейчас оказался не так уж и далек в своих опасениях от истины.
- Вы же знаете, что Портос в своей храбрости предложит брать Бастилию штурмом. Боюсь, я буду вынужден отказаться от такого спасения, - с грустной улыбкой подытожил Атос. Бежать, точно настоящий преступник, он не собирался, чтобы не подтверждать правоту Марии Медичи, и не давать пищу для пересудов о трусости и бесчестии королевских мушкетеров роты де Тревиля.
Отредактировано Атос (2021-02-13 11:54:01)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- Quo, quo scelesti ruitis? - пробормотал Арамис. В числе его попыток извлечь из семинарской латыни хоть какую-то пользу, первой была эта, когда он развлекал товарищей вольными переводами Горация. "Куда, куда стремитесь вы, безумцы? Риторики урок вас ждет вотще…"
Атос был прав, конечно, и человек благоразумный отказался бы от самой мысли. Пойти против воли вздорной и злопамятной королевы-матери, чтобы вытащить из Бастилии бывшего друга, который называет тебя теперь "дорогим аббатом"… притом зная, что его расположение не покупается услугами… Зная, что он вряд ли сочтет такое избавление уплатой долга… да и сам Арамис осознавал, что эта услуга могла оказаться сомнительной. Проще дождаться короля, да и королева-мать забудет к тому времени… К зиме он точно вернется…
- Вы недооцениваете Портоса, друг мой, - Арамис прикусил язык, но привычные слова уже безвозвратно сорвались с его губ, и он продолжил почти без паузы: - он простодушен, но не глуп. Штурмом Бастилию не возьмешь. Здесь нужно что-то, что повлияло бы на волю ее величества…
Он знал, что или, точнее, кто может так повлиять. Старшего сына королева-мать не любила, но ради младшего пошла бы на все. А сам Гастон, как показало дело Шале, был трусоват… Обдумывая похищение наследника престола, Арамис не забывал и о том, что спасение Атоса не должно вынудить его навсегда покинуть Францию.
- Но пока мне ничего подходящего в голову не приходит, - соврал он, памятуя о щепетильности своего друга. - Как вы посмотрите, Атос, если в следующий раз я приду в светском платье? Тогда мы сможем хотя бы выпить вместе. Послезавтра, скажем?
Сколь бы хорошо ни владел собой Арамис, при этом вопросе в уголках его рта наметились напряженные морщинки. Атос мог отказать. Необходимость могла вынудить его послать за бывшим другом, но совместная попойка была бы шагом обратно, к дружбе.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
На этот раз Атос молчал дольше обычного, склонив голову и как будто погрузившись в свои мысли. Он просто не находил слов. Арамис, тот самый Арамас, обманувший и предавший его доверие в истории с охранной грамотой, сейчас был готов рискнуть собой и втянуть в эту авантюру Портоса и других мушкетеров, чтобы вызволить графа из тюрьмы любым возможным способом. И не смотря на то, что сам Атос не желал иного освобождения, кроме как по воле монарха, Марии Медичи, Анны Австрийской или Людовика XIII, в этот момент он испытал величайшую благодарность и подзабытую за время их разлуки теплоту к бывшему мушкетеру. А еще чувство вины и стыда за то, что так долго лелеял обиду и держал на сердце злость на столь преданного друга, каким оказался д'Эрбле.
А потому предложения аббата мушкетер воспринял даже с излишним энтузиазмом, видя в новой, мирской, встрече возможность сделать шаг к долгожданному для обоих мужчин примирению.
- Обязательно приходите. Я всегда рад вашему обществу, Арамис, хоть сейчас и не способен оказать должное гостеприимство, - улыбнулся Атос. - Я надеюсь, до этого времени вам удастся увидеться с Портосом и узнать последние новости. Возможно, королева-мать уже сменила гнев на милость, и через день я буду счастлив принимать вас уже у себя. Если же нет... я чертовски буду признателен, если у вас получится присмотреть за Гасси и Жассери.
Если для того, чтобы вернуть старого друга, нужно было оказаться в застенках Бастилии, то, пожалуй, оно того стоило. Что же до опальных мушкетеров, то после случившегося в палатке Прешака, Атос чувствовал некоторую ответственность за их ближайшую судьбу, тем более что единожды они уже доказали свою горячность и неспособность здраво смотреть на вещи. А если подумать, сколько ехидных шуточек среди гвардейцев кардинала породит их арест...
Отредактировано Атос (2021-02-15 08:22:07)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Арамис не мог прочитать мысли друга, но не ощутить, что что-то переменилось, он не мог, и ответная улыбка осветила его лицо, прежде чем он сам осознал, что на душе у него стало легче. Все-таки Атос хотел его видеть не только потому, что ему нужен был Гримо. Да и если бы ему нужен был только его лакей, разве он не нашел бы способ послать за ним?
Многие заключили бы, что постигшая мушкетера королевская опала напомнила ему, что одни лишь друзья, помимо семьи и Создателя, поддерживает человека в несчастье и чем больше друзей, тем надежней поддержка, но Арамис был далек сейчас от таких умозаключений - хватило и того, что на этот раз его протянутая рука была принята.
- Право, Атос! Вы ожидаете невозможного - и от меня, и от судьбы! - пошутил он. - Без посторонней помощи настроение ее величества меняется, говорят, только к худшему, а присматривать за мушкетерами не в силах и сам капитан! Мог ли он удержать нас?
Вопрос этот, конечно, был риторическим, и следующие слова Арамис произнес в надежде закрепить связь, вновь возникшую между двумя старыми друзьями:
- Но я обещаю вам призвать их к благоразумию и удержать от попыток осаждать Бастилию иначе, чем хотя бы половиной роты. Впрочем, думаю, что Тревиль нам ее пришлет.
Это был еще один способ попробовать чего-то добиться, но способ ненадежный: даже прямой приказ короля мог остаться всего лишь бесполезной бумагой, пока в Париже решала королева-мать. Но если Гасси поедет в Лангедок, он не сможет наделать глупостей в Париже, и останется только раненый Жассери.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
В ответ на слова аббата Атос лишь пожал плечами. Мрачная меланхолия, владевшая его душой с обеда, ненадолго отступила: он не забыт и не покинут в Бастилии. Граф де Ла Фер по-прежнему не был расположен разделять тяжесть ответственности за принятые им решения, но убежденность Арамиса в благополучном разрешении этой истории дарила надежду и веру в новый день. Не в этом ли весь смысл встречи с духовником?
- Мы не знаем, что принесет поздний вечер. Да и вы, Арамис, уже не раз доказывали, что способны совершить невозможное. Так почему же не в этот раз?
Обещание д'Эрбле, пусть и полушутливое, удержать опальных мушкетеров от необдуманных решений, принесло успокоение Атосу, тревожащегося не столько за свою судьбу, сколько за соратников и репутацию полка. Окажись сегодня за стенами тюрьмы трое членов роты де Тревиля, капитана, по возвращении в Париж, ждал бы весьма неприятный сюрприз, не говоря уже про злые шутки и сплетни, которые бы гуляли по французской столице еще не один месяц. И так достаточно было того, что королевские мушкетеры нарушили королевские же эдикты в самый разгар праздника, а один так и вовсе погиб от рук гвардейца кардинала. Граф с благодарностью посмотрел на Арамиса.
За дверью камеры послышались шаги и неуверенное покашливание того самого стражника, что провожал святого отца к арестованному мушкетеру. Должно быть исповедь затянулась, раз их решили прервать пусть и довольно деликатным способом.
- Мне кажется, дорогой аббат, что вам пора. Как мы и условились, я буду ждать вас через день, - каждому из них было о чем поразмыслить, прежде чем Арамис вернется в эту сырую и мрачную камеру.
Прощаясь с бывшим мушкетером, Атос хотел было положить ему руку на плечо, как делал это в былые времена, но удержался. Сутана Арамиса не допускала подобного панибратства даже между людьми, много лет считавшимися друзьями. Вместо этого граф проводил своего гостя до самой двери, а потом еще долго лежал на разящей сырой соломой грубо сколоченной кровати и думал о том, как причудливы человеческие судьбы.
Эпизод завершен
Отредактировано Атос (2021-02-17 02:25:39)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Послеобеденная молитва. 5 июня 1629 года
