Французский роман плаща и шпаги |
|
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » In multa sapientia multa sit indignatio. 20 ноября 1628 года
Продолжение расследования, продолжающегося в эпизоде По волнам моей памяти. 20 ноября 1628 года.
Отредактировано Арамис (2017-02-04 17:03:36)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Понимание пришло как удар молнии, ослепительно яркое, и еще какое-то время Арамис словно ничего не видел, подбирая слова, словно нащупывая путь в темноте.
– Они не могли арестовать нас в начале дуэли. Их было слишком мало. Это очевидно. Кто-то должен был умереть, чтобы они – да, именно так, почти наверняка. Это был бы скандал… Мушкетеры его величества, гвардейцы кардинала… Секунданты, и если бы кто-то умер…
Арамис умолк на мгновение, безуспешно пытаясь убедить самого себя, что ошибается. Дуэль. Предварительный умысел – налицо. Секунданты. Чья-то смерть. И все на виду, все очевидно. Никуда не деться – казнить своих людей или миловать всех подряд.
– Это не мелко, господин де Лаварден. Совсем даже наоборот.
Чутье интригана подсказывало Арамису, что целью могла быть не просто месть, что эта заказная дуэль могла быть нужна для того, чтобы поссорить короля с его первым министром – потому что кардинал стал бы настаивать на соблюдении эдиктов… Или не стал бы? Нет, либо закон, либо Ришелье мог уже прощаться со своей должностью.
И мушкетер, хотя и сам просил его высокопреосвященство о его покровительстве, мысленно проклял сейчас свое любопытство.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Господа... это какое-то безумие, - у Армана всё плыло перед глазами. Если то, до чего договорились Лаварден с Арамисом, хотя бы отдалённо напоминает правду, то мир, определённо, сошёл со ума, окончательно и бесповоротно. - Ссорить короля с кардиналом по такому поводу... Простите, но для этого надо быть совершенно сумасшедшим.
Гвардеец развёл руками в бессилии, словно сдаваясь перед очередным доказательством творящегося в иных головах абсурда. Жаль, что головы эти принадлежали не самым последним людям в государстве, которые, вместо принесения пользы на службе, выбирали крестовые походы против закона и во имя собственной безнаказанности.
Как никогда прежде д'Авейрон понимал сейчас первого министра и его непреклонность в отношении скандального эдикта.
- Но здоровому человеку такие мысли и в кошмаре не приснятся... Однако кто же может стоять за всем этим? Родственники Бутвиля? Хотя слабо верится, Монморанси всё же люди чести, - поставив табурет обратно, южанин вновь уселся подле мушкетёра. - Кто-то из почитателей покойного графа?
Отредактировано Арман д'Авейрон (2017-02-18 03:00:51)
Лаварден слушал Арамиса молча, глаза его горели, на щеках проступил тусклый румянец - он понимал, что мушкетер, скорее всего прав, и было это просто слов нет, как возмутительно, как горько и... и как двусмысленно. Двусмысленно, поскольку сам Лаварден, как ни странно, несмотря на свое известное миролюбие, принадлежал к противникам эдиктов. Он был последовательным до занудства; и коль скоро сам вызвал Клавиля, то значит, считал дуэль порой единственным выходом из положения, покуда мир не изменится. В запрете же ему виделась подлость - закон, который заведомо нельзя не нарушить.
Лаварден прокашлялся в усы, услыхав реплику д'Авейрона о здравых людях. Выбор был очевиден - долг перед королем и кардиналом превыше всего. Однако, выступать против тех, кого он поддержал бы, сложись его карьера иначе, было не слишком-то приятно. Существовал и еще один повод для неловкой заминки.
- Господин Арамис, Вы взяли с меня слово молчать, - проговорил он. - Теперь я прошу Вас освободить меня от него. Я думаю, господа, - он обвел собеседников тяжелым взглядом, - об этом следует доложить начальству.
Отредактировано Ги де Лаварден (2017-02-21 03:36:43)
Неожиданная законопослушность от тех, кто не далее как вчера нарушил эти же эдикты, позабавила бы Арамиса, если бы он сам не пребывал в столь смешанных чувствах. Оказаться пешкой на чужом поле никому не приятно, но думать при этом, что, посвяти тебя неведомый игрок свои в планы, ты, быть может, сам с ними бы согласился… Безумие? О нет, Арамис всем существом своим ощущал за планом Пеншеро родственную душу – душу такого же интригана, каковым сам наемник быть не мог, как подтверждали его же слова. Мы – кто «мы»? И чего они хотят на самом деле?
– Нет, – пробормотал мушкетер, не вполне понимая еще сам, на что именно отвечает, но уже зная, что больше делиться с двумя гвардейцами своими догадками он не должен. Не Монморанси – скорее всего нет. Друзья покойного графа – полноте, да умел ли кто-то из них думать? И однако это «мы»…
Арамис тяжело вздохнул, отставил в сторону нетронутую кружку и поднялся на ноги.
– Мне очень жаль, господин де Лаварден. Очень. Но… это честь моего полка. Я не могу освободить вас от слова, которое вы мне дали. И, – тут он бросил отчаянный взгляд на д'Авейрона, – ведь мы же ничего не знаем. У нас есть только догадки. И если мы с ними куда-то пойдем… Разве мы не достигнем того же, чего, как мы предполагаем, добиваются те, кто это устроил?
Ошибка в его рассуждениях было для мушкетера очевидной, но, даже если гвардейцы тоже ее заметят, что это изменит?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- А здесь я склонен согласиться с Лаварденом, - подал голос южанин. Мысль сослуживца показалась ему здравой, особенно с учётом того, что он знал о капитане гвардейской роты. - Господин де Кавуа - человек чести, если мы попросим его сохранить тайну, он это непременно сделает. Зато влияния и способов разрешить эту чертовскую головоломку у него куда как больше.
Командир сразу же пришёлся ему по душе и пользовался безупречной репутацией, и для д'Авейрона это было достаточным основанием для доверия, в том числе, и в столь деликатном деле. Странно, что он сразу же не подумал о том, чтобы посоветоваться с Кавуа.
- Не сомневаюсь в благородстве капитана де Тревиля, - понимая серьёзность положения, Арман даже удержался от переглядываний с Лаварденом, - но посвящать ли его в это происшествие - решать вам, мой друг... Господин Арамис, вы же видите, мы зашли в тупик, у нас закончились все ключи к разгадке тайны. Пришло время довериться людям более сведущим, пока нас не затянули в болото пострашнее.
Соблазн переложить свою ношу на чужие плечи Арамис понимал очень хорошо, но отринул мгновенно – возможно, всего лишь из гордости, запрещавшей ему думать, что кто-то способен решить непосильную для него задачу. Да полно, была ли эта задача для него непосильной?
– Помилуйте, д'Авейрон, о чем вы? – живо возразил он. – Какое болото, кто нас куда тащит? Мы счастливо избежали ловушки – если мы верно разгадали ее, а если нет, то и ловушки никакой не было! Только дурак или безумец вновь попытается… подловить нас снова.
Заминка, едва заметная, была вызвана мгновенным осознанием того, что новая ловушка, если она будет, будет расставлена не для них троих. Но кто мог здесь что-либо сделать, даже если бы захотел? Ни Кавуа, ни Тревиль не могли – могли, конечно, вновь запретить людям своих полков вступать в поединки с извечными соперниками, но… Нет, это было смешно! В конце концов, разве не было одиннадцатой заповедью повсюду, где только ни бывал Арамис – не попадайся?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Лаварден покусывал губу и постукивал ногтем по столешнице, сверля невидящим взглядом свой неприкаянный стакан. Будь они с Арамисом одни в комнате, он бы, наверное, уже не выдержал и спросил напрямую: "Чего Вы добиваетесь, сударь?". Но ситуация и правда была деликатной. Забытая была вражда между двумя полками снова пролегла между собеседниками прозрачной тенью, стоило упомянуть начальство, Его Величество и Его Высокопреосвященство.
- Предупрежден, значит, вооружен, - веско произнес он, поднимая, наконец, глаза на мушкетера. - Будет нечестным оставить наших друзей и благодетелей безоружными перед лицом подлого противника. Мне жаль, что приходится об этом вспомнить, - гвардеец вздохнул, - но я поклялся молчать с одной оговоркой. Мой долг перед королем - именно он сейчас и затронут. Поэтому прошу меня простить, господин Арамис...
Лаварден перевел взгляд на д'Авейрона и слегка кивнул: обратиться напрямую к де Кавуа - это хорошая идея.
Внезапное отступление мушкетёра не пришлось по душе и его недавнему сопернику, а ныне соратнику в деле поиска истины. Сдаться в полшаге от разгадки, да ещё ссылаясь на невозможность для снаряда угодить в одну цель дважды... Нет, этого южанин решительно не понимал. К счастью, Лаварден вовремя поддержал сослуживца.
- Господин Арамис, я должен встать на сторону нашего друга, - говорил д'Авейрон размеренно и подчёркнуто вежливо, что свидетельствовало о с трудом сдерживаемом нетерпении. - Мы более не в силах подобрать ключ к двери, за которой кроется один Бог знает что. И Лаварден прав, если оставят в покое нас с вами, то где гарантии, что прочие наши друзья не станут жертвами этого странного расчёта.
Чуть подумав, Арман добавил.
- Но, коли вам это так претит, мы постараемся в разговоре с капитаном воздержаться от упоминания имён, вашего и ваших товарищей по роте.
– Да, – пробормотал заметно обескураженный Арамис, – об этом я не подумал. О долге. Прошу… Прошу простить меня, господин де Лаварден… господа. Вы, конечно, правы.
Арамис был вполне искренен – но непривычно откровенен, и это причиняло ему боль почти физическую. Хотя думал и сожалел он больше о своем недочете, позволившей сейчас Лавардену выйти из щекотливого положения, не усомниться он не мог. Состоял ли также и его долг перед его величеством?.. Сейчас это было не важно, важно было не потерять то, чего он сумел добиться – что ему было бы и в самом деле жаль потерять: расположение этих двоих, и потому он готов был даже поступиться своей гордостью и признать себя неправым.
– И уж точно у меня не будет возражений, если вы не назовете имен.
Если Арамис и пытался спасти еще хоть что-то, то теперь уже не из надежды сохранить эту тайну.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » In multa sapientia multa sit indignatio. 20 ноября 1628 года
