Получив приглашение из Лувра, Рошфор удивился до такой степени, что в первую минуту предположил даже не какую-то политическую ловушку, а просто розыгрыш. Он в жизни не добивался подобной чести, совершенно не представлял себе, с чем бы мог обратиться к ее величеству сам, и у королевы Анны разумных причин испытывать добрые чувства к нему не было. В лучшем случае она могла о нем никогда не слышать, а если слышала... Он достаточно насолил королеве лично в деле Шале, доставившем ей море неприятностей, его преданность кардиналу была известна всем, кто хоть немного им интересовался, он не был достаточно знатен или влиятелен, чтобы искать с ним сепаратного мира в момент, когда лагерь сторонников королевы-матери ощутимо раскалывался надвое - в общем, что могло побудить ее величество оказать ему эту милость, и что он, со своей стороны, с этой милостью станет делать, было совершенно непонятно. Розыгрыш был бы вполне в духе Ротонди, но Рошфор так и не припомнил за последнее время каких-либо недоразумений со своим когдатошним преемником в роли воспитанника кардинала, и даже чуть-чуть легкомысленно об этом пожалел. Вот уж кому-кому, а Чеккино отплатить за подобную выходку той же монетой, и с щедрыми процентами, граф ничуть не счел бы ниже своего достоинства. Давность знакомства извиняла некоторое мальчишество, а развлекаться ему в последнее время доводилось не слишком часто. Однако, лейтенант шеволежеров был ни при чем, да и печать на бумаге была настоящей, что ему легко подтвердили у Шарпантье.

Рошфор, разумеется, показал приглашение кардиналу, но и у того не нашлось никакого особого комментария сверх поднятых бровей, и немного саркастического "очень интересно". Обсуждать особенно было нечего, кардинал был занят вещами куда важнее, но... Зная подозрительность Ришелье, граф тут же мимолетно подумал, что доверия покровителя этот визит ему не прибавит, чем бы ни обернулся. А подумав, вспомнил еще кое-что. Те истории о розыгрышах и насмешках в адрес монсеньора, исходивших от Малого двора, в которые он, хорошо зная последнего, в основном не верил - зато весьма верил тому, что выдумывали их отнюдь не уличные сплетники: больно уж вовремя они порой появлялись, и метко разили. И парочку тех, в которые верил, хотя бы частью: к примеру, в наиболее известной из них фигурировало письмо, адресованное младшей королеве, и "по ошибке" переданное прямо в руки старшей.

Главной шутницы в Париже сейчас не было, а вот ее подруг и товарок по шалостям, включая вышеописанную, Рошфор увидел, едва вошел, и, даже если бы не знал принцессу де Гемене в лицо, догадался бы по тому, как они по-родственному перешептывались. Сейчас обе меньше всего на свете походили на веселящихся женщин, предвкушающих развлечение за чужой счет - скорее на тех, кому самим только что преподнесли неприятный сюрприз, который еще неизвестно, чем обернется. Фаржи встретила его растерянным взглядом - связаться с ней граф не успел, и она тоже явно его не ждала увидеть здесь. Чудесная гопожа де Мондиссье, как Рошфор уже имел удовольствие убедиться, была не из тех, в чье лицо имеет смысл вглядываться, когда хочешь сориентироваться в незнакомой обстановке. Того мига, на который позволено задержаться на пороге, когда тебя вводят в дворцовый зал,  хватило лишь на один взгляд, и на эти отрывочные наблюдения - а потом полагалось пройти несколько шагов, чтобы оказаться от королевы на предусмотренном этикетом расстоянии, низко поклониться и уведомить ее, что ты целиком к ее услугам - что граф и проделал, ничем не отступив от известного протокола, но чувствуя себя в глубине души до предела странно. Тот церемониал, который имел глубокое значение при монсеньоре, при короле, как-никак олицетворявшем Францию, и при королеве-матери, чей характер и искусство политика Рошфор, в некотором молчаливом несогласии с мнением патрона, весьма уважал, казался чем-то надуманным и не до конца уместным здесь, в этом цветнике молодых и красивых женщин. Рассматривать королеву в упор было бы верхом неприличия, но он все же встретился с ней глазами, только чтобы убедиться, что ее величество действительно именно так хороша собой, как ее обычно описывают, и носит именно ту придворную маску, которой следовало от нее ожидать.

Отредактировано Рошфор (2018-07-22 14:17:31)

Если бы Рошфор еще способен был онеметь от изумления, с ним бы именно это и случилось. Нет, он слышал, конечно, что королева Анна не искушена в политике. Но у женщины, сидящей сейчас перед ним, не было, похоже, не только дипломатических умений, но и самого обычного светского опыта, предписывающего хотя бы попытаться составить собственное мнение о человеке, с которым имеешь дело, и как-то прощупать почву, а не вываливать на стол сенсацию такого масштаба, фактически не дав собеседнику открыть рта. Честное слово, это было почти трогательно - он прекрасно в этот момент понимал, отчего в королеву Анну влюблялись и мужчины и женщины, на которых она обращала хоть частицу своего благосклонного внимания: как тут не потерять голову, когда тебе с ходу дают понять, что ты внушил такое доверие самой королеве. Только эта пленительная открытость могла сейчас дорого обойтись обеим сторонам - и отъезжающему кардиналу, и остающейся во власти свекрови-регентши королеве. О том, что ее величество предлагает мир и дружбу кардиналу - вот так, впрямую, через его доверенное лицо, и в присутствии своего двора - уже через несколько часов станет известно не только испанскому посланнику, но и Тревилю, и при дворе Марии об этом тоже узнают тут же. Еще больше он удивился бы, если бы смог прочесть мысли ее величества: сомневаться в ее искренности ему и в голову не пришло. Женщина, королева Франции, которая способна вот так, не меняясь в лице, спровоцировать политическое землятресение за неделю до начала войны намеренно, не пребывала бы в том печальном положении, в котором который год уже находилась ее величество: в опале у мужа, в тени свекрови, под подозрением в предательстве и измене. Давно предприняла бы несколько очень простых шагов, чтобы оказаться на коне. Вот только ее советчикам до сих пор гораздо больше нравилось играть в политику, нежели заниматься ею - исключая, конечно, испанцев, которые просто ее использовали. Королев не перебивают, и та успела еще сказать, что не одобряет войну, которой страстно желал король - словно нарочно на случай, если его величеству передадут, что королева одумалась, и хочет примирения с кардиналом, чтобы тот не обрадовался слишком сильно. Пока не задала прямой вопрос, который, по крайней мере, давал ему возможность ответить.

- Мне совестно признаваться в этом, но монсеньор оставляет меня в Париже, - то, чем ему предстояло заниматься здесь, и в других местах, было ничуть не менее рискованно, и намного более важно, но это признание все равно не доставило ему никакого удовольствия, и Рошфор не постеснялся это показать; говорить о себе в подобный момент было - говорить о самом неважном из предметов. - Но позвольте сказать вам, ваше величество, - произнес он с куда большим чувством, и с легким поклоном, - как бесконечно счастлив я буду передать его высокопреосвященству ваши слова, которыми он, я уверен, будет не менее восхищен, чем я. Когда королева думает о мире, подданным остается лишь благословлять небеса за их выбор, и преклоняться к ее ногам.

Рошфор слегка улыбнулся, продолжая смотреть на королеву со всем почтительным восхищением, на которое давало ей право ее положение и ее красота. За пышной фразой стояла простая мысль: если королева думает, что ее предложение будет передано потихоньку, на ухо, так, что о нем впоследствии можно будет забыть, то она выбрала не того посредника, и не ту обстановку для разговора. Монсеньор может сделать из этой беседы самые неожиданные выводы, чего от него ожидать в вопросах большой политики, никогда не знаешь. Но сам Рошфор намерен был отнестись к словам королевы ровно так, как должен почтительный подданный относиться к словам своей королевы: более, чем всерьез.

Отредактировано Рошфор (2018-07-23 19:04:02)

"Граф абсолютно непроницаем... По нему невозможно ничего угадать... Безукоризненность.. - вот какое слово, пожалуй, больше всего подошло бы ему..." - На комплимент графа она ответила лёгкой улыбкой.

- Я много слышала о вас, граф. Мне известна ваша преданность монсеньору... что не может не восхищать. - Королева немного задумалась, затем продолжила: - И зная это, именно потому я хочу попросить вас..об одной услуге.

Она бросила быстрый взгляд на Луизу, как бы посылая ей сигнал, и была уверена, что г-жа де Мондиссье поймёт её правильно. Лицо её сохраняло по-прежнему спокойное, доброжелательное выражение, и, может быть, только в глазах отразилась лёгкая задумчивость. Одна уже затея была довольно-таки смелой, и то, что они с Луизой решились на неё..невозможно было предугадать исход - ни этого разговора, ни того, что может последовать за ним...

Отредактировано Анна Австрийская (2018-07-25 20:40:07)

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais

- С некоторого времени я стала получать... стихотворные послания..от неизвестного автора... Теперь же стали ходить слухи, будто герцогиня де Шеврез пытается таким способом послать весточку или даже что мы таким образом переписываемся с ней. - При этих словах в голосе королевы прозвучала едва слышная насмешка, как если она говорила "но это абсурд, и как только додумались... здесь даже нет логики..."

- Я знаю, что всё не так - потому что для герцогини это было бы слишком неосторожно, ведь записки может найти кто угодно - и так и случалось: я не раз получала эти послания от нашедших их фрейлин. Мне бы хотелось попросить вас разобраться в том, кто же является автором сих посланий. Вам поверят больше, чем кому-либо другому - именно потому, что все знают вашу преданность монсеньору кардиналу, и в данной ситуации вы будете абсолютно беспристрастны...

"Потому что вы прекрасно знаете, что это не кто-то из ваших людей, и вряд ли вы знакомы с автором... Как всё-таки интересно получается... Я только сейчас осознала, насколько любопытная получается ситуация - королева просит одного из самых преданных людей кардинала помочь ей избавить её от подозрений в переписке с подругой, которая была изгнана из-за, опять же, кардинала... Но не откажется же граф - после того, как уже согласился?.."

О том, что ей известен автор, королева предпочла не говорить, дабы избежать лишних сложностей. Ведь тогда мог бы возникнуть вопрос, почему она до сих пор скрывала это... Она дала слово...да, но только лишь самой не выдавать его... И не нарушит - потому что раскроет поэта не она...

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais

- Хорошо, граф, - после краткой паузы ответила королева. В конце концов, кое-кто из придворных дам видел стихи - те, кто иногда находили их - не все, конечно, и не все стихи, и всё же...
- Их сейчас принесут. - Королева сделала знак фрейлинам, не сводившим взгляда с нечаянного гостя и с вполне объяснимым любопытством внимательно наблюдавшим за ним и за королевой, и потому быстро откликнувшимся на безмолвный приказ.

Мадемуазель де Сент-Уэр, которую приказ ее величества застал врасплох, уронила свое вышивание, но это было не страшно - оно и так было плохое, и сделала реверанс еще почему-то и господину графу, потом стремглав выбежала из залы и вернулась почти сразу - так, словно заранее знала, где надо искать, но в этом ничего такого не было, потому что многие дамы знали, что королева держит их в шкатулке с благовониями, хотя она вряд ли об этом им всем рассказывала - а какие-то дамы наверняка и читали, что там написано.
Мадемуазель де Сент-Уэр поднесла сперва шкатулку ее величеству, а потом, подчиняясь ее знаку, подала господину графу и при этом чуть не выронила - хотя шкатулка была не тяжелая, но мадемуазель де Сент-Уэр всегда стеснялась.

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais

Королева Анна с некоторым интересом взглянула на молодого человека (правильнее было бы сказать даже "молодого мужчину", ибо на вид ему можно было дать не больше тридцати), впрочем, тут же приняв самое спокойное выражение.
- Что же, граф, давайте попытаемся. - Она с лёгкой улыбкой кивнула графу, как бы давая разрешение. И взглянула на Луизу, словно спрашивая её взглядом: "Что вы думаете, Луиза?" или же будто говоря "Это будет интересная шарада..."

"Вам знаком автор..." - если эти слова и удивили, поразили королеву, то на её лице это нисколько не отразилось. Очень удобна бывает, знаете ли, эта маска, которую вынуждена носить королева. Ни один мускул ни дрогнул на лице, и его выражение оставалось столь же спокойным, как и было..до этих слов.

Между тем она думала, откуда бы графу знать о том, что ей известен автор. А если он имел в виду другое? Минуту... Он сказал, "вам знаком автор", а не "вы знаете автора", значит, волноваться не о чем - графу неизвестно, что она знает, кто автор. Тогда что значат его слова?

"Вам знаком автор... Ну конечно, ведь это так просто - вполне логично предположить, что это кто-то из тех, кого я должна бы знать... Но что подсказало ему? Неужто стихи? О, бедный незадачливый поэт... Он ещё не знает, что после разоблачения ему предстоит ещё нечто более тяжкое..." - Решение уже было принято, и отступать от него или изменять его она не собиралась. Оставалось только "когда" - но это лишь вопрос времени..случая...

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais

Ни одна черта на прекрасном лице королевы не дрогнула, и Рошфор про себя улыбнулся: по крайней мере, поэт ее величеству совершенно безразличен, что делает ее вкусу честь. Не то, чтобы до того граф всерьез осмеливался предполагать, что королева ждет с замиранием сердца, когда же ей назовут имя автора этих волшебных строф - и только ради этого его и позвали, невзирая на репутацию и принадлежность к враждебному лагерю - но чувство юмора у него всегда было своеобразное, и воображение успело выстроить в том числе и такой фантастический и смешной сюжет.

- С разрешения вашего величества.

Внимание дам теперь было направлено на него одного, и Рошфор переместился так, чтобы стоять чуть сбоку от кресла ее величества, и иметь возможность обращаться ко всему цветнику, не отворачиваясь то и дело от самой королевы. По правде сказать, тот придворный опыт, который он успел приобрести в течение последних лет, помогал ему в эту минуту намного меньше, чем юношеская страсть к театру, и бесконечное чтение дипломатических отчетов о жизни иностранных дворов. Да и французского тоже, в тех случаях, когда копии донесений попадали в руки их агентуре. А вот развлекать дам салонными играми ему в молодые годы приходилось весьма часто. Не такое, конечно, избранное общество... Но тогда ему часто мешало то, что нельзя выдумывать правила на свой лад, меняя их на ходу. Насколько было бы веселее.

- Ваше величество изволили упомянуть, что стихи находили фрейлины, - произнес он, чуть склонившись, чтобы королеве, в свою очередь, не пришлось нисколько к нему повернуть головы, если она захочет взглянуть. - Если бы вам угодно было приказать той, что нашла первое послание, поведать нам, как это произошло... И я осмелюсь предложить вам такие правила. Если рассказчица сорвет аплодисменты за свой рассказ, то она и выберет следующую жертву. А если нет - ей самой придется ответить на мой вопрос.

Увы, как бы ни точна была мадемуазель де Сент-Уэр, таланта рассказчицы у неё не было. Королева даже подумала, слушая юную фрейлину: "Вот Луиза...она бы смогла даже самую простую историю рассказать так, чтобы сорвать бурю аплодисментов... Да, Луиза умеет..."

А вот ответ графа стал некоторой неожиданностью для королевы, хоть она никак не показала этого: вот где пригодилось испанское воспитание! Хотя, по правде говоря, оно уже не раз выручало её, но иногда и очень мешало. А вот пажи её не были воспитаны в Испании, и потому на их милых личиках читались самые разнообразные эмоции: смущение, возмущение, где-то даже гнев, но всё было искренне - дети не умеют скрывать своих чувств.
При словах графа мальчики-пажи вскочили, она видела, как сверкнули глаза - граф сумел как-то задеть их. "Неужели граф и вправду думает, будто эти стихи могли сочинить..дети? Нет, право же, это смешно".
Оказавшись в центре всеобщего внимания, они поначалу несколько смутились, но затем один из мальчиков смело шагнул вперёд.

- Прошу прощения, граф, но вы напрасно тратите время: никто из нас не сочинял этих стихов, - с присущей детям искренностью возразил юный паж.
Потому что здесь даже ребёнок понимал: получи королева от кого-нибудь любовное письмо или стихи, вот как сейчас, король разгневается. А гнев короля очень опасен. "И граф ведь знает", "Для чего он говорит так? Неужели действительно так думает?", "Ну какие стихи мы могли сочинить, этому ж учиться надо..." - думали мальчишки в искреннем недоумении.

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais