Рошфор почти собрался спросить, что сделал бы сам юный паж, если бы ему привелось доставить послание в гардеробную ее величества. Но это было бы так похоже на настоящий допрос... А ему пока удалось повеселить только самою королеву, у которой, оказывается, было восхитительное чувство юмора - ровно то, что позволяет видеть смешное в самом обыденном, сохраняя почти бесстрастное выражение лица. Остальных еще предстояло вовлечь в предложенное развлечение.

- Скажите, сударь, вас учат понимать поэзию? - поинтересовался он чисто риторически, и дальше обращался уже к дамам. - Знатоки говорят, что автор стихов всегда выдает в них о себе более, чем собирался. Но мало кто знает, что к дурным стихам это относится даже в большей степени, чем к хорошим. Ибо в первом случае пером мастера ведет искусство, а во втором - одни только собственные переживания стихотворца. Итак, шевалье, что бы вы сказали о человеке, который обращается к прекраснейшей из женщин со следующими строками:
Ваш хладный взгляд вонзился в сердце мне,
Сразив меня, и к вашему подолу
Я пал, узрев единый раз вас при луне

Граф прочитал эти строки почти без выражения, выделяя каждое слово, поскольку счел, что формы и содержания самих по себе вполне достаточно для комического эффекта, понятного большинству дам: поэзия была в моде, и разбираться в ней считалось хорошим тоном.

- Как вы полагаете, что это за человек? Стар он или молод? Красив или уродлив? Дерзок или стыдлив? Хоть что-нибудь.

Отредактировано Рошфор (2018-08-10 13:37:02)

"Узрев единый раз вас при луне" - кроме королевы и Луизы, больше никто не мог знать о том, что произошло на самом деле тем самым вечером… Ведь шевалье дал ей слово сохранить тайну. А сейчас чуть не выдал то, что пообещал хранить. "О Боже, как неосторожен!" От мыслей её отвлёк голос юного пажа…

- Я..не знаю...- смущённо пролепетал мальчик, но опомнился, поднял взгляд и уже более уверенно сказал: – Наверное, молод. Дерзок? Возможно..да.

- "А иначе как бы осмелился так написать, и вообще написать такие стихи..королеве?" - Он чувствовал себя сейчас как-то неуютно. И ожидал, сказать честно, немного других вопросов, и к такому был попросту не готов.

Взгляд мальчика, обращённый к графу, словно говорил "я жду; задавайте, наконец, вопросы, или отпустите, если у вас их нет".

Взглянув на дам, королева заметила, что графиня де Буа-Траси как будто встревожена и мадам дю Фаржи задумчива. Она догадывалась о причине, правда, сама беспокоилась по другому поводу: никто не должен был узнать, что королева покидала дворец тем вечером...в сопровождении лишь близкой подруги и двух мушкетёров...

"Да, граф, вы правы - в стихах автор невольно выдаёт свои переживания..." - подумала королева, но вслух ничего не сказала, продолжая всё так же, с лёгкой улыбкой наблюдать за разворачивавшейся перед ней сценой. Придворные дамы тихо смеялись меж собой, переговариваясь, в их улыбках проскальзывала - нарочно или невольно - насмешка, по всей видимости, над неизвестным автором. - "А ведь шевалье должен был понимать, что рано или поздно всё равно бы раскрылось..это было неизбежно".

Отредактировано Анна Австрийская (2018-09-27 12:53:10)

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais

"Мушкетёром? То есть взрослым, таким же отважным и храбрым, и также владеть шпагой, и побеждать на дуэлях? Как бы я хотел..." - Для мальчишки-пажа это было мечтой. Он хотел совершать подвиги - а о подвигах мушкетёров он слышал немало. И мальчик-паж почувствовал неизъяснимую симпатию к графу, который сравнил его с теми, на кого он больше всего мечтал быть похожим, и на серьёзном до сих пор личике мальчика при этих словах появилась улыбка.

- Я...или сам - но только если бы был точно уверен, что никого там нет, или..попросил кого-то из камеристок её величества...
Мальчику неловко было сказать "подкупил", хотя он слышал и о таком, потому заменил на "попросил", однако смысл от этого не менялся: юный паж был уверен, что граф поймёт его. Сам не зная, невольно выдал поэта - ведь теперь кто-то мог вспомнить, если такое было.

"О нет!... Зачем вспоминать об этом сейчас? Когда всё успокоилось и почти забыто..."  Только к одному человеку могли относиться слова графа, о страстной любви которого к Анне Австрийской знали все, и... Всего лишь однажды только один мужчина осмелился сделать это - и Анна была даже рада, что их тогда обнаружили - перед ним было трудно устоять, как она ни пыталась,  а он... Но его уже нет, и Анна стала даже постепенно забывать...и вот теперь печальные воспоминания нахлынули вновь, невольно отразившись на её лице, прежде спокойном, и она постаралась скрыть промелькнувшую в глазах грусть.

Только ведь именно благодаря ему король стал подозревать королеву в измене - влюблённый до безумия герцог был слишком неосторожен, и это могло дорого обойтись королеве, если бы не четыре мушкетёра...спасшие её честь. Нет, она не любила герцога, хотя, возможно, если бы ещё немного времени - и ему удалось бы завоевать её сердце... "А я ведь так и не сказала "да", - подумала королева. - Тогда, в Амьенских садах, он был настойчив и дерзок...однако, если бы никто не появился... Я и тогда пыталась бы сопротивляться, а он не посмел бы настаивать..."

Неосторожен был сейчас и шевалье - думал ли он о том, чем его стихи могли обернуться для королевы? И, как ни странно, именно ложные слухи дали ей возможность оправдать...нет, защитить себя, потому что оправдывается тот, кто виновен, а королева Анна была невиновна.

Отредактировано Анна Австрийская (2018-08-22 23:11:03)

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais

Маска не упала, но чуть сдвинулась, и Рошфор увидел то, что хотел - женщину, чье сердце было доступно чувствам. По крайней мере, было затронуто, однажды, кем-то - или, может быть, тем, что никого так и не случилось? И почему, собственно, непременно Бэкингем? Может быть, действительно состоялось настоящее свидание при луне? То, что выглядело бессмысленно жестокой шуткой, могло, вообще говоря, быть и местью разгневанной любовницы. За что-то, мало ли за что, какой смысл гадать? За неловкость, за то, что стихи дурны, за то, что связалась с кем-то настолько ниже по положению, за неверность, или за неосторожность... Неосторожен тот был, конечно, до крайности.

Королеву он огорчил, зато мальчик явно почувствовал себя лучше. В глазах графа мелькнуло веселье - то, что с легкостью передается публике, не знающей, что посмеиваются и над ней тоже.

- Превосходно, и как именно вы бы пробрались в гардеробную, господин мушкетер? - поинтересовался он весело, словно предлагая азартную игру, и от души желая пажу успеха. - Ведь вы не паж, которому многое позволено, вы солдат в усах и при шпаге.

Внимание дам было очень доброжелательным, неужели мальчик в этих лучах не разогреется, и не выдаст хоть что-нибудь забавное? Граф не столько надеялся что-нибудь еще узнать, сколько повеселить общество, или, на худой конец, получить возможность передать ход кому-нибудь побойчее. По-хорошему, развлечение можно было заканчивать: посоветовать королеве допросить камеристок, сличить почерк... И предоставить самой либо разоблачить поэта, либо утаить его имя. Но в запасе было еще несколько очень смешных вирш, а в комнате - несколько дам, которым Рошфор с удовольствием дал бы слово.

Королева достаточно ясно показала, кого из своих дам она хочет видеть исполнительницей следующего фанта. И выбор был очевиден. Фаржи в сложное положение ставить граф не хотел, да и должна она была для него быть не более, чем одной из многих полузнакомых и незнакомых дам; о том, отчего это ее величество захотела выслушать именно тайную ставленницу кардинала, еще стоило подумать как-нибудь после. Зато с Мондиссье было нечего опасаться, что общее внимание окажется ей некстати. И ради чего она все это затеяла, Рошфору, признаться, и самому уже было до смерти интересно.

Прекрасная Луиза де Мондиссье заслуживала самого лучшего - то бишь, дивного в своей незамутненной простоте сонета о Гомере - тем более, что дамы развеселились, и даже сама королева не могла полностью скрыть любопытства. А еще, обратившись к ней, граф тут же вспомнил другой античный сюжет - тот, в котором участвовал персонаж, интересовавший на данный момент Рошфора больше, нежели все возможные любовники и поклонники королевы Анны вместе взятые. Это было бы, конечно, слишком хорошо, и глупо было бы рассчитывать на такую удачу: сначала испанский агент танцует с королевой, прямо на глазах у его величества, и вопреки запрету Марии Медичи; потом начинает тайком подкидывать ей стихи, и вот уже доставляет ее письмо - то ли испанским родичам, то ли Монморанси. Глупо - если только целью самой Мондиссье не было создать у него подобное впечатление; вернее, позволить сложить головоломку таким образом, ложную или истинную. С чего бы Луизе де Мондиссье делать его высокопреосвященству такие подарки, в преддверии отъезда? С другой стороны, ее целей никто не знал, и сдала же она мадам де Шеврез. Сам Рошфор не поставил бы на истинность явившейся его воображению картины ломаного гроша, но ей и не нужно было быть совершенной правдой, чтобы произвести нужное впечатление на тех, чье мнение значило куда больше.

- Как вам будет угодно, ваше величество, - Рошфор поклонился сначала королеве, а потом, с самой галантной улыбкой, на которую был способен, самой Мондиссье, - мадам де Мондиссье, ваше тонкое чувство прекрасного всем известно. Вы поставили даже балет. На античную тему, и к восхищению всего двора. А знаете ли, что нашему стихотворцу тоже не чужды греческие сюжеты? Вот, послушайте, - его глаза откровенно смеялись, но продекламировать он постарался с почти полной серьезностью:

«Когда б спустились меж людей
Афина, Афродита, Гера,
И то бы не сравнились с ней,
Нет красоты такой примера!

И сам Гомер бы, ей же ей,
Когда б хватило глазомера,
Сказал бы: нет ее чудней
Не будет даже у Гомера.

- Мадам, незнакомец у нас поэт, но вы-то сама поэзия, - комплимент прозвучал тем более искренне, почти нежно, что Рошфор был и впрямь рад случаю поиграть с такой прекрасной партнершей... или противницей, кто пока знает? Пусть сама проявит себя. - Расскажите нам... что-нибудь, что хотите. Любой действительный эпизод из жизни двора, на который навел ваши мысли этот Гомер, и который сам мог внушить молодому человеку подобные, - сарказм все-таки прорвался в голосе графа, - поэтические строки.

"Что? Балет? При чём здесь балет? И запутали же вы, шевалье де Шасток, здесь всех. А отчего же граф будто и не подозревает кавалеров моей свиты? Ведь подозревал даже пажей. Но неужели Луиза не помнит про золотое яблоко? Ведь именно об этом сюжете и идёт речь в стихотворении. Ну же, Луиза, вспоминайте... Я знаю, вы сорвёте бурю аплодисментов, я в этом уверена".

Вот за кого можно было не беспокоиться: она всегда найдёт выход, также, как быстро нашлась с ответом сейчас, и про яблоко должна вспомнить...вернее, про сюжет с ним... Да, мадам д’Эссен играла тогда в балете роль Афродиты, хотя трудно было представить кого-либо, менее похожую на неё... Интересно, как Луиза распределила бы роли между двумя королевами? Кто Афина, а кто Гера? Такая мысль промелькнула у неё, но не задержалась надолго. Ей было интересно, что же будет дальше. Мадам де Мондиссье - это вам не мадемуазель де Сент-Уэр, робкая и стеснительная, о нет! Это Луиза, фантазия которой была поистине неистощимой, а воображение поражало... Даже пажи - эти выдумщики и шалуны, сильно уступали Луизе.

Королева сидела чуть склонившись, подперев одной рукой голову, а в другой держала веер. Сейчас же, когда граф стал расспрашивать Луизу, она выпрямилась, сев прямо и словно приготовившись наблюдать нечто очень интересное. Эстефания, как всегда, была неподалёку, незаметно для всех. Придворные дамы были напротив неё, так что королева могла видеть их всех. Она заметила их взгляды, когда граф де Рошфор обратился к Луизе, их реакцию на ответ Луизы. Увы, многие из них отчего-то не любили юную мадам де Мондиссье, но здесь ничего не могла поделать даже королева. Им приходилось с ней считаться, но их насмешки и перешёптывания порой раздражали королеву, которая не любила сплетни и досужие вымыслы.
Сплетни, слухи порой могут навредить достаточно сильно. Она могла бы и дальше скрывать имя автора, пока кто-нибудь не догадался бы или не узнал (ведь она обещала), но стали говорить, будто герцогиня де Шеврез пытается таким образом связаться с ней, а это уже надо было пресечь. Никому из её дворян так бы не поверили, а граф де Рошфор служил кардиналу: не станет же его высокопреосвященство относиться с недоверием к своему же человеку, причём настолько преданному ему. Если, конечно, верил в этот вымысел. Но ещё хуже, если король усмотрит повод для ревности. Такого она не могла допустить ни в коем случае.

Отредактировано Анна Австрийская (2018-09-16 13:56:47)

Подпись автора

Le temps perdu ne se rattrape jamais