Вот чем Луизе больше нравилось интриговать для ее величества, чем для мадам Кристины, так это тем, что в Париже у нее гораздо больше денег было! В Турине она бы ни за что не могла что-то такое устроить - чтобы дырку в стене сделали, в тот же день обоями опять затянули, а все лишнее из гардеробной вынесли - для инженера, который должен был построить в комнате особую машину, которая бы сама качала колыбель. Не для настоящего инженера, конечно же, а для Габриэля, который должен был этим инженером притвориться, а чтобы ему проще было, он должен был быть королевским инженером. Ну, мало ли, остался в Париже, когда остальные на войну уехали, и он мог быть даже дворянином и военным. Месье де Мондиссье, конечно, знал правду: что это ее величество хотела этому дворянину поручение дать, но так, чтобы никто не знал и чтобы себя не скомпрометировать. Ему этот план не очень нравился, но лучше он ничего придумать не мог, а потом Луиза вдруг сообразила, что ее величество же могла попросить у его величества баронский титул для мужа своей подруги - и все, месье де Мондиссье больше не спорил. На самом деле, и сама Луиза, едва поняла, что может стать баронессой, а ее сын потом - бароном, почувствовала такой трепет и такую глубокую любовь к своей подруге, что весь вечер как на крыльях летала. Конечно, после разговора с мадам де Шеврез она стала бояться, что ничего не выйдет, и в Лувр поехала на следующее утро уже не в таком радужном настроении, но когда она увидела ее величество, ее беспокойство чуть поутихло, а потом, когда они с ее величеством свою маленькую комедию разыграли, и вовсе прошло - потому что не могла она и смеяться, и о чем-то тревожиться.

Это должен был быть как будто визит без предупреждения, но мадам де Шеврез была в Лувре, и Луиза всю дорогу гадала, случайно это вышло или намеренно, но так ни к какому выводу и не пришла, а потом пришлось уже извиняться за то, что она принимает королеву так небрежно, хотя все было готово, все слуги вели себя просто идеально, а месье де Мондиссье устроил в саду стрельбу по деревянным мишеням из охотничьих арбалетов и так развлек всех кавалеров и половину дам, и даже когда Луиза показала крашенную треску на веревочке, никто не обиделся - ну, или ей так показалось.

Потом ей сообщили, что пришел инженер, она очень смутилась, и ее величество очень мило разрешила ей отлучиться, и она поспешила в якобы детскую - у них было несколько минут наедине, пока ее величество не начнет подслушивать, но она обещала занять это время предисловием, а еще ей надо было еще объяснить Габриэлю, чтобы он вел себя прилично и ее не компрометировал, и поэтому она, как только закрыла дверь, подбежала к нему и сказала:

- Шевалье, я вела себя ужасно, ужасно. Вы должны теперь такое обо мне думать! Но не думайте или думайте потом, а я здесь сейчас только как верная служанка ее величества. Если вы себе что-нибудь позволите… да еще тут, у меня дома… о, я пропала!

Надо было как-то потянуть время до того, как ее величество окажется в спальне, и Луиза, хотя все это и сказала, взяла руки Габриэля в свои - такие теплые руки, такие надежные… Нет, он не мог ее подвести!

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Луиза растаяла, просто растаяла под этим взглядом, хотя то, что Габриэль сказал сейчас, было, конечно, возмутительно и надо было возмутиться, а не получалось. Ее величество же не могла так быстро добежать до спальни, ведь верно? И у них еще было время - для них самих? И он же понимает, что ни в коем случае нельзя поднять шум… и это тоже была проверка, конечно: не попытается ли он заставить ее… что-нибудь.

Луиза сняла с него шляпу, бросила на стул, встала на цыпочки и обеими руками отвела его волосы назад, собрав в пушистый расползающийся в пальцах пучок.

- Думайте обо мне хорошо, - прошептала она ему на ухо. - Даже если я того и не заслуживаю. Уж точно не такого друга как вы. Я… я так благодарна, что вы нашли время… и согласились на эту комедию…

Ой, ей даже улыбаться было трудно, потому что она все время прислушивалась и ужасно боялась.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Луиза вся задрожала, и не оттого, что так и стояла на цыпочках, хотя и это тоже было непросто. Ну вот что он делает, она же не деревянная, а ее величество вот-вот придет, а у нее губы горят и щеки, наверно, все красные! А еще ей хотелось к нему прижаться, но только если она так и сделает, она совсем голову потеряет, а ей нельзя, иначе они пропали оба, и ее величество, наверное, сейчас, подходит к спальне… или, может, уже вошла? Вот ничего не слышно, что же это такое? А она еще боялась, что в гардеробной будет слышно, когда в спальню зайдут, и голоса… но дверь-то закрыта, а ее величество кричать не будет…

Ей хотелось, как ей хотелось - и его предупредить тоже, и заранее спросить, что же там случилось, и это тоже было нельзя, и от этого было еще страшнее, потому что она ему верила, но на самом деле не знала. А еще она хотела рассказать, что ей самой удалось узнать, что она ее величеству даже не сказала, потому что они в этот раз наедине не оставались, и что тоже было важно. Но об этом может, она сама уже узнала - а может, и раньше знала…

Столько мыслей, а прошли какие-то мгновения, и дыхание еще перехватывает, и во всем теле как будто костер горит, а что у этого костра дым, так это ее мысли - и как тут думать о чем-то, когда как будто летишь?

Она облизнула пересохшие губы и прошептала:

- Друг мой… лучший. Самый… близкий.

Она покачнулась, потому что колени у нее подгибались, и все-таки прижалась к нему, но встала на ноги.

Отредактировано Луиза де Мондиссье (2019-08-18 00:29:29)

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Луиза этот шепот едва услышала, так у нее сердце билось, но на ногах устояла и даже улыбнулась, хотя уже не лукаво и маняще, как раньше, а как-то растерянно даже, как маленькая девочка, а не взрослая женщина. Какой он был, ее Габриэль - какой там друг! Ой, она бы вовсе голову потеряла, все забыла бы, ужас!

Луиза глянула непроизвольно на стену между гардеробной и спальней - сколько же времени прошло? Что если ее величество уже там? А ведь наверняка уже там - и ведь не одна! Раньше Луиза думала, что ее величество в спальню придет, там якобы нечаянно обнаружит, что голоса слышно, и своих дам отошлет - ну, потому что нехорошо подслушивать хозяйку дома - а донью Эстефанию оставит, которая уже все знает наверняка про это письмо, и даже если только сейчас узнает, то не разболтает. А ее величество мадам де Шеврез с собой пригласила и в спальню - вот спорить можно - ее тоже наверняка возьмет, и тогда подслушивать они будут вдвоем, и… Ну и что, ничего это не меняет! Посторонние ничего не заметят: дыра в стене, которую рабочие прорубили, со стороны спальни была затянута штофом. Луиза ее на всякий случай обозначила - ну, не так, чтобы в глаза бросалось: стул к стене придвинула, а на спинку стула пристроила подушечку для булавок - кому надо, поймет. Со стороны гардеробной тоже все было обоями укрыто, только тут она велела еще подложить под них картонку - чтобы, как она и сказала королеве, дыра была с разных сторон разная. С этой стороны она, конечно, никаких знаков не оставляла, но она и без знаков знала, где дыра, и, когда тоже отступила, то не просто так, а поближе к ней. Ну, помоги Пресвятая дева и апостол Фаддей!

- Шевалье, - голос у нее все-таки дрогнул, - я… я позвала вас… у меня… я хотела сказать… Это письмо… Вы уже успели его передать?

А что если?.. Мысль, которая внезапно пришла ей в голову, была такой простой и очевидной, что у нее перехватило дыхание. Как она только раньше не подумала? Что если Габриэль сказал ей, что передал письмо, но только своему другу? А она неправильно поняла и теперь…

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.