Новость была как нельзя более кстати.

Последние десять дней внесли в размеренную жизнь гвардейца столько чехарды, сколько он не испытывал за всю жизнь. Переезд в Париж был приключением желанным, когда юный Арман вырвался из деревенской сонной духоты прямиком в столичную круговерть, благополучно и без каких-либо неприятностей вписавшись в новый пейзаж и незнакомую компанию. До сих пор Бог миловал его на дуэлях и оберегал под стенами Ла Рошели, где южанину, ввиду бережливости короля и кардинала в отношении войск, так и не довелось поучаствовать в полноценном сражении. Но к женщинам из рода Авейронов Лютеция оказалась не столь благосклонной. Сперва беда случилась с Катрин, а после и Эжени стала жертвой нападения. На фоне этого дуэль с мушкетерами показалась сущей мелочью, хотя и досаждала неопределенностью последствий. Но теперь Кавуа был поставлен в известность о странном замысле стравить две роты, и Арман мог сосредоточиться на поисках злодея, забравшего жизнь у одной сестры и превратившего пребывание в Париже другой в дьявольскую головоломку.

- Жди меня в "Королевской лилии", - бросил он Пере. - И смотри не напивайся! Сегодня ты мне еще понадобишься.

Спустя несколько часов, когда караул возле кардинальского дворца сменился, д'Авейрон переступил порог трактира. Лакей сидел через два стола от входа, глядя в заполненную наполовину кружку со слабеньким белым. После каждого глотка он брал паузу с видом, достойным лучших служителей Бургонского отеля, когда тем надлежало играть обуреваемых думами героев, и хвалил себя за способность воздерживаться от пьянства, когда ничего не стоило припасть к целебному роднику веселья и забвения. А веселья им очень не хватало в эти дни, после кончины мадам Катрин.

Гвардеец осушил стакан вина, выдаваемого за последний урожай бордоского. Спорить с хозяином о достоинствах и недостатках напитка он посчитал пустой тратой времени, молча кинув пару медяков на стол и покинув "Лилию" в сопровождении Пере. В ближайшем проулке он снял с себя алый плащ, который тут же был аккуратно свернут слугой и спрятан в предусмотрительно захваченной с собой сумке. Они молча добрались до уже знакомого дома, где квартировался де Ронэ, и без каких-либо препятствий встретились с бретером, которому лакей дословно изложил все то, о чем ранее поведал хозяину.

- Сдается мне, эта мадам Лам может что-нибудь рассказать нам о своем "дядюшке", - мрачно подытожил его рассказ Арман.

Отредактировано Арман д'Авейрон (2019-01-23 01:14:52)

- Я весь сгораю от нетерпения, - оскалился гвардеец, который с момента, когда его недотепа-слуга принес первую за несколько дней стоящую весть, жаждал кинуться в бой. Будь он конем, он бы уже бил копытом, громко ржал и пытался сорваться с привязи.

***

Булочная подле "Сыча и совы" была небольшой, но славной. Либо д'Авейрону так показалось на пустой желудок, который начинал терзаться всякий раз, когда двое жаждавших познакомиться с протеже Лесента проходили мимо харчевен. Он не ел ничего с самого утра, и теперь пекарь выручил несколько монет не только за булочки, приобретенные бретером, но и за те две, что южанин уплел с завидной скоростью. Третью он предложил Теодору, тайно надеясь на его отказ.

- Если это не демон их преисподни, устоять перед едой эта дама не сможет, - Арман вмиг сделался чернее тучи, вспомнив, в какую тень превратилась Катрин. Она-то уж точно не ела ничего, даже лука, по крайней мере, перед самой кончиной. - Мерзавец как будто перечитал о катарах. Особо фанатичные тоже отказывались от всех плотских потребностей, включая заботу о тепле и пище. Я слышал эти истории еще мальчишкой.

Спутники переступили порог дома под детские воспоминания гвардейца.

- В Лангедоке до сих пор рассказывают про "добрых людей", пока кюре занят пьянством или развращает какую-нибудь вдовушку. Может, это и совпадение, но я сейчас готов уверовать во что угодно.

Отредактировано Арман д'Авейрон (2019-01-27 01:30:08)

Арман всегда отличался завидным здоровьем, как и положено тому, кто все детство пробегал по пригоркам Лангедока, но сейчас впервые в жизни почувствовал, как у него подкосились ноги. Он словно увидел воочию старшую сестру, такой, какой она стала под закат жизни, внезапно и страшно.

– Не отказывайтесь от предложения моего друга, мадам, - голос гвардейца более соответствовал царству теней, куда вот-вот готовилась отправиться постоялица. - Вам понадобятся силы для разговора.

Он взял булку у Теодора и, презрев приличия, подвинул табурет и уселся в непочтительной близости от очередной жертвы Лесента.

— Угощайтесь. Лук хорош только в супе или с жарким. Как то, которое нам подавали недавно, да, друг мой? Сочный жирный поросёнок, такой мягкий, что просто таял во рту... и эта подливка... Согласитесь, она была божественной, - выпечка оказалась в исхудалой руке мадам Лам.

– Только после того, как вы поедите. Нам ведь не составит труда заказать обед из ближайшего трактира? - обратился гвардеец к Теодору. - Я дьявольски проголодался.

Булочка вновь оказалась в руке женщины, несмотря на её слабые протесты.

– Ни малейшего, – кивнул бретер. И вышел. Чтобы, как сразу сделалось слышно, потребовать у мадам Тьебо бульона и горячего молока с медом.

– Я… я… – женщина не сводила глаз со сдобы. А потом внезапно вцепилась в нее зубами, едва ли не урча. Почти сразу швырнула в гвардейца. Залилась слезами. И не выплюнула откушенное. – Вы… дьявол!

– Не ругайтесь, мадам, – бретер уже вернулся. – Дьявол – ваш Лесент.

Страх, разлившийся по лицу женщины, был более чем очевиден.

– Только дьявол заставляет уничтожать тело, храм души, дарованный Господом, - Арман время от времени заглядывал в Сен-Мерри, где проповедник по воскресеньям подавал урок красноречия всем грешникам и сомневающимся. - И мы убережём вас от него, как, увы, не сумели уберечь мою сестру.

Тело гвардейца непроизвольно вздрогнуло. Отныне он знал, что можно сколько угодно пренебрегать опасностью самому, но ничто не сравнится со страхом за жизнь близких, вязким, леденящим душу и заставляющим порой испытывать отвратительно чувство беспомощности.

– Мадам, вы ведь знали её, знали мадам де Клейрак? Знали, вижу... Чего ради она довела себя до изнеможения? Что говорил этот Лесент? Что вы попадёте в сонм праведников на небесах, отказавшись от всего земного?

Хотя южанина и распирало от гнева - не на бедную женщину, но на человека, сводившего ее с ума, - он, как и его товарищ, удержался от ненужных реплик, дождавшись, когда пожелтевшие зубы мадам Лам снова надкусят сдобу.

А пока он вспоминал все эти расплодившиеся сообщества благочестивых горожанок и дворянок, которые не были готовы надеть рясу и принять строгие обеты в тишине обители, но пытались подражать, искренне или поддавшись увлечению, сестрам в миру. Бесконечные молитвы, изнурительные посты, милостыня и скромность, приличествующая протестантам, которая, по мнению далекого от богословия Армана, проистекала больше из скаредности, нежели из желания угодить Господу. Ему было куда уютнее в церкви, среди золотых риз священства, громовых раскатов органа и густых клубов фимиама, нежели среди постных лиц гугенотов.

Затея Лесента появилась очень кстати, но увела его паству даже не к ереси Лютера и Кальвина, а в какие-то бесовские дебри. "Тело - храм Божий, и надобно блюсти его в опрятности, как и уберегать дух от празности", - говаривал отец Мишель, отвешивая дворянскому сыну подзатыльник за невызубренный катехизис и порванные в лазании по деревьям чулки. За то, что творил со своими подопечными этот хитроумный негодяй, костра было мало.

- Я принесу еще, мадам, - тихо сказал д'Авейрон, когда последняя крошка исчезла во рту женщины.

– Они есть. И их достаточно, - Арман не спрашивал, а говорил утвердительно, не сводя взгляда с женщины. Он был уверен в своей правоте, повинуясь тому, что одни называли наитием, к иные - внутренним гласом. - И господин Лессент уже ими распоряжается. Или ещё не успел?

«Неужели Клейрак позволил Катрин так бездумно тратить приданое?» - мелькнуло в голове гвардейца. Если зять был причастен к сведению в могилу несчастной благоверной, то это не вызывало удивления, но испанка уверяла д’Авейрона, что тот не при чём, чему подтверждением были и слова самого гардеробмейстера. Как бы ни хотелось в этой дьявольской истории верить в обратное. Тогда Лессент был ещё умнее и опаснее, чем представлялось прежде.

– И вы давно не виделись со своей семьёй?

– И что же вы знаете? - вновь вмешался в беседу Арман, который признавал способность своего товарища куда искуснее приводить доводы и задавать вопросы. - То же, что знала моя сестра?

Он тоже заметил перемены в мадам Лам, вызванные чудотворной булочкой, и теперь жаждал понаблюдать за мистерией, которую неизбежно спровоцировал бы полноценный ужин, с мясом в ароматных приправах, паштетом и хорошим вином. Если только такое потрясение не убьёт бедняжку, морально либо телесно.

— О чём вещает ваш пастырь? Какие истины известны ему, о которых не ведает обычный кюре? Что стоит отдать всё имущество, чтобы познать свет, а не ограничиться несколькими монетами в церковной кружке?

– Лестница тьмы, вот уж истинная правда, - пробормотал гвардеец с пробившимся наружу окситанским акцентом. Нынче потешаться над раскатистыми южными звуками было некому, и он не старался не походить на провинциала. О какой, к дьяволу, столичной изысканности могла идти речь, когда дело касалось бесноватых и опасных мошенников.

И сейчас шевалье д’Авейрон как никогда хорошо понимал и головорезов Монфора, о которых читывал в детстве, иинквизиторов, которыми через южную границу с детства пугали подданных его католического величества.

– А ваш зять против ваших отношений с Лессентом? - заинтересовался он. - Вы из-за его неприятия этого... кхм, с позволения сказать, учения покинули свой дом ради этого?

Арман обвёл взглядом комнатушку, которая, если он верно понимал намерения проповедника, была слишком скромна и даже убога для людей достатка мадам Лам.

– И мадам де Клейрак наверняка была бы рада заупокойным молитвам от этих благочестивых особ, - губы Армана искривила недобрая усмешка. - Да и я бы хотел знать, каковы были её последние часы, а то меня, знаете ли, не пускали к сестре.

В это мгновение раздался короткий стук, не спрашивающий дозволения войти, а предупреждающий о появлении служанки, дородной девицы с толстой русой косой и румянцем во всю круглую щёку.

– Мадам Тьебо велела принести, - кивнула она на поднос, на котором дымилась большая чашка с бульоном, прикрытая добротным ломтем хлеба, по соседству с миской с небольшим куском курицы, остатка вчерашней трапезы.

- За молоком она послала, выпили всё, оказалось.

Девица с жалостью посмотрела на постоялицу, которую давеча они с хозяйкой обсуждали вполголоса, мол, слишком уж извела себя постами.

– Чиво надо будет, вы кликните, - обернулась она к дворянам и поспешила вниз, не углядев на их мрачных лицах ни единого намёка на игривое настроение.