Первую неделю в Бастилии Илер на свое счастье провалялся в полубредовом состоянии. Потом мир вокруг, увы, прояснился – никакое счастье не может длиться вечно. Судьба Гонсало де Лара для него не сбылась. А жаль...

Вынужденное бездействие было шевалье не внове, но на сей раз не было ничего, что могло бы его скрасить. Только очень к месту вспомнились когда-то прочитанные испанские стихи - о том, что «участь, коей не придумать хуже» подобает встречать, не меняясь в лице. Что же, он был готов встретить, как должно, любое неизбежное. Но..  Все эти годы, с момента побега из родительского дома он шел единожды выбранным путем, ничуть не сомневаясь в его верности, но совершенно неожиданно  этот путь привел его в никуда. Многое, совсем недавно казавшееся очевидным, вдруг стало совершенно непонятно. И рядом не было никого, кому можно было бы открыться!

День или два прошли в таком странном оцепенении. Потом Илер наконец вспомнил, что есть человек, которому он может довериться во всем.  Высшим силам такое намерение молодого человека, похоже, было угодно  –  на следующий день его посетил священник. Тюремное начальство, кажется, не на шутку встревожилось странным поведением «постояльца» - к еде тот почти не притрагивался и за все это время не проронил ни слова.

Илеру повезло, - привыкший ко всему и очерствевший на службе капеллан, числившийся в штате крепости, отлучился куда-то по родственным делам, и для разговора с новым и непонятным узником пригласили пожилого кюре, который заменял своего коллегу в подобных случаях. Для него каждый визит в Бастилию был интересным событием, которое можно было потом долго вспоминать. Увидев красивого молодого человека, бледного, с темными кругами вокруг глаз, он сразу проникся к нему сочувствием.

- Что с вами случилось, сын мой? - спросил он, подойдя к постели и присаживаясь на табурет. - Судя по тому, что мне сказали, вы страдаете от ран не столько телесных, сколько душевных...

Сейчас у шевалье был серьезный повод нарушить молчание. Илер ответил честно:
- Искал смерти в бою, но не сумел ее найти, святой отец. И очень о том жалею.

- Искать смерти грешно, сын мой, - покачал головою кюре, - вы должны бы это знать, но, увы, молодые люди редко помнят наставления духовные... Конечно, нет ничего хорошего в том, что вы попали сюда, но вам следует воспринять это как наказание за греховные намерения. Тем не менее, вы живы, и за это следует возблагодарить Всевышнего! Но, видимо, у вас были какие-то свои причины для таких настроений? Не желаете ли облегчить душу, исповедавшись?

Молодой человек невесело усмехнулся:
-Сюда я попал, потому что имел дерзость вступиться за даму, которой настойчиво навязывали свое общество гвардейцы кардинала. Теперь это, оказывается, считается преступлением.

А потом наконец заговорил о главном:
- Если это возможно, я бы хотел побеседовать со своим духовником, братом Амбруазом из монастыря капуцинов в Медоне.

То, что было возможно сделать – сделано, теперь оставалось только ждать. И надеяться, что добрый священник сумеет передать его просьбу брату Амбруазу. И шевалье ждал – день, потом второй - все с тем же полным безразличием ко всему, что его окружало. Ему было о ком помнить и о чем вспоминать. А до всего прочего не было ровно никакого дела – пусть бы оно хоть провалилось в одно мгновение…

Утром третьего дня это безразличие вдруг уступило место какому-то лихорадочному нетерпению. Причем выплеснуть его было совершенно некуда – чертова слабость до сих пор не позволяла даже ходить по комнате из угла в угол. Илер проснулся еще затемно, и долго уже сидел на постели, глядя в окно на светлеющее небо. Больше смотреть здесь было не на что.

В голову упорно лезли всякие ненужные мысли – даже если этот разговор каким-то чудом состоится, вдруг он окажется совсем иным? Ведь тогда из схватки с неизбежным он вышел победителем, теперь же все иначе. А к побежденным отношение, как известно, совсем иное…

Скрипнула дверь, Илер обернулся, но слова почему-то застыли на губах… Но стоило монаху заговорить, и этот морок вмиг рассеялся.
- Брат Амбруаз, я теперь совершенно ничего не понимаю. И как быть дальше – тоже..

На бледных щеках вспыхнул алый румянец. Силы небесные, он ведет себя как бестолковый мальчишка! И занятый лишь собственной бедой, даже не подумал поблагодарить этого удивительного монаха, который проделал долгий путь, чтобы успеть сюда на рассвете!
- Простите мою излишнюю горячность… Я очень благодарен вам …

  - Благодарить нужно доброго аббата, который не поленился лично известить меня, что вы попали в беду, - сказал брат Амбруаз, оглядываясь. В камере не было ничего, кроме кровати, столика самой простой работы и табурета. - А я виноват в том, что шел так долго, потому что не хотел идти через город от ворот Сен-Жермен, и сделал большой обход вдоль стен...
Он поставил на стол памятную Илеру сумку, достал из неё бутылочку темного стекла и присел на табурет рядом с кроватью.
  - Вижу, что сейчас помощь вам нужна еще больше, чем при нашей первой встрече, - сказал он. – Но, похоже, кроме обычных снадобий вам сейчас нужно что-то другое.

Вновь он читал его душу как открытую книгу. И это уже даже не удивляло…
- Да, тогда все было гораздо проще, - вздохнул молодой человек. – Тогда я хотя бы знал, что делать дальше. Теперь – не знаю.

- Если человек не знает, где он находится и куда ему идти, значит, он выбрал неверный путь, - покачал головой монах. – Позвольте предположить: вас привели сюда последствия той же истории, которая стала причиной нашей встречи в одну ненастную ночь. Не так ли?     

    - Это скорее, ее продолжение – тогда все завершилось благополучно, - ответил Илер. И тут же поспешил исправить свое утверждение, четко осознав, что ошибается. –Хотя нет, это все одна история и она началась очень давно, когда я пятнадцатилетним мальчишкой сбежал из дома и нанялся в испанскую армию… Тогда меня еще звали Никола де Бутвиль…

    - Я не был знаком ни с кем из вашей семьи, - сказал монах, как будто ничуть не удивившись, - но наслышан немало и о вашем отце, и о старшем брате. В вашем роду благородство духа часто сочетается с безрассудством. Насколько можно судить по краткому знакомству, вашему второму брату оба эти качества присущи тоже – иначе он просто не выпустил бы вас из дому. И это прискорбно, потому что из-за этого прекрасные способности, столь редкие в наше время, часто растрачиваются впустую. Но об этом, надеюсь, мы с вами сможем поговорить позднее. Прежде всего, выпейте вот это – вы уже знаете, как действует это лекарство. -  Он протянул Илеру  бутылочку. - Пейте всё, здесь ровно столько, сколько вам нужно.

Увы, сейчас в этом чудесном зелье не было ровно никакого проку…
- Благодарю вас, но снадобье, способное поддержать силы, мне сейчас нужно меньше всего, - молодой человек левой рукой мягко отодвинул бутылочку с лекарством и невесело улыбнулся. -  Что я тут могу сделать? Разнести к чертям все, что есть в этой проклятой комнате, но какой в том прок? Я предпочел бы и дальше валяться в бреду…

- Все это сказал бы любой священник, брат Амбруаз. Похожие слова я уже слышал – несколько лет тому назад во Фландрии, но и тогда они не принесли облегчения, - вздохнул Илер. –- Покоя я никогда не искал, но как жить без бывшего прежде ощущения верности выбранного пути просто не представляю…

- Это ощущение мне очень хорошо знакомо, - склонив голову, сказал монах. - Именно оно в конечном счете привело меня с поля боя под сень святой обители. Но вам я такого пути не предложу - вы человек совсем другого склада. Однако могу точно сказать: сомнения в верности выбора говорят о том, что вы дошли до поворота, и теперь нужно не мучиться от неизвестности, а думать и искать, куда же идти теперь.

А вот эти слова были уже совсем иными. Если кто-то в этом мире и знает ответ на вопрос, который ответа будто бы не имеет, так только этот удивительный монах…

- Мой старший брат Франсуа верно служил французскому королю и тот  в награду за все заслуги отправил его на эшафот. Я по воле судеб проливал кровь во славу испанской короны и в итоге оказался разменной фигурой в чужой игре. Я был готов расплатиться своей жизнью за свободу друга и спокойствие доверившейся мне дамы, но такой возможности мне не оставили… Сеньору Мирабелю зачем-то понадобился этот фарс…., - Илер усмехнулся, неосознанно попытался сжать правую руку в кулак, но из этого разумеется ничего не получилось – только боль снова напомнила о себе.

- Вы правы, монастырь не для меня. Но как же мне быть теперь?

- Закон установленный королем?, - шевалье усмехнулся. – Нет, те, кто устанавливает такие законы, забывая при этом о законах чести, и о христианском милосердии заодно, называются совсем иначе…

И по-испански добавил, как именно. Хотя в присутствии брата Амбруаза произносить такие слова было немыслимо.
Боль, каким-то чудесным образом утихшая, когда монах коснулся его руки, снова напомнила о себе.

Монах, вероятно, не знал испанского языка, но догадаться, что ничего хорошего в адрес его величества юноша не сказал, было нетрудно. Брат Амбруаз покачал головой и сказал неожиданно резко:

- С таким настроением, сударь, с таким отношением к действительности, с таким пренебрежением и непониманием сути законов и власти государя вы были просто обречены стать пешкой в чужой игре, что с вами и случилось, насколько я могу судить. И после того, как ваши ходы на доске интриг закончатся, вами пожертвуют без всякого сожаления. Если вы не пожелаете ничего изменить в самом себе, вам не смогу помочь я, не смогут и ваши родственники. Вы идете с гордо поднятой головой прямо к скорому и непременно бесславному концу. Вы этого хотите? Хотите прибавить новую тень к той, что уже легла на ваш род, хотите причинить горе вашему единственному брату? В таком случае мне остается лишь покинуть вас и в стенах обители молиться, чтобы господь просветлил вашу загубленную душу.

Монах встал, повесил на плечо свою сумку и повернулся, чтобы идти к двери.

Илер закусил губу. Не таким он представлял себе этот разговор…

- Тогда в монастыре вы говорили совсем иное, брат Амбруаз,-  вполголоса произнес он. -  Я уже стал разменной фигурой в чужой игре и этой фигурой, как видите, пожертвовали без колебаний.  Но это ведь не важно... Равно как неважно, что повод для нашей с вами встречи в ту метельную ночь появился стараниями редких мерзавцев, служивших кардиналу. А повод для нынешней создали другие господа, которые прекрасно понимают суть законов и власти – власти того, кто ей сейчас обладает реально, а не на словах…

Последняя надежда таяла, как тает предутренний туман. Значит, он все-таки ошибся…

О, если бы все было так просто..  И так ясно, как говорит этот удивительный монах…

-Чего же мне ждать, брат Амбруаз? И на что надеяться?, - быстро спросил шевалье. - Ответа на оба этих вопроса я не знаю. Я будто оказался на краю пропасти, еще шаг и сорвешься в пустоту.. Впереди ничего нет..

-  Вам когда-нибудь случалось подходить к морю по высокому берегу? - неожиданно спросил брат Амбруаз. - Вы идете, и вам кажется, что впереди пустота, конец света. Но вот вы останавливаетесь на самом краю, и видите, что дальше - не конец, а начало, безбрежный мир волн - и кораблей, которые могут, конечно, и потонуть, но чаще, преодолев все препятствия, достигают заветного берега. Вы не кончаете жизнь, вы лишь дошли до края первой её полосы, юности, которой свойственны опрометчивые поступки и скороспелые суждения, а успех вашего дальнейшего плавания будет зависеть от того, сумеете ли вы - сами для себя, без наставников, - извлечь уроки из пережитого и не застрять навеки на берегу, где вам уже нечего делать. А пока у вас нет возможности начать новую жизнь - терпеливо ждите. Терпеливый доблестнее храброго - так говорят испанцы, а этот народ отлично знает, что такое храбрость. Собственно, мне больше нечего вам сказать, да и сделать для вас я могу немногое - известить вашего брата да пригласить вас к нам в обитель немного пожить и поправить здоровье после того, как вы обретете свободу.

Ненавистные стены вдруг исчезли и вместо них молодой человек как наяву увидел море и бескрайнее небо. Как тогда, в Неаполе..  И ветер шептал стоявшему на берегу: «Все еще будет»… Позабыв обо всем, Илер попытался убрать непокорную прядь, которая в очередной раз упала на лоб, правой рукой. И разумеется из этого ничего не получилось. Только чудесное видение стремительно растаяло и снова всколыхнулась боль…

Ответ на последний из вопросов, занимавших все мысли молодого человека, был наконец получен. Но тут же вспомнился тот черт знает кем подсунутый под дверь чистый лист, сложенный и запечатанный на манер письма. Тогда Илер подумал, что это господа гвардейцы так развлекаются… Но что если прекрасная Анна написала ему и это письмо попало в чужие руки?! А она об этом даже не догадывается… А если он и ошибается, нужно ведь просто подать о себе весть, пусть владычица его сердца знает, что он сохранит ее тайну, как бы все для него не повернулось.. Несколько строчек наверное удастся написать и левой рукой.. Как раз на том самом листе, только найти бы чем…

- Вы столько уже для меня сделали, брат Амбруаз, а я сейчас даже ничем не могу вас отблагодарить Наоборот у меня к вам будет еще одна просьба…, - обратился он к монаху.- Вы можете передать мое письмо даме, которой принадлежит мое сердце…. королеве Анне Австрийской?

Брат Амбруаз уже собирал свою сумку, чтобы попрощаться и уйти, когда прозвучал этот вопрос. Вопрос настолько неожиданный, что монах упустил из руки скату полотняного бинта, и пришлось подбирать её с пола. Выпрямившись, монах ответил достаточно резко:
- Вы заставляете меня усомниться в здравости вашего рассудка, сударь. Вы уже потеряли свободу и попали в очень сложное положение. И теперь вы хотите его окончательно усугубить? Вернитесь с неба на землю, юноша! Любить её величество всей душой вам никто запретить не может, но писать ей? Писать замужней даме, которая уже немало претерпела от ревности супруга, лишь ради того, чтобы излить свою душу? Или, того хуже, вы намерены просить помощи? Положим, об опасности, угрожающей вам. вы беспокоиться не намерены. Тогда подумайте об опасности для той, кого вы вроде бы любите!

Слова монаха вмиг вернули шевалье из мира грез на землю. И верно его затея чистое безумие! Ведь если это письмо попадет в чужие руки..

- Да, я люблю ее. Я дважды платил за спокойствие прекрасной Анны очень дорогой ценой – какой именно, вы прекрасно знаете - и не жалею об этом, - ответил Илер, вскинув голову На щеках пылал румянец. - Помощи я просить не собирался, хотел лишь предупредить… Но мое письмо для нее действительно может обернуться большей бедой, потому я отказываюсь от своего намерения. И прошу ваших молитв, в них точно будет больше проку.