Продолжение эпизода Чары Мелюзины. 25 января 1629, вторая половина дня.
- Подпись автора
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Чары Мелюзины, часть II. 25 января 1629, ближе к вечеру.
Продолжение эпизода Чары Мелюзины. 25 января 1629, вторая половина дня.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
- Обычно я не прислушиваюсь к сплетням, - отчеканила Франсуаза, и ее голос невольно зазвенел от усилий сдержаться и на этот раз ненаигранного отчаяния, - но что я должна была подумать? Если мой муж исчез бесследно? Сударыня, я понимаю, что вам нет дела до моей беды, но я люблю своего супруга и готова искать его где угодно, лишь бы найти! Господи милостивый, может быть, он решил нанести вам визит вежливости и по пути с ним что-нибудь случилось, или… или кто-нибудь из тех, кто надеялся завоевать ваше сердце, вызвал его на поединок, и теперь он лежит где-нибудь раненый… или… или еще хуже… а вы даже не хотите сказать мне, что знаете об этом!
Голос г-жи де Кавуа сорвался.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Г-жа де Майсен отвела взгляд, безжалостно комкая коричневый бархат платья.
- Вы напрасно ищете его здесь, сударыня, - проговорила она наконец, не поднимая глаз. – Я не видела его с тех пор, и никто не будет меня к нему ревновать. Я… я советую вам поискать его у другой женщины. Родом из ваших мест. И сказать его высокопреосвященству, что я здесь ни при чем. Вы ведь скажете.
Вопрос был обозначен не голосом, но легким поднятием бровей, как если бы г-жа де Майсен ставила условия, а не просила.
- У другой женщины? Значит, вы все-таки что-то знаете! – воскликнула Франсуаза, подаваясь вперед. – Родом из моих мест, говорите вы, или вы имеете в виду Пикардию? Умоляю, скажите, сударыня, скажите, что вам известно, и я сделаю все, чтобы его высокопреосвященство даже помыслить не мог, что вы имеете к этому какое-то отношение!
На лице г-жи де Майсен мелькнула непонятная тень, не то сомнение, не то разочарование.
- Вы не знаете, кто? – вопросом на вопрос ответила она. – Какая-нибудь другая соперница?
Франсуаза прикусила губу. Она уже окончательно было уверилась, что рыжая знает, знает, о чем говорит, ведь если знаешь, откуда родом человек, так знаешь и самого человека… и эти намеки на другую женщину – просто отговорки, увертки, но мадам де Майсен переспросила так, будто полагала, что Франсуаза непременно должна догадаться, о ком речь… А если так и есть? Ведь кто-то ее нанял. Женщина, которая надеялась завоевать Кавуа и теперь мстит за пренебрежение? Почему тогда они с ней должны быть землячками?
- Откуда же мне знать! – почти с отчаянием выговорила она. – Я ничего не слышала ни о какой сопернице, тем более, с моей родины… Бога ради, объясните, что вы имеете в виду! Я должна ее знать? Но я никого почти не знаю в Париже! Объясните, и, клянусь, я оставлю вас в покое…
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Уголок совершенного рта еле заметно дернулся при этом обещании, но затем, возможно, предположив, кем должна быть женщина, предлагающая в награду свое отсутствие, г-жа де Майсен также наклонилась вперед, заговорив так тихо, что вряд ли ее мог услышать кто-либо, кроме г-жи де Кавуа.
- Я бедная женщина, сударыня, но я не… Есть вещи, которые я делать не буду. Ко мне приходила женщина, которая… - Она ненадолго погрузилась в молчание, обдумывая, как видно, что сказать и о чем промолчать. – Она рассказала мне страшную историю, и я согласилась ей помочь. Она хотела, чтобы я убедила господина капитана… чтобы я сделала так, чтобы господин капитан приехал куда-то для встречи со мной. Не сюда. Я должна была назначить ему свидание. Когда я разговаривала с ним на приеме, я попросила его о помощи, и он обещал мне помочь. А потом… потом он приходил сюда. Дважды. Но я велела говорить, что меня нет дома. И сказала той женщине, что у меня ничего не получилось. Она…
Пальцы г-жи де Майсен, терзавшие теперь уже манжеты, сжались.
- Она мне не понравилась. А он готов был мне помочь. Вы верите мне?
Она встретила наконец взгляд г-жи де Кавуа, и в ее зеленых глазах теперь отчетливо читалась мольба. Впрочем, вряд ли она не понимала, что жене капитана трудно поверить в то, что свиданий было лишь два или что их не было вовсе.
И без того бледная после всех переживаний и бессонной ночи, мадам де Кавуа побелела еще сильнее; кровь окончательно отхлынула от лица молодой женщины, глаза расширились.
- Боже милостивый… - прошептала она. Страх, доселе ничем не подтвержденный и оттого кажущийся ненастоящим, как кошмарный сон, от которого можно в любой момент пробудиться, стремительно обретал плоть и реальность. И даже подтверждение того, что да, она не ошиблась в любимом и не напрасно верила, что он не стал бы ее обманывать с другой, сейчас было неважно. Значит, кто-то все же заманил Кавуа в ловушку. Три дня! И все это время… Франсуаза порывистым движением стиснула руку собеседницы.
- Верю. И благодарю вас от всего сердца. Боже мой, но кто же эта женщина… и чего она хотела? Что это за история, и почему вы решили, что она родом оттуда же, откуда и я? И куда… куда вы должны были заманить… - она споткнулась на этом слове и вновь сжала руку мадам де Майсен, - капитана?
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Взгляд г-жи де Майсен, метнувшись к Барнье, соскользнул ниже и остановился на руке, сжимавшей ее запястье.
- Я не знаю, – от страха или по какой-то другой причине ее шепот стал напоминать шипение. – Я же вам говорила, я ей сказала, что у меня ничего не получилось. Она назвалась госпожой Кордье, но это не ее имя, я уверена, что она дворянка. Белокурая, красивая. Вы должны сами ее знать. Она из ваших мест, она говорит, как вы. Я сначала подумала даже…
Она, верно, махнула бы рукой, если бы могла, но вместо этого только красноречиво пожала плечами, обрывая фразу. Если она сомневалась в том, что ее собеседница может не знать, о ком идет речь, ничто в ее взгляде, вновь сделавшемся сосредоточенным, на это не намекало, когда, высвободив одну руку, она взяла со столика бокал г-жи де Кавуа и протянула его ей – возможно, рассчитывая отвлечь внимание или, наоборот, желая помочь так страшно побледневшей молодой женщине.
Барнье, изображая одушевленный предмет обстановки, очень внимательно слушал этот странный разговор, не рискуя вмешаться ни словом, ни жестом. У мадам де Кавуа что-то получалось, ее собеседница говорила, а он...
Безмолвный свидетель, он успел сделать несколько выводов, и совсем не мог их озвучить. Хирург не был уверен до конца.
Дело могло быть и в том, как жестоко гвардейцы обошлись с теми, кто уничтожил семью мадам. С некоторыми из них, по крайней мере.
Пока он должен был молчать и изображать равнодушный вежливый интерес, и он молчал. Но не поднести побледневшей мадам де Кавуа свежей нюхательной соли он тоже не мог - тогда слишком явной станет его роль телохранителя, а ему нужно было оставаться еще и врачом.
В любом случае, они закончили шептаться...
Плохо. Надо было выйти, наверное. Но повод все никак не обнаруживался. А в его отсутствии мадам де Майсен могла бы сказать больше... Если нет повода уйти самому, можно выгнать их обеих.
Барнье направился к Франсуазе.
"Простите, дамы, но жить в комнате, наполненной резким запахом паров, вы точно не захотите".
Она была очень красива, эта мадам де Майсен. Барнье мог допустить мысль, что Кавуа действительно приходил сюда, но что случилось потом? Она опасается Ришелье, но его опасаются все. Станет она откровеннее из этих опасений? Наедине?
Хирург подошел к хозяйке, с некоторой суетливостью запустил руку в небольшую поясную сумку. Зашуршали обертки.
- Простите, мадам, вы так бледны. Вот, позвольте...
Он нащупал нужный флакон, так же суетливо потянул его из сумки, следом потянулось что-то еще, завернутое в бумагу, пергамент и обрывки кожи. Барнье попытался торопливо избавить флакон от этого привеска, но слишком резкое движение освободило из комка упаковки другой флакон и он упал, расплескиваясь крупными осколками и масляной лужицей у ног мадам де Кавуа.
- О боже, я так неловок сегодня! - он торопливо склонился еще ниже, тихо надеясь, что следом пистолет не выпадет. - Простите, простите, мадам...
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Франсуаза, не замечая протянутого бокала, в полной растерянности отчаянно пыталась вспомнить кого-нибудь, подходящего под описание. Здесь, в Париже, она даже не знала никого из тех же мест, то есть из Они, а там… Белокурая, красивая женщина, дворянка – такое описание подходило к десятку дам в Этре и окрестностях, но как ни старалась г-жа де Кавуа, она не могла припомнить ни единой ниточки, которая связывала бы хоть одну из них с капитаном. Да и как бы он ухитрился настроить одну из них против себя до такой степени, чтобы она приехала в Париж мстить? После свадьбы, воспользовавшись отсутствием жены, соблазнил и бросил – вздор какой, быть этого не может! Разве что… Нет, те, кто сжег ее дом, хотели подставить кардинала, а вовсе не самого Кавуа, если кто и остался, так скорее мстил бы ей, за то, что уцелела и выдала гвардии… Она даже не сразу расслышала, что ей говорит Барнье, и очнулась только от звона разбитой прямо под ногами склянки.
- Ах!
Вздрогнув, Франсуаза ошеломленно уставилась на растекшуюся по полу лужицу, от которой тут же распространился мерзкий тошнотворный запах какого-то снадобья, и перевела взгляд на хирурга. Суетливая неуклюжесть и виноватый вид настолько не подходили медику, который никогда ничего не ронял, что невозможно было не предположить – он это нарочно. Хорошо еще, что мадам де Майсен его совсем не знала.
- Боже мой, что вы натворили, сударь?! Вы же испортили паркет! И запах… фу, какая гадость! – Она вскочила, брезгливо подбирая юбки.
Отредактировано Франсуаза (2017-03-16 16:58:26)
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
- Мой бог! – г-жа де Майсен также вскочила, чуть не расплескав вино, и во взгляде, который она метнула на врача, на мгновение мелькнула самая настоящая ненависть. – Какая мерзость! Сударыня…
Она огляделась с неожиданно потерянным видом, как если бы не знала, за что хвататься, а затем бросилась к дверям.
– Лиза! Воды и тряпку! Сударыня… – Она снова обернулась к своей гостье. - Мне до крайности неловко, право! Если…
Она осеклась, неожиданно пристально взглянув на г-жу де Кавуа.
Понимая, что у хозяйки дома окончательно исчерпалось терпение и их сейчас любезно или не очень попросят покинуть гостеприимный дом – собственно, уже попросили, никак иначе истолковать выразительный взгляд мадам де Майсен было нельзя – Франсуаза, сердито сверкнув глазами на хирурга, тоже шагнула к дверям.
- Простите, ради Бога, сударыня, - сокрушенно проговорила она, - мы немедленно уходим, но я, разумеется, возмещу ущерб, это ужасное пятно, и запах… Сударь, вы сегодня как-то особенно неловки! Будьте любезны, ступайте подождите меня в карете, пока я попытаюсь загладить вашу отвратительную оплошность.
Ледяной взгляд, которым она вознаградила Барнье, предназначался скорее не ему, а рыжей красавице. Бог знает, чего на самом деле хотел добиться хирург, но это был неплохой повод предложить мадам де Майсен деньги и, возможно, хоть на несколько мгновений остаться с ней наедине – и, может быть, услышать что-нибудь еще, она явно не желала говорить большего при постороннем.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Взгляд г-жи де Майсен стал более мягким, но вышедшего врача она проводила глазами без малейшей приязни. Прибежавшая в комнату с ведром и тряпкой Лиза, услышав, должно быть, кого винить в новых заботах, неприязненно посторонилась, и г-жа де Майсен, выведя свою беспокойную гостью в прихожую, отдала служанке необходимые распоряжения насчет пятна и запаха с уверенностью и краткостью, разительно отличавшимися от той очаровательной женственности, с которой она беседовала до этого.
– Я не буду отказываться, сударыня, – сказала она затем, и, хотя лицо ее приняло откровенно извиняющееся выражение, понятно было, что за этим не стояло ничего кроме вежливости. – Но… не забудьте, прошу вас, что я не сделала ничего дурного ни вам, ни вашему мужу.
Ни один из знакомых ей мужчин не видел, верно, чтобы г-жа де Майсен смотрела так – не просто внимательно, но и с холодным расчетом.
Удивительно, но перемена в том, как держалась г-жа де Майсен, заставила Франсуазу окончательно увериться, что рыжая авантюристка говорит правду.
- Не забуду, - тихо, но твердо ответила она, - ведь вы не только не сделали ничего дурного, но и… Благодаря вам я надеюсь на лучшее, сударыня. У меня нет при себе нужной суммы, но я пришлю деньги сегодня же. Скажите еще только, это может быть важно: когда вы сообщили этой женщине, что у вас ничего не вышло? И не могли бы вы ее описать как можно подробнее? Я в самом деле представить себе не могу, о ком может идти речь…
В конце концов, если таинственная блондинка получила отказ, например, вчера, то она вряд ли замешана в исчезновении капитана. Что же касалось описания внешности, то Франсуаза надеялась, что более подробный портрет поможет ей кого-нибудь узнать. Иначе шансы отыскать в Париже белокурую женщину были чрезвычайно низки.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Г-жа де Майсен помолчала немного, не то подсчитывая дни, не то обдумывая, что сказать.
– Дней через десять после того приема, – ответила она наконец. – Может, и раньше. До праздника святого Реми, я уверена. А что до описания… Я сделаю лучше, сударыня – я вам ее нарисую. По памяти. Я не очень хорошо рисую, увы, но будет похоже, гораздо лучше, чем слова, и если вы пришлете сюда кого-нибудь ближе к вечеру, то я думаю, я успею закончить.
Если за предложением красавицы стоял холодный расчет – г-жа де Кавуа не сможет получить обещанный рисунок, не заплатив – то угадать это по ее доброжелательному лицу было невозможно, и если она не сочла нужным напомнить своей гостье, что г-жа де Конти, приглашая неизвестную ей женщину на прием к маршалу, поступила так по просьбе кого-то, кого она знала, то, возможно, не тот же расчет остановил ее, а простая забывчивость.
Г-жа де Кавуа кивнула. Рисунок – это в самом деле было превосходно, куда лучше, чем она смела надеяться. Дней через десять после приема… Все сходилось. Может быть, и на прием мадам де Майсен пригласили не случайно, и даже скорее всего. Но об этом можно было подумать и потом, подумать, посоветоваться с Барнье…
- Благодарю вас еще раз, сударыня. Лакей привезет деньги сегодня же около семи часов, и если вы еще не успеете закончить портрет, он подождет. Прощайте. Если все обойдется благополучно… - Франсуаза на миг закусила губу, вздохнула, отгоняя самую мысль о том, что до благополучного завершения еще неизмеримо далеко, - я буду считать, что я у вас в долгу.
Она сделала грациозный, несмотря на волнение и усталость, реверанс и, дождавшись, пока лакей распахнет перед ней дверь, быстро выскользнула на улицу.
В синеющих сумерках и окрестные дома, и карета, и Барнье, стоящий рядом, держа лошадь под уздцы и оглянувшийся на скрип двери – все казалось одновременно и смутным, и очень четким, будто прорисованным черной тушью. Франсуаза зябко вздрогнула, вдохнув ледяной вечерний воздух, и поспешила к нему. Надо было все же ехать верхом, движение и теплые конские бока – это лучше, чем выстывшая карета…
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Барнье склонился перед госпожой, открыл для нее дверцу кареты и подал руку, чтобы даме удобнее было подниматься в экипаж.
- Что? - шепотом спросил он. - Она сказала? Простите меня, мадам, я надеялся, что эта глупая выходка вам поможет...
Мадам де Кавуа в разговоре с мадам де Майсен последовала его совету и что-то начало вырисовываться, но теперь он сам не знал, куда глаза девать. Эта умная и красивая женщина не простит ему таких советов. Когда вспомнит, через что ей пришлось пройти, не простит - а жаль...
Было немного стыдно. Он ведь не должен был предлагать ей такие вещи. Капитан... Он будет в ярости.
"Его нужно еще найти", - сам себе напомнил хирург.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
- И помогла, - так же шепотом откликнулась Франсуаза и быстрым, каким-то птичьим движением оглянулась на поспевающую за ней горничную. Лакеям Кавуа вполне доверял, он вообще не держал в доме людей, на которых нельзя было положиться, но эта сорока… нет, при ней не стоит. Уже поставив было ногу в теплом башмачке на подножку кареты, мадам де Кавуа задержалась.
- Совершенно ужасная женщина, - пожаловалась она, - не предложила даже бисквитов, и я умираю от голода… Аннет, сделайте милость, сбегайте вон в ту лавку, купите хотя бы печеных каштанов, или сладкого миндаля... и себе тоже!
И, когда горничная, воодушевленная перспективой полакомиться, убежала исполнять приказание, благо до лавочки было шагов сто, не больше, вновь подняла глаза на Барнье; в них плескалась растерянность.
- Она сказала, да. Но… я ничего не понимаю! Ее хотели нанять, чтобы заманить куда-то капитана, и она отказалась. Какая-то женщина. Родом из моих мест, у нее мой говор. К ночи мадам нарисует ее портрет, я пошлю за ним кого-нибудь. Но, Боже мой, я ума не приложу, кто это может быть! Я и вовсе пока никого почти здесь не знаю… Может быть, под Ларошелью, когда я уехала, кто-нибудь… но почему?
Франсуаза нервно оглянулась, но горничной еще не было видно.
Отредактировано Франсуаза (2017-03-21 23:46:42)
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Барнье колебался. Он понятия не имел, насколько был откровенен Кавуа со своей женой. Учитывая известную нелюбовь пикардийца ко лжи, вряд ли он ей лгал, но наверняка молчал о многом. Да черт возьми, кто рассказывает женщинам о таких вещах?..
- У господина капитана всегда было много врагов, - очень тихо сказал хирург. - Женщина из ваших мест?..
Он слегка растерялся. Проще было назвать мужчин.
- Я боюсь, все это только слухи, - признался Барнье, поразмыслив. - С капитаном связывали смерть барона де Буази, у него остались жена и сын. Взрослый сын, так что эту версию можно исключить... Здесь был бы он, а не она... Потом граф де Люз. Его жену как-то привезли в ставку связанной поперек седла, - он самую малость преувеличивал, поскольку сам этого не видел, а слухи всегда неточны. - Но и в этом случае... А, нет. Они с графом по этому поводу уже подрались. Точно нет. Потом эти дворяне, которых... Которые...
Хирург вздохнул, глядя в красивое лицо женщины и совершенно не желая продолжать.
- Которые посягнули на вашу семью. Кого-то судили, верно, но я слышал, что некоторых убили на месте, и не всех так, как это было бы достойно для дворян. Их родня, наверное, могла бы пожелать мести. А еще гугеноты. Война ведь. Дуэли...
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
- О Господи!.. - Франсуаза прижала пальцы ко лбу, словно пытаясь удержать разбегающиеся мысли. Лоб был горячий, а пальцы ледяные. Страшная история… страшная история, которую рассказали мадам де Майсен… Кавуа очень скупо и неохотно говорил ей, какая участь постигла тех, кто расправился с ее семьей, и она не расспрашивала. Зачинщика судили и казнили, да, но остальных… Перед глазами всплыл полный ледяной ярости взгляд капитана, и Франсуаза вздрогнула. История в самом деле могла быть страшной. Кавуа всегда платил по счетам сполна. А значит, у кого-то мог быть повод для мести. Око за око, за убитого на дуэли мстят не так.
- Господи… - беспомощно пробормотала она. – Я так и знала… Эта женщина… Мадам де Майсен говорила о какой-то страшной истории…
Увы, г-жа де Кавуа знала виновников смерти своей семьи лишь понаслышке, да и не всех, а потому, как бы ни старалась, не могла вспомнить, как выглядели их родственницы. А если бы и вспомнила – что толку? Искать человека в Париже – все равно что иголку в стоге сена. Вряд ли женщина, замыслившая месть такому заметному человеку, каким был капитан гвардии его высокопреосвященства, поселилась здесь под своим именем. И она не оставила мадам де Майсен никакого адреса. Никакой ниточки, даже самой тонюсенькой. Разве что…
- Почему принцесса ее пригласила? – Франсуаза даже не заметила, что думает вслух. - Она даже не помнила ее адрес. Она вообще ее едва вспомнила. Так почему же?..
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Барнье всерьез задумался, не сказал ли он лишнего. Мадам де Кавуа выглядела бледной и испуганной.
Сам он особо страшных историй сходу вспомнить не мог. Разве что тот случай со странной раной...
Когда хирург вскрыл ее для чистки, разобрать уже ничего было толком нельзя. Да, сшито из лоскутов, внутри - гной, который пришлось выпускать, поди пойми, что там произошло... Не дуэль, определенно. Слухи-то разные ходили...
- А? - очнулся он. - Простите, мадам. Да, это хороший вопрос, и я думаю, что у него только один ответ. Кто-то из друзей госпожи принцессы мог просто ее об этом попросить.
Барнье едва заметно нахмурил брови, снова прикидывая, кто бы это мог быть. Кто мог просить за небогатую красотку? Да еще принцессу, и чтобы она уступила.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
- Друзья, да… - Франсуаза потерла лоб. Она еще слишком плохо знала парижский свет, чтобы вот так сразу сообразить, с кем водит дружбу принцесса Конти, но ей казалось отчего-то, что никого родом из-под Ларошели в этом кругу нет. Мадам де Майсен сразу обратила внимание на ее выговор, а ее высочество даже не заметила. И Кавуа… наверняка ведь представил бы ей земляков, уж он-то должен был их знать? Или нет? Если эта женщина в Париже недавно – когда бы она успела сдружиться с принцессой? А если давно, то вряд ли она может иметь отношение к убийцам семьи Монэ… Нет, так она ни до чего не додумается. Но в любом случае, получалось, что придется опять расспрашивать ее высочество. Другой нити у них попросту не было.
- Эта женщина, у которой мой выговор... Неважно сейчас, зачем ей это понадобилось, и сама ли она просила принцессу или через кого-то. Искать надо ее.
Захочет ли принцесса снова с ней разговаривать? Если ей будет любопытно, так, наверное, захочет. Лучше, наверное, дождаться обещанного портрета, так проще будет расспрашивать, и повод для разговора придумать легче…
- Я поеду к принцессе, как только получу рисунок, - четко выговорила Франсуаза. – Не знаю еще, под каким предлогом. Или нет, знаю, могу же я разыскивать в Париже свою землячку… Но я не знаю, кого еще можно расспросить.
Может быть, Барнье сумеет ей что-то посоветовать, ну а нет – так нет, г-жа де Кавуа готова была и в одиночестве сколько понадобится барахтаться в этом горшке со сливками, пока не получится масло.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Чары Мелюзины, часть II. 25 января 1629, ближе к вечеру.