День выпал пасмурный, шел мелкий дождь, и корабли держались рядом - порой так близко, что матросы начинали перекрикиваться, обмениваясь новостями и сплетнями. Особым усердием в этом отличались братья Бургос с «Сан-Кугата», младший, Лучо, раненный в бою с Квастом, остался на «Консуэло», в то время как Хуанчо, старший, отправился на “Maan” со своим лейтенантом и теперь при каждом удобном случае во всех подробностях допрашивал брата, как тот себя чувствует, так что бедный парень уже боялся выйти на палубу.

Прошедшие после расцепки дни не отличались разнообразием - погода стояла ясная, но дул сильный ветер, поднимая порой столь высокие волны, что палубу “Maan” заливало водой, а на «Консуэло» донья Соль то и дело ныряла в море с головой. Пару раз на горизонте появлялись паруса, но в близком знакомстве не были заинтересованы ни корсары, ни торговцы, и пушечные порты оставались задраенными. Марсовые начали уже высматривать впереди землю, когда ветер, до сих пор порывистый, переменился и задул со стороны Англии, вынуждая оба корабля лечь в крутой бейдевинд, а вскоре небо заволокло облаками.

- Англия близко, - сказал мастер Санчес, шмыгая носом. - Ихняя погодка.

К вечеру, однако, тучи разошлись, и ветер утих, и небо окрасилось в цвета опала и бирюзы, и Рохас свистнул, привлекая внимание Хуанчо.

- Сеньор Бургос! Окажите мне любезность - спросите у сеньора Мауро, не хочет ли он вернуться к нам?

Пять минут спустя Мауро появился на палубе “Maan”, а с ним пришел и Гарсиа.

- Дон Анхель, - весело крикнул он, - вы сманиваете мой экипаж!

Время и расстояние сыграли свою обычную роль, и никто не предположил бы ни по голосу лейтенанта Аранго, ни по смеху Рохаса, что несколькими днями ранее они чуть не поругались всерьез.

- Я не сманиваю! Я хочу потанцевать! И это мой экипаж, кстати!

- Тогда вы к нам, - тут же предложил Гарсиа, - у нас больше места для танцев.

- Я подумаю, - отозвался Рохас, однако полчаса спустя действительно приказал спустить шлюпку.

Несколькими днями раньше Рохас признался своему лейтенанту, что фехтовать с ним в таком виде он не будет, и потому сейчас старался в его сторону даже не смотреть. Поэтому же, когда Варгас подошел, непроницаемостью Рохас мог бы поспорить с неизменно улыбающейся доньей Соль.

- К ужину, пожалуй, - ответил он, ладонью разглаживая смятый рукав расшитой серебром куртки. - Заберу гитару и вернусь. И добавьте к сервировке еще один прибор, сеньор гранд.

Глаза его смеялись, когда он протянул руку, поворачивая ее ладонью вверх.

- Одолжите мне какое-нибудь кольцо, дон Франсиско. Приличия ради. Капитан же должен выглядеть прилично?

Санчес, незаметно появившийся рядом с ними, тихонько прокашлялся.

- Сеньор капитан… ключ?

Рохас закатил глаза, с явной неохотой стащил с шеи плетеный кожаный шнурок с ключом от крюйт-камеры и протянул мастеру-канониру.

Прикосновение руки Франсиско послало теплую волну по всему телу, и в глазах Рохаса вспыхнула и погасла молния. Он примерил кольцо на палец правой руки, затем левой, где оно пришлось впору.

- Я хочу посмотреть, что там делается, - сказал он - еще и для появившегося тут же Висенте, и для второго гребца, и для Эчеверрия, который чистил неподалеку свой палаш, и для Лучо Бургоса. - Пока мы все равно никуда не торопимся.

Он спустился в шлюпку, и четвертью часа позже стоял уже на палубе “Maan”.

- Дон Гарсиа, - он даже поклонился слегка, но лукавой улыбки не сдержал и на оказавшегося неподалеку Мауро глянул едва ли не раньше чем на поджидавших рядом Лопеса и Бенито. - Я беру вас на абордаж.

Рохас смотрел на Мауро, улыбался и думал, что Гарсиа ни черта не понимает в танце - вообще ни черта. Для него танец был - как шпанская мушка или, может, предлог. А Мауро хотел танцевать - видно было, что он хочет именно танцевать, хотя, может, и не только, и было - нельзя. Вряд ли Гарсиа был так уж осторожен с добрым именем Мауро - и точно не больше, чем сам танцор.

- А кто будет играть? - спросил он, заранее зная ответ - не зря он разговаривал и с Эчеверрия, и с доном Рафаэлем: никто из отправившихся на “Maan” моряков «Сан-Кугата» играть не умел, а Фигерроа остался на «Консуэло».

И в любом случае было нельзя. Что бы ни обещал потемневший взгляд Мауро, и как бы ни звенели под кожей неслышимые струны, и как бы ни вскипала кровь и ни перехватывало дыхание - нельзя. Рохас знал себя, а на этом корабле Гарсиа был хозяином, и это был бы такой шанс рассчитаться, что куда там желанию?

- Я вам сыграю, - с усмешкой предложил лейтенант и покосился на Анхеля, ожидая реакции. Чего он ждал?.. - Я уже держал эту гитару в руках... Она в каюте?

Мауро кивнул - не совсем уверенно, но Гарсиа продолжал:

- Мы тут от скуки занимаемся музыкой.

Бенито едва заметно поморщился. Они с Лопесом последовали за офицерами, и к огороженной площадке потихоньку подтягивались те члены команды, кто не был занят на вахте.

- Дон Гарсиа учит меня читать ноты, - сказал Мауро, откровенно посмеиваясь. - Вы умеете читать ноты, дон Анхель?

- Нет, - сказал Рохас. Он в самом деле не умел, и нужно ему это было не больше чем Мауро, но трудно было не угадать, что за этим скрывалось и почему Бенито смотрит с такой неприязнью. - Я и играть не умею толком - только делать вид.

Он брал пару раз в руки гитару Мауро, чтобы тот мог поучить Франсиско - когда они оба еще ничего не понимали, и было это чуть ли не пыткой - притом для них всех. То «личное дело», по которому пришел к нему Мауро, было именно этими уроками. «Ты так смотрел, - сказал он потом, - я не смел к нашему гранду даже на локоть подойти, чтобы он не почувствовал».

- Может, пригодится как-нибудь, - сказал Мауро, смахивая со лба прядь волос - без спешки, так, что сверкнули золотом перстни у него на руке, все три.

- Если вас не затруднит, - попросил Рохас, стягивая с пальца кольцо, - скажите моим людям, что они могут возвращаться - что я задержусь. Вот, пусть отдадут дону Франсиско, чтобы он не волновался.

Рохас проводил танцора взглядом.

- Нет, - ответил он. - Знаете, дон Гарсиа, бывают такие люди, которые не любят случай - которых ведет судьба? Он станет капитаном тогда, когда придет время - и когда никто не усомнится в том, что это его место.

- Тогда же, когда я стану лейтенантом? - спросил Бенито. - Дон Анхель, если позволите - как там мои ребята?

- Хорошо, - растерянность, мелькнувшая на лице Рохаса при этом неожиданном выпаде, сменилась сосредоточенностью. - У меня к вам личное послание.

Он отвел сержанта в сторону, наблюдая краем глаза за собиравшейся толпой, и больше слушал, чем говорил, пока снова не появился Мауро, и тогда вернулся к Гарсиа.

- Я не взял с собой кастаньеты, - сказал он.

- Нет, - Рохас смотрел на Мауро и неспешно расстегивал куртку. Танцор словно не смотрел, неторопливо вытягивая из волос связывающую их ленту, встряхнул кудрями, расчесал их пальцами и снова стянул на затылке. В танцующем свете расставленных по кругу масляных плошек он снова казался младше своих лет - или дело было в его шальной улыбке?

Невозможно было устоять, в гомоне моряков звучал уже ритм, и Рохас не сумел перевязать шнурок в волосах с первого раза, и гитара звенела, казалось, даже когда Гарсиа не касался ее струн.

- Сарабанда, - сказал Мауро, беззвучно или Рохас просто не слышал за рокотом крови в венах.

Гарсиа кивнул, то ли услышав, то ли тоже прочитав по губам, и стюард протянул Рохасу разрисованную голубыми цветами и птицами фаянсовую тарелку, когда из толпы вдруг высунулась чья-то рука и коснулась его плеча.

- Сеньор капитан?

Земляк, из Кадиса - и на ладони лежали кастаньеты, дорогая пара, украшенные даже серебряным узором, и Рохас, забирая их, коснулся кончиками пальцев его руки и не ощутил ответного прикосновения.

- Primo, - сказал он Мауро - одними губами, отшвыривая куртку, и губы танцора дрогнули в ответ.

Мир сошелся в одном силуэте - высоком, тонком, натянутом как струна, черном перед синим небом и черной толпой, и взгляды их скрестились как два клинка, и первый аккорд, толкнувший их - навстречу друг другу, против друг друга, прочь друг от друга, отозвался сухим треском кастаньет.

«Это стук костей, - объяснял он как-то - когда и кому? - Мертвых костей, потому что это и смерть тоже. Высшая точка - смерть».

Нельзя было - и невозможно было иначе.

Мауро… Четко очерченная тень, черный огонь. Никто, кто перехватил бы сейчас его взгляд, не нашел бы в себе надежды. Этот не даст, не уступит и не отступит - ни на шаг, ни перед чем. Перехватывало горло, и тело будто стягивало тяжелой серебряной нитью - и он расправлял наперекор плечи, вздергивал подбородок и улыбался, скользя по тому же кругу и не отводя глаз. Навстречу - а оказалось, вбок. Прочь - но оказываясь чуть ближе, и глядя, глядя неотрывно через плечо. Маня протянутой через тьму рукой - отталкивая сухим треском дерева.

«Что я с тобой сделаю, - обещали глаза. - Только остановись».

Они оказались вдруг один в другом, тело в теле, и руки Рохаса легли поверх рук Мауро, когда он запрокинул голову, опуская ее на миг на плечо танцора, щека к щеке, и презрительным щелчком пальцев ответили кастаньеты, расшвыривая их к самому краю тьмы.

- Оле! - не выдержал кто-то.

Улыбка Мауро была похожа на оскал скелета, и теперь уже Рохас шагнул к нему, не то уступая, не то тесня, читая в глазах танцора все обещания, все клятвы. До утра? До полуночи? До конца - или лишь до конца танца?

Они вновь оказались совсем рядом, руку протяни, и пальцы Мауро - два пальца вытянутой руки - коснулись губ Рохаса, и смерть сбилась с ритма, не ответив, и танцор отступил, отворачиваясь, поворачивая голову - маня одним взглядом. И Рохас снова шагнул к нему, и он снова отступил, взгляд встретился со взглядом, и отвернулись оба одновременно, и обернулись, разворачиваясь, и раскинули в объятие руки, и снова рассыпалась по палубе дробь кастаньет - слышная только им, так орали вокруг.

«Что я с тобой сделаю…»

«Что я сделаю с тобой…»

Как будто из-под ног исчезла вдруг земля - смолкла гитара. Остался полет - до предела натянувшийся леер взгляда - улыбки, брошенные как швартовы - крики и хлопки, качавшие их как волны - и наконец, внезапный, резкий как удар в лицо щелчок кастаньет, оборвавший танец.

- Оле! - выкрикнул кто-то, не поняв еще, что все.

Рохас чуть наклонил голову, не сводя глаз с Мауро, и танцор ответил кривоватой усмешкой, так же тяжело дыша и так же облизывая пересохшие губы. И к Гарсиа они повернулись почти одновременно, уже спеша друг к другу, чтобы обняться - и так же, в обнимку, направиться к нему.

- Браво, сеньор лейтенант, - сказал Рохас.

- Не знал, что ты так можешь, - это был Мауро. - Дай, перетяну.

- Боюсь, я недооценил дона Франсиско, - Рохас улыбался, но особого веселья в этой улыбке не было. - Или переоценил. Убери людей с палубы, Гарсиа. Если я в нем что-то понимаю, все готово к залпу.

- Никто не будет стрелять по своим, - Бенито прилаживал, однако, нагрудник. - Тем более если вы тут. Покажитесь же, дон Анхель!

Рохас помедлил.

- Одолжите мне шлем, кто-нибудь, - попросил он. - Мало ли, ночь, все напуганы.

- Вы думаете? - весело оскалился Гарсиа. - У вас такой хваткий лейтенант, решил от вас избавиться?..

Ему понравилась эта мысль, это вполне могло быть правдой.

- Нам придется вас защищать, дон Анхель. Но в шлеме они вас не узнают, ночь. Идемте... Покажем вас с борта. Хотя бы мельком. Пусть знают, что вы тут. Но вы же понимаете, что вам нельзя обратно?

Сержант добежал наконец, его догнал вахтенный:

- Они подходят на расстояние прямого боя! Сеньор лейтенант!

- Они знают, что я тут, - возмутился Рохас. - Куда я мог деться, упасть в море? И так шесть раз? Прикажите приготовить шлюпку.

- А если ваша команда думает, что вас тут убили? Ваш лейтенант здорово умеет говорить! - возмутился Гарсиа, натягивая принесенный сержантом нагрудник.  - Какая шлюпка, вы с ума сошли! Одно ядро - и вас нет!

Он обратился к Бенито, внутренне дрожа от мысли, что задуманное может удаться. И притом малой кровью... Возможно.

- Убедите дона Анхеля не кончать с жизнью так глупо!

...Лучше сделать это как-нибудь иначе, да. И точно не сейчас.

- А вы, - он повернулся к своему сержанту. - Позаботьтесь, чтобы дон Анхель не вздумал рискнуть собой. Ценнее гостя у нас нет!

Солдат кивнул и жестко глянул на Бенито. Как раз сейчас, по стечению обстоятельств, рядом стояли люди с "Сан-Кугата" - пять человек, и только трое с "Консуэло", и, опять же по стечению обстоятельств, рядом со своими сержантами.

- К борту, дон Анхель, к борту. Пусть видят.

Рохас тоже взглянул на Бенито, который, непроизвольно придвинувшись ближе, вдруг отступил, делая своим людям знак успокоиться.

- Покажитесь им, дон Анхель, - он протянул Рохасу свой шлем. - И прикажите не стрелять.

Рохас молча взял шлем и поспешил к борту.

- Эй, - позвал он, - на «Консуэло». Не стреляйте!

Масляные лампы на палубе погасили почти сразу, и в неверном свете от фонаря вахтенного он превратился только в один силуэт из нескольких.

- Хуанчо! - крикнул кто-то с «Консуэло». - Хуанчо, наш капитан!.. Говорят…

Голос оборвался.

Солдаты с «Консуэло» зароптали, но Бенито успокоил из взмахом руки.

- Мои люди будут держаться в стороне, - отрезал он. - Но если вы попробуете нас обезоружить - или причинить какой-то вред дону Анхелю, мы будем драться.

- Не стрелять! - заорал Рохас, наглядно продемонстрировавший Вильяльте, что оружие ему не так уж и нужно. - «Консуэло», не!..

Вильяльта, разжавший руки, получив крепкий пинок по голени, бросился ему на плечи, пытаясь захватить горло, и на палубе тут же образовалась свалка тел.