Из эпизода Новые загадки, старые тайны. Ночь с 26 на 27 ноября 1628 года
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Истина в вине. Ночь с 26 на 27 ноября 1628 года
Из эпизода Новые загадки, старые тайны. Ночь с 26 на 27 ноября 1628 года
Никто.
И звать меня никак.
- Да могли, конечно, - отозвался погруженный в свои мысли хирург. - И стены бывают тонкие, и голоса громкие, все могло быть.
Барнье хмурился, размышляя, и все выходило неладно. Как ни крути, не мог он разболтать о том, что услышал, даже зная, что от этого могло зависеть.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Мысли Шере, как ни странно, текли по сходному пути. Подобное предупреждение могло обойтись ему дороже чем даже Пирату – называть которого он не собирался, но слабый предполагает, а сильный располагает. Доверяя капитану лишь немногим больше чем любому другому, Шере вовсе не хотел вводить в искушение ни ближнего своего, ни дальнего, а под угрозой смерти человек способен на то, от чего другое время с отвращением отвернется. Стоит ему заподозрить, что ему рассказали не все, и вряд ли он не пожелает прибегнуть к силе, чтобы узнать больше.
– Тогда, – осторожно предположил Шере, – возможно, вы могли услышать, что господина капитана хотят убить. Может даже, от самого наемного убийцы, который от этого намерения отказался – не потому, конечно, что вы ему помогли. Нам сюда.
Он потянул врача за рукав, и они свернули в подворотню. Как он и собирался, он повел своего спутника назад не той же дорогой, которой они пришли – и отнюдь не самой короткой.
Никто.
И звать меня никак.
- А почему сюда? - озадачился северянин, размышляя над словами Доминика, но возражать не стал, было не до того. - И как-то я не могу навскидку придумать ни одного повода, почему бы этому наемному убийце со мной откровенничать...
Он выглядел огорченным.
- Капитан захочет подробностей. А если поймает на противоречиях...
Барнье только головой покачал.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере бросил на Барнье быстрый взгляд. Заметил ли он, что они возвращаются другой дорогой? Или всего лишь привык срезать дорогу только в своем квартале? Так или иначе, пока солнце не светило им прямо в глаза, этот вопрос можно было оставить без внимания.
– Он и не стал бы с вами откровенничать, – согласился он. – Но вы же могли услышать разговор за стенкой. Два голоса. Может, один из них был заказчиком?
Лампурд предпочитал не пользоваться арго, но больше никто из тех, кого Шере знал, такими предрассудками не страдал. Любой подслушанный разговор был бы хирургу непонятен – или бретер был прав и он его недооценивал?
– Или вы понимаете ночной говор?
Никто.
И звать меня никак.
- Нет, - смущенно улыбнулся тот. - Откуда мне. И если бы понимал, не хотел бы, чтобы капитан об этом знал. Как думаете?
Кое-что он разбирал, но не воровское арго, конечно. Отдельные словечки гробокопателей и могильщиков. При желании, где-нибудь в Амьене он мог бы попробовать сойти за своего в очень сомнительных компаниях, но не в Париже.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
– Нет, – решил Шере, отвечая скорее своим мыслям чем вопросу Барнье. – Не заказчик. Про заказчика можно спросить, какой у него был голос, выговор… Не нужно вам этого. Девица какая-то, молоденькая совсем, из новеньких, поэтому и говорили понятно. Может, болтали ни о чем, а он ей рассказывал, что хотел бы сам таким делом промышлять, потому что тому, кого наняли, чтобы господина капитана убрать, золотом заплатили. И хвастался, что тоже неплохо шпагой владеет. Чтоб понятно было, чего ждать. – Он пристально взглянул на хирурга. – Не рассказывайте больше. За такое убить могут… и не только вас.
Как убивает Пират, Шере не знал, но мог догадываться. Дворяне – и в особенности те, кто владеет шпагой настолько хорошо, что исход предрешен – предпочитают честный поединок, но это не распространяется на третье сословие. Да и какой тут возможен поединок? Зарезать походя, и все дела.
Никто.
И звать меня никак.
- Про Лампурда я не могу рассказать, - покачал Барнье головой. - В любом случае. Может, придумал бы что-то... Но не говорил бы ни про вас, ни про него. Так что никакого "больше". А вот насчет того, к кому я с вами ночью ходил, капитан спросит обязательно. Может, только меня, а может, и вас тоже.
Пройдя через полутемный двор, они свернули в узкий проулок, в котором не смогли бы разойтись и два ребенка.
– Давайте мы убьем этого беднягу? – засмеялся Шере и удержал врача перед самым выходом на улицу. – Видите вывеску? Это не собака, не думайте, это лев. И трактир так называется, «Черный Лев». Давайте здесь все и случилось. Если не возражаете, я бы заглянул с вами внутрь, чтобы вы точно знали, что там лестница справа, а около камина – портрет его величества.
Шере бросил на Барнье озорной взгляд – портрет действительно был, но рисовал его никак не Рубенс – и снова посерьезнел.
– Вы понимаете… Я тоже не хочу, чтобы с господином де Кавуа что-то случилось. Но Лампурд… Он в любом случае вне игры, вы не делаете ничего дурного.
Это было правдой, но не всей правдой: Лампурд, возможно, мог бы рассказать, кто его нанял, пытка развязывает многие языки – но многие и не развязывает. Хотя кому нужна пытка, когда есть опиум? И без последних откровений бретер наболтал довольно, чтобы поставить себя под угрозу, если хирург его выдаст. Шере был почти уверен, что этого не случится, но рассказывал то, что рассказывал, и предлагал то, что предлагал, еще и потому, что так было безопаснее. Вряд ли Барнье смог бы промолчать – так пусть хоть не скажет лишнего.
- Давайте зайдем, - согласился хирург, прекрасно знающий своего патрона, который, если на него находила блажь, начинал вдаваться в такие мелочи, на которые другой наплевал бы и забыл.
- Пока это сплетня и не более, - Барнье обдумывал будущий рассказ. - Может, он и всерьез не примет. Непонятно кто непонятно кого нанял, а известно об этом из рассказа третьего какой-то девчонке.
В соавторстве
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере задумчиво кивнул. Не примет всерьез? А хоть бы и принял - что это изменит? Что может сделать такой человек, как Кавуа, узнав, что его хотят убить - человек, который и без того всегда носит оружие и не станет окружать себя охраной? Рассказать ему, как выглядит убийца? Да, и еще, может, расспросить в квартале о его привычках! Почему тогда не свести господина капитана с Лампурдом - ничуть не менее разумно и безопасно для одного не в меру любопытного секретаря!
Свежевыкрашенная дверь "Черного льва" скрипнула, отворяясь, и хозяин, худощавый подтянутый старик с роскошной белоснежной шевелюрой, прилежно чистивший вертел, поднял голову, отвлекаясь от своего занятия.
- Привет, дорогуша, - оживился он. - Что слышно?
Посмотрел он при этом на хирурга, и поэтому Шере первым делом ответил на незаданный вопрос.
- Это мэтр Барнье, Лоик, врач тот, что с отцом Гийоме говорил. Он к Лампурду приходил. Слышал тоже?
Лоик помотал головой.
- Заварить вам мяты? Или вина?
Намек был очевиден, но Шере сделал вид, что не понял.
- Нет, я хотел попросить только. Не пошлешь к нему кого-нибудь, ближе к полудню? Я там кое с кем договорился, посидят, и пожрать принесут, но все ж спокойнее будет.
- Сделаю, - бретонец снова взялся за работу, а Шере увлек своего спутника обратно на улицу, зная, что обещание свое трактирщик выполнит - хотя бы из любопытства.
- Давайте так, - предложил он, - имя он тоже назвал, но вы его не разобрали. А иначе я даже не знаю.
Никто.
И звать меня никак.
- Да, хорошо, - Барнье выглядел отвлеченным. Он подумал о том, что Доминик, может быть, зря сообщил хозяину "Льва", к кому приходил хирург. Лоик вряд ли станет скрывать такую подробность, если кто-нибудь станет спрашивать. Не зарежут же здесь любого, кто придет с вопросами?..
Или он зря пугается каждой тени? Так не за себя ведь.
- Это уже звучит достовернее. И потом, вдруг капитан знает, кто мог бы его заказать? - осененный этой идеей, хирург даже придержал шаг. - Люди обычно знают, с кем ссорились. Не всегда, но как правило. Правда... - он усмехнулся. - Мда, список может получиться длинный. Но пусть. Пусть призадумается, все лучше, чем совсем ничего не знать. Спасибо вам, это... Ну, я не мог рассчитывать. Было бы очень трудно его предупредить и ничего не разболтать. Так трудно, что проще совсем смолчать.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере ответил невольной улыбкой на улыбку Барнье, мысленно отмечая и «длинный список», и «проще совсем смолчать». Врач знал господина капитана намного лучше него – и тоже не видел иной возможности избежать расспросов.
– Меня в это время не было, когда вы этот разговор за стенкой услышали, – предупредил он. – Вы мне потом рассказали, чтобы я попробовал узнать, кто говорил, но Лоик ничего не сказал. Он и правда не из болтливых… если неправильно спрашивать. Или вы не стали бы? К кому, кстати, я вас позвал?
Второй вопрос он задал вслух, рассчитывая не столько получить ответ, сколько вовлечь собеседника в их общую историю – а она должна была быть общей. Ответ у него был готов.
- Я мог попросить, да, - согласился хирург и снова задумался. - А у вас не может быть хороших знакомых, кто мог бы... Хм... Такая срочность, ночь... Кого-то на улице поранили?
Шере кивнул, не уточняя, что не стал бы он так рисковать ради хороших знакомых. Если знавших его в лицо обитателей Двора чудес он мог почти не опасаться, то ни на ночную стражу, ни на подгулявших дворян это не распространялось.
– Женщину, – предположил он. – Случайная жертва, повздорили два болвана, а она рядом оказалась. Зовут… скажем, Марго. Но рана должна была быть серьезной. В грудь ножом ударили?
Выбор имени объяснялся просто – навскидку он не припоминал ни одной шлюхи, которая бы его носила. А значит, расспросы ни к чему не приведут – что, в свою очередь, легко будет списать на несклонность парижского дна выдавать своих.
В синих глазах хирурга читалась только сосредоточенность, и Шере невольно отвел взгляд. Господи, а ведь Барнье даже был ему благодарен – впору краснеть от стыда.
– Можете придумать на свой вкус, можем даже решить, что она умерла. Я ни одной Марго здесь не знаю, так что никому это не повредит.
В соавторстве
Никто.
И звать меня никак.
- Да, в это легко поверить, - решил Барнье. - Годится. Женщина, которую ударили в грудь ножом. Это я распишу, если кто захочет послушать. Вы туда и вовсе не смотрели, вас о таком спрашивать не будут.
Он завертел головой, наскоро пытаясь сообразить, куда теперь идти. На этой улочке он никогда не был, но примерно представлял, где находится - беда в том, что только приблизительно. Надолго не заплутаешь, но забраться в какие-нибудь совсем уж дрянные закоулки - легче легкого.
- Я пытался ей помочь, она умерла. Потом я ушел. Простая история, это хорошо. Не запутаемся.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере кивнул и некоторое время шел молча, обдумывая предстоящий хирургу разговор. Пришел, позвал, привел в трактир. Потом? Комната, раз. Женщина, два. И три - время до рассвета. Только первое можно было проверить.
- Комната на галерее, - ему не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть ее, - вторая от лестницы. Из мебели кровать и умывальный прибор. Узкая кровать, не спят на ней. Засова нет. Ставни закрыты. Женщина. Вы что видите?
Он мог сплести любую историю, но описывать придется не ему.
Никто.
И звать меня никак.
- Свеча? Огарок? - предположил Барнье. - Одежда в пятнах. Если ее на кровать положили, значит, что-то подстелили.
Он охотно вдавался в детали, ему нравилась такая дотошность - тем более, что и выдумывать он любил.
- Или тюфяк сбросили? Проще сбросить. А нож пусть в ране. Если в грудь, не всегда вытащить можно. Застрял. И кровь придержит - это значит, что до моего прихода она дожила, и я даже с ней немного повозился. Нож я потом в таз бросил. Это никому не будет интересно. Расследовать это бессмысленно. Только вы вот что учтите...
Хирург помедлил, подбирая слова.
- Если капитан все-таки поймет, что я вру, он меня за горло брать не будет. Про обещание не трепаться про дела пациентов он хорошо знает. Но выводы сделать может. И тогда точно захочет с вами поговорить.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере молча кивнул. В то, что врач может выпутаться, если в его искренности возникнет серьезное подозрение, он не верил ни на грош, как не верил и в то, что тот сумел бы не рассказать своему бывшему пациенту о нависшей над ним угрозе. Но ведь не с чего господину капитану что-то подозревать – если Барнье глупостей не наделает, это должно было сойти им с рук.
И – он всегда говорил правду – не хотел он, чтобы с господином капитаном что-то случилось.
– Смотрите, – кивком Шере указал на выглянувшую из окна дома впереди девушку с ночным горшком в руках – растрепанную, без чепца и с розовым следом от подушки на щеке. – Вот так пускай она и выглядела, только белобрысая. Не шлюха, обычная девица с улицы. Ничего не говорила, только стонала. А потом мы так и сидели до рассвета – вы мне тени показывали.
Он вскинул голову, осененный новой мыслью, и улыбнулся. Хоть в такой мелочи он сможет рассчитаться.
– А хотите, я поучу вас ночному говору?
Никто.
И звать меня никак.
Глаза врача мгновенно вспыхнули.
- Вот это да! - он даже смущаться не стал, хотя такой явный интерес вряд ли приличествовал почтенному хирургу. Но кого это беспокоило? Барнье всегда был любопытен, по молодости страдал от этого сам, потом страдали уже другие, и отказаться от такого предложения для него было выше сил человеческих.
- Хочу, - торопливо добавил он. И на всякий случай уточнил: - А можно? Вам за это ничего не будет? Это ведь что-то такое... Как шифр. Я ведь правильно понял?
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере невольно улыбнулся в ответ.
– Шифр? – Он немного подумал. – Да, пожалуй, можно сказать и так. Подстановочный шифр.
Сколь равнодушно он относился к книгам, столь же увлекало его все, связанное с письмом. Почерки и подписи он подделывал так же легко, как писал; печати, восковые и сургучные, он научился сперва вскрывать, и лишь год спустя – имитировать, и тогда же, в поисках нужных красок, услышал от аптекаря о тайнописи – и узнал про графа де Рошфора. Случайность, которая спасла ему жизнь. Надеясь завоевать расположение г-на Бутийе, он открыл ему и эти свои умения, и взамен тот отправил его к Россиньолю. Из всех странных людей, с которыми Шере когда-либо сводила судьба, Россиньоль был, без сомнения, самым странным, и пока что Шере не удалось подобрать к нему ключ, но кое-что он все-таки рассказал.
– Не берите в голову, сударь, – это в равной мере относилось к обоим вопросам врача. – Мы никому не скажем, ведь так?
Эпизод завершен. Продолжение в эпизоде Дары святого Николая. 5 декабря 1628 года
Никто.
И звать меня никак.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Истина в вине. Ночь с 26 на 27 ноября 1628 года