– Чтобы… чтобы… чтобы… – Шасиньон взял, наконец, себя в руки и решительно посмотрел на свою собеседницу. – Сударыня, господин де Пейрен уже очень немолод, и здоровье у него… слабое. Если он узнает, что его внучка пропала, он… я боюсь, с ним случится разрыв сердца… или удар… или… Или с госпожой де Пейрен. Неужели ее светлость пожелает такого исхода? Я уверяю вас… я обещаю… в общем, я найду ее. Мадемуазель де Ранглье. Все будет хорошо, но только… Нет, я понимаю, но… Может… может, можно так устроить, чтобы ее светлость вообще не встретилась больше с господином де Пейреном? А, сударыня?

Тревога, снедавшая молодого человека, ясно читалась на его смуглом лице, но трудно было бы сказать, вызвана ли она слабым здоровьем г-на де Пейрена или таинственной судьбой его внучки, так же как невозможно было угадать, выступили ли бисеринки пота у него на лбу из-за того, что его что-то беспокоило, или из-за солнца, пылавшего жаркой кузницей у них над головами.

Молодой человек покраснел, побледнел, заметно смутился и, наконец, решительно взглянул прямо в глаза молодой графине.

– Сударыня, я… мы… Я уверен, что вам можно довериться! Но это не только моя тайна, и я… Поклянитесь, что вы никому не расскажете!

- Я же дала уже слово! Хорошо... Своим честным именем клянусь, - мадам де Бутвиль перекрестилась. -  И Господь мне свидетель!

Как ни странно, шевалье де Шасиньон предполагал, как видно, что ему ответят отказом, и при словах г-жи де Бутвиль поник, как будто был той самой липой, под которую она его увлекла, и безжалостные лучи южного солнца продолжали палить его все так же неумолимо.

- Мадемуазель де Ранглье… вы понимаете, она завидная невеста в наших краях, - тихо сказал он. - Но ее дед… это легко понять, но… в общем, он очень гордый человек, из очень древнего рода… он всем отказывал, но… понимаете ли, не все согласны… с его родословной, и… еще ее матушка… Я вам это объясняю, чтоб вы понимали - у нас не было другого выхода! И ей почти уже двадцать пять!

Возвысив голос при этих словах, он тут же встревоженно огляделся, но улица по-прежнему оставалась пуста.

Молодой человек из бледного стал румяным, подтверждая невольно, что если г-жа де Бутвиль и ошиблась, то она была все же недалека от истины.

- Да, то есть нет, то есть... Сударыня, вы так добры! Я не посмел... Да и господин кюре бы не согласился... Мадемуазель де Ранглье живет сейчас у моей матушки, но как только это будет возможно... Еще каких-то две недели...

Он умоляюще воззрился на молодую женщину.

Шевалье уставился на молодую женщину так, словно она была то ли ангелом небесным, то ли самим дьяволом, явившимся прямиком из преисподней, чтобы его искушать.

– Н-нет, нет, – пробормотал он, самую малость заикаясь, – как же это, к другому священнику? Они же знают своих прихожан и… мы уже столько ждали, и матушка будет несогласна, и сам господин кюре… И все подумают, что что-то неладно, если мы так… Вы понимаете, если мы без разрешения господина де Пейрена поженимся, то ведь он и… с него ведь станется… брак аннулировать – он может. Он же очень уважаемый человек, вы понимаете, а кто я? Охотник за приданым, все сразу решат. И калека притом!

Прозвучавшее в его голосе отчаяние ясно показало, сколь болезненно он воспринимает свое увечье.

Предположение, что будущее мадемуазель де Ранглье в случае аннулирования брака его не беспокоит, настолько возмутило шевалье де Шасиньона, что он аж поперхнулся и несколько мгновений не мог произнести ничего вразумительного, чего его собеседница как будто не заметила. Благодаря этому он не слишком вслушивался и в ее опасения, пока внезапная перемена в ее тоне не заставила его несколько отвлечься от нанесенной ему обиды.

- Поверьте мне, сударыня, - чопорно проговорил он, - я ставлю благосостояние мадемуазель де Ранглье много выше своего. И лишь поэтому я не оставил еще дом господина де Пейрена, гостеприимство коего я столь недостойно обратил ему во вред. Если он узнает, что его внучка пропала, он... он... он... он придет в ярость, я уверен, и тогда, я боюсь, что он от  нее откажется.

Мрачная тень набежала на его лицо, и его губы, приоткрывшиеся было, вновь сомкнулись, как если бы он, уже собираясь объяснить, на чем основывались его выводы, внезапно спохватился.

- Нет, ярость не годится, - вздохнула Эмили. - Тогда не получится. Видно, он мало внучку любит...

- Мы думали сразу пожениться, - смущенно признался шевалье де Шасиньон. - Но господин кюре был не согласен, и матушка тоже сказала, что лучше подождать... Потому что тогда она точно со мной останется, мадемуазель де Ранглье. Она еще хочет вернуться потом со мной — что я как будто поеду в Тулузу по делам и мы вместе вернемся... Как будто это сама герцогиня нас поженила.

Глубоко скептический тон молодого человека ясно показывал, сколь сомнительным представлялось ему это предложение.

Лицо шевалье просветлело и он восторженно взглянул на свою собеседницу.

- Я слышал, конечно, что ее светлость исключительно добра и великодушна, но я бы не решился... сам. Если бы вы могли устроить это, сударыня! Я... я... я... Мы были бы вам по гроб жизни благодарны.

Возможно, он и хотел бы выразить свою благодарность более материальным способом, но род его, хоть и благородный, весьма обеднел, влияние, какое и имел, утратил, и пообещать молодому человеку было нечего.