В королевской приемной Тревиль появился со смешанными чувствами. Явившийся среди ночи Атос сумел все-таки встревожить его, и когда дю Барли на утренней поверке сообщил, что простуда по-прежнему удерживает г-на де Клавиля в постели, капитан-лейтенант королевских мушкетеров позволил себе усомниться. Обыкновенно он удовлетворился бы, получив подтверждение своим подозрениям: Клавиля действительно ранили, однако его сторона победила в схватке. Но прерванный сон привел его в дурное настроение, и он стал настаивать, после чего не ожидавший такого напора дю Барли сдался и посвятил его во все подробности. При прочих равных, опять же, Тревиль встревожился бы, но не слишком: господин кардинал будет, конечно, крайне недоволен смертью одного из своих гвардейцев, но его величество будет пропорционально удовлетворен новым подтверждением превосходства своего полка, а значит, опасаться было нечего. Но в свете того, что рассказал Атос, совпадение выглядело подозрительно, и Тревиль, вместо того, чтобы тут же отправиться в Лувр, сделал крюк и навестил своего простуженного солдата. Который наотрез отказался что-либо рассказывать – вообще что-либо.

И поэтому сейчас, ожидая вместе с множеством других придворных появления его величества, Тревиль снова и снова перебирал в голове кусочки мозаики, пытаясь составить цельную картину. Кардинала в приемной не было. Означало ли это, что он успел уже отравить слух монарха своими выдумками?

Представ пред хмурым ликом монарха, Тревиль поклонился ему со всей почтительностью придворного и с кажущейся неохотой военного произнес все подобающие случаю приветствия, краем глаза отмечая и карту на столе, и лежавший рядом меморандум. Почерк не показался ему знакомым, но количество исписанных листов позволяло заподозрить авторство, и капитан мысленно вздохнул с облегчением, заключив, что сам кардинал сегодня в Лувре еще не появлялся.

– Я не осмелился бы потревожить ваше величество, – закончил он, – но обязан доложить о произошедшем своему командиру – по его приказу. Как мне сообщили, его величество отдал приказ об аресте одного или нескольких из числа моих подчиненных, а значит, я должен также явиться для объяснений.

Если бы не тревога Атоса, возможно, капитан пропустил бы эту мелочь, но чужое беспокойство передалось ему, заставляя везде усматривать возможный подвох.

Капитан изобразил удивление тем убедительнее, что и в самом деле его испытывал – не то чтобы он и в самом деле верил, что приказ об аресте был подписан королем, но его происхождение действительно было для него загадкой.

– Тысяча извинений, ваше величество, – раскаяние в его голосе смешивалось с недоумением и возмущением, – я должен был бы понять, что меня, по-видимому, ввели в заблуждение. Но кто же еще посмеет отдать приказ задержать королевских мушкетеров?

Тревиль знал, что по крайней мере один человек не остановился бы перед такой необходимостью, но называть его вслух не спешил.

Местонахождение арестованных было слабым местом избранной Тревилем стратегии, но капитана это не слишком смутило.

- Если бы они или я видели этот приказ, ваше величество, они находились бы, разумеется, под арестом, - дипломатично сообщил он. – Но, поскольку о его существовании им стало известно только со слов городской стражи…

Он сделал очень выразительную паузу. Разве могли королевские мушкетеры позволить себя арестовать? Да еще и городской страже? Тревиль почувствовал бы себя оскорбленным и надеялся, что король придерживается схожего мнения.

- Разумеется, - уточнил он, - они предстанут перед вами по первому же вашему слову, ваше величество, но и они, и я равно недоумеваем, в чем состоит их вина.

При такой формулировке Тревиль даже не покривил душой. Что натворили Клавиль со товарищи, все четверо были осведомлены в одной и той же степени, однако приказ был выдан до дуэли.

Вопрос был ожидаемый и ясно показывал, что г-н кардинал не успел еще пожаловаться его величеству на безвременную кончину одного из своих прихвостней. В том, что это случится, Тревиль, впрочем, не сомневался, а следовательно, объяснять происходящее нужно было с немалой долей осторожности. И тут предупреждение Атоса пришлось как нельзя более кстати.

- Не имея чести служить его высокопреосвященству, господа мушкетеры больше пекутся о делах службы, нежели о мессе, - отозвался капитан, стараясь, чтобы это утверждение прозвучало скорее сокрушенно, чем хвастливо. - Меня предупредили, ваше величество, что какие-то недоброжелатели вознамерились превратить невинное соперничество между двумя полками в настоящую вражду — господа мушкетеры пытались разрешить свои разногласия с господами гвардейцами.

Ни та, ни другая сторона не согласилась бы, вероятно, с таким описанием их встречи, хотя и противоречить ему тоже вряд ли бы стала, но тем не менее капитан королевских мушкетеров надеялся, что до выяснения подробностей не дойдет.

Тревиль мысленно вздохнул с облегчением – настроение короля было, как говорили, предсказуемо лишь в том, что почти всегда оказывалось хуже чем казалось. Сегодня обычная присказка как будто себя не оправдывала, но и гроза ведь еще не миновала.

– Один гвардеец погиб, один из мушкетеров ранен, – ответил он, решив не уточнять ничего, о чем пока не спрашивали. – Если бы не вмешательство городской стражи, ваше величество… нет, на все воля господня, конечно…

Короля, похоже, невесть откуда взявшийся приказ об аресте – а дю Барли был уверен, что патруль явился по приказу – не особо тревожил, поэтому Тревиль решил напомнить ему об этой тайне. Кто-то знал заранее, где и когда будет дуэль – а зная городскую стражу, понятно было, что без прямого приказа они бы в осиное гнездо не полезли.

Тревилю осталось только головой покачать и подавить улыбку – не говорить же его величеству, что сам он при этой дуэли никак не мог присутствовать!

– Если этот поединок был преднамеренным, – осторожно сказал он, – то о его месте и времени могли знать только его участники, а я готов на Евангелии поклясться, что мои мушкетеры не стали бы доносить. Разумеется, обвинять людей господина кардинала в чем-то подобном тоже нелепо, но все же… они относятся не к столь же знатным родам…

Для самого капитана положение дел было очевидно: городскую стражу, разумеется, оповестили гвардейцы – кто ж еще? – но он не представлял себе пока, как все произошедшее связывается с предупреждением Атоса.

Отредактировано Провидение (2017-04-19 00:57:58)

– И не назову, ваше величество, с вашего разрешения, – Тревиль с самым упрямым видом уставился на туфли своего монарха. – Пока они вам не известны, справедливость не должна бороться в вашей душе с милосердием.

Он чуть не посоветовал королю спросить господина кардинала, но вовремя спохватился и не стал уверять своего венценосного собеседника, что никого ни в чем не обвиняет.

Правильного ответа на вопрос его величества не существовало – и не только потому, что этот вопрос был явно риторический. Тон короля позволял, однако, надеяться, что смертная казнь нарушителям эдиктов не грозит, а это было главное, и поэтому Тревиль пошел на некоторые уступки.

– Напротив, ваше величество, если бы не эта четверка, я, боюсь, вообще бы ничего не узнал, – честно ответил он. – Но умоляю вас, сир, окажись вы на моем месте, разве вы, как дворянин, сочли возможным назвать имена тех, для кого честь оказалась выше закона?

Хорошо осознавая, что рискует, капитан не мог все же поступить иначе: оговориться, вольно или невольно – да, подтвердить чужие сведения – возможно, но донести… И вместе с тем, его не оставляло ощущение, что он что-то упускает – что-то, что, быть может, увидит король, если, конечно, его капитан-лейтенант будет с ним откровенен.