Возможно, после откровенного сыновьего неповиновения г-жа де Гершвиль утеряла всякое желание помогать гостье, а может, ее и в самом деле призывали дела ее покровительницы, но за столом она не задержалась и в своих наставлениях юной г-же де Бутвиль ограничилась повторением уже сказанного - что ей надлежит не ссориться напрасно с новыми родственниками, а напротив, примириться с ними и завоевать их любовь. О том, что в отношениях с супругом потребны кротость и долготерпение, г-жа де Ларошфуко ей рассказала уже после ухода маркизы - во всех подробностях, так что Лианкур, не сдержавшись, осведомился у сестры, не избивает ли ее муж, если она полагает себя таким уж знатоком этого вопроса. Г-жа де Ларошфуко закономерно пришла в ужас, но последовавшая за тем беседа не добавила к самому животрепещущему вопросу ничего нового, пока Лианкур - не то наскучив темой, не то спохватившись, что ее предмет может ощущать себя именно предметом, вновь обратился к г-же де Бутвиль:

- Но все это, я уверен, мало вас затрагивает, на самом деле. Может, вы хотели бы пройтись, пока погода хорошая?

За окном и впрямь было пасмурно, и сидевшая против окна нахохлившаяся галка всем своим видом намекала на то, что и другим двуногим никакого удовольствия такая погода не доставит.

Г-жа де Ларошфуко попыталась указать брату и его гостье, что столь пасмурное небо может вот-вот пролиться дождем, но Лианкур только пожал плечами.

- Я же не предлагаю госпоже де Бутвиль отправиться в путешествие. И я вообще думал о садике, но… Может, послать за портшезом, сударыня, пока вам принесут плащ?

Ссориться с матушкой Лианкур терпеть не мог, и сегодняшняя необходимость ей возразить привела его в то паршивое настроение, когда разозлить может любая мелочь. Предлагая г-же де Бутвиль отправиться на прогулку, он вообще не имел в виду ее сопровождать, но замечание сестры тотчас же переменило его планы - трудно было не сообразить, что герцогиня пожелает тут же с ним переговорить.

Лианкур и герцогиню Ангулемскую не знал, но тон г-жи де Бутвиль говорил сам за себя - она, безусловно, и в самом деле его понимала.

- Это ужасно, - с чувством сказал он, - когда кто-то всегда прав. Я вот… я обычно как раз неправ.

Жаловаться на жизнь в доме г-жи де Гершвиль было категорически не принято, и поэтому герцогиня де Ларошфуко заказывала по четыре пары перчаток в месяц у понимающего и сердобольного парфюмера мэтра Тома, а Лианкур никогда не уступал в спорах. Обыкновенно он не стал бы так откровенничать - и тем паче, с такой очаровательной молодой женщиной, но что-то в ее тоне показало ему, что своими словами он сумел затронуть чувствительные струны ее сердца, и он тут же уверил себя в необходимости развить этот успех.

Лианкур тоже посмотрел на скамью - правда, уже через плечо, подергал завязки плаща и малодушно решил, что они могут пойти дальше, а вытирать капли дождя с не слишком чистого мрамора бархатным плащом, подбитым кроличьим мехом, все-таки не стоит.

- Ну, - сказал он, - я не знаю, как это получается, но я как-то всегда оказываюсь… ну, неправым. Причем даже когда я прав, оно как-то так выходит, что я все равно ошибся. Я уже уехал вообще из Парижа, и тут я все равно неправ, и надо срочно ехать обратно и разбираться, хотя я хотел как лучше. Ну, то есть, может, тут я и в самом деле был неправ, и даже точно, но я же и сам могу это признать! И нечего мне это все время повторять, а мне даже сказать нечего, потому что это правда… но так раздражает! Прямо хочется нарочно сделать наоборот, вот как!

Это был на самом деле больной вопрос, и в своей запальчивости Лианкур уже не задумывался, что говорит почти с ребенком - то есть задумывался, но чуть-чуть - только достаточно, чтобы прийти к выводу, что подробности она не знает и не поймет, а состояние его души - очень даже.

- Вам тоже?! - удивилась Эмили. - Я иногда не выдерживаю и нарочно делаю наоборот. Но вам, верно, нельзя, вы же мужчина. Но зато вы можете уехать. Зачем вы приехали, раз знали, что все равно будете неправы? На расстоянии это не так обидно.

Лианкур сокрушенно вздохнул. Ответить на вопрос г-жи де Бутвиль он, конечно, не мог, но и промолчать был не в состоянии. Почему он вернулся! А что ему еще оставалось делать, спрашивается?

- Именно потому что я мужчина, - объяснил он. - Я сделал ошибку, да. Ну, то есть не совсем ошибку, я… план у меня был правильный, и другого выхода не было, на самом деле, но… в общем, все пошло немного не так и… В общем, теперь у нее… то есть у нас неприятности из-за этого, и я должен с ними разобраться. Но, черт, я не обязан еще по сто раз на дню выслушивать, как я был неправ!

Он стукнул кулаком по каштану, ссадил руку и поспешно извинился.

Лианкур послушно протянул молодой женщине руку. Надо было бы, конечно, уже замолчать - последнее дело это, жаловаться, да еще на родную матушку, да еще посторонней даме - но укоризненный взгляд, которым маркиза наградила своего сына перед уходом, еще продолжал его жечь. Ну да, получилось прескверно, но он же извинился! И он хотел только как лучше, и как, спрашивается, можно было поступить иначе? Такое пятно на имени семьи…

- Что бы я мог сам? - вздохнул он. - Когда они сразу к матушке обратились? Это у нее влияние и должность… Простите, я как-то вдруг о себе что-то… А вы?.. Как это… у вас?

Не то чтобы ему было на самом деле важно, но Лианкур был хорошо воспитан, а г-же де Бутвиль еще и хотелось посочувствовать, она так хорошо его понимала!

Лианкур смотрел на платок и думал, что получилось как-то глупо и домашние из этого раздуют такую историю - платок прекрасной дамы, не иначе! Не матушка, конечно, но Габриэль, вот у кого хватит мозгов… или точнее, не хватит! Но когда он об этом думал, становилось еще и приятно, хоть это было и неправильно, а у г-жи де Бутвиль еще, оказывается, был такой неподходящий ей супруг!.. То есть не супруг был неподходящий, а его родня, конечно, и она еще его любила, но…

- Вам не надо обратно ехать, - поспешно возразил он, это было благоразумно. - А вдруг вы разминетесь по дороге? Он никуда не поедет, если не сможет, вот и все, просто напишет мне. Вы же написали про меня? Я друг его покойного брата, он ничего дурного не подумает…

Благоразумие говорило, что сожалеть об этом было в высшей степени нелепо, но Лианкур не слушал. Разумеется, в нынешнем его положении он должен был не о хорошеньких женщинах думать, а как матушке помочь, но не мог же он двадцать четыре часа в сутки думать?!

Лианкур поспешил распрямить спину, некстати вспомнив матушкино "Шевалье, не горбитесь!", и решительно покачал головой. Только этого не хватало - просить помощи у женщины, да еще такой юной, да и чем, на самом деле, она могла ему помочь?

- Как вы сами сказали, я мужчина, - напомнил он, старательно хмурясь. - И я сам разберусь. Хотя… вот если вы случайно услышите в свете - вы же поедете в гости с моей сестрой? Если вы услышите что-нибудь про каких-нибудь иезуитов… Мой покойный брат очень боялся иезуитов, и я… Впрочем, это неважно, но если вдруг вы услышите о каких-нибудь иезуитах, которые появились в Париже… Вы можете мне о них рассказать? Или просто о каких-нибудь подозрительных личностях из Испании?

Конечно, это было не очень вероятно, что таинственный иезуитский посланец из Испании будет просто так появляться в свете и привлекать внимание, тем более что тот должен был поехать обратно, но вдруг? Вдруг он остался в Париже, и его можно будет найти и… и что-нибудь сделать?

Лианкур испустил глубокий вздох. Чего страшного в иезуитах? Когда-то он и сам задавал тот же вопрос сводному брату и сперва слушал не понимая, потом - еще пытаясь понять, а потом уже с неизбывным, непрерывно возрастающим ужасом, тем более необъяснимым, что ничего ужасного Ларошгийон вроде и не говорил - но столь чуждо это было, что хотелось зажать руками уши и стремглав кинуться прочь.

- Они… они просто страшные, - промямлил Лианкур, словно воочию видя перед собой напряженное лицо Ларошгийона - утомленное, постаревшее, лицо уже не снисходящего к младшему братишке взрослого божества, но жалкого бедолаги, измученного неведомыми демонами. - Они… они убили моего брата.

Слово, как известно, не воробей, и, сказав его, остается только тупо таращиться на опустевшие черные ветки, не видя уже ни окутывающий их зеленый пушок, ни небо позади них.

- Это была очень запутанная история, - вдохновенно отозвался Лианкур. - И это случилось уже давно, около года тому назад, и тогда все было непонятно, это мы только потом поняли, а теперь уже поздно. И… это вот тогда я сделал эту глупую ошибку, а теперь эти же люди… они… они пользуются этим, чтобы вынудить мою мать…

Он осекся, вздохнул и закончил:

- Чтобы добиться от нее уступок. Они ей угрожают, что всем станет известно об этой моей ошибке. Это была бы… - он задумался, подбирая подходящее слово. - Это было бы унизительно.