После эпизода Делай что должно, свершится чему суждено.
- Подпись автора
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Что-то кончается, что-то начинается. Ночь на 3 марта 1629 года.
После эпизода Делай что должно, свершится чему суждено.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Кони уносили обоих в Латинский квартал, на Рю Сен-Жак. В округе были питейные заведения, но Кавуа придержал коня только возле аккуратного, будто летящего вверх здания, в котором только слепой не признал бы церковь.
- Аббатство Сент-Этьен, - коротко пояснил пикардиец. - Положа руку на сердце, лучшее вино в Париже.
- Превосходно! – откликнулся Атос, осаживая жеребца рядом. Разгоряченный скачкой андалузец тут же заплясал на месте, храпя и косясь на коня капитана: ему явно не нравилось, что его опередили. – Мне еще не доводилось напиваться в аббатстве. Как считаете, Кавуа, это может быть приравнено к спасению души?
- Сейчас выясним! - Кавуа спрыгнул с коня, взялся за бронзовое кольцо двери. Похоже, голос, донесшийся с другой стороны, был капитану хорошо знаком. Потому что на короткое "Кто?" он отозвался многословно:
- Это я, брат Этьен, и мой смиренный друг господин Атос. Мы нуждаемся в спасении грешных душ наших, причем немедленно, потому что ночь темна и полна греховных соблазнов...
Голос Кавуа отчего-то приобрел отчетливый северный акцент. Он говорил, как говорят крепко выпившие люди.
- Господииин капитаааан... - донеслось из-за двери так, словно Кавуа успел уже достать монахов до печенок, но дверь, тем не менее, отворилась и на дворян глянул упитанный розовощекий здоровяк в рясе.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Атос, взиравший на эти переговоры с веселым удивлением, тоже соскочил с седла и потрепал коня по шее. Судя по пышущей довольством физиономии привратника, умерщвлением плоти здесь не злоупотребляли, но вот спасение душ, не иначе, было самым будничным занятием монахов, потому что тяжесть, лежащая на душе у самого Атоса, стремительно таяла. А на смену ей приходило ощущение бесшабашной легкости.
- Кажется, друг мой, вы здесь постоянный посетитель? Кто бы мог подумать, что вы столь благочестивы! – шепнул он пикардийцу и отвесил монаху вежливый поклон. – Впустите же нас, брат Этьен, ибо нас с господином де Кавуа мучит жажда, духовная и телесная, и он обещал мне, что в вашей обители мы сможем ее утолить.
Сказано это было с предельной серьезностью, лишь в глазах мушкетера мелькали искорки смеха.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Дверь открылась шире.
- А вы опять дрались, господин капитан, - проницательно глянул почему-то на Атоса розовощекий монах. В голосе его слышалось легкое осуждение.
- Грешен! - отрапортовал Кавуа, умудрившись не солгать, и решительно шагнул внутрь, увлекая за собой мушкетера. Искать их здесь не пришло бы в голову никому. - Брат Этьен, надеюсь, наши кони тоже найдут пристанище...
- Безгрешная животина, - проворчал монах. - Отец настоятель уж спрашивал о вас. Только не ждал, что вы ночью явитесь. У себя он.
- Я не привез, что он просил, - Кавуа развел руками. - Но привезу, как обещал. Осталось что-нибудь от скромной трапезы?
- Так вы сразу к отцу-настоятелю идите, господин капитан. Братия позаботится. А что, сегодня вас тут тоже не было? Как обычно?
- Эмм... Брат Этьен, - капитан, собравшийся было устремиться через двор к еле видимой в темноте двери, ведущей в жилые помещения монастыря, задержался. - Вот как раз сегодня я хотел бы, чтобы как можно больше людей знало о том, что я здесь был. Мы были. Вот сразу после заката приехали, правда ведь?
- Ну... - монах задумчиво посмотрел на черное небо. - После. Солнце село уже.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Атос лишь покачал головой – не то с осуждением, не то с восхищением. Оказывается, хитроумный пикардиец планировал отнюдь не только пирушку. Кавуа хотел обеспечить ему алиби. Сама эта идея не слишком нравилась мушкетеру, но по перечисленным уже выше причинам спорить он не собирался, пообещав другу повиновение. Только сейчас, вспомнив события месячной давности, он понял, насколько безнадежными были бы его поиски, если бы Кавуа скрылся по своей воле. Сколько у него еще было в Париже подобных укрытий?
- Кавуа, а ведь вы интриган, - задумчиво сообщил он. – Как вас только еще впускают в святую обитель?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- Я служу духовному лицу, - напомнил Кавуа. - Пускают так же, как в давние времена пускали крестоносцев - во-первых, дело богоугодное, во-вторых, попробуй не впусти...
Пара военных неторопливо шла через внутренний двор. Во полумраке непонятно было, усмехается капитан или это намек на оскал.
Кавуа собрался подняться прямо в келью, но встреченный служка вовремя перенаправил гостей в монастырскую библиотеку, где их почти на пороге встретил сухощавый, строгого вида аббат того неопределенного возраста "за пятьдесят", когда человек словно бы застывает во времени - есть такой тип внешности, который перестает меняться с годами, становясь только строже и суше.
Было совершенно непонятно, как гвардеец собирался надираться в компании этой благородно-каменной статуи, которая встретила гостей словами:
- Как вовремя. Сегодня закончили новую Дароносицу, хотите взглянуть?.. Вас долго не было, д'Ожье.
- Да, дядя, - покаянно сказал гвардеец. - Отрадно слышать, что дела храма идут на лад.
- Вашими молитвами. Ну, полно церемоний. Вы пришли забрать свой арсенал из крипты?
- Не сегодня. Дядя... Кхм... Отец Бенедикт, я хотел представить вам своего друга, господина Атоса. И если его лицо кажется вам знакомым, то вы не ошиблись, дела обстоят именно так.
- Рад приветствовать земляка в этих стенах, - господин аббат пристально вгляделся в мушкетера. И статуя слегка оттаяла.
- Входите же, - он сделал приглашающий жест, указав куда-то в глубины библиотеки. - Сейчас соберут на стол.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Атос чуть заметно вздрогнул, услышав из уст капитана обращение «дядя», и невольно пригляделся к аббату: прошлое, о котором он был бы счастлив забыть, вновь и вновь настойчиво ломилось в память, будто смерть миледи отворила ему неприметную дверцу. Он не мог, конечно, помнить лиц всех окрестных дворян, да и встречал ли он этого человека… там? Отец Бенедикт его узнал… Так и не поняв, отчего аббат кажется ему смутно знакомым – потому ли, что он видел его на родине, или потому, что тот был похож на своего брата, отца Кавуа – Атос поклонился.
- Я полагаю, что в наших местах меня давно забыли, - короткая пауза, подчеркивающая последовавшее за ней обращение, - отец Бенедикт.
Того, что священник проговорится кому-нибудь, будто встретил живым и здоровым графа де ла Фер, Атос не опасался: будь это возможно, Кавуа не привел бы его сюда. Но слышать свое настоящее имя мушкетер не желал. Оттого и сам не назвал аббата г-ном д'Ожье.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- Меня тоже временами подводит память, - чуть заметно кивнул аббат, сомкнув пальцы перед грудью и будто что-то для себя отметив этим легким жестом. - Я хорошо помню нынче только Писание и строки молитв.
- И те мои прегрешения, о которых не знает даже Его Высокопреосвященство, - громким шепотом поделился Кавуа; глаза его смеялись. - Откуда только.
- Господь всеведущ, - отрезал отец-настоятель.
Они прошли к столу; здесь горели дорогие толстые свечи, а рядом с житием Антония Падуанского лежал почему-то трактат Мароццо "Opera Nova", он же - «Новое искусство поединка, или Истинный цвет оружия».
- Дядя убил гораздо больше людей, чем я, - тихо поделился Кавуа, пользуясь тем, что господин аббат приотстал, отдавая распоряжения слуге. - Но было это очень, очень давно.
...Братия, как и было обещано, позаботилась. Накрытый стол мог посрамить иные известные роскошной кухней монастыри, а вино оказалось привозным - и недешевым. Благословив трапезу и отдав долг вежливости, отец-настоятель удалился, прихватив с собой обе книги, и гости оказались предоставлены сами себе.
После ужина Кавуа, явно чувствовавший себя в аббатстве лучше, чем дома, увел мушкетера в крипту, прихватив с собой несколько бутылок, и попойка продолжилась в окружении редчайших образцов холодного и огнестрельного оружия, которые капитан по какой-то причине хранил не у себя, но в монастырском подземелье.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Что-то кончается, что-то начинается. Ночь на 3 марта 1629 года.