У Бутвиля в то утро тоже были основания для хорошего настроения. Казалось бы, мужчина, узнавший, что жена его обманывает и, вероятно, вот-вот изменит, что у него есть наглый, неугомонный соперник,  должен был бы избить супругу, скрежетать зубами, сыпать проклятиями и немедленно послать этому сопернику вызов.  Но Луи-Франсуа рассудил иначе, и путь, избранный им, требовал гораздо большего мужества, чем общепринятый и привычный. Он любил Эмили  сильнее, чем могли представить окружающие, и думал о ней больше, чем о себе. О сложности их отношений никто не знал, честь графской четы де Люз еще не была запятнана сплетнями и слухами, и он был намерен сделать всё возможное, чтобы её сберечь;  поединка с бретером он не боялся, но понимал, что тот почти наверняка его уложит, а тогда юная вдова стала бы его легкой добычей. Этого он допустить не мог. В тот день, когда Бутвиль узнал о встрече Эмили с Теодором,  он принял некое решение, но не торопился осуществлять его. Разлука была неизбежна, а потому каждый день, проведенный вместе с Эмили, был для него драгоценен, и не хотелось пятнать эти последние дни ссорами и упреками.  В этом смысле вчерашний визит к Рамбулье и вечерняя прогулка были просто подарком судьбы.  И вот граф, гладко выбритый, причесанный, в элегантном домашнем костюме (халатов он терпеть не мог),  сидит с женою за столом и ест вкусные вещи. Чего еще желать? Потом он велит закладывать карету, и они покатят знакомой дорогой в Шантильи.  И судьба подарит им еще несколько безмятежных дней...
         - Ваше сиятельство, там вас спрашивают..
         - Кто спрашивает? - недовольно поморщился граф.
         - Монах... Говорит, послание у него для вас... Письмо, то-есть.
         Бутвилю сразу стало холодно.  Письмо из монастыря! Неужели это и есть тот знак, которого он ждал?
         - Передайте посланцу, чтобы подождал в прихожей.  Я приду через несколько минут.
         Когда слуга вышел,  Бутвиль посмотрел на Эмили, такую красивую и довольную жизнью, и сказал:
         - Боюсь, душа моя, что нам придется переменить планы...

- Мой брат - один из тех людей, с которыми всегда что-то случается, - нехотя ответил Бутвиль. -  Помните, он лежал здесь раненый и выздоравливал? Я привёз его сюда из Мёдона, там, в обители капуцинов, ему оказали первую помощь. Вот и всё. Я больше там не бывал, но брат мог поддерживать знакомство с тамошним лекарем.  Да что гадать? Я пойду поговорю с этим монахом, и все выяснится.
        Он не посвящал Эмили в подробности всех перипетий своего беспокойного младшего брата.  Она  не восприняла Илера-Никола как родственника, и  ей незачем было всё это знать: ни помочь, ни хотя бы посочувствовать она не могла.  Но что теперь? Случилось явно что-то особенное, иначе монах не пришел бы так рано: ведь для этого ему пришлось выйти затемно и пропустить утреннюю мессу...
        Встреча с посланцем не заняла и четверти часа.  Бутвиль не стал читать письмо сразу.  Монах сказал, что ему не объяснили, в чем дело, и у него есть ещё другие поручения в городе. Граф велел привратнику накормить капуцина завтраком и  вернулся к себе.
        - Ну вот все и прояснилось, - прочтя письмо, он бросил его на стол, чувствуя разом и облегчение, и тревогу. - Теперь, душа моя, я должен рассказать вам то, чего вы не знали...

- Мой брат ещё в юности руководствовался идеями из рыцарских романов, а когда судьба привела его к испанцам, эти его черты характера окончательно закрепились. Здесь, на родной земле, он вел себя соответственно и потому всё время совершал безумные поступки и попадал в разные переделки. Я не знаю подробностей его последнего приключения, о нём говорят по-разному, сплетен я не слушаю. Главное, что в итоге он лишился свободы и оказался в Бастилии...
     - В Бастилии?! - ужаснулась Эмили. - И вы только что об этом узнали?!
Нет, - смущенно признался Бутвиль, - узнал-то я об этом довольно давно. Но сделать ничего не мог, меня бы никто и слушать не стал, вы же понимаете, почему. Я сделал лишь то единственное, что было в моих силах: написал кузену Анри, чтобы тот ходатайствовал перед его величеством. Он по собственному почину сделал это в свое время для брата Франсуа, но его просьбу не уважили, и Анри был этим сильно уязвлен. Теперь я просил его вмешаться, и он сделал это снова. Мы оба очень надеялись, что его величество захочет загладить прежнюю суровость - и вот наконец дождались... Правда радоваться пока особо нечему.
    - Почему нечему?! - еще больше встревожилась Эмили. - Он... Никола... Он ведь живой?..
    - Живой, конечно! - Луи-Франсуа слегка улыбнулся. -  Письмо от монаха... того самого, что когда-то помог брату. Он пишет, что телесное здоровье Никола не вызывает опасений, а вот душевное... Брат отказывается от лечения и почти ничего не ест. В конце написано: промедление смерти подобно!  И просьба приехать как можно скорее... Боюсь,  душа моя,  что в Шантильи вам придется ехать одной.

Когда женщина полагает, что ее присутствие может защитить взрослого мужчину от неприятностей, это, конечно, смешно. Однако Бутвиль не рассмеялся и даже не улыбнулся.  Да, он считал неизбежным расставание с Эмили, но сам не искал  случая  - ждал, пока судьба подаст знак. И вот он, знак - это письмо от лекаря. Его желание выполнено? Сейчас они расстанутся, неизвестно надолго ли - и вдруг жена, уже готовая изменить, беспокоится о нем! Значит, всё-таки любит? Тогда зачем расставаться? Может, достаточно будет лишь кратковременной разлуки, а потом всё еще сладится?
       Луи-Франсуа взял жену за руку и сказал мягко:
       - Не стоит волноваться, Эмили. Среди бела дня на оживленной дороге со мной ничего не может случиться, а уж в монастыре и подавно.  Я могу, если хотите, прислать вам весточку, когда доберусь  туда. Весьма вероятно, что я привезу Никола в Шантильи, там он скорее придет в себя, как мне кажется.  А вы поезжайте и ждите нас.
       Он хотел еще добавить: "Надеюсь, что теперь вы с моим братом лучше поймете друг друга", но  промолчал: уж слишком редко Эмили исполняла его желания и просьбы.
       Всё просто и понятно, всего каких-то несколько дней, и они снова будут вместе, да, ничего особенного, помочь брату и вернуться - но отчего же безотчетная тревога сжимает сердце, как перед грозой?   И голова заныла...
       - Я уже велел седлать коня, -  сказал он, потерев ладонью висок, - чем скорее доберусь туда, тем раньше узнаю, как обстоят дела.  Обнимите же меня, душа моя, и я пойду...

Совет Эмили был дельным - взять кого-то с собой в дорогу было бы неплохо. Граф вспомнил о ловком и находчивом слуге, который помог ему выручить Никола из опасной ловушки.
       - Как хорошо, что вы беспокоитесь обо мне, мой дорогой паж! - искренне сказал он. - Вы совершенно правы, ехать в одиночку неудобно. Жаль, что нашего верного спутника нет сейчас с нами, но я могу взять Перрена - он уже помогал мне в той истории с братом, и я знаю, что на него можно положиться.
        Пора было идти, а он всё медлил. Он ждал возможности уехать и освободиться от гнета мучительной любви, но теперь, когда час разлуки настал, не было сил оторваться, сделать первый шаг.   
        - Я постараюсь вернуться как можно скорее, - пообещал Бутвиль, не зная, кого обманывает - Эмили или себя самого. - Но у меня к вам есть важное поручение...

- Вы немало мне помогали, и в качестве пажа, и потом, в вашем милом женском облике, - Бутвиль прикусил губу, чувствуя, что начинает волноваться, - но сейчас мое поручение не потребует особых усилий. Я просто хотел бы... Когда вы вернетесь в Шантильи, выберите время, найдите то место в парке, где мы когда-то с вами  спасались от сумасшедшей дамы и потом искали ожерелье - вы ведь помните эту историю, правда? Пройдитесь там и вспомните, как это было. Что мы говорили, что делали. Вы не слишком усердно исполняли мои советы и слишком своеобразно понимали мои наставления, но на этот раз я просто прошу: сделайте это.  Вот и все... А сейчас мне пора. Время не ждёт!
         Он взял Эмили за руку, поцеловал кончики пальцев и, взяв со стола шляпу, направился к двери.