Дон Антонио мысленно подвел итог, казавшийся на первый взгляд чрезвычайно приятным: шестеро людей сеньора кардинала не сумели задержать одного дона Иларио, письмо было доставлено «сеньору Бальзамо», а сам отважный курьер, если верить его собственным словам, отделался всего лишь простудой, каковая и была ему только что подтверждена. Картина, однако, представала совершенно иной, как только он вспоминал, что к простуде присовокуплялась не упомянутая ранее рана, к доблести шевалье - ниспосланное свыше вмешательство старого друга, а трое наемников, убитых молодым человеком единолично, ожидали его не то на дороге в Медон, не то в кабаке у городских ворот, куда он зашел выпить вина, несмотря на то, что чуть раньше провел полчаса или больше с тем самым старым другом - может, и в самом деле, у алтаря в ближайшей церкви?

Посему единственным вопросом, занимавшим с этого мгновения дона Антонио, было что шевалье де Корнильон успел рассказать людям господина кардинала. Столкнувшись сам с необходимостью вытягивать из него подробности, маркиз был склонен заключить, что это было крайне непростой задачей, а значит, вряд ли он успел многое поведать - вернее всего, письмо успели прочитать, сняли с него копию, узнали, кому его требовалось передать, и благоразумно отправили курьера дальше.

Взгляд, который дон Антонио устремил на молодого человека, был преисполнен беспокойства.

- Простите великодушно, сударь - вы предупреждали меня о простуде, а я этим пренебрег и замучал вас расспросами. Я могу подтвердить вам теперь: письмо, которое вы, несмотря ни на что, доставили в нужные руки, и в самом деле было от ее величества. Поскольку она не может выразить вам свою благодарность, я позволю себе сделать это от ее имени.

Он сделал знак Манолито, и тот немедленно вручил своему господину приятно звякнувший новехонький кожаный кошелек, который маркиз и протянул своему собеседнику.

Подпись автора

Да ни словечка в простоте, моя прекрасная

Сделавшиеся одновременно чрезвычайно невыразительными лица господина и секретаря могли бы подсказать опытному человеку, сколь поразило признание молодого человека обоих этих много повидавших людей. В этот раз, однако, дон Антонио опомнился первым.

- Лучшая награда? - повторил он, изгоняя из своего голоса всякое выражение с той же тщательностью, с которой мгновением ранее стер все чувства с лица. - О, действительно, я припоминаю… вы ведь спрашивали не случайно? Вас что-то связывает с ее величеством? Что-то… личное?

К этому времени маркиз в достаточной мере овладел собой, чтобы в его голосе промелькнуло нечто, весьма схожее с недоумением - при том, что истинные его чувства были от оного очень далеки. Ни одного господина не приведет в восторг открытие, что его слуга счастлив служить кому-то другому - но дону Антонио и без того было о чем тревожиться.

Подпись автора

Да ни словечка в простоте, моя прекрасная

Дон Антонио не без усилия сохранил на лице ту же бесстрастную маску - давно уже никто и ничто не повергало его в такую растерянность. Предлог показался ему смехотворным, однако и поверить в то, что выказанная молодым человеком радость была на самом деле как-то связана с ее величеством, он не мог; вторая нелепость объяснила ему первую: шевалье де Корнильон понял, что выдал себя, и сослался на королеву, а потом, спохватившись, придумал и этому объяснение - подстать предыдущему. В очередной раз маркиз восхитился умом и талантом несравненного Лопе де Вега - и в самом деле, «раз сделать глупость - не беда».

- К сожалению, - сказал он задумчиво, - мой вес при французском дворе мало того что недостаточен, чтобы порекомендовать вас ко двору ее величества - в этом деле моя поддержка только повредит. Но может, вы могли бы обратиться за помощью к сеньоре де Мондиссье? Пусть я и утратил давно ту малую толику влияния, которую я когда-то на нее имел, вы, кажется, имели удовольствие как-то раз оказать ей услугу, и возможно, она сумеет ответить вам тем же?

Отвечая подобным образом, дон Антонио преследовал более чем одну цель - и ради этого готов был несколько покривить душой.

Подпись автора

Да ни словечка в простоте, моя прекрасная

На мгновение Мирабель едва не поверил, что его сумасбродный собеседник предлагает ему себя в роли осведомителя в свите ее величества, и едва с ним не согласился, и один лишь здравый смысл помешал ему ответить сразу.

- Вы служите ее величеству и на службе у сеньора маркиза, - тихо проговорил Манолито, - потому что сеньор маркиз служит ее брату.

- А, но дон Иларио - француз, - возразил дон Антонио, с облегчением хватаясь за брошенную ему веревку, - французский король никого не любит кроме своих собак. Вы, возможно, не знаете, дон Иларио, но и его католическое величество бесконечно привязан к своей сестре, и наоборот, она к нему - куда больше чем в обычных семьях даже, не говоря уже о венценосных.

В этом он, разумеется, не солгал ни словом, однако, механически соглашаясь с секретарем, все еще пытался понять, с чем имеет дело, когда, вспышкой молнии посреди чистого неба, на него вдруг снизошло откровение. Да, в прошлом его молодой собеседник скрывался от семьи под чужим именем - но могло же это измениться? И если шевалье де Корнильон появился в Париже с поручением не только из Генуи, но и из Лангедока… это многое бы объяснило.

Подпись автора

Да ни словечка в простоте, моя прекрасная