Даже если бы Паризо вздумал сейчас ходить на голове, миледи не обратила бы на него внимания – её волновало только горящее болью плечо и единственное, чего она сейчас хотела – добраться скорее домой,  забраться в свою постель и постараться уснуть. Свою рубашку она взяла из рук  палача с каким-то механическим равнодушием. Сначала не хотела даже надевать, просто потому что малейшее движение рукой  усиливало боль. Но решила заставить себя сделать это, как заставляла всякий раз думать о завтрашнем дне даже в самые чёрные минуты своей жизни и действовать, не смотря ни на что, сохраняя присутствие духа и готовность действовать, пользуясь как случайными благоволениями судьбы, так и плодами собственных усилий.
После того, как Паризо плеснул воды в очаг, к запаху паленой плоти добавился удушливый запах гари, поднявшийся  с паром, и Анну замутило снова. Она поспешила  подняться и выйти из кухни, предоставив Паризо самому прибираться и собирать жуткие инструменты своего ремесла. Но осталась в дверном проёме, удовлетворившись тем, что там дышалось чуточку легче, чем вблизи очага.
Рубашку надевала долго, стараясь поменьше двигать левой рукой, и провозилась со шнуровкой, так толком и не стянув лиф платья, но сейчас порядок в одежде её волновал меньше всего.
Как и грязь с сапог палача, оставшаяся на полу дома.

- Долго еще? – спросила она, когда Паризо вернулся с жаровней, и недовольно поджала губы - голос прозвучал так, словно она вот-вот разрыдается, - потом… закончите. А сейчас помогите мне дойти до кареты. Накидку и корзинку.
Она на миг смежила веки,  сделав короткий вдох и медленный, осторожный выдох…
Отчего-то теперь еще и разболелась голова и все тело словно одеревенело и ослабело, как во время тяжелой болезни. 
- Прошу вас, - последние слова по отношению к этому мужлану, который и нужен-то был только ради дела дались особенно нелегко, но мадемуазель Гено не стоило позволять себе оскорбительного высокомерия к тому, на чью руку она рассчитывала опереться.