Не то чтобы Лиссак собирался сплетничать с маршалом про дворянское население замка, но, когда тот изъявил желание продолжить свое письмо, перед оставшимся без дела молодым человеком встал выбор между сном и резьбой по дереву. Другой обратился бы к владельцу замка за книгой или отправился бы надоедать прислуге, но г-н де Монфор был твердо уверен, что дьявол всегда отыщет дело для свободных от работы рук, и потому даже чтение Священного писания сводил к заучиванию его наизусть. Оттого, когда в дверь их общих покоев тихонько поскреблись, сидевший в гостиной Лиссак отворил так быстро, что, успев убрать нож, все еще держал в руке сучок, в котором отчетливо проступала ухмыляющаяся рожица.

— Записка! — заговорщицким шепотом сообщила служанка, но тут же, скосив взгляд на поделку, отпрянула, вскрикнув: — Господи Иисусе!

— Нет-нет, — заверил Лиссак. — Никакого сходства!

— Нечистый! — кислое выражение, так привычное длинному лицу служанки, что его не смогла стереть даже попытка подмигнуть, сейчас было сдобрено опаской. — Что за?..

— Это господин де Монто, — соврал Лиссак, которому напрочь не хотелось, чтобы на шум пришел маршал. — Непохоже?

— Господи сохрани и помилуй! — служанка перекрестилась, но потом вытянула шею, разглядывая его работу. — Подбородок вроде… не такой.

— Твоя правда, — согласился Лиссак, перебирая в памяти знакомые подбородки. — Подбородок совсем не вышел.

— Больше уж на господина графа смахивает, — осмелев, служанка ткнула пальцем в деревянную щеку. — Аккуратненький такой.

Сходства с маршалом у рожицы было не больше чем с комендантом, но может, дело было в улыбке? Было в ней что-то… лукавое? бесшабашное? озорное?

— Не то чтобы я не ценил твое мнение, — Лиссак оглянулся, но маршала не было, — но ты, верно, не моими поделками пришла любоваться?

Лицо служанки мигом замкнулось:

— Для вашей милости. — Протянув ему сложенный вдвое листок бумаги, она, словно вспомнив что-то, попыталась подмигнуть, но вышло неестественно. — От госпожи де Бондюран, стало быть.

— О! — торопясь спрятать свою поделку, Лиссак чуть ее не выронил, а, разворачивая записку, едва заметил ее гримасы и несколькими мгновениями позже повторил уже иным тоном: — О?

Служанка повторила свою попытку, и на этот раз улыбка вышла откровенно сальной:

— Если вы любопытствуете, ваша милость, как спальню ее милости найти…

— Нет, м-милочка, — Лиссак наклонился к самому ее уху, от которого, к слову, столь сильно несло марсельским мылом, что он едва не назвал ее мамашей. — Я и так это знаю, а ты… говорила бы ты потише, неровен час, услышат. Иди, я сейчас буду.

О том, что выделенная красавице комната находилась совсем рядом с покоями г-жи и г-на де Монто, молодой человек узнал, обследуя замок, и в провожатом оттого не нуждался. Но записка благоухала оранжевым цветом, и Лиссак, прежде чем явиться к призвавшей его даме, хотел хоть как-то приукрасить свою скромную особу.

От родового перстня снова пришлось отказаться, но рубашку он переменил со всей доступной ему быстротой — недостаточно быстро, впрочем, чтобы он не задумался, надо ли предупредить маршала. Мальчишеское желание похвастаться своей удачей уступило, однако, опасению скомпрометировать доверившуюся ему красавицу: в то, что он ухитрился за время ужина вскружить голову одной из сварливых дам г-жи де Монто, не поверил бы и ребенок.

Итогом этих размышлений стал еще более пристальный осмотр записки, которую он спрятал затем в ботфорте — какой бы очевидной ни была необходимость хранить ее в тайне, на то, чтобы уничтожить навсегда знак благосклонности обворожившей его красавицы, у него не достало душевных сил.

Может, будь у него время для размышления, он засомневался бы, но одна мысль, что она его ждет, занимала молодого человека настолько, что он не только выскользнул за дверь, не сказав ни слова командиру, но и не обратил ни малейшего внимания ни на леденящий холод каменных плит, по которым он пробежал в одних чулках, ни на то, что по пути ему не встретилось ни души. Из-под заветной двери просачивалась полоска света, и он постучался с замиранием сердца, судорожно выстраивая в уме придуманные приветствия и комплименты, но при виде ее все они вылетели у него из головы, уступив место восхищенному вздоху:

— Вы как образ рая!

Золотоволосый облик г-жи Паньоль, уже в значительной мере поблекший, испарился из его мыслей, уступая место открывшемуся перед ним восхитительному видению.

Изумление на лице отворившей ему молодой женщины было столь красноречивым, что первый заданный ему вопрос лишь подтвердил зародившееся в душе Лиссака чудовищное подозрение: г-жа де Бондюран ждала вовсе не его. И если первым его порывом было обратиться в бегство, то этот порыв он подавил в зародыше.

— Я, — признал он.

Кого она ждала?

Во всяком случае, это был не епископ… или она послала его к нему для отвода глаз? Если бы минутой раньше он не держал в руках ее записку, он ничего не заподозрил бы, а так, даже растерявшись поначалу, он мог только восхищаться ее присутствием духа… и задаваться естественным в его положении вопросом — кто?

Комендант? Или маршал?

Он мог уйти. И, будь он поискушеннее, притом сохранив естественное благородство юности, он придумал бы что-нибудь про перепутанную дверь и откланялся бы. Но он был задет — и тем, что так жестоко ошибся, и тем, что она послала записку кому-то другому, и поэтому, бросив быстрый взгляд на дверь, за которой проживал здешний дракон, отступил на шаг, а затем и еще на один.

— Я готов подчиниться вашей воле, сударыня. Но если вы писали не мне… то есть, — он задумчиво прищурился и поправился: — если мне писали не вы, это сделал кто-то другой.

Он почти готов был предположить, что полученную им записку написала не она. Это была бы злая шутка, но она была бы и опасной, только если бы на его месте был кто-то более самоуверенный. Кто-то, кто вошел бы.

Но дверь открыла не служанка, а госпожа, и удивленный ее возглас был достаточно выразителен, а принесшая записку служанка могла не знать, что в покоях маршала живет еще один дворянин. Если она не знала маршала в лицо…

— Боюсь, я так спешил сообщить вам об этом недоразумении, что не успел обуться. Но я подумал сейчас… Если в замке у вас есть недоброжелатель, подделывающий записки от вас, и вы хотите узнать кто это, то господин граф гораздо умнее меня. Он поможет вам разобраться. Может, мне следует передать ему, чтобы он зашел?

Задетые чувства редко способствуют взвешенности суждений, но, отвесив молодой женщине поклон, Лиссак снова глянул на соседние двери. Продолжать разговор в коридоре явно не стоило.

Лиссак был бы евнухом или святым, если бы, переступая порог спальни, он не питал вовсе никаких надежд. Соприкоснувшись плечами с г-жой де Бондюран, он испытал новый прилив надежды, которую, столь живо было в нем пережитое разочарование, он тщетно попытался приглушить, строго напомнив себе, что красавица, бесспорно, просто постарается убедить его, что записка не имеет к ней никакого отношения. Но ведь разве не за этим он сочинял все эти страсти с неведомым недоброжелателем?

Следовало ли поклясться ей, что он будет нем как рыба, или лучше сделать вид, что он верит во все, что ей взбредет в голову? Записку она, наверно, хотела бы забрать, а потом сказать, что это не ее почерк, и там, где человеку благородному полагалось искренне пожалеть о своем промахе, Лиссак почувствовал что-то, смахивающее на восторг.

— К сожалению, я не догадался захватить ее с собой, — признался молодой человек, гадая, вздохнула ли г-жа де Бондюран при мысли о маршале или благодаря тому же прикосновению, от которого его сердце затрепетало как бьющаяся в оконное стекло бабочка. — Служанка, которая принесла мне ее, сказала также, что вы меня ждете, и хотела меня проводить, но… я предпочел обойтись без ее помощи. Быть может, ее подкупили?

Предположение, что дама побежит сама открывать дверь опаздывающей служанке, требовало от молодого человека сверхчеловеческой доверчивости, и потому, вместо того, чтобы придумать подходящий ответ, он предпочел не отвечать вовсе. Тем паче, что белоснежный контур полускрытых кружевной шалью плеч волновал его сейчас даже больше, чем тогда, когда они были выставлены напоказ, и оттого он, не сумев подобрать слова, просто вернулся к тому, что сказал раньше:

— Я… я полагаю, что ее подкупили. Или может, это вообще была не ваша служанка? Унылая такая, длинное лицо?

"Девица", — сказала она. А пришедшая к нему служанка была немолодой.

Отредактировано Люк де Лиссак (2024-04-13 02:43:48)

После описания въезда в Сен-Жан никаких сомнений в том, кому предназначалась доставшаяся ему записка, у Лиссака не осталось. Горничную г-жи де Бондюран он мог встретить, и не покидая замка, но мнимый граф явно не выходил из мыслей ее госпожи, и высказанная ею готовность обратиться к нему за помощью объяснялась, по-видимому, тем же.

Рыцарь, которым Лиссак все-таки не был, верно, предложил бы проводить ее к тому, кого она на самом деле хотела видеть рядом. Или рыцарь тоже чувствовал бы себя оскорбленным? В конце концов, в сомнительном положении оказался бы и он тоже — хотя ей пришлось бы хуже…

— Особенно мне, — подтвердил он. — Я чрезвычайно благодарен вам, сударыня, что у вас хватило присутствия духа не поднять крик, даже если мое появление на вашем пороге и заставило вас заподозрить меня поначалу в дурных намерениях. Подумать только, какой мог бы получиться скандал! Неудивительно, что служанка так боялась!

То, что он понимал только сейчас, та, верно, сообразила еще раньше: выяснить, кто принес записку, было несложно, и ее судьба после этого висела бы на волоске, даже если бы ее хозяйка не отреклась бы от нее на месте. А тут еще дьявольская рожа на куске дерева!

— Если позволите, — он ловко вынул тяжелый подсвечник из руки г-жи де Бондюран. — Я предложил бы вам остаться здесь, пока я поищу вашу горничную. Потому что ее либо подкупили, либо заперли. Я немного знаю замок и думаю, что в первом случае она найдется на кухне в обществе прочей прислуги, а во втором под замком в одной из кладовых. И ни там, ни там вам появляться не стоит. А кроме того…

Конечно, девушку могли и убить, но это было бы уже чересчур. И г-жа де Бондюран, судя по ее словам, тоже не принимала такую возможность всерьез — или просто о ней не подумала. Но Лиссак все же попытался снова:

— Если вы правы и это ловушка, то вам вообще не стоит выходить из спальни.

Кто бы ни стоял за этой путаницей, вряд ли в его — или, что было куда вернее, в ее — планы входило рукоприкладство.

Выволочка, которую устроила ему г-жа де Бондюран, столь ошарашила Лиссака, что впервые за время их разговора он не нашелся с ответом сразу. Что было, конечно, к лучшему, потому что ей действительно было в чем его упрекнуть. И пусть он говорил о "недоразумении", она ведь тоже не призналась, что писала… нет, хорошо все-таки,  что он сделал вид! Если бы он прямо признался в том, что уверен, кто писал… да нет же, она все равно поняла, почему он пришел!

К счастью, хотя обычно г-н де Монфор говорил о женщинах скупо или дурно, советы, которые он давал, часто оказывались полезными. Даже если Лиссак порой забывал им следовать — ведь сказано же ему было никогда не спорить с женщинами!

— Во-первых, еще не ночь, — начал он, когда преисполненный негодования голос г-на де Монфора, зазвучавший вдруг у него в голове, заставил его одуматься: — Но вы правы, и мне следовало… мне не следовало идти. Но разве… нет, неважно.

Даже мысленного окрика от наставника не требовалось, чтобы Лиссак спохватился, как глупо будет спрашивать ее, не обиделась ли бы она, если бы никто не пришел. И закончил он совсем не так, как собирался:

— Умоляю, примите мои извинения, и пусть это будет мне уроком! И ради Создателя, не считайте меня таким фатом! Лучше дураком, и моим единственным оправданием служит то, что прежде мне не приходилось встречать настоящих благородных дам, я же простой солдат.

"Во-первых, извинись, — говорил г-н де Монфор. — Даже если сам не понимаешь, за что".

Здесь был не тот случай, и Лиссак извинялся вполне искренне, даже если гадал при этом, не была ли записка г-жи де Бондюран адресована коменданту, с которым она была знакома раньше. И про благородных дам он, возможно, немного преувеличил… хотя, освещая ей путь к лестнице, допустил, что настоящих дам он, может, и вправду еще не встречал. Может, настоящие дамы были по-настоящему целомудренны, как настаивал пастор… Про нее никакой пастор, наверно, не говорил, что она одержима дьяволом и у нее на уме одна бесовщина… это ему хватило одного взгляда. Все-таки прав был г-н де Монфор, когда бранил его за скверные манеры…

Потом он вспомнил, как комендант заключил ручку г-жи де Бондюран в свои, и, уже протягивая к ней руку, чтобы помочь ей сойти по ступенькам, остановился:

— Вы позволите?

Нежный свет свечей подчеркивал белизну кожи, просвечивающей сквозь кружевную шаль, и даже гуляющие по замку сквозняки, выстуживающие его ноги и шевелящие подол ее платья, не могли отвлечь его от греховных мыслей.

Первого пролета лестницы хватило на кратчайший возможный рассказ: мать жила не с ними, с сестрой он расстался, когда та была еще малышкой, и с тех пор видел лишь раз. О тетушке Жанне, добрейшей старой деве, молодой человек не упомянул вовсе, и не один лишь поворот лестницы был тому причиной — она в его историю не укладывалась, да и кому, на самом деле, были интересны его семейные дела? Г-жа де Бондюран, заговорив о драконе, подтвердила мудрость советов г-на де Монфора, и Лиссак, лишь на миг замявшись, не менее охотно сменил тему:

— Для этого ей нужно было бы совсем вас не уважать! Может, она просто завидует? У нее тут хмарь и сумерки, а вы как солнечный луч…

Появление слуги оборвало грозящий вновь стать опасным разговор, но неожиданно пролило новый свет на характер хозяйки замка, подтверждая, что та и впрямь могла ревновать к чужой красоте, и Лиссак невольно поежился. Невозможно ходить в море и не иметь дела с крысами, но привычка не означает приязнь, и бедняжке горничной нельзя было не сочувствовать.

— Там действительно холодно, — кивнул он, переложив подсвечник в другую руку. — Ледник же тоже там. И тихо, так что и отсюда ничего не было бы слышно.

Кладовые ему показали, похваставшись, что заполнены они до предела, а о том, что где-то там же была и городская тюрьма, упомянули лишь вскользь — г-н де Монто ей не пользовался, и обе замковые камеры обычно пустовали. Но если у г-жи де Монто были другие взгляды…

План замка намертво отпечатался в его голове, и несколькими минутами позже они, спускаясь по ведущей в подвал узкой и крутой лестнице, услышали голос — правда, опять мужской:

— Ну, посуди, золотко, как я могу пост оставить? Это же не только порох, это ж еще и оружие… а ну как украдут? Вот сменят меня… Тс-с-с! — Похоже, часовому ответили, потому что он зашипел снова, добавив свистящим шепотом: — Идут сюда!

За поворотом лестницы обнаружился еле освещенный пламенем стоявшего на полу масляного фонаря сводчатый зал, разделенный на части не доходящими до потолка перегородками. Дальний конец его терялся в темноте, а в ближнем, около лестницы, стоял молодой солдат, вздохнувший с облегчением при виде г-жи де Бондюран и ее спутника.

— Господин де Люссак! А я-то думаю: нешто опять странности? — Он стянул с головы шапку, кланяясь им обоим, и обернулся к одной из дверей: — Слышь, ты! Пришли за тобой! Вы ведь за ней, сударыня?

Плечи г-жи де Бондюран оказали на солдата такое же магическое воздействие, что и на прочих мужчин, и он уставился на нее во все глаза, напрочь забыв о служанке, которую только что утешал через дверь. Впрочем, о ней забыл и Лиссак — если в их с маршалом комнате и в спальне г-жи де Бондюран еще было тепло, а в коридорах промозгло, то здесь было едва ли не холоднее, чем на улице, и без сапог его быстро начала бить дрожь.

— Сударыня… — он сунул подсвечник солдату и торопливо принялся расстегивать непослушные пуговицы, — прошу вас…

От камзола г-жа де Бондюран отказалась, и Лиссаку осталось лишь поддержать ее служанку под локоть, а потом и просто обхватить за талию. Будь та хорошенькой, он, может, предложил бы свой камзол ей, но девчонка была самой обыкновенной, разве что ужасно растрепанной, да еще и шмыгала носом, и ни малейших рыцарственных чувств в нем не пробудила. В отличие, впрочем, от ее откровений.

— Действительно, дракон, — негодование его было непритворным, пусть и участие г-жи де Монто в этой неприглядной истории стало явным с того самого момента, как он услышал увещевания часового. — Какая низость! Но что же нам делать?

Вопрос этот был задан не без тайного умысла. Служанка и словом не обмолвилась о записке, а значит, и ему стоило о ней забыть, но без нее любая попытка изобличить зловредную старуху была, как ему казалось, обречена на провал. Чего стоит слово служанки перед словом хозяйки замка?

* * *

Сама хозяйка, между тем, за некоторое время до этого стояла перед своим сыном, гневно потрясая клюкой:

— Я точно вам говорю, я слышала — мужской голос! Если вы готовы терпеть разврат под вашей крышей, я пойду к его преосвященству! Потому что я не готова!

— Матушка! — ужаснулся комендант. Ревность, пробужденная рассказом внезапно явившейся к нему матери, оказалась недостаточно сильной, чтобы позволить такой скандал под своей крышей, но и заявляться в спальню гостьи с обыском он почитал недостойным своей чести. — Я уверен, что вам показалось.

— И госпоже дю Пон показалось? — вопросила г-жа де Монто. — И мадемуазель…

— Даже если там есть мужчина, — поспешно перебил комендант, — как вы себе это представляете? "Сударыня, откройте, я пришел заглянуть к вам в постель?"

— В замок проник лазутчик, — тотчас ответила старуха.

— "Лазутчик"? — г-н де Монто совершенно по-мальчишески полез обеими руками в свою шевелюру, безжалостно лохматя ее. — И что же, он через дверь просочился?

— Раньше проник, — голос г-жи де Монто сделался ледяным. — Еще до ужина. И это только сейчас всплыло. Но ей-богу, если вы думаете, что ей будет до расспросов…

— Я пойду с вами, — играть главную роль ее сын все еще отказывался. — А что вы ей скажете, уже не мое дело. И то только из опасения за ваше самочувствие.

Старуха и вправду выглядела скверно — пылающий взгляд, нездоровый румянец на впалых щеках, бледные губы… Г-ну де Монто и впрямь было, о чем тревожиться, но в эту последнюю фразу он вкладывал совсем другой смысл. Если его мать тронулась вдруг умом, то, потакая ей, он просто выказывал себя почтительным сыном.

Ложь не понадобилась — на стук никто не ответил, а дверь, когда негодующая г-жа де Монто налегла на нее всем телом, вдруг распахнулась под ее весом, так что г-жа де Монто, теряя равновесие, влетела в гостевую спальню, и одна лишь своевременно выставленная перед собой клюка спасла ее от падения.

— Но где же?.. — оторопело пробормотал вбежавший следом за ней г-н де Монто. То, что в спальне не оказалось мужчины, было неудивительно — откровенную неприязнь матушки к красавице-гостье не заметил бы только слепой. Но то, что там не было ее самой… и даже ее служанки…

Г-жа де Монто была ошарашена ничуть не меньше:

— Но я же слышала… — простонала она, и столь убедительно это прозвучало, что г-н де Монто невольно нахмурился.

— Может, они ушли к нему? — предположил он. — Давайте пройдемся, матушка? До кухни?

"Он" мог быть только г-ном графом де Пибраком, и отослать своего адъютанта тот мог только в кухню.

Ненависть в обращенном на красавицу взгляде г-жи де Монто настолько бросалась в глаза, что даже г-н де Монто, недоуменно покосившийся было на мать, предпочел тут же повернуться к служанке:

— Похитили? — повторил он. — Заперли?

— Именно так, — подтвердил Лиссак. Горничная, сидевшая на табурете с пирогом в руках, в его заботе больше не нуждалась, и за возможность отыграться за выпавшие на его долю разочарования он ухватился с мстительным удовольствием. — И то, что она рассказывает о том, как она там оказалась, не может не тревожить.

— Еще одно совпадение? — процедила г-жа де Монто. — Прислуга вся как на подбор глупа и склонна ко лжи.

— Тот солдат, ваша милость. Он подтвердит, — с откровениями Чальета не спешила, благоразумно оставляя их господам, и г-жа де Монто попалась на удочку:

— Ну, конечно. Мужчины многое подтвердят, когда этого хочет женщина. А если она еще и пообещает что-то взамен…

— Это какое-то недоразумение, — умоляющим тоном предположил г-н де Монто. — И ваша служанка, сударыня, могла оказаться в одной из кладовых…

— Подворовывают из них тоже многие, — согласилась его мать.

— Странно, — Лиссак едва скрывал удовольствие, — у нас дома кладовые на засов не запирают, и часовых к ним обычно не ставят. Милочка, там внутри что-то было?

— Холодно там было, — в глазах Чальеты стояли слезы. — Холод и солома, больше ничего там не было. Я там башмаки забыла, внизу, сняла ноги закутать. Юбкой.

Лиссак невольно глянул вниз, на свои ноги и ставшие почти черными чулки. На кухне было, конечно, теплее чем внизу, но сейчас он бы и сам не отказался от юбки. А если бы эта юбка принадлежала г-же де Бондюран…

— Сняла, — ядовито буркнула г-жа де Монто. — Только башмаки или и юбку тоже? А вы, сударь…

— Моему слову вы также не поверите? — перебил Лиссак, и г-н де Монто, багровый как рак, дважды взмахнул руками, не смея просить его снизить тон, а завороженно слушавшая кухарка шумно вздохнула.

— Ну, что вы, сударь! — старуха не дала себе труда притвориться, что извиняется. — Я всего лишь имела в виду, что девица могла оказаться внизу по сговору с часовым. А уж где она оставила башмаки…

Кухарка, ойкнув, сняла с огня котелок, но вино успело перекипеть и по кухне поплыл запах корицы и гари.

Отредактировано Люк де Лиссак (2024-04-19 04:39:14)

Как бы Лиссак ни хотел поддержать коменданта, уговаривавшего г-жу де Бондюран остаться в замке, г-жа де Монто не оставила ему ни малейшего шанса это сделать. Он совсем уже собрался наплевать на правила приличия и перебить старуху, когда вдруг осознал, что отъезд избавит г-жу де Бондюран от ужасов осады, если завтра план маршала потерпит неуспех. И даже если он удастся, захочет ли она оказаться в городе, полном протестантов?

Повисшее в кухне ошеломленное молчание дало ему, наконец, вставить слово:

— Не поедете же вы ночью! Позвольте мне вас проводить?

Г-жа де Монто, даже не подумавшая удалиться, многозначительно хмыкнула, но, как видно, догадываясь, что терпение ее сына имеет свои пределы, промолчала.

— До дома епископа? — уточнил Лиссак. — Не знаю, есть ли здесь постоялый двор…

— Это безумие! — простонал комендант и, едва глянув на молодого человека, тут же о нем забыл. — Сударыня, умоляю… Моя репутация… Нет, ваша репутация!..

Судя по блеску в глазах старухи, она тоже представляла себе, какие слухи поползут по городку, если гостья коменданта покинет замок среди ночи, и Лиссак, повинуясь внезапному озарению, придвинулся к г-же де Монто так стремительно и так близко, что та шарахнулась.

— Сударыня, господин де Монто прав: вам нужно уйти. Вы так бледны, это ужас что такое. Как мел, ей-богу, — он снова шагнул к ней, и она невольно отступила еще на шаг. — Здесь холодно, вы вся дрожите, пойдемте-ка! Да вы на ногах не стоите!

Это было чистой правдой, даже если г-жа де Монто пошатнулась от того, что он чуть на нее не налетел, но возразить она не успела:

— Да-да, матушка! — вскричал комендант, и тут взгляд его упал на кухарку: — Мари, проводи госпожу де Монто наверх. Помоги господину де Люссаку, живо!

Старуха попыталась упереться, но Лиссак подхватил ее под правый локоть, кухарка вцепилась в левый, и вдвоем они наполовину вытолкали, наполовину вынесли ее из кухни — что, судя по ухмылке Мари, доставило ей не меньшее удовольствие чем ему.

— Сударыня, — донеслось сзади, — умоляю вас передумать!