Дата уточняется
Миледи пришла из эпизода Порочность следственных причин. 25 января 1629 года
Отредактировано Dominique (2017-11-18 14:21:35)
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Кольцом сим. 7 февраля 1629 года
Дата уточняется
Миледи пришла из эпизода Порочность следственных причин. 25 января 1629 года
Отредактировано Dominique (2017-11-18 14:21:35)
Никто.
И звать меня никак.
Действительно ли Шере считал её доброй и великодушной, или же говорил так, потому что обязывала ситуация – леди Винтер не знала. Но если он сам верил в то, что говорил, опровергать его убеждённость она не собиралась, а если говорил, но не верил – значит был умнее, чем выглядел пару секунд назад.
Ответила она не сразу, но задумалась не столько над тем, сказать ли правду, а над тем, что из этой правды сказать.
- По сравнению с тем, что было до того, как мэтр Барнье прочистил рану, это уже не боль, - она равнодушно пожала плечами, и уточнила, не дожидаясь вопроса, - Барнье – доктор, хирург, чьё имя назвал мне монсеньор и посоветовал довериться его искусству. Не приятно, но не настолько, чтобы на это отвлекаться.
Она вопросительно взглянула на гостя и, уже уверенная, что у Шере тоже не всё ладно, потребовала:
- Рассказывайте, что у Вас случилось.
Шере не ожидал услышать от миледи имя Барнье, и вид у него на миг сделался столь глупый и растерянный, что никто не заподозрил бы, сколь хорошо знакомо ему имя хирурга - и однако, когда она стала объяснять ему, кто это, он едва сам себя не выдал, лишь в последний момент удержав язык за зубами. Не надо было ничего говорить - даже то, что Барнье хорошо знают в Пале-Кардиналь - чем больше ты говоришь, неважно о чем, тем больше ты рассказываешь о себе.
И поэтому еще это было важно - что она объяснила про Барнье. Рассказала про себя и врача, и лишь потом вспомнила про собеседника. Вежливость, не более того - не важен он ей был и не нужен. Или нет, все же нужен - чтобы продать ее драгоценности.
- Вы угадали, - смущенно признался он, - то есть его высокопреосвященство, конечно, очень щедр, куда больше, чем я заслуживаю, но… Нет, извините, - он решительно покачал головой. - Насколько бы больше мне ни удалось выручить, я не возьму ни гроша. Раз уж мы товарищи по несчастью…
Он улыбнулся, робко и застенчиво.
Никто.
И звать меня никак.
В светлых глазах леди Винтер мелькнуло что-то похожее на интерес, притом интерес неприятный, оценивающий. Она уже обманулась маскарадом Шере, и только что, похоже, в очередной раз обманулась его туповатым выражением лица. Анна вспомнила, как Шере, именно Шере соединял её сбивчивый рассказ в текст письма от Жюстена. В ту ночь у него хватило самообладания, чтобы не впасть в истерику после разоблачения, а взять себя в руки и переключиться на то, ради чего он и был приглашён.
Считать глупцом человека умного – опасное попустительство.
- Я могу обидеться, - сообщила она равнодушно, - могу настоять. Могу подыграть Вам: поблагодарить за верность и честность и просто отправить к ростовщику. Когда человек отказывается от заслуженной платы, это всегда, и не спорьте, всегда говорит только об одном…
Миледи глубоко вздохнула.
- … вы знаете о чём, Шере?
Теперь она смотрела на гостя с неотрывным вниманием, гадая про себя, ответит ли он взглядом на её взгляд, или опять опустит голову, пряча блеск глаз за тенью ресниц.
Шере вскинул взгляд, глядя на бесконечно прекрасное лицо миледи и не видя его - внезапная перемена тона застигла его врасплох и привела в ужас, который читался сейчас в его глазах.
- Что ему нужно что-то другое, - полувопросительно произнес он. - Я задел вас, сударыня? Я, я не хотел, клянусь! Я сделаю, как вы хотите, но… вы оказали мне честь, назвав меня другом. А друг не берет деньги за то, что помогает. Я… простите, умоляю. Люди легко говорят о дружбе, когда имеют в виду совсем иное, и если я не так понял вас…
Он опустил глаза, переплетая пальцы рук, чтобы погасить дрожь. Он много слышал о дружбе, но опыт дружбы у него был небольшой, с Реми и, быть может, с Лампурдом, никого и никогда нельзя было подпускать слишком близко, а сейчас он сделал ошибку, забыв, что надо уметь и принимать, а все из-за того, что ее прикосновения неизменно сбивали его с толку, заставляя мечтать о несбыточном. И даже сейчас он не мог не надеяться, что все снова станет как было - хотя дело, вернее всего, было в том, что ей просто было больно.
Никто.
И звать меня никак.
Маска равнодушного внимания прекрасно гармонировала с правильными чертами лица миледи. Носить холодность и отчуждённость она могла бы с таким же удовольствием, как светлые платья, белоснежные кружева и жемчуг. И сейчас она выслушала Шере с безучастием мраморного надгробия, но с неподдельным интересом.
- Будь вы мужчиной, - говорила она не громче своего гостя, - я сказала бы вам, что вы - лицемер, Шере. Хотя нет, не сказала бы… будь вы мужчиной, я солгала бы вам когда вы впервые оказались здесь. И вы всё равно бы написали для меня письмо, не из-за участия и понимания, нет…а чтобы провести ночь в этой постели. Возможно, - миледи отделила это слово паузой, и взгляд её потеплел, а губы едва заметно дрогнули в насмешливой улыбке, - Но вы не переступили бы порог моего дома больше, и уж точно не были бы обременены моими просьбами столь интимного свойства. Но я рада услышать именно такой ответ. Единственно правильный ответ. Что-то другое…
Устав сидеть, поджав под себя ноги, она переменила позу.
- Вы же не хотите, чтобы я спросила, что именно, - Анна не спрашивала. Утверждала.
Сама она не отказывалась от денег монсеньора и от подарков любовников, даже если от первого ей нужно было не только золото, а от последних зачастую что-то совсем другое…
- Я надеюсь только, что Вы приходите в мой дом не для того, чтобы потом рассказывать кому-то о наших встречах и моих просьбах, и что доверие, которое я к вам испытываю – вызвано всего лишь естественной приязнью… Скажите, что это не так и я… поверю.
- Что не так? - непритворно растерялся Шере, осознав, что понятия не имеет, «да» отвечать на вопрос миледи или «нет». - Вы думаете, что я…
Он понял теперь, что может смотреть на нее не видя - и потому, не теряя голову, и, поднимая на миледи встревоженный взгляд, в самой ее неподвижности нашел ответ на свой вопрос. Не могла она и впрямь считать, что он шпионит за ней - зачем бы, и для кого? У него было место секретаря и соответствующие обязанности, и даже если она узнала, что помимо этого, у него есть связи во Дворе чудес и круг уже других обязанностей, с какой стати кому-то взбрело бы в голову поручить ему следить за миледи, а ему - принять это поручение? Даже за пределами Пале-Кардиналь - к чему ему, бывшему мошеннику, было рисковать надежным положением? Кто мог бы предложить ему достаточно, чтобы он пошел на предательство - а если бы кто-то и нашелся, не за миледи бы он платил!
Но за вопросом миледи, столь двусмысленным, что могло бы показаться, будто она не хочет знать на него ответ, Шере услышал совсем иное сомнение. «Я дарю вас своим доверием, как бы говорила она, неужели оно вам не нужно? Неужели вы не любите меня достаточно, чтобы принять то, что мне угодно называть дружбой, вместо того, чего вы хотите на самом деле?» О, она знала, чего он хочет, и предлагала крошку вместо краюшки, и считала, что он должен был быть этим счастлив - но сомневалась и искала тому подтверждения.
- Вы знаете, чего я хочу на самом деле, - тихо признал он. - И я знаю, что это невозможно. Но тот, кто любит, сударыня… ему нужна не награда взамен невозможного, а надежда, и если он не может отдать свою любовь, он готов дарить дружбу. Где в том лицемерие? Не гоните меня только!
Он осекся, опуская глаза и подавляя совсем уж неразумный порыв - ответить так, чтобы она разозлилась, и взглянуть, как быстро она вспомнит о том, о чем, казалось забыла. Но нет, он не смел рисковать, у него был Александр.
Никто.
И звать меня никак.
Леди Винтер слушала гостя всё с тем же вежливым равнодушием, разве что взгляд её, недолго совсем задержавшись на его лице, скользнул по прихотливым складкам кружевного воротника и, проследив линию плеча, вернулся резко назад к глазам Шере, только стал чуть более рассеянным.
- Невозможно, - проговорила графиня ровным голосом, едва ли не отделяя слоги и коротко вздохнула.
- Вы произносите это слово, как приговор, - голос потеплел, а глаза, светлые и холодные, заблестели не то озорством, не то насмешкой, - а для меня оно всегда звучит, как вызов.
Она, не задумываясь, отмела возможность опровергнуть заявление Шере и продолжить делать вид, что не помнит о его коротких, осторожных откровениях и никогда даже не думала сопоставлять услышанное однажды о влюбленности Шере в женщину с его вниманием к ней. Это было бы равносильно бегству. От кого?
Да и зачем?
Какое-то время, секунду, может, две, растянувшиеся в её восприятии едва ли не в несколько минут, Анна молчала. Совершенно безотчетно, словно какую-то помеху, она сдвинула в сторону шкатулку, до этого момента стоявшую между ней и Шере, а та, когда угол одеяла оказался преградой, перевернулась на бок, отчего её содержимое высыпалось наружу. Круглая брошь с рубинами и эмалевыми вставками выпала прямо на пальцы миледи и она резко отдернула руку, и удивленно взглянула сначала на россыпь дорогих побрякушек, потом снова на своего собеседника и закончила:
- А надежда и вовсе может оказаться ядом, медленно выжигающим душу. Вашу душу, если таков ваш выбор. Попросить вас не приходить больше - было бы куда милосерднее, чем заплатить за прямоту той же монетой. Но я оставлю возможность решить вам. Милосердие или откровенность?
Дышать стало вдруг так же страшно, как шевелиться - как будто любое движение, любой звук, даже звук его дыхания, могли прервать сидевшую на кровати женщину, и взгляд Шере, вновь различавший, пусть даже вскользь, каждую линию ее прекрасного лица, также задержался на рассыпанных драгоценностях, позволяя ему разом и не прерывать ее даже такой мелочью, и снова сделать попытку собраться с мыслями. «Надежда!» Он знал, что это было ложью, и так хотел верить, что не мог заставить себя сомневаться.
- Откровенность, - чуть слышно ответил он.
Она знала, наверняка знала, что он так скажет, он выбрал бы знание, о чем бы ни шла речь, но как же больно было понимать, что надеяться не на что и на самом деле нельзя! Милосердие в ней говорило, когда она заговорила о вызове, или неосознанный расчет бесконечно красивой женщины, не привыкшей упускать жертву, не играло роли - и в том, и в другом случае, подари она ему его желание, итог будет непредсказуем, а ее неприязнь он позволит себе не мог.
Надо было быть очень, очень осторожным, она снова удивила его, допустив возможность… но думать надо было не о возможности, а о том, чтобы она никогда, никогда не думала о том, что знает, как об оружии.
Никто.
И звать меня никак.
Прогнать Шере, пусть даже смягчив парой участливых слов их расставание – было бы милосердием для обоих. Понимал ли он, что это так?
Скорее, как все влюбленные или ослепленные страстью люди, думал только о себе – и леди Винтер была бы последним человеком на Земле, который его упрекнёт за это. Сама она думала исключительно о себе и собственных интересах, а о других – лишь когда они были полезны для неё, развлекали или вызывали еще одно чувство...
- Извольте, - миледи кивнула, - вы остаётесь для меня почти такой же загадкой, какой оказались в первую ночь в этой спальне. И всё так же вызываете у меня …любопытство.
Она не стала приукрашать речь эпитетами и стараться изобразить на лице хотя бы тень сочувствия.
- Но приязнь и доверие, согласитесь, куда ценнее, чем удовлетворение этого интереса. Вы знаете, что…
Она внезапно сбилась, запнулась на слове и на пару мгновений взгляд её стал растерянным, словно она надеялась, что Шере – именно Шере подскажет ей нужно слово.
- Я надеюсь, что вы это понимаете.
Она дотянулась до руки Шере и опустила свои пальцы поверх его кисти. Легко и просто. Обычный жест женской приязни или участия, за которым может и не стоять ничего, кроме сиюминутного настроения.
- А, говоря с кем-либо о любви, - тут Леди Винтер открыто улыбнулась, словно собираясь чем-то похвастаться, я не говорю о том, что люблю кого-то так же, как люблю, к примеру, спелые груши, летний дождь, меха и новые платья. Было бы безнравственно равнять вас, скажем, с моей любимой муфтой, с которой мне не слишком огорчительно будет расстаться, если я вдруг решу её кому-то подарить. А дождь радует меня не дольше нескольких минут, после чего я забываю о нём и возвращаюсь к обычным делам.
Слово, выбранное ею - безнравственно - поразило Шере больше даже, чем ее рассуждения, и, прежде чем замершее было от прикосновения ее руки сердце снова заколотилось у него в груди, он успел еще подумать, что так, верно, она и смотрит на тех, кто говорит ей о любви - так же, как и на вещи, полезные и бесполезные, подороже и побезразличнее, те, что не жаль отдать, и те, что хочется надевать снова и снова, пока они не придут в негодность, и что сам он в ее глазах вряд ли значил больше для нее, чем серебряный браслет с голубыми камнями, оказавшийся совсем рядом с его рукой.
Когда-то он полагал ее доброй - но эта вера ушла без остатка, он и сам не заметил, когда и почему.
- Приязнь и доверие, - повторил он, робко накрывая ее руку своей. - Это больше, чем я смел надеяться.
И любопытство. Если бы от ее прикосновений не заходилось сердце, если бы его не влекло к ней при каждом взгляде, если бы ее голос не звенел в нем как струна, он знал бы, как создать из приязни и доверия желание помочь, выручить и спасти… может быть. Может даже, любить. Но рассуждать здраво он мог только без нее, а сейчас все его мысли и чувства были заняты ее любопытством.
Никто.
И звать меня никак.
Отредактировано Миледи (2017-11-26 16:17:49)
Отредактировано Dominique (2017-11-26 19:54:04)
Никто.
И звать меня никак.
Отредактировано Миледи (2017-11-26 19:54:56)
Никто.
И звать меня никак.
Отредактировано Dominique (2017-11-26 22:55:06)
Никто.
И звать меня никак.
[icon]http://s9.uploads.ru/vrxSB.jpg[/icon]
Никто.
И звать меня никак.
Доминик скосила глаза на разбросанную по полу одежду, затем глянула на шкатулку, каким-то чудом стоявшую все еще на кровати, и лишь потом перевела взгляд на лицо миледи. Сил спорить у нее было не больше чем желания, и даже снедавшие ее сомнения отступали перед изумлением и благодарностью. Пока не остыли следы…
- Вас обокрали? - спросила она - только потому, что надо было что-то сказать, не таращиться же непрерывно на это сияющее золотом волос и перламутром кожи чудо. «Вас», конечно - и здравый смысл, очнувшись, напомнил о том, что рано или поздно дверь спальни откроется, с той или другой стороны, и к этому моменту г-н Шере должен быть одет.
Все-таки не дворянка, наверно - иначе не тревожилась бы о долгах, но какая разница? Анна… Анна… Поддаваясь нахлынувшему чувству, Доминик снова коснулась губами ямочки на плече миледи, совсем рядом с повязкой.
[icon]http://s9.uploads.ru/vrxSB.jpg[/icon]
Никто.
И звать меня никак.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Кольцом сим. 7 февраля 1629 года