Говорят, что змеи, лошади и лягушки способны предчувствовать землетрясение. Гримо, как бы ни был он молчалив, не относился ни тем, ни к другим, ни к третьим, однако на появившегося на пороге господина уставился со смутной опаской: губы Атоса то и дело кривились в странной, жесткой и болезненной одновременно то ли усмешке, то ли гримасе, которую сам мушкетер вряд ли замечал. Он вообще, казалось, ничего не замечал, включая настороженную физиономию лакея. Молча уронил  плащ и шляпу – Гримо, все так же настороженно поглядывая на господина, подхватил и то и другое на лету – и молча же прошел в гостиную. Медлительным жестом взял со стола початую пару часов назад бутылку, зубами выдернул пробку и стал пить прямо из горлышка. Не отрываясь.

Гримо беззвучно вздохнул. Плащ был чем-то забрызган, и лакей, украдкой понюхав пальцы, уже убедился, что это кровь. Однако на раненого его господин не походил. Если уж на то пошло, походил он на человека, подошедшего к краю и остановившегося в задумчивости.

Вино не оказывало своего обычного действия. Опустошив бутылку, Атос со стуком поставил ее на стол. Мыслей не было, никаких. Сожаления тоже. Не было и облегчения. Была чудовищная усталость. И пустота, абсолютная и странная пустота, вино ее не заполняло, оно даже не пьянило, словно пил он родниковую воду.

- Вина. – Атос не узнал собственного голоса. Гримо, как видно, тоже: он вздрогнул и кинулся исполнять приказание. Мушкетер все так же медлительно выложил на стол пахнущий порохом пистолет, опустился на стул и уставился в одну точку. Он сделал то, что был должен сделать. Леди Винтер больше никому не причинит зла. Но на душе было удивительно мерзко.

Вторая бутылка проследовала путем первой, оставив Атоса все так же вопиюще трезвым. Он смутно подумал, что стоило, верно, приказать Гримо принести арманьяка, но и эта мысль не задержалась надолго. В ушах еще таял звон от выстрела. Хотелось заснуть и не просыпаться. Гримо неслышно поставил на стол третью бутылку; Атос посмотрел на нее безразличным взглядом и опустил голову на руки.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

Безразличие, навалившееся на Атоса, словно набитый песком тюфяк, было настолько сильным, что мушкетер, хотя и расслышал стук во входную дверь, даже не шелохнулся. Не все ли равно, кто пришел. Пускай даже это арест, хотя его, должно быть, никто не узнал. Никто, кроме самой леди Винтер, воскреснувшей уже однажды – отчего бы ей не проделать это еще раз ради того, чтобы отомстить? Атос бы, кажется, даже не удивился. Арест так арест, воскрешение так воскрешение. Из странного, оцепенелого состояния его бы вывел приход кого-то из друзей. Но д'Артаньян, с которым можно было бы помолчать о том, что знали оба – сопровождал короля. Портос, который обладал даром развеивать почти любой мрак своим присутствием – охранял покои королевы. Арамис… Арамис и вовсе был сейчас где-то на краю света. Наверное. Четвертый друг – потому что Атос продолжал считать Кавуа другом, неважно, что тот не желал его ни знать, ни видеть – прийти не мог. Атос был настолько в этом уверен, что даже не вслушивался в шаги на лестнице и в первый миг не узнал голоса. Его кто-то окликнул, проклятье, кому он мог понадобиться посреди ночи? Никакого уважения к свежеиспеченному вдовцу, черт побери!

Мушкетер неохотно поднял голову. И не поверил своим глазам.

- Кавуа, - с удивлением проговорил он, не без усилия стряхивая окутывавшую его пелену оцепенения. – Я не сплю?

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Не помешали… - пробормотал Атос. Он был рад видеть Кавуа, пусть даже тот приехал лишь для того, чтобы сказать спасибо. Кстати, незаслуженное, с точки зрения Атоса, спасибо. Благодарить надо было бы таинственного осведомителя, который так больше себя и не проявил, между прочим. Но сейчас – сейчас он просто был рад. Появление капитана словно разорвало липкую паутину безразличия и отвращения к самому себе. Если бы можно было вернуть все назад, Атос поступил бы точно так же, он ни о чем не сожалел, но на душе было тяжко и мутно. Так, словно попавшие ему на воротник и на лицо брызги крови оказались ядовитыми, подобно крови кентавра Несса.

- Но вы напрасно меня благодарите, Кавуа, - покачал он головой. – Я даже не знал о вашей беде. Кто-то прислал мне записку, и я… проверил, правда ли в ней написана. Только и всего. Надеюсь, с малышкой все хорошо?

Гримо тем временем, не дожидаясь распоряжения, поставил на стол два бокала и еще одну откупоренную бутылку. Лакей по опыту знал, что одной бутылки этим двоим совершенно недостаточно. Следом на столе возникли тарелка с нарезанным окороком, козий сыр и бисквиты.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Записку? – Атос тряхнул головой, пытаясь избавиться от назойливого звона в ушах, выпрямился и посмотрел на Кавуа уже более осмысленно. Черт подери, да, записка. И ее автор, вернее, авторесса. Подозрительно хорошо осведомленная. – Погодите.

Мушкетер встал и снял ларец с каминной полки.

- Кто бы ее ни написал, знает он, вернее, она чересчур много, - хмуро проговорил он, откидывая крышку. Записка лежала сверху. – Я не сразу поверил, но все подтвердилось.

Апатия немного отступила. Он почти забыл или, вернее, не желал думать об этой писульке, а ведь та, что ее написала, знала его имя. И после этого поверить в то, что записка случайно была адресована именно ему? Да черта с два.

- Какой-то мальчишка вручил ее моей квартирной хозяйке сегодня утром.

Атос положил помятый клочок бумаги на стол перед Кавуа, захлопнул ларец  и после секундного колебания отхлебнул из горлышка откупоренной бутылки, полностью игнорируя стоящие на столе бокалы. Конная прогулка, говорите? Предложение было несколько неожиданным, но отчего бы и нет. Сказать по правде, он был настолько рад появлению капитана – и тому, что тот держался как ни в чем не бывало – что согласился бы и на более экстравагантное времяпрепровождение. И если не помогает вино, быть может, поможет прогулка. Мушкетер еще раз встряхнулся.

- Гримо, седлайте. Простите, Кавуа, - тон был почти извиняющимся, - я был неприветлив с вами. Чертовски рад вас видеть.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

Атос улыбнулся – одними глазами, и, хотя мушкетер тут же вновь нахмурился, на душе у него ощутимо полегчало. Жест и взгляд пикардийца значили куда больше, чем любые слова. А значит, размолвка, которая все это время лежала на сердце увесистым булыжником, могла быть забыта. По крайней мере, ему хотелось на это надеяться.

- Никому, - кивнул он. – И это значит… Да то, что автор знает еще и о моих семейных делах, Кавуа. Только и всего.

Кавуа, сам того не зная, только что повторил его мысли. Если бы тот, кто прислал записку, был заинтересован в деньгах, он бы, пожалуй, действительно пришел сам. Так что ему было нужно нечто другое. Уж не избавиться ли от леди Винтер чужими руками? Ну, в таком случае этот некто может быть доволен. Почему-то Атос не испытывал особого интереса к тому, откуда этот человек знает и планы покойной графини де Ла Фер, и его собственное имя. Какая, в сущности, разница, если оба супруга уже мертвы?

- Возможно, он намекал на то, что леди Винтер добивается моей смерти, - пожал он плечами. – Но это не новость.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- А… - Мушкетер равнодушно глянул на брызги крови на кружевном манжете. Вот что бывает, когда стреляешь почти в упор. – Это не моя. Рассказывать почти нечего, Кавуа. Я первым делом направился к вам, но вас не было  дома, а мадам де Кавуа сказала мне о пропаже. И я нашел девочку там, где указано в записке. Кормилице солгали, что ребенок внебрачный, она поверила, я объяснил ей, во что ее впутали, и она рада была отвезти малышку к матери, только и всего.

- И во что ее впутали? - вкрадчиво спросил пикардиец.- Атос, не замечал за вами привычки ходить вокруг да около... Если дело напрямую не касается вас. Не кормилицу же вы пристрелили, право!

- Похитительница – леди Винтер. – Атос пожал плечами. – Она хотела вам отомстить. Черт подери, Кавуа, я ожидал от нее любой подлости, но такого…

- Вы убили миледи, - тяжело упало в полумрак. Губы гвардейца сжались в узкую полосу на мгновенно заледеневшем лице.

Видит Бог, он пытался уберечь от такой встречи их обоих. Пусть и по разным причинам.
Первое, острое чувство он подавил не без некоторого труда. Это была ревность, ревность к покойнице, которую он хотел убить сам. Сам, черт возьми.
С другой стороны, кому и отдать право первенства, как не мужу.
Второй была мысль о том, простит ли Ришелье. Сочтет ли причину весомой...
Записка.

- Разрешите мне оставить эту записку у себя? - спросил он неожиданно спокойно.

Несколько мгновений Атос молча смотрел на пикардийца. Догадливость Кавуа его не удивила, в конце концов, догадаться было нетрудно, но внезапное понимание, что он невольно поставил друга в очень двусмысленное положение, скребануло словно ржавым железом. Опять они были в разных лагерях, и именно гвардейцу на сей раз предстояло делать выбор между верностью другу и верностью патрону.

- Зачем она вам? – хмуро спросил мушкетер. – Да, я ее убил. Я сделал то, что должен был сделать уже давно, потому что это я выпустил этого демона. И под удар вас поставил именно я. Я не мог допустить, чтобы она нанесла следующий.

Он снова отхлебнул из бутылки. Кажется, выбора у него не оставалось.

- Простите, Кавуа, боюсь, наша с вами прогулка не состоится. Разве что вы согласитесь проводить меня в Пале-Кардиналь.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Предоставьте мне самому... - чуть не вскипел пикардиец, но вовремя осекся. - Простите. Я только хотел сказать, что вовсе не обязательно лезть на плаху. Против вас пока ничего нет. Миледи умерла... от рук своего мужа, а граф де Ла Фер давно мертв. Разве не так?

- Совершенно верно, - голос Атоса вновь стал безучастным. – Вы правы, Кавуа, граф де Ла Фер мертв, а потому плаха ему уже не страшна. Покойнику все равно, голова у него на плечах или в корзине.

- Черт бы вас побрал, граф, - наконец не выдержал Кавуа. - Мне не все равно!

После краткой паузы Атос, не глядя на пикардийца,  вновь поднес к губам ополовиненную бутылку, допил оставшееся вино и резким движением, выдающим, что он не так равнодушен, как хочет казаться, швырнул пустую бутылку в угол комнаты. С дребезгом разлетелись осколки. Он все еще был трезв, как ни старался добиться обратного.

- Похоже, этому бездельнику подсунули разбавленное вино, - пробормотал мушкетер. – Проклятье…

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

Что-то неуловимо изменилось в лице Атоса - словно по тонкому льду побежала трещинка. Он вскинул на пикардийца взгляд, губы дрогнули, собираясь что-то произнести, но… слова с них так и не слетели. Смешно было бы переспрашивать, понимает ли пикардиец, против кого он собрался идти, защищая мушкетера. Без сомнения, Кавуа прекрасно это понимал. И, однако, не колебался. И понимание того, что, явившись с повинной к кардиналу, он, Атос, вынудит друга выступить против своего патрона, вызвало… облегчение. По крайней мере, он мог не думать об этом прямо сейчас, какое-то время предоставить события воле случая, ни за что не отвечать… хотя бы до утра. Пикардиец недурно его поймал.

Глаза Атоса потеплели.

- Будь по-вашему, Кавуа, - проговорил он наконец и едва заметно улыбнулся. – Не могу же я, в самом деле, допустить в вашей семье размолвку… Но почему вы полагаете, что меня непременно станут шантажировать?

Будь он все еще графом де Ла Фер, это было бы понятно, но что можно взять с нищего мушкетера?

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Черт возьми… - задумчиво проговорил Атос.

Странное дело. Еще час назад он, сделав то, что должен был, то, чего много раз желал – чувствовал себя опустошенным настолько, что жить дальше представлялось тяжкой и бессмысленной повинностью. Нет, он ни мгновения не сожалел о сделанном. Но свершившаяся наконец расплата, как видно, выжгла в душе то немногое, что еще оставалось. Словно, распрощавшись когда-то с любовью, он до сих пор жил лишь ради того, чтобы избавить мир от этой женщины. Не стало ее, не стало и смысла. Еще десять минут назад он не хотел и не мог осмысливать, кто и зачем все это затеял, не все ли равно? Он-то свои дела завершил, все остальное – пустое. Необходимость быть живым вызывала лишь смутную досаду. Кавуа словно выталкивал его и из этой досады, и из вязкого безразличия. Заставлял жить дальше. И не только потому, что напоминал о других. А потому еще, что говорил – мы.

- Вы правы, Кавуа. Тысячу раз правы. Командуйте – я готов повиноваться. И… - Атос умолк на мгновение и тряхнул головой, будто сбрасывая остатки оцепенения. - Благодарю вас, что пришли. Кажется, я крепко вам обязан.

Дверь комнаты скрипнула, и на пороге возник Гримо.

- Готово, - с обычной лаконичностью сообщил он.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)