За время отсутствия Шере  Анна окончательно оправилась от болезненного состояния, вызванного воспалившимся ожогом, и теперь старалась не думать о том,  насколько изуродованным будет её плечо, когда  всё заживёт окончательно.  Ей доводилось видеть людей,  спасенных из пожаров, переживших ожоги не то что на руках – на лице. И  зрелище, признаться, было печальным.  С другой стороны ожог можно будет спрятать под изящной манжетой, не скрывая причины ношения аксессуара от любопытных мужчин.  Едва ли у кого-то возникнет желание  увидеть, что кроется под плотной тканью,  вышитой шелком, в тон основе и украшенной тонкими лентами  – миледи уже представляла, как именно будет выглядеть эта деталь её одежды и ждала только того дня, когда можно будет позвать модистку, чтобы  обсудить с ней, как лучше сшить подобную вещицу.

О Доминик она думала чаще, чем ей бы того хотелось, и именно, как о Доминик, а не о месье Шере. Но сколь же мало было в мыслях миледи всего, что обычно думают натуры чувствительные о новом своём увлечении.  Её занимали больше те возможности, которыми должна была располагать эта особа, чтобы устроить задуманное… знакомства,  связи,  покровительство лиц определённо опасных, чтобы не боятся разыскивать подходящих для воплощения замысла наёмников.  И ведь Шере не нуждался в деньгах, как в плате за их услуги, полагая, что  головорезы удовольствуются  тем, что получат, если сумеют ограбить Лекена.
Как и когда  Доминик обзавелся подобными связями – оставалось только гадать. И желать замыслу Шере успеха не ради  своекорыстного интереса, но ради возможности при случае воспользоваться  талантами и связями этого человека для других дел.
В конце-концов Шере желал от неё не больше, чем все прочие, к чьим услугам ей приходилось прибегать, и не проявлял ни неподобающего нахальства, ни возмутительной развязности,  которыми подчас грешили  мужчины. Особенно те,  кому кроме воспоминаний о славных предках, погибших во времена  крестовых походов, и похвастаться-то нечем.

Когда горничная вышла, затворив за собой дверь, а на ладони Шере блеснуло то самое кольцо, Анна почему-то даже не удивилась. Вероятно, вот так не удивлялся монсеньор, когда к удовольствию своему убеждался, что его шпионы и агенты выполняли данные им поручения.
- О! – только и выдохнула она,  не спеша забирать вещицу и чувствуя, что этот простой жест Шере и отсутствие  предшествующих ему рассказов о том, как трудно было всё устроить, вызывает в ней чувство куда более странное, чем радость или удовлетворение успехом затеи.
- Признаться, вы меня удивили. Я даже не надеялась, и успела сто раз пожалеть, что согласилась, думая, каким опасностям  вы из-за меня можете подвергаться, но...
Она стояла напротив  Шере и смотрела уже не на кольцо, а на него, смотрела задумчиво и тревожно.
- Он…?
Она не стала уточнять о ком именно спрашивает и что именно её интересует.

Как именно закончилась для месье де Лекена встреча с друзьями Шере,  миледи очень  хотела бы узнать. Но даже если Шере и пощадил её нежную, впечатлительную натуру, скрыв печальную правду за аккуратным "не знаю",  настаивать и проверять степень его неведения, она не собиралась.
- Я в долгу перед вами, - с этими словами она сняла кольцо с ладони гостя, - снова. И даже не пытайтесь умалить свои заслуги. Вы и никто другой решили помочь мне.
Голос её звучал с обычной теплотой и приязнью, которые могли как выражать искреннюю симпатию к собеседнику, так и являться лишь приятной привычкой сохранять вежливый тон, когда к тому располагает ситуация.
- И я не хочу слышать от вас о необходимости покинуть меня сегодня, пусть даже Пале Кардиналь рухнет из-за вашего отсутствия.
Взгляд  леди Винтер потемнел,  губы раздвинулись в медленной улыбке и она, задержав на миг внимание на лице Шере,  опустила глаза ниже, рассматривая  его одежду так, словно пыталась отыскать какой-то изъян в его облике. Воображение отказывалось представить Доминик в платье.

Мужское платье и сдержанная манера говорить не превратили Доминик в мужчину даже в такой мелочи, как решимость в проявлении желания, когда всё уже стало определённым и не стоит сдерживать страсть, опасаясь отказа. И эта сдержанность заставляла Анну  честнее и откровеннее выказывать своё желание там, где она сама обычно предпочитала уступать мужскому натиску.
Окажись её тело равнодушно к желаниям Шере,   Анна спокойно сказала бы Доминик о том, но если страсть и не вспыхивала в ней при одной мысли о прикосновениях и ласках любовницы, то разгоралась легко,  стоило  поймать губы Шере своими. И ей определённо нравилось целовать её первой,  нравилась  секундная уступчивость, податливость женских губ и изощренная нежность в ласках, до которых  мужчина не додумается, и о которых женщина постыдится просить откровенно.

К тому же слуги могли сколько угодно сплетничать между собой, делясь догадками, о том какие такие достоинства скромного и сдержанного секретаря, очаровали графиню и что бы они там не предполагали, любовником Шере был  лучшим, чем собеседником.

А миледи давно усвоила простую истину – не стоит использовать людей для дел, к которым они малопригодны, когда можно разделить с ними  развлечения, где они хороши.
- Тогда  вы, Доминик, должны мне себя, эту ночь и сотню поцелуев, - без зазрения совести выставила она счёт,  старательно не заметив слетевшего с губ Шере «ты».

Поцеловала Шере первой, найдя приятным, что от него не пахнет острым мужским потом,  конюшней и резкими духами, как от Лекена в последнюю их встречу.
- Но прежде Мадлен приготовит спальню и подаст ужин, - тем страстям, с которыми миледи могла справляться, отводилось соответствующее время и место, - если у вас есть какие-то пожелания, можете располагать моими слугами.

Иногда Анна позволяла себе забыть обо всём, что было до брака с лордом Винтером.  Вернувшись во Францию она с лёгкостью приняла роль иностранки и находила весьма пикантным само слово «миледи», используемое даже слугами, чтобы  говорить о ней в её отсутствие. Но забвение никогда не было долгим,  достаточно было одного взгляда в зеркало на шрам, оставленный клеймом – жестокое напоминание о прошлом, с его ошибками и приключениями.  Скоро, совсем скоро, она сможет не думать и об этом, не опасаться случайных взглядов, хотя еще есть те, кому известна эта отвратительная тайна, и с этим приходится мириться, пока…

Шере тоже было многое известно. Но у Доминика хватало своих секретов, раскрытие которых поставило бы Шере в крайне неудобное положение, и Анна уже успокоилась, находя в этой их взаимной осведомлённости свои пикантные моменты, вполне оправдывающие и приязнь, и  ту страсть, что переросла в нечто,  грозящее оказаться большим, чем короткая интрижка.
Шере рассказал достаточно, чтобы миледи понимала две вещи: он не рискнет своей тайной снова ради увлечённости другой женщиной, даже если и влюбится,  и пока  его страсть будет находить удовлетворение с ней – сделает всё, чтобы слышать предложение  остаться до утра при каждом своём визите. И возвращенное кольцо – всего лишь первое тому доказательство.
- Чем слушать мои рассказы, Шере, лучше оставьте однажды Париж и просто отправляйтесь путешествовать, - улыбнулась она мягко, - Возможно, однажды мы просто сбежим вместе. В Англию, к примеру, или в какой-нибудь из италийских городов. Вас ведь ничего не держит здесь, кроме, разумеется, преданности монсеньору?

Вопрос этот миледи задала не только Шере, но и самой себе. И допускала – но только допускала, что однажды, через год- другой,  может захотеть чего-то иного, нежели  чувство сопричастности к делам столь великого человека, как Ришелье. К примеру, пожелает снова снова выйти замуж.

После соприкосновения с первой из тайн Шере, миледи сочла, что секретов у этого человека предостаточно и, натолкнувшись на первое же нежелание откровенничать,  не стала настаивать, предоставив времени сделать то, что не  удалось её природным чарам. И расчеты оправдались:  Шере раз за разом рассказывал о себе всё больше и больше. Было ли это проявлением доверия с его стороны? Особенно теперь, когда они стали близки. Или он старался удержать её к себе интерес?

Удивления своего миледи скрывать не стала, как и легкого недоверия во взгляде. Признанию Шере она поверила сразу – или точнее, не усомнилась в услышанном.
- И вы всё еще на свободе, Шере, здесь, со мной, - проговорила она, и собственный голос показался ей  глухим и  взволнованным, - а это говорит либо о вашем невероятном везении, либо о том, что ваша жизнь кому-то гораздо нужнее вашей смерти.  Не буду спрашивать - кому.
К этому моменту Анна совсем справилась с эмоциями и голосу её вернулись спокойствие и теплые, воркующие нотки:
- Но со мной вам совершенно нечего опасаться. И если однажды вы решите, что месье Шере пора исчезнуть, - пальцы левой руки миледи легли на  грудь Шере не то ласкающим, не то просто выражающим приязнь жестом, - можете рассчитывать на мою поддержку.

Под плотным сукном корсет не ощущался совершенно.

Держать кольцо в руке стало неудобно и Анна просто надела его на палец,  при этом не преминув благодарно улыбнуться тому, кто так ловко и удачливо сумел возвратить это украшение.