- Ну судите сами... - Эмили с сочувствием смотрела на бретера. Как ему, наверное, больно! Сама она с такой раной  уж точно стонала бы и плакала... - Господин де Зайдо хотел передать документы графу. Или мне. Если там то, о чем он говорил — он дал бы в руки Луи-Франсуа оружие против кардинала. Допустим, кто-то проследил... не знаю, как... Но почему они пришли именем короля? И разве офицер, которого послали арестовать дворянина, не должен представиться?..
Она вздохнула.
- Не могу на вас смотреть... Давайте помогу снять камзол и рубашку?

- Они б не отпустили. А вы назвались Бутвилем.

Бретер снова закрыл глаза. 
– И что с того?

 С лестницы донесся топот торопливых шагов. И почти сразу в комнате появился Паспарту. С котелком горячей воды в одной руке, какой-то склянкой в другой и ножницами за поясом. Позади него маячила хрупкая фигурка встревоженной мадемуазель Руль.

. - С того, что мадам де Зайдо, когда ее спросят, кто там был, скажет, что был там граф де Люз. И ее сын отдал ему бумаги. Раз он курьер, значит, должны быть бумаги? И тогда за Луи-Франсуа станут охотиться и те, что пришли за нами, и люди кардинала тоже. 

– Я думаю, – хмуро сказал бретер, – что это и были…

 Слово, которое слетело с его губ при виде хозяйки дома, для женского общества не подходило. И мадемуазель Руль прижала к плоской груди сумочку, с которой зашла в комнату.
 
Эмили прикусила губу. Занятая рассуждениями, она поначалу не заметила мадемуазель Руль, а ведь та могла что-то слышать. И теперь, наверное, мадам де Бутвиль надо было проявить скромность и выйти из комнаты, чего она делать не собиралась: сумка с документами была примотана к боку Ронэ, а ей непременно надо было знать, что в той сумке. А потом уточнить, что именно думал бретер о людях, с которыми дрался.

- Да, всей ротой, - съязвила мадам де Бутвиль, которая поначалу помалкивала, опасаясь, что хозяйка, разглядев ее поближе, тоже догадается, что она не мальчик. Мадемуазель — значит, это была старая дева... Хихикает, надо же. Смешно до чертиков! Интересно, где же она видела раненых мужчин?.. И сколько. Нет, конечно, возможно ей было любопытно посмотреть поближе на еще одного, но в данном случае Эмили сочла, что такое любопытство может быть опасно — бретер достаточно уж натерпелся.
- Без сомнения, мадемуазель, вы все умеете, но вы окажете куда большую услугу господину де Ронэ, если пошлете кого-нибудь за вином. - Она достала из-за пазухи кошелек, оттуда - пару монет, и протянула их хозяйке. - Красного, мадемуазель. И хорошего.

Обида отразилась на аскетичном лице мадемуазель Руль, зажгла негодованием выцветшие голубые глаза.

– Ах вот как, сударь! – воскликнула она, возмущенно вскидывая седую голову. – Прекрасно, какие манеры, какое уважение к старшим, какая любезность перед женщиной! Право, вы много лучше послужите своему господину, если сбегаете за вином сами – может даже, опробуете? В моем собственном доме…

– Совершенно согласен, – перебил бретер. – И мои извинения, мадемуазель. К сожалению, мужество шевалье де Кюиня столь сомнительно, что он иначе как с теми, кого не боится, не спорит.

– Гм, – сказала мадемуазель Руль, заметно оторопев.

Мадам де Бутвиль произнесла схожий звук. Посмотрела на бретера и проворчала:
- Ну, вас тогда я точно не боюсь. Прикажете сбегать за вином?

Мадам де Бутвиль внимательно посмотрела на монетки в своей руке и аккуратно положила их на покрытый белой салфеткой столик. Дернувшись от звука голоса бретера и шагнув.
- Осторожно! Шнурки, может, разрезать? Сумка к ране прижата, ремень тоже разрезать можно. Я его крепко примотала...
Ткань, наверное, присохла к ране, а кожа сумки прилипла? Эмили с сочувствием смотрела на Ронэ, кусая губы и мучаясь тем, что не может помочь — не лезть же Паспарту под руку.

- Я — Франсуа де Кюинь, - кивнула графиня. - Пусть так и думает, ничего страшного. Давайте, я помогу? И ругайтесь, если так легче, не стесняйтесь, ладно?
Она как-то криво улыбнулась.
- Я же все слова знаю, да? Хотите, вас подержу?..

Бретер ответил не сразу. И лицо его сделалось слегка отстраненным, а на губах возникла привычная насмешливая улыбка.

– Вы помните штаны? – полюбопытствовал он. – Мокрую одежду?

- «Штаны, штаны, лежащие в лохани...»? - хмыкнув, процитировала мадам де Бутвиль.- Хотите продолжить поэму? Или помочь вам сделать еще одно чучело? Или подать зеркало?

- Гадости лучше запоминаются, - миролюбиво согласилась Эмили, которой было бретера очень жалко. Но если сочинение всяких глупостей помогает ему терпеть... - А дальше придумать можете?

– Это же сонет, – удивился бретер. – Какое тут может быть «дальше»?

- Ну сонет, ну и что? - в тон ему ответила Эмили. - Почему нельзя дальше? Будет этот... как его... венок сонетов... Если вам так легче, то какая разница? Вот я стихи сочинять не умею, но когда... ну надо было терпеть, я себя обычно мученицей представляла... Святой Варварой, к примеру.
Она немого вытянула шею, чтобы поглядеть, что делает Паспарту. Но тот, кажется, справлялся вполне умело.

– Почему святая Варвара? – полюбопытствовал бретер. Почти ровным голосом – окровавленная тряпка упала на пол, и Паспарту отошел, чтобы переменить воду. – Когда я служил в артиллерии, мы все почитали ее, но вы?..

Снаружи донесся шелест быстрых шагов. И мгновение спустя мадемуазель Руль переступила порог, прижимая к груди тяжелый кувшин. Настолько большой, что впору было задуматься, не благодаря ли ему она слышала от отца все те слова, которые ей следовало не знать.

— Ну, потому что она такая смелая была... И стойкая. Ее пытали, а она же не отреклась... — Увидев мадемуазель Руль, графиня смутилась. — Не всегда святая Варвара... Иногда я был... ну хоть Ланселотом. Мадемуазель, позвольте вам помочь?

- Проводит куда? - поинтересовалась Эмили. - Потому что я никуда не пойду, пока мы не посмотрим, что в той сумке. А хирург вам нужен.
Она повернулась к Паспарту.
- Ведь нужен же?

– Нет, – отрезал бретер. Возможно, отвечая лишь на второй вопрос.

– Господин де Ронэ говорит, что нет, – подтвердил Паспарту, промакивая рану. – А у него все ж таки поболе опыта будет.

– А ты предпочел бы, чтобы наоборот? – хмуро осведомился бретер. – Мадам, вы так хотите помочь, так сходите к хозяйке за кружкой. Я и в худшие времена пью не из горла.

- Когда вы скажете, что я упряма, я вам это припомню, - вставая, проговорила мадам де Бутвиль и направилась к двери. Через несколько мгновений дверь за ней закрылась и на лестнице послышались удаляющиеся шаги. Ходила она недолго. Неизвестно, что «Франсуа де Кюинь» сказал хозяйке, но кружку «он» получил и принес. Эмили даже налила вина и поднесла бретеру, внимательно вглядываясь в его лицо.
- Выпейте, глядишь, и жить будете, - несмотря на насмешливый тон, на выразительном личике графини отразилось искреннее сострадание.

Эмили покосилась на иглу в руках Паспарту и куснула нижнюю губу, хмурясь.
- Все... - она представила себе лицо Луи-Франсуа, когда она расскажет ему, что вместо него опять позвала с собой Ронэ, и тяжело вздохнула. - Как же иначе, раз он оказался замешан? И может, он придумает, что теперь делать...

– Не сомневаюсь, что придумает, – мрачно согласился бретер. – Назовите какое-нибудь животное, мадам.

Паспарту, вдевавший в иголку нитку, моргнул и в третий раз промахнулся.

- Зачем? - удивилась Эмили. - Ну, лошадь...

- А если бы я сказала «курица» или «осел»? - поинтересовалась Эмили, отдавая Паспарту иголку с вдетой ниткой. 
- Тогда я сочинял бы стихи про вас, – засмеялся бретер. И протянул Паспарту кружку. Куда тот погрузил иголку с ниткой, прежде чем подступиться к своему господину, окропив его штаны россыпью багровых капель. 
- Это если бы я сказала «курица» - согласилась мадам де Бутвиль, стараясь не глядеть на иголку. - А если бы «осел» - то про себя. 
– Про вас во множественном числе, мадам.
 - Про меня нельзя во множественном числе. Я одна такая. 
– Как, разве вы не плоть едина?
 Эмили невольно фыркнула.
 - Не сию минуту.

- Проводит куда? - поинтересовалась Эмили. - Потому что я никуда не пойду, пока мы не посмотрим, что в той сумке. А хирург вам нужен. Она повернулась к Паспарту. - Ведь нужен же?
 – Нет, – отрезал бретер. Возможно, отвечая лишь на второй вопрос. 
– Господин де Ронэ говорит, что нет, – подтвердил Паспарту, промакивая рану. – А у него все ж таки поболе опыта будет. 
- А ты предпочел бы, чтобы наоборот? – хмуро осведомился бретер. – Мадам, вы так хотите помочь, так сходите к хозяйке за кружкой. Я и в худшие времена пью не из горла. 
- Когда вы скажете, что я упряма, я вам это припомню, - вставая, проговорила мадам де Бутвиль и направилась к двери. Через несколько мгновений дверь за ней закрылась и на лестнице послышались удаляющиеся шаги. Ходила она недолго. Неизвестно, что «Франсуа де Кюинь» сказал хозяйке, но кружку «он» получил и принес. Эмили даже налила вина и поднесла бретеру, внимательно вглядываясь в его лицо. 
- Выпейте, глядишь, и жить будете, - несмотря на насмешливый тон, на выразительном личике графини отразилось искреннее сострадание.