После эпизода К нам приехал ревизор
Отредактировано Мари де Шеврез (2017-05-28 20:59:43)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Утренняя песнь. 29 ноября 1628 года.
После эпизода К нам приехал ревизор
Отредактировано Мари де Шеврез (2017-05-28 20:59:43)
Солнечный луч скользнул по занавесям алькова, скользнул в бессилии проникнуть внутрь, но Мари, словно почувствовав его настойчивое присутствие, вздохнула. Ресницы затрепетали, на лице – предвкушение нового дня. Удивительно, но какие бы сюрпризы не преподносила судьба герцогине де Шеврез, каждое утро она просыпалась с чувством приятного ожидания, словно восход солнца оставил у ее постели подарки… нужно только протянуть руку и взять их.
Ее беспокойная светлость сонно протянула руку и погладила по спине лежащего рядом мужчину. Дон Антонио был очень гостеприимен. Можно сказать, не жалел сил, чтобы гостья чувствовала себя как дома. Мари прислушалась к своему телу – то было чуть утомлено, но полно сил. О душе она не думала. Вернее, душа всегда была где-то внутри, в ямочке между ключиц, и душе было хорошо, когда было хорошо самой Мари. Например, как сейчас.
Шелковое покрывало скользнуло по колену, по бедру. Сначала женщины, а потом и мужчины, словно Эдем, ускользая, ускользать не желал.
- Уже утро, - вздохнула герцогиня, сквозь ресницы глядя на своего любовника.
Утро – вот мерило всего. Именно утро покажет, что стояло за ночью. Желание, любовь, расчет. Редко кто мог, только проснувшись, скрыть свои истинные мысли, и Мари была готова их ловить, как инквизитор - малейшее признание вины.
За окном, на дереве, щебетала птица, щедро расточая свои рулады для всех, кто готов был слушать.
– Утро, да, – со вздохом откликнулся дон Антонио и тщетно попытался поймать ускользающее тепло. – Утро, к сожалению, всегда наступает слишком рано.
Некоторый опыт подсказывал, однако, испанцу, что возвратиться в объятия Морфея ее светлость не пожелает. И он, задернув шторку кровати, взялся за колокольчик.
- Шоколад, - приказал он, когда дверь спальни приоткрылась. – И завтрак. И почту.
Едва отдав этот последний приказ, он тут же пожалел об этом: читать официальные депеши рядом с любовницей он не стал бы, даже если бы этой любовницей не была самая вдохновенная интриганка континента. Но жалеть было поздно. Дон Антонио повернулся к своей гостье с самой жизнерадостной улыбкой, какую только мог изобразить в столь ранний час.
- Я посылал за вашими вещами, дукесита, - это была чистая правда: когда она заснула, испанец, привычный ложиться поздно, оставил ее, чтобы поработать еще немного со своими секретарями. - Вас не затруднит, если у вас есть с собой женское платье, превратиться в гостью моей супруги?
Что его жена узнает о его любовнице, дон Антонио не сомневался, но брак испанского посланника был достаточно прочен, чтобы выдержать и такое испытание: в этом вопросе, как и во многих других, супруги давно достигли взаимопонимания. Возможно, донья Франсиска устроит сцену, но при этом преследуя свои цели, а не из глупой ревности.
Отредактировано Мирабель (2017-05-30 09:16:32)
Да ни словечка в простоте, моя прекрасная
Ответом на предложение маркиза был лукавый смешок:
- Я бы с большим удовольствием сыграла роль вашего пажа, маркиз, но так и быть, не буду смущать ваших слуг. Пусть будет гостья вашей жены.
Как уж донья Франсиска отнесётся к появлению в ее доме такой «гостьи»… но с этим дон Антонио, очевидно, справится. Благослови бог покладистых мужей и равнодушных жен, ими мир держится.
Утро, убедившись, что его не прогонят из опочивальни, растеклось по комнате звуками, светом, голосами. Утро не любит медлительности, а ночь – торопливости. День же вместе с его делами, предпочитает золотую середину. Поэтому Мари, проснувшись сама и разбудив своего любовника, не торопилась покидать постель, тем более, что ее одежду еще не принесли. Тем более, что некоторые дела удобнее обсуждать именно так, в духе Песни Песней, когда пали все покровы.
- Любопытно, дон Антонио, гостье вашей супруги позволительно задерживаться у вас в спальне? – подразнила она испанца. – Обсуждать с вами дела… какие-нибудь. Если это так, то скажу, что видимо, недооценивала бескорыстие женской дружбы.
Посмеиваясь, Мари представила себя в роли супруги, в чьем доме появилась такая вот «гостья» и развеселилась еще больше. Пожалуй, она бы не стала пенять мужу за такую шалость, а поблагодарила бы за развлечение. Все-таки не каждый день предоставляется возможность обсудить достоинства супруга с понимающей собеседницей.
Дон Антонио улыбнулся. Конечно, проще всего было бы, если бы его супруга осталась в Испании, но и у текущего положения дел были свои преимущества.
- Донья Франциска знает, - объяснил он, - что мое положение как посланника его католического величества требует от нас обоих некоторых жертв. Хотя, признаюсь, я себя святым мучеником отнюдь не чувствую. Я не говорил вам раньше, дукесита, что, выбирая цвет занавесей у себя в спальне, я думал о вас? Я рад, что не ошибся: он вам действительно необыкновенно идет.
В дверь чуть слышно поскреблись, и маркиз неохотно снял руку с обнаженного плеча герцогини, бросая на молодую женщину вопросительный взгляд.
Да ни словечка в простоте, моя прекрасная
Есть слова, на которые женщина может ответить лишь улыбкой, что мадам де Шеврез и сделала Улыбка прекрасна тем, что красноречива при всей своей таинственности а кроме того… да, прекрасно подходит к любым занавесям. Как и полный лукавства взгляд, который герцогиня бросила на дона Антонио. На мученика он и правда был не похож, как и она не чувствовала себя жертвой во имя… во имя чего-нибудь. Не важно. Как убедилась Мари, люди либо жаждут лечь на алтарь любви, долга, дружбы, веры, и тогда их не остановит даже глас божий, либо для них иного алтаря, помимо собственных интересов. И в спальне их, таких, было двое.
Герцогиня кивнула дону Антонио, чуть подтянув повыше шелковое покрывало. Излишняя предосторожность. Все равно, занавески, подобранные в думах о ней, надежно защищали Мари от взглядов слуг.
- Ваше гостеприимство, маркиз, заставляет меня все больше сожалеть о времени, проведенном в Туре. Я рада, что я здесь.
Многозначительное «рада». В устах герцогини особенно многозначительное.
Для завтрака, в столь непривычный час, было рано, но маркиз узнал бы шаги Манолито и без этого рассуждения. Секретарь, проскользнувший в спальню вслед за приглашающим окликом своего господина, остановился подле кровати, и дон Антонио выглянул из-за полога. Вопреки ожиданию – а может, если подумать, и угадав тайные мысли маркиза – принес тот только пару писем, с которыми дон Антонио и возвратился к своей собеседнице.
– Кто, хотел бы я знать, так торопится что-то мне сообщить?
Зная ум своего секретаря, он не ждал ничего важного и оказался прав – первая распечатанная им бумага оказалась любовной запиской.
«Сегодня, около полудня, у св. Юлиана.»
Печатью послужила, похоже, монетка в четверть экю, подписи не было, и почерк, как ему как-то призналась сама дама, был изменен, но место встречи не оставляло места для сомнений, чья рука написала эти несколько слов, и маркиз удовлетворенно кивнул.
– Хорошие новости. Я надеюсь, – он постарался лишить свой голос любого намека на то, что предстоящее свидание может быть не деловым, – что я смогу устроить вам встречу с доньей Луисой в ближайшее же время.
Записка написана доньей Луисой
Да ни словечка в простоте, моя прекрасная
Что может быть занимательнее чужих писем? Деловые они или личные – право же, не важно. В любовных посланиях встречаются ключи от самых запутанных политических интриг, официальная переписка порой скрывает под выверенной холодностью слов сердечные драмы.
Когда дон Антонио принялся за корреспонденцию, пусть и скудную, Мари пришлось приложить все усилия, чтобы не выказать своего любопытства – а оно у этой дамы было очень и очень огромным ко всему, что ее касалось, и особенно к тому, что ее не касалось вовсе.
Усилия герцогини были вознаграждены.
- В ближайшее время, вот как? Какая чудесная новость, маркиз! Вы настоящий волшебник – так быстро извлечь донью Луису из своего рукава… даже когда на вас нет рукавов. И… как же произойдет наша встреча?
Голос Мари был серьезен, но, конечно, маркиз де Мирабель достаточно хорошо знал герцогиню де Шеврез, чтобы поверить в эту серьезность. Но они с испанским послом прекрасно понимали друг друга, и… да, не задавали друг другу лишних вопросов. Благослови бог (заодно уж) и благоразумных любовников.
Дон Антонио не колебался ни мгновения. Герцогиня де Шеврез уже знала, с кем ей предстоит встреча, сеньора де Мондиссье – нет. Не то чтобы маркиз был сторонником справедливости, но, если он поставит донью Луису в столь невыгодное положение, она будет задета и вряд ли не найдет способ отыграться, а ссориться с фавориткой королевы было бы попросту глупо.
– Мой кучер вас отвезет, – предложил он. – Сегодня после полудня. Она только что назначила мне встречу у одного из моих друзей, подле Клюнийского аббатства. К сожалению, я не могу поехать с вами, меня ждет партия в шахматы. Заранее проигранная партия, разумеется.
В шахматы дон Антонио играл много и с удовольствием, когда на деньги, когда для души, но если бы кто-либо взялся понаблюдать за его игрой, то быстро бы обнаружил, что свои ставки он неизменно проигрывает, а поскольку выигрывал маркиз крайне нечасто, то среди знатоков благородного искусства считался игроком весьма посредственным – благодаря чему каждый выигрыш у сеньора кардинала доставлял ему особое удовольствие.
О том, что Манолито оставил их, возвестил лишь шорох двери по ковру.
Отредактировано Мирабель (2017-06-07 01:01:19)
Да ни словечка в простоте, моя прекрасная
Политик по призванию — политик во всем, даже в игре в шахматы, даже в любовных делах. Мари оценила все по достоинству. И предложение и проигрыш, который дон Антонио для себя уже определил, как неизбежный. И то, что он находился в достаточно близких отношениях с сеньорой де Мондиссье, раз она слала ему такие записки. Очень разумный шаг. Выгодный. Любопытно будет взглянуть на эту даму, чтобы понять, сколько в этом шаге самоотречения, а сколько личного интереса маркиза де Мирабель. Если дама хотя бы немного привлекательна и умна, то дона Антонио можно будет поздравить с очередным удачным знакомством.
- Скажите, дон Антонио, а правда, что испанки очень ревнивы? - как бы невзначай осведомилась герцогиня, размышляя про себя над сложившейся ситуацией.
Формально ее нет в Париже. Она в Туре, страдает мигренью и никого не желает видеть.
Тем более, ее нет в доме испанского посла. Тут гостит подруга жены. А значит, герцогиня де Шеврез никак не может отправиться на встречу с доньей Луисой.
Но зато может кое-кто другой...
На мгновение дон Антонио растерялся, но быстро нашел подходящее объяснение: красавица-герцогиня тревожилась все же о его супруге.
– Как сам черт, мой ангел, – ответил он и потянулся за рубашкой – быть может, для того, чтобы обзавестись, наконец, рукавами, – но умоляю вас, не беспокойтесь. Если вы хорошо сыграете роль подруги при посторонних и не станете подчеркивать, что нас с вами связывает не только политика, но и дружба, донья Франсиска тоже проявит обычное свое благоразумие. У вас есть какое-то имя, под которым вы предпочли бы появиться? Французское имя, разумеется.
Превращать француженку в испанку он не собирался. Никого из слуг и приближенных это не обманет и даже напротив, привлечет к обманщице излишнее внимание. Манолито как всегда все знал, разумеется; Игнасио надо будет рассказать: должен же кто-то приглядывать за его очаровательной гостьей, если ей вздумается покинуть особняк… И самой донье Франсиске – иначе было немыслимо. Кто-то еще? Здесь дон Антонио был уже не уверен, хотя Домингесу, к примеру, вполне доверял.
Да ни словечка в простоте, моя прекрасная
- Я буду очень стараться, - туманно пообещала герцогиня, думая о своем. – А имя… пусть будет Анна, мой дорогой маркиз. Никогда не хотела быть Анной, но отчего бы не попробовать?
О, сколько скрытого смысла в невинных на первый взгляд словах. Но герцогиня де Шеврез действительно не хотела быть Анной, королевой Анной, так же как, вероятно, кардинал не хотел быть королем. Зачем? У тех, кто сидит за шахматной доской власть над фигурами, а не наоборот.
Герцогиня задумчиво наблюдала за одевающимся любовником, одобрительно отметив, что маркиз все еще хорош как в одежде, так и без. Вполне естественно, если у маркиза ревнивая жена. Возможно, даже очень ревнивая.
- Значит, после полудня… Я буду готова, дон Антонио.
Как же невозможно скучна была жизнь в Туре…
Небольшую квартирку на улице Бушери Луиза снимала, конечно, тайком от мужа и страшно боялась, что кто-нибудь про это пронюхает, поэтому нанимала носилки, чтоб добраться туда из Лувра, носила маску и даже говорила шепотом, хотя кому это было надо, платья у нее все равно были приметные, не в трауре же ходить, чтобы никто опознать не мог, а если месье де Мондиссье не дай бог что-то заподозрит, то проследит ведь, и конец!
Квартирка сдавалась без мебели, и Луиза даже сначала радовалась этому, потому что ну кто же подумает, что пустую квартиру для любовных свиданий используют, но сеньору маркизу большого сундука было мало, да и удобнее с кроватью, на самом деле, даже если поговорить надо и все, поэтому Луиза спорить не стала, тем более что платить ей за это не пришлось, а это было для нее больным вопросом, потому что деньги дорогая Кристина присылала очень плохо – не потому что была жадная, конечно, а потому что трудно было найти оказию, вот и приходилось как-то экономить, хотя в конце концов Луиза даже считала себя в выигрыше, потому что ну очень все это получалось увлекательно, и ой, от сеньора маркиза она просто млела и очень радовалась, что они могут друг другу помогать.
Сегодня у нее было, наконец, что ему рассказать нового про Венсенский замок, и она, бегая по комнате от кровати к сундуку и назад, едва ли не потирала руки от удовольствия, так все чудесно складывалось, и когда она, наконец, увидела на улице его карету, то она даже почти не рассердилась, что он не оставил ее на углу, как они договаривались, но только поспешно отошла так надо, чтобы никто снизу не заметил, что она его ждет.
Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.
Если бы донья Луиса чуть задержалась у окна, то увидела бы, как из кареты вместо долгожданного мужчины появилась женщина. Ее лицо скрывала маска, волосы – кружевная мантилья, так любимая испанками. Оглядевшись по сторонам, незнакомка постучала в дверь заветного дома…
Любопытно то, что в карету, любезно предоставленную маркизом де Мирабель села одна дама, а вот вышла из нее совсем другая, и дело было даже не во взявшихся невесть откуда накидке и маске, при желании женщина способна и не на таки метаморфозы. А в манерах и жестах. Казалось, теперь она еле сдерживает слезы, то и дело поднося к губам батистовый платок…
Что вызвало такие перемены, что послужило причиной слез – оставим читателя немного помучиться догадками.
Женщина на пороге подождала пару мгновений и постучала еще несколько раз, уже более настойчиво. Внимательный взгляд незнакомки ощупывал окна, двери, стены, словно пытаясь разглядеть сквозь равнодушный камень лица тех, кто там, внутри. Вернее, лицо той… Поскольку дон Антонио вряд ли успел доиграть свою партию в шахматы.
Заслышав стук, Луиза, как ей ни не терпелось, не бросилась сразу к лестнице, а поправила сперва занавеску на окне, чтоб не могли таращиться из дома напротив, ну и в полумраке не так неловко бывает, а Луизе бывало иногда страшно неловко, хотя она ужасно старалась это не показывать, а еще она боялась немножко, что дон Антонио захочет, чтобы она ему ключ дала, а она не хотела, и не потому что с кем-то еще в этой квартирке встречалась – то есть она встречалась, но по совсем другому делу, и только раз, но вдруг снова понадобится, а пойти будет некуда? На всякий случай Луиза захватила ключ с собой и сунула в кармашек между оборками юбки, которая была такой пышной, почти по-старомодному, что в ней и не только ключ можно было спрятать, хотя носила она такие платья не для этого, а чтобы хоть немного попышнее казаться, ну и лазоревый цвет ей, конечно, очень шел, а дону Антонио она особенно хотела нравиться, и поэтому потерла немножко щеки ладошками по дороге вниз и улыбнулась как могла радостно, когда открывала дверь.
– Слу-ушайте, я…
При виде незнакомой дамы Луиза испуганно шарахнулась, ахнула и тут же попыталась снова захлопнуть дверь.
Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.
Мари оказалась проворнее, маленькое сражение за дверь – буквально пара мгновений, но этого хватило, чтобы рассмотреть и оценить новую подругу королевы Анны. Внешне, так сказать… а вот что скрывалось за этим милым фасадом? Сейчас посмотрим.
- Сеньора, где мой муж? Он здесь, с вами? Немедленно впустите меня, я хочу видеть дона Антонио! О, значит это с вами он проводит все дни? Я знала, я чувствовала…
Что герцогиня действительно чувствовала – так это то, что она слегка переигрывает, но разве маркиз не сказал, что испанки ревнивы как сам черт?
Шаг, еще шаг, и, оказавшись в доме «ревнивая испанка» огляделась по сторонам, будто надеясь увидеть за каждой занавеской по дону Антонио.
- Где он? Где мой неверный муж?
Из груди мнимой супруги маркиза вырвался всхлип, очень правдоподобный – Мари пыталась подавить неуместный смех. Вот так. Если сама донья Франсиска не желает бороться за свое семейное счастье – она ей поможет, на правах подруги.
Ах, конечно, у мадам де Шеврез не было никаких доказательств того, что ее любовник удостоился благосклонности Луизы де Мондиссье, только догадки. Вот для того, чтобы проверить эти догадки и был разыгран маленький спектакль. Очень уж забавно было поймать великолепнейшего маркиза де Мирабель, умного как сатана и верткого как угорь, на горячем.
Луиза отчаянно затрясла головой, роняя шпильки. Господи Иисусе, Пресвятая дева, святые угодники, маркиза де Мирабель, это сама маркиза де Мирабель, откуда же, как же?.. Врать – только врать, все отрицать! А дон Антонио наверняка же свою карету узнает и стучаться не станет!
– Мадам, то есть сеньора, то есть простите, – по испански Луиза говорила гораздо хуже чем по-французски, поэтому по-французски и продолжила: – Клянусь, мадам, вы что-то путаете, вы ошибаетесь! Здесь нет никакого дона Антонио, и не было никогда, только я и… и кавалер мой!
Ах, как дорого далось Луизе это признание! Но не сказать про кавалера никак было нельзя, видно же было по комнате, что не живут здесь, как же жить-то с одной кроватью, не бывает так, чтобы совсем пустая комната была, кровать да сундук! Ой, ну только бы поверила, а то страшно ведь до дрожи, а вдруг она что-то еще пронюхала, вдруг она месье де Мондиссье расскажет!
Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.
Боже, какая прелесть! В глубине души Мари прямо-таки залюбовалась картиной – все же в женщине, застигнутой за адюльтером, есть своя трогательная прелесть. Она всегда будет лгать до последнего. Со слезами на глазах утверждая, что нет, не она, не с ним, ее оболгали! И в сущности, герцогиня одобряла такую стратегию, иногда (если муж оказывался покладист и влюблен) она приносила благой результат. Но только не тогда, когда дело приходилось иметь с ревнивой женщиной – о, вот уж сам Дьявол не так страшен, как подозрительная соперница!
И Мари постаралась изобразить Дьявола (вероятно, король бы сейчас заметил, что не так уж трудно играть саму себя).
- О, не лгите мне! Я все знаю! – воскликнула она, ломая в руках маленький веер и отбрасывая его в сторону. Хрустнули тонкие пластинки – жалобно и недоумевающе. А нас-то за что? – Он говорил мне – это политика и я верила, верила! Я всегда верила ему – вот в чем мое проклятие! Но теперь я вижу вас...
«И не вижу его», - добавила про себя Мари. – «За это время в шахматы можно было проиграть трижды».
- Я бы смирилась, будь это политика. Для моего мужа политика – это бог. Но я не смирюсь с изменой, сеньора! Я убью вас, себя и дона Антонио!
Строго говоря, следовало назвать иную последовательность смертей, но герцогиня с упоением играла роль, а за хорошую игру прощаются мелкие неточности в тексте, не так ли?
Отредактировано Мари де Шеврез (2017-06-22 10:37:18)
Хорошо хоть кровать не у самой стены стояла! Луиза и сама не поняла, как за нее забилась, и ведь взвизгнула же еще, так она испугалась, даже не поняла сразу, что это испанка не нож в нее кинула, а веер, и вовсе даже не в нее, но ведь все одно же – страшно! А ну как и вправду убить захочет, а ведь никто не знает, где она, а господин маркиз как карету свою увидит, так точно стучаться не будет и уйдет, и найдут ее – ой, наверное, только по запаху, ужас какой! А она так нарядилась, когда на свидание спешила, и платье любимое лазоревое, и юбки нижние батистовые… а тут еще сеньора про политику заговорила, так Луиза и света не взвидела.
Политика? Господи Иисусе, этого только еще не хватало! Ой, будто ей до сих пор было мало – оказывается, дон Антонио со своей женой про нее разговаривал, да еще про политику! Ох уж эти мужчины, ни в чем на них не положиться! А еще говорят, будто женщины много болтают, а сами!
- Да ваша ж милость! - всхлипнула она, и прокляла еще этот полог, ничего насквозь толком не видать, и как бедной женщине теперь быть? Попытаешься к двери пробежать, а вместо этого на нож невзначай напорешься! - А меня-то за что?! Я ж тут вовсе ни при чем, ну хоть хозяйку спросите, какой у меня кавалер, она вам сразу скажет, что добрый француз!
В ушлость своей квартирной хозяйки Луиза верила крепко, но кто ж спрашивать-то пойдет? А если и пойдет, так за то время сто раз сбежать будет можно, а то ведь того и гляди еще что-то всплывет, не приведи Создатель!
Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.
Кажется, она все-таки немного перестаралась, пытаясь соответствовать роли ревнивой испанки. Мари озадаченно посмотрела на кровать, полог которой ходил ходуном. А если Луиза де Мондиссье сейчас лишится чувств от волнения, что с ней тогда делать? Да и мало ли, какие у дона Антонио планы на эту даму, может быть, обморок ему вовсе не нужен.
- Если вы скажете мне правду, я уйду, - попробовала она зайти с другого конца. Подумала и добавила. - И уеду из Парижа. Вернусь в Испанию. Мое сердце все равно разбито изменой супруга.
Мари очень сомневалась, что сердце настоящей супруги маркиза может быть чем-то разбито, тем более, такой малостью как измена, но попытаться стоило.
- Или… или назовите мне имя своего любовника!
Не то, чтобы Ее светлость поверила в слова Луизы де Мондиссье, она сейчас вполне могла и апостола Петра записать в свои поклонники, только чтобы отделаться от подозрений. Но очень уж было интересно, куда эту даму заведет фантазия и страх.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Утренняя песнь. 29 ноября 1628 года.