Шевалье д’Авейрон не знал, злиться ему или досадовать, а потому угрюмо ругался себе под нос, поминая врага рода человеческого, всю его родню, в которой не последнее место занимал Клейрак со товарищи, и дряную погоду, заставлявшую невыспавшегося и со вчерашнего дня не знавшего и маковой росинки гвардейца сильнее запахивать плащ.

...Рассказанное испанкой наводило его на самые неприятные размышления, в которых зять внезапно представал не таким уж однозначным злодеем. Похоже, его сестра безо всякого понуждения изнуряла себя ересью, совершенно оставив здравый смысл доброй прихожанки. Почему её не вразумил муж? Что он добивается? При мысли об этом Арман стукнул кулаком по столу, едва не опрокинув кружку с паршивым бургундским и заставив пьянчужку на соседней скамье вздрогнуть от испуга. Он никогда прежде не бывал в заведении мэтра Гито, забредя внутрь исключительно от неимоверной усталости и голода. Надеяться на обильный обед у Ронэ он не мог, а потому решил подкрепить силы чем Бог послал в первой же харчевне. За исключением вина, прочие угощения оказались сносными и даже не лишёнными приятного вкуса, что придало миру чуть больше ярких красок, а затеянному делу - проблеска надежды. С каплуном южанин расправился быстро, заев его куском свежего сыра, после чего оставил возле пустой тарелки пару монет и вновь собрался в путь.

До дома бретёра он шёл в решительной уверенности, что заставит Теодора открыть ему местонахождение второй сестры. Загадок и тайн с него было довольно, и, осунувшийся, но с выражением непоколебимым, он постучался в уже знакомую дверь.

Без лишних церемоний гвардеец шагнул внутрь, отстраняя служанку и не намереваясь слушать никаких возражений. Хорошие манеры он окончательно утратил вместе со спокойствием.

– Я подожду здесь, - мрачно сказал Арман, в готовности встретиться с невидимым до последней секунды распорядителем правой рукой вцепившийся в рукоять шпаги.

Паспарту, стоявший на пороге комнаты бретера с чулком в одной руке и иголкой в другой, дернулся. Так, словно собирался парировать своей иголкой – а может, всего лишь уронить ее, отпрянуть и захлопнуть дверь.

– Сударь! – ахнула мадам Пети.

Слуга, опомнившись, поклонился.

– Прошу вас, ваша милость, извольте. Только месье де Ронэ, сударь, он раньше чем через два часа не придет, точно вам говорю.

- Я обожду, - повторил южанин, располагаясь на расшатанном табурете с таким невозмутимым видом, что не приходилось сомневаться - по собственной воле он эту обитель не покинет. - Сколько ни потребуется.

- Ничуть, - мрачно отозвался южанин, уже близкий к тому, чтобы потерять терпение, выломать все двери и разбить мебель, причем, головой слуги. Он зашел в комнату, оглядел ее без любопытства, которое растратил, изучая все трещины в мебели и полах той комнаты, в которой был вынужден дожидаться бретера, и без приглашения занял свободный стул. - Я кое-что разузнал по интересующему нас делу.

О похищении Эжени и странностях в доме Клейраков Арман говорил как о чем-то, без сомнения, интересовавшем обоих мужчин, хотя понять до конца мотивы Теодора он не мог, сколько ни силился. Судя о других по себе, он полагал, что человек чести, пускай и с оговорками - а кто без них, как и без греха! - не оставит в беде доверившуюся ему даму. "Знать бы, насколько сестрица доверилась ему", - вновь мелькнуло в голове гвардейца, туча на челе которого сделалась еще темнее. Не будь мадам же Вейро вдовой в беде, а одноглазый - единственной ниточкой в ее поисках, пришлось бы с ним подраться.

- От всего услышанного голова идет кругом, - он не стал задавать лишних вопросов о том, что привело Теодора в беспорядок и отчего, дабы попасть в собственное жилище, он не воспользовался привычным способом, но перешел к существу вопроса, внезапно их связавшего. Визит к сестре, которая вот-вот должна была переступить порог, отделявший мир сущий от мира горнего, странные речи ее мужа и не менее удивительные откровения испанки, все это было изложено сухим тоном военного, сообщающего товарищам о диспозиции неприятеля.

В ходе беседы у него пересохло горло, и, пользуясь негласным дозволением хозяина квартиры, д'Авейрон налил себе вина.

- Одним словом, какая-то бесовщина. Иначе я и назвать это не могу.

– Не могу знать, - развёл руками гвардеец. Выговорившись, он почувствовал облегчение, даже желание калечить ближнего своего свернулось калачиком до нового повода. - И всё это... даже не странно.

Арман с трудом мог подобрать верное слово, чтобы описать происходящее. «Бред» соперничал с «наваждением», и что из двух определений больше соответствовало действительности, он не понимал. Похоже, и Ронэ не читал между строк послание, написанное шайкой то ли мошенников, то ли дьяволопоклонников.

– Это за гранью вменяемого. Моя сестра всегда отличалась благоразумием, - Арман заметил шрамы на теле бретёра. Их наличие не удивляло, а количество внушало уважение. - Как будто её околдовали и превратили в одержимую. Я не узнал Катрин. И меня это злит не меньше, чем то плачевное состояние, в котором она находится и от коего не желает избавиться.

- Согласен с вами, сударь, - кивнул Арман, кинув беглый взгляд на слугу. Недолгое сомнение относительно его молчания было успокоено тем очевидным доводом, что на своем веку подле бретера этот тип насмотрелся всякого и предпочитал хранить верность господину. - И не прочь был бы избавить мир от отребья, которое портит жизнь стольким людям.

Гвардеец поднялся и, разминаясь, сделал несколько шагов. Когда заветные слова были сказаны, его охватило нетерпеливое волнение, замешанное на чувстве опасности и нежелании отступать. Ронэ казался ему человеком, способным разделить эти чувства и пренебречь условностями, способными осложнить жизнь им обоим.

- Мой долг - сделать это. Возможно, будет непросто, но... - южанин сделал неопределенный жест. - Если вы согласитесь помочь мне, я буду вашим должником. Если откажетесь, я пойму.

- Слова, - признался Арман. Он привык подчиняться, безоговорочно доверяя командиру, и никогда не строил больших планов, полагая, что в отдаленном будущем, когда шарф офицера будет торжественно повязан поверх кирасы, он сумеет развернуться, но пока все его начинания невозможно было внести в анналы. - Я хочу спасти сестру... обеих сестер.

Уточняя, южанин выразительно взглянул на приведшего себя в порядок бретера. Тот до сих пор ничего не поведал о местонахождении Эжени, не предложил поспособствовать их встрече, и, если бы гвардеец был жеребцом из конюшен его преосвященства, он бы уже давно и неистово бил копытом.

- И наказать тех, кто довел их до нынешнего состояния. Все, что я знаю, отныне знаете и вы. Сведения скудны, но нам известно, что этот служитель дьявола часто навещает Клейраков. Как знать, дойдет ли он до их особняка в один не самый счастливый для себя день.

Южанину было нечем поразить Теодора.

- Проследить за домом, схватить этого господина, а потом... Не знаю, расспросить его. Как следует, - если бы задуманное Арманом свершилось, участь коварного искусителя и прислужника Нечистого была бы незавидной. - Я никогда не видел его, но зато его знает в лицо та испанка, что рассказала такие подробности.

Кровь прилила к ушам, и южанин сделал несколько глубоких вздохов, чтобы избавиться от этого противного чувства.

- У меня больше нет никаких возможностей повлиять на происходящее. Разве что пойти к его преосвященству и рассказать о ереси, которая расцветает пышным цветом в доме его гардеробмейстера. Который, в свою очередь, станет отпираться и все отрицать, - гвардеец пожал плечами, констатируя неизбежное. - Если вы не хотите присоединиться, хотя бы расскажите, что знаете. Что узнала Эжени, что ее жизнь подверглась опасности. В конце концов, могу ли я с ней увидеться?

Бретер был прав, а он сам предлагал заведомую глупость. Это разозлило Армана, как и нарочитое игнорирование вопросов о сестре.

- Вполне доверяю, - мрачно ответил он, едва удерживаясь от резкого тона. В конце концов, он был в доме Теодора и зависел от его помощи, при этом оставаясь достаточно разумным, чтобы не прибегать к силе. В этом случае, исход был бы для дела Авейрона плачевным. - Что вы задумали?

Вздох, другой, третий. Ярость немного улеглась. Хорошая привычка, которую пыталась привить мать, но чью пользу он познал, поступив в гвардию. Дуэли с мушкетерами были занятием благородным, но, не сдерживай шевалье свой южный темперамент с новыми сослуживцами, не менее острыми на язык, чем господа в голубых плащах, пришлось бы распрощаться не только с мечтой в один прекрасный день получить офицерский патент, но, возможно, и с самой жизнью.

- Не темните, Ронэ, я не умею читать мысли.

Для гвардейца план Теодора начал понемногу проясняться.

– Думаю, это хорошая идея, - кивнул он, непроизвольно потирая подбородок. Щетина уже пробивалась, царапая кожу, но сейчас было не до мыслей о цирюльнике. - Это ведь Лесент пытался убить мою сестру... мадам де Вейро?

Раз бретёр отказывался отвечать на прямые вопросы о местонахождении своей подзащитной, Арман решил незамысловато обойти это препятствие.

– Вы не говорите ничего о ней, но сейчас уже не время для недомолвок. Месье де Ронэ.