Последние слова Арамиса были отчетливо слышны если не во всем кабаке, то точно вблизи от их стола, и сидевшие по соседству мушкетеры, сразу поняв, откуда ветер дует, повскакали на ноги и также устремились к однополчанину.

- Если вы пожелали бы нашего общества, Арамис… - проговорил один из них почти в то же самое время, что другой воскликнул: - Вы позволите составить вам компанию?

- О нет, благодарю вас, - отозвался Арамис, мысленно благодаря гвардейца за своевременное появление. Тот знал уже подоплеку происходящего, и далее расширять круг посвященных в тайну мушкетер отчаянно не хотел. Среди товарищей по полку нашлись бы те, кто осудили бы Клавиля. А держать язык за зубами умели очень немногие. - Господин д'Авейрон уже предложил мне свои услуги, было бы неучтиво отказывать ему.

Один из однополчан, для которого имя гвардейца было, как видно, не пустым звуком, вздрогнул и изумленно глянул на Арамиса, и тот с многозначительным видом, как будто поправляя изящные усики, сделал ему знак молчать. Потом можно будет рассказывать что угодно. Но сейчас он хотел избежать скандала и, вспоминая поведение Пеншеро, почти не сомневался, что тот желает того же.

Отредактировано Арамис (2017-01-17 02:00:02)

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис вышел из трактира последним, будучи вынужден задержаться не только для того, чтобы расплатиться за свое вино, но и с тем, чтобы объяснить сотоварищам, которые взялись уже за свои шляпы и плащи, что их общество не требуется. Спеша догнать остальных, он вынужденно оставил приятелей с убеждением, что в ссоре их товарища с Пеншеро замешана дама, хотя сам он это, разумеется, отрицал – пусть и без особого пыла.

Присутствие четвертого в их небольшой компании всерьез тяготило его, не позволяя не только открыто обговорить все, что оставалось еще для него непонятным, но и даже обменяться несколькими словами с д'Авейроном. Арамис прикидывал уже, как бы получше выяснить, не является ли Бланкар сообщником, когда тот сам дал прекрасный повод получше разобраться в его намерениях.

- Я мушкетер только временно, сударь, - со всей учтивостью ответил он Бланкару, - и надеюсь по прошествии некоторого времени самому вступить на духовную стезю, а потому смею надеяться, что ни одна христианская добродетель мне не чужда. Как бы вы хотели, чтобы я их проявил? Ибо, сами понимаете, излишнее смирение, к примеру, не пристало дворянину.

Он покосился на д'Авейрона, гадая, пожелает ли тот принять сторону Бланкара хотя бы шутки ради или предпочтет обсудить со вторым секундантом условия их собственного поединка. Если таковой, разумеется, будет.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Ответ Арамиса, видимо, все же обнадежил Бланкара, и тот мягко ответил:
- Господин Арамис, я уверен, что никому в здравом уме не придет в голову сомневаться в Вашей отваге, как и в отваге господина Пеншеро. Но разве мой друг оскорбил Вас словом или делом? Право, господа, я обращаюсь к вам обоим - не торопитесь с последним аргументом. Быть может, обстоятельства еще требуют разъяснения?..
Пеншеро молчал. Он, в отличие от товарища, знал истинную причину дуэли и не рассчитывал на перемирие. Даже больше - не желал перемирия. Коль скоро господин Франт так настойчиво докапывается до причин, что даже сейчас готов предпочесть разговор дуэли, то значит, так просто он не успокоится.
Значит, придется его успокоить.
- Пеншеро, что ж Вы молчите? - упрекнул его Бланкар, воодушевленный поддержкой д'Авейрона. - Не лучше ли разобраться в причинах ссоры, прежде, чем хвататься за оружие?
- Молчу, потому что мне нечего сказать, - холодно откликнулся наемник. - Я храню не только свои, но и чужие тайны. Быть может, предсмертная исповедь развяжет мне язык... - Пеншеро поднял глаза на Арамиса и усмехнулся. Вспомнились слова господина Франта про духовную стезю, захотелось подразнить противника, - ...а быть может, нет.
Улицы вокруг стали уже, темнее и безлюднее. Городские стражники в этих местах были нечастыми гостями. Какая-то уродливая старуха каракатицей отползла в сторону от четверых вооруженных людей, а затем, остановившись, долго провожала дуэлянтов недобрый взглядом ведьмы. Наконец, показался и пустырь за высоким, мрачным зданием. Пеншеро глазами указал место Арамису и вопросительно приподнял бровь.

Пеншеро прошелся по пустырю, оценивая обстановку наметанным взглядом: земля неровная, лужа посредине, в воде отражается низкое хмурое небо, кое-где колючий кустарник с редкой, мертвой листвой... А, черт возьми, не изволите ли пройтись в тренировочный зал, господа?! Пеншеро снял плащ и аккуратно повесил на голые ветви. Рядом оказался и поношенный колет. Ветер и мелкий дождь приятно холодили тело под тонкой рубашкой. Годфруа размял плечи, лениво проверил шпагу и кинжал, ожидая, пока приготовится Арамис, пока договорятся секунданты. Вид у него при этом был спокойный, если не сказать - вызывающе-равнодушный.

Лицо Бланкара, напротив, выражало искреннее сожаление. Он понимал, что его затея провалилась, но все равно медлил, как будто что-то еще можно было исправить. "Вы мне искренне симпатичны, и право слово, мне жаль, что долг разводит нас по разные стороны боя", - говорили его выразительные карие глаза, когда он повернулся к д'Авейрону. Вслух же он сказал:
- Ну, а что ж мы с вами, господин д'Авейрон?

- Блаженны миротворцы… - чуть слышно пробормотал Арамис, также избавляясь от плаща и шляпы. Расстегивать камзол он не стал, не столько даже потому, что благодаря отличному портному тот почти не стеснял движений, и уж точно не потому, что опасался холода, но попросту не желая возиться с длинной чередой мелких пуговок. Мысленно он отметил, что загадочный г-н де Пеншеро явно не носил под колетом кольчугу, как, впрочем, и не заподозрил в этом своего противника – что было бы, разумеется, глубоко возмутительно, особенно когда речь шла о королевском мушкетере, но зато уж точно причислило бы косоглазого наемника к бесчестной швали. Скрестить шпагу с такого рода мерзавцем было бы, конечно, омерзительно и даже в какой-то мере унизительно, но зато Арамис знал бы тогда, что поступает правильно. А так, по-прежнему не понимая, что могло вызвать странное поведение Пеншеро, он разрывался между любопытством и желанием сохранить тайну. Великодушный г-н де Бланкар, очевидно, не был в нее посвящен, Пеншеро, столь же очевидно, предпочитал оставить его в неведении, и Арамис, обнажая шпагу, готов был решить, что так оно и к лучшему – что бы это ни было, огласка была бы хуже. Совесть напомнила ему, что если в дело замешан кто-то еще, то он может нанять нового мерзавца так же легко, как нанял этого. Затем он подумал, не без отвращения, что это, в конце концов, будет проблема Лавардена, гвардейца, а поступок Клавиля бросал тень на всю мушкетерскую роту, что нельзя в угоду любопытству пренебрегать честью полка и что д'Авейрон явно не больше хотел лезть в эту грязь, чем он сам, иначе бы не сдался так легко.

- Клянусь честью, господа, - обратился он к обоим секундантам сразу, принимая уже решение, о котором мог еще сто раз пожалеть, - вы обяжете нас куда больше, позаботившись, чтобы нас не прервали. В этот раз. Вы же не успели никого предупредить, сударь?

Шершавая оплетка эфеса словно слилась с перчаткой, когда он отступил на шаг и встал в позицию, не давая себе труда отсалютовать противнику – что, после брошенного им так небрежно оскорбления, было бы вовсе неуместно. Мушкетерская честь требовала сравнять шансы, и поэтому лужа при этом его маневре оказалась на одинаковом расстоянии от них обоих, а кустарник, где они бросили верхнюю одежду, – чуть ближе к нему.

Отредактировано Арамис (2017-01-25 17:01:51)

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис не ожидал столь стремительной атаки – поединок с мушкетерами начинали обычно куда осторожнее – и едва успел отпрянуть, уходя в сторону и в последний момент удерживаясь от контратаки в руку противника. Как и сам Пеншеро, он хотел не ранить, но убить. Но если мушкетер действовал по большей части желая заткнуть мерзавцу рот, то что двигало самим Пеншеро? Или, быть может, он предполагал, что г-н д'Авейрон не знает, в чем дело?

Впрочем, обо всем этом Арамис подумал лишь позже, а сейчас лишь отступил снова, намереваясь поначалу прощупать наемника и потому едва заметно, но увеличивая расстояние. В атаке тот показал себя недурно, но для целей Арамиса важно было оценить его оборону.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис был к этому готов, и ему хватило лишь легкого прикосновения к клинку Пеншеро, чтобы отвести угрозу, позволяя его собственной шпаге метнуться вперед. Ограничившись защитой и отступлением, мушкетер получил взамен возможность прощупать противника, обнаружив, сколь мало тот на самом деле пользуется дагой, и поэтому, переходя сейчас в нападение, он имел все основания надеяться, что успеет.

Возможно, следовало еще повременить, он не был уверен, а наемник, сумев-таки достать его в одном из своих выпадов, показал себя более опасным противником, чем казался вначале, но Арамис никогда не был достаточно хладнокровен для таких расчетов, и жгучая боль в рассеченной коже, а пуще того – испорченный камзол, заставили его отбросить осторожность. Правый сапог заскользил на оказавшейся под подошвой глине,  но равновесия мушкетер не потерял, а мгновением позже его шпага нашла свою цель.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис также бросился к Пеншеро, однако, не желая пачкать штаны грязью, замялся, прежде чем опуститься рядом с ним на одно колено — и, едва приняв решение, тотчас же склонился к самому лицу умирающего.

– Не молчите, Пеншеро, - взмолился он. - Ваш последний шанс что-то исправить. Облегчить душу. Говорите же! Ради кого умер... тот гвардеец?

Имени второго секунданта Лавардена он не запомнил, но вряд ли это играло хоть какую-то роль. Будь они сейчас с Пеншеро наедине, Арамис не постеснялся бы, верно, прибегнуть к латыни, напомнив и ему, и самому себе, что и недоделанный священник лучше чем никакого – но в присутствии д'Авейрона это казалось богохульством.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс