«Что это значит?»

Вопрос Винтера, казалось, повис зримым вопросительным знаком в сгустившемся от напряжения и запаха крови воздухе.

Человек, которого лорд Винтер принимал за священника, невесело усмехнулся и брезгливо отступил от тонкого багрового ручейка, слишком близко подползшего к краю сутаны.

– Что это значит? Если бы я знал, – отозвался он устало, вновь возвращаясь к прежнему мирному тону, однако в его голосе уже не слышалось былой смиренности служителя божия.

В отличие от англичанина, державшегося настороже, лже-священник казался совершенно спокойным, но, возможно, этому спокойствию помогало присутствие Дандена, не спускавшего с Винтера зоркого взгляда и готового в любой момент издать предупреждающий окрик.

– Вам требовалось кое-что разузнать. Что ж, мне надо было того же. Но подобного, – «отец Ансельм» кивнул на тела, – я не предполагал. Очевидно, у вас есть враг, милорд, но этот враг не я. Вспомните, если бы я хотел вам зла, мне достаточно было бы просто уйти через заднюю дверь, как вы сами предложили, – он церемонно поклонился. – Я был необычайно тронут вашим великодушием.

Шпага, расслабленно удерживаемая в руке, с дребезжащим звоном упала на пол.

Уловив движение раненого, «отец Ансельм» вздохнул разочарованно и нетерпеливо. Этого скупого знака недовольства оказалось довольно Дандену: он укоризненно цыкнул зубом и отлепился от стены, которую подпирал с самым ленивым видом. Подобрав брошенную шпагу, он обрушил ее эфес на голову наемника, и тот мешком повалился на пол. Удовлетворясь содеянным, Данден отступил назад к стене, по пути вогнав клинок в одну из досок перевернутого набок стола.

Все эти действия его патрон не удостоил и мимолетного взгляда, который не спускал с англичанина.

– Вы желаете продолжить нашу беседу здесь, милорд? – вежливо осведомился он.

Отредактировано Рошфор (2017-02-10 17:09:14)

– Гм, – на тонких губах француза мелькнула улыбка, такая быстрая, что заметить ее мог только очень внимательный взгляд. – Не беспокойтесь, милорд, этот мерзавец скорее жив, чем мертв. В самонадеянности своей я полагал, что вопросы, которые вы хотели задать мне, для вас важнее. Я ошибался?

Лорд Винтер заметно смешался, как человек, осознавший, что он допустил ошибку, но не вполне уверенный какую. Разговор с тем, кто пытался его убить, представлялся ему наиболее важным. Но явное несогласие, подразумевающееся в вопросе его странного собеседника, выбило его из колеи. Что важнее чем жизнь? Одни лишь душа и честь. Лорд Винтер понял, что не понимает. И даже не понимает, чего не понимает.

– Нет, сударь, – пробормотал он. – Но… мы уже здесь.

– Верно.

«Отец Ансельм» наклонился и за перевернутую ножку подтянул к себе второй стул, в пылу схватки отброшенный в сторону, как и первый. Опробовав ладонью сиденье и найдя  его крепким, он сел, случайно или нет оказавшись в пределах досягаемости воткнутого в столешницу клинка. Однако на него, казалось, француз обращал внимания не больше, чем на шпагу в руках англичанина.

– Прошу не держать на меня зла, милорд. Священнику становятся известными многие секреты, поверяемые в предсмертной агонии, это так, но его уста скованы тайной исповеди. Вряд ли вы многое узнали бы от духовника вашей невестки. К тому же, – улыбка вновь скользнула быстрой тенью по бледному лицу незнакомца, – о смерти леди Винтер я знаю не меньше.

– Потому что она сумела перехитрить вас? – вопрос был задан безразличным тоном.

Настолько безразличным, что становилось ясным, насколько собеседник понимал его опасную провокационность. По той же причине в черных глазах «отца Ансельма» не было ни грана насмешки, одно лишь сочувствие.

Рука лорда Винтера конвульсивно сжалась на эфесе. Который до сих пор он держал почти расслабленно.

– Потому что из-за нее был убит мой друг, – отрезал он. И вдруг замер, поднимая на собеседника потемневший взгляд. Осознав, как видно, чтó тот знает.

– Все мы не больше, чем орудие в руке господней, – пробормотал незнакомец, опуская глаза. – Смерть леди Винтер многое для вас переменила? Что было бы, не умри она так скоро? Вы стали бы мстить? Женщине?

– Какое вам дело? Она умерла. Вы знаете, где она оставила своего сына, наследника моего брата? Да или нет?

– Да, – угол рта француза на миг обозначился легкой тенью. – Или нет. Зависит от вас, милорд.

Вместе с движением клинка в руке англичанина Данден качнулся вперед. Казалось, что знаки, выходящие из-под острия шпаги, так же внятны блеклому взгляду писца, как и буквы, начертанные на бумажном листе. Он криво усмехнулся, наморщил длинный нос и почесал за ухом оттопыреным мизинцем.

Незнакомец слегка дернул бровью, выражая сдержанное неудовольствие, но головы не повернул.

– Каким образом? В зависимости от ваших намерений в отношении мальчика, – он словно удивился вопросу лорда Винтера. – Я должен быть совершенно убежден, что ненависть к матери не распространится на ее сына. Дети странные существа, милорд, не замечали? Внешне хрупкие и уязвимые, но при этом чрезвычайно живучие.

Лорд Винтер задумчиво наморщил лоб. Не то осознавая, что его собеседник имеет право на сомнения, не то прикидывая, были ли эти слова прелюдией к началу торга.

– И как же вы собираетесь это определять?

– Мне придется полностью положиться на вас, – вздохнул француз, но без чрезмерной сокрушенности, в которой можно было бы заподозрить притворство. Скорее в его голосе слышалась усталость человека, обременного словом чести. – Любой жест, знак, по которому я мог бы заключить, что вы согласны оставить прошлому всех его мертвецов.

Незнакомец склонил голову, словно принимая обещание лорда Винтера.

– А, но долги наши бывают столь разнообразны и противоречивы, – вкрадчиво проговорил он. – И толкают нас в самых разных направлениях. Долг христианина, долг дворянина, долг перед братом, долг перед Англией это не совсем одно и то же, милорд. Точнее, совсем не одно и то же.

Если бы у лорда Винтера оставались хоть малейшие сомнения в том, что он говорит с посланцем кардинала Ришелье, то при этих поистине иезуитских словах они бы развеялись. И он помедлил с ответом, пристально разглядывая то своего собеседника, то его сообщника. И собираясь с мыслями.

– Верно, – сказал он наконец. – И однако я не знаю такого долга, который требовал бы от дворянина убить ребенка. Но поверьте, сударь, если я его не найду, я не огорчусь.

В этих играх он чувствовал себя новичком. И с трудом подавил порыв сердца. Требовавший предложить незнакомцу отбросить увертки и говорить напрямую.

– Упаси боже, – казалось, француз искренне огорчен предположением лорда Винтера. – И в мыслях не держал подобного подозрения. И прошу простить, милорд, если дал хоть малейший повод подумать... Нет, – темные глаза мнимого священника смотрели ясно и твердо. – Я скорее имел в виду, что забвение это та же смерть. Различий между ними намного меньше, чем сходства.

Тонкие губы графа сжались, но это было единственным признаком недовольства, который он себе позволил. Несмотря на внешнюю невозмутимость, Рошфор тяготился и нечаянным разоблачением, и ловко сидевшей на нем сутаной священника, явившей вдруг неприглядную изнанку платья ряженого.

– Вы приняли бы приглашение в Пале-кардиналь, милорд? – вопросом на вопрос ответил он, приподнимая бровь. – Время путешественника дорого, и, скажем, я пожалел ваше. Вы можете предложить объяснение на свой вкус, и я приму его. Мне попросту нужно было переговорить с вами с глазу на глаз, без предубеждения и подозрений с вашей стороны, которое теперь, увы, неизбежны. Но сетовать на то, что уже произошло и что я изменить не в силах, не моих правилах, поскольку я питаю отвращение к пустому времяпрепровождению. Вы полностью вольны уйти или остаться, милорд, – произнес Рошфор с глубочайшей серьезностью.

Отредактировано Рошфор (2017-03-13 23:16:32)

– Что ж, – граф склонил голову, приветствуя английский здравый смысл. – В разговоре начистоту есть свои преимущества, милорд, – Рошфор чуть заметно усмехнулся и в упор посмотрел на Винтера. Следующие его слова были столь же прямы, как и его взгляд. – Поговорить я хотел о герцоге, точнее, о его делах, так и оставшихся незавершенными.

– Ах вот оно что, – задумчиво произнес англичанин. – И которое же из них вы имеете в виду? Другого ребенка?

Рошфор небрежным жестом отмел это предположение.

– Частные дела, пока они остаются сугубо частными, меня не интересуют. А вот когда лицо, особенно лицо, облеченное властью, смешивает частные дела с политикой... Волей-неволей приходится... вмешиваться. Меня интересует то наследство герцога, которое досталось вам, милорд.

Рошфор улыбнулся, как если бы услышал от лорда Винтера именно то, что ожидал. Так оно и было: после упоминания о Давенпорте, англичанин не мог делать вид, что не понимает суть разговора или языка, на котором он велся.

– Давенпорт мертв, – напомнил Рошфор с любезностью, контрастировавшей с резкостью собеседника. – Само собой, у меня нет ни малейшего желания направить вас по тому же пути, милорд.

Видимо, перехватив неприязненный взгляд Винтера или ощутив то же самое неудобство от присутствия третьего, граф посмотрел на Дандена. Тот мгновение смотрел на Рошфора, не мигая, затем осклабился половиной широкого рта, поклонился и вышел за дверь.

– Наследство, о котором я веду речь, – тем временем продолжил Рошфор, – вряд ли досталось преемнику герцога. А вот вам... как его другу – вполне вероятно. Есть такие услуги своему господину, о которых господин предпочитает не знать. Услуги, полученные в результате неприметных деяний людей самых незначительных. О них забывают, как только в них отпадает нужда. Но они так же необходимы, как черви, взрыхляющие почву для посевов.