После эпизода Твой сын не такой, как был вчера. 13 марта 1629 года, утро
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Авель, где брат твой, Каин? 14-16 марта 1629 года
После эпизода Твой сын не такой, как был вчера. 13 марта 1629 года, утро
Никто.
И звать меня никак.
То ли в отсутствие его высокопреосвященства охрана Пале-Кардиналь была не столь сурова, то ли мадам Луи обладала счастливым умением убеждать даже самых посторонних людей прийти к ней на помощь - записочку от сводни Шере получил и, поспешив к указанному в ней боковому входу, нашел мадам Луи еще любезничающей с охраняющими дворец гвардейцами. Внакладе, впрочем, та не осталась: для беседы Шере предложил ей перейти в тот самый винный погребок, в котором она и собиралась его ждать, если по каким-либо причинам ему бы не удалось покинуть дворец немедленно. Полчаса спустя, выслушав ее рассказ, он в задумчивости покрутил на пальце кольцо.
- Как вы полагаете, мадам Луи, нашей госпоже графине не нужны какие-нибудь детали дамского туалета?
- Все, - немедленно отозвалась мадам Луи, и потому свидание было назначено на следующий день около полудня в мастерской некой м-ль Перрье, немолодой, но весьма предприимчивой особы, способной меньше чем за день перешить по фигуре уже готовые платья. И мадам Луи, рассказывая г-же де Бутвиль об этой мастерице, с обычной своей заботливой фамильярностью закончила: - И пусть он меньше чем двумя платьями не отделается, а то нам носить нечего!
Этот же совет, но в несколько иных выражениях, она повторила, когда карета г-жи герцогини де Ларошфуко остановилась перед входом в бельевую лавку на улице Веррери, пройдя через которую и поднявшись по скрипучей лестнице, две женщины оказались в большой и очень светлой комнате, где их приветствовала сама м-ль Перрье - чрезвычайно худая гугенотка в ослепительно белом чепце и, неожиданно, с очками на ястребином носу.
Никто.
И звать меня никак.
Эмили едва дождалась этой встречи. Мадам Луи узнала не больше, чем она сама, она сама не узнала толком ничего, жить у мадам де Гершвиль... было удобно, конечно, но Мадам де Ларошфуко хотела, чтобы графиня де Люз принимала с ней визитеров, и пришлось бы выходить в свет, а для Бадремона она так ничего и не сделала... И про мастерицу она выслушала с интересом — очень нужное знакомство! - но никакие платья просить не собиралась.
- Добрый день, мадемуазель Перрье! - приветливо улыбнулась Эмили гугенотке, ища глазами Шере. - Вы вправду такая волшебница, как говорят?
- Волшебница, я? Помилуйте, сударыня! Вот если повезет с материалом… Есть у меня одно платье… точнее, лиф… лиф это главное. Вы понимаете, это мужчины у нас сплошь перепродают одно платье, чтобы купить другое - женщины чужое не носят… Так этот лиф, он совершенно новый.
- Лучше бы ему таковым и быть, - сказал Шере с порога. Пришел он заранее, но ждал в погребке напротив, что позволило ему убедиться, что за г-жой де Бутвиль в лавку никто не пошел. - А то будет неловко, если у маркизы де Рамбуйе или в Лувре кто-нибудь узнает платье ее милости. Здравствуйте, сударыня, нижайше прошу прощения за задержку.
- Обижаете, сударь, - укоризненно отозвалась м-ль Перрье, - а вы сами сейчас увидите, сударыня.
Она отошла вглубь комнаты, где стоял огромный и редкостно уродливый сундук мореного дуба, с усилием подняла крышку и принялась в нем копаться. Мадам Луи, бросив быстрый взгляд на Шере, присоединилась к ней и вполголоса о чем-то защебетала.
- Я вам чрезвычайно благодарен за согласие увидеться со мной столь скоро, - обычным своим шепотом сказал Шере. - Нас не подслушивают, но голос лучше не повышать.
Никто.
И звать меня никак.
Эмили не стала посвящать Шере в то, что посещение маркизы де Рамбуйе и уж тем более Лувра (кто ее туда-то звал?) не входит в ее ближайшие планы — зачем ему? Да и женщинам о ее планах тоже знать не надо. Пусть мадемуазель Перрье думает, что ей удалось заполучить важную клиентку. И мадам де Бутвиль перешла сразу к делу:
- Боюсь, я дурно справилась с поручением. - так же шепотом ответила она. - Письма нет, или оно хорошо спрятано. Господин де Лианкур приехал, потому что его позвала мать, которую шантажируют иезуиты. Чем, не знаю, но это как-то связано со смертью его старшего сына. Который умер, свалившись со скалы в приступе мозговой горячки. Что до деталей — я ничего не поняла, но, быть может, вы поймете лучше, когда услышите.
Шере слушал молча, потом попробовал уточнить и с изумлением обнаружил, что г-жа де Бутвиль не просто помнит, о чем шла речь, но и способна воспроизвести точные слова собеседника - единственная из всех, кого он встречал, кто мог бы, пожалуй, действительно убедиться в том, что он никогда не врет. К счастью, пока необходимости в этом не возникало, зато очень быстро стало ясно, что "помнить все" отнюдь не означает то же, что и все понимать.
- Он сказал, что в том, чем шантажируют его мать, есть доля и его вины? Потому что он сделал какую-то ошибку? И ее шантажируют те же иезуиты, что убили его брата, который, по его же словам, погиб от последствий мозговой горячки? - он улыбался, хотя ничего смешного в этом не было. Узнать, как умер старший брат Лианкура, было несложно, но между этой смертью и нынешним его положением, несомненно, была связь. - Может, он получил эту мозговую горячку по его вине? Но как тогда шантажировать? Может… может, он упал со скалы?..
Шере осекся, не закончив фразу. Может, он упал со скалы по вине Лианкура? Это была уже причина для шантажа… и, по словам г-жи де Бутвиль, он говорил, будто там видели иезуитов. Хотя это уже могло быть чистым враньем, глупой попыткой переложить на чужие плечи свою вину.
Никто.
И звать меня никак.
- Но он и упал со скалы... - Эмили задумчиво куснула нижнюю губу. - И все говорил, что иезуиты убили его брата. Это что, они сбросили его скалы? Или по их вине он заболел мозговой горячкой, потому что очень сильно их боялся? Но причем здесь Лианкур? И причем госпожа де Гершвиль?
Эмили взяла со стола голубую ленту и стала разматывать ее.
- Он меня предупреждал, что иезуиты хитрые, злые, и я тоже должна их бояться. Но так и не сказал, как их отличать...
- А зачем их отличать? - искренне удивился Шере. - То есть… ну да, для иезуитов монашеское платье необязательно, это правда, но… О, так вы думаете, что дело не столько в иезуитах?..
Он задумался уже по-настоящему. Что-то, связанное со смертью старшего брата Лианкура… которому он наследовал, верно. И который умер более чем странной смертью - мозговая горячка и падение со скалы, да еще так, чтобы насмерть… да где он такую скалу-то нашел? Разве что в собственном доме…
- И почему, спрашивается, он не свалился с лестницы, если уже решил падать? - спросил он сам себя и сам же себе и ответил: - Да потому, что с лестницы так не падают. И еще эта мозговая горячка… Что-то такое было, лишняя же совершенно мелочь… Несчастный случай, брат взялся за кочергу?
Он улыбался, но как-то невесело.
Никто.
И звать меня никак.
- Взялся за кочергу и треснул братца в лоб? - хмыкнула Эмили. - Нет, вряд ли... Кочерга, это, видите ли... совсем не изящно! Но если бы он просто в доме с лестницы упал, это бы скрыть было невозможно, наверное. Кто-нибудь бы видел. Слуги.
На самом деле, думала мадам де Бутвиль, такому человеку, как Лианкур или его брат, или... или Луи-Франсуа и даже она сама, трудно что-то скрыть. Потому что, если ты окружен служащими тебе людьми, всегда находится кто-то, кто что-то видел или слышал. Слуги видят куда больше, чем кажется господам. Поэтому Луи-Франсуа почти никогда не выказывает свое неудовольствие ею на людях, и громко не ссорится... И Лианкур тоже ужасно сдержанный...
Шере качнул головой.
- Я просто размышлял вслух, - объяснил он. - Подумал, что если бы он погиб так, что видно было, что не своей смертью, и рана была не такова, что ее можно было списать на падение с лестницы, то "падение со скалы" это бы скрыло. Например, если у него действительно была мозговая горячка, он набросился на брата, брат, защищаясь, схватился за кочергу и нечаянно стукнул сильнее, чем хотел. Это бы объяснило… да это бы все объяснило. Это ошибка? Ошибка. У нее был свидетель - некий иезуит. Господин де Лианкур ему покаялся, иезуит помог ему все замять, поэтому около скалы видели иезуита. А потом его орден - у них же, говорят, нет тайны исповеди внутри ордена - решил половить рыбку в мутной воде, вот вам и повод для шантажа.
Две женщины, бросив рыться в сундуке, смотрели на него круглыми от восторга глазами, и Шере мысленно выругался.
- Это выдумка, ну ей-богу! Все могло быть и гораздо проще. Братья ссорятся, и наш убегает в ночь, забывает запереть дверь. У другого брата, опять же, приступ мозговой горячки, он в эту дверь выбегает и нечаянно падает со скалы. Наш брат винит в этом себя, иезуит, к которому он приходит за советом, доносит выше, и орден начинает шантажировать его мать, зная, что он так мучается совестью, что подтвердит свою вину сам.
Никто.
И звать меня никак.
Глаза графини де Люз оказались не менее круглыми и не менее восторженно сияющими.
- Так могло быть, да! Надо только узнать, есть ли у них там скалы, и если есть... Наверняка есть, никто не станет выдумывать заведомую небылицу! Но скорее уж тот, с горячкой, убегает в гневе или расстройстве, потому что Лианкур... Мне кажется, он не такой, что станет бегать сломя голову ночью по окрестностям.
Она задумчиво распустила ленту и снова принялась ее сматывать.
- Но только шантажировать мать чем? Если кто-то нечаянно дверь не закрыл — ну бывает, несчастный случай. Или... или Лианкур в ссоре что-то такое сказал брату, что тот убежал, а теперь он себя винит? Вроде, брата убил? А иезуиты... Но ведь ерунда, мало ли кто в чем себя винит?
- Поэтому-то я и думаю про несчастный случай, к которому брат приложил руку, - сказал он. - Что-то, что может быть расценено как убийство - особенно если он наследовал…
Голос Шере прервался. Брат Лианкура был герцогом, а он сам не был. И что это означало? Не наследовал, скорее всего.
Он перевел взгляд на портниху и сводню и поманил их к себе.
- Дорогие дамы, раз уж вы подслушиваете, можете внести свою лепту.
- Мы? - изумилась м-ль Перрье. - Да что ж мы знаем-то?
Мадам Луи оказалась более решительна:
- А чего тут вносить? Правильно вы рассуждаете, сударь! Может, и вовсе убил, а не случайно. Я такое, я вам скажу, на своем веку не раз и не два видала! Да люди ради наследства и мать родную зарежут, а тут брат только единоутробный.
- А он единоутробный? - Шере посмотрел на г-жу де Бутвиль. Что это означало в том, что касалось наследства?
Никто.
И звать меня никак.
- Ну да, единоутробный, - подтвердила мадам де Бутвиль. - Тот, который погиб, герцог, был старший, от первого мужа маркизы, а господин де Лианкур и герцогиня де Ларошфуко — от второго. Так что господину де Лиакуру никакого наследства не достанется.
Эмили бросила ленту на стол и вытянула другую, ярко-розовую, подумав, что такой цвет ей пойдет, только выглядеть она будет ужасно глупо.
- А кому достанется... Вот это я не знаю... Детей у герцога, вроде, нет. И ясно же, - она посмотрела на мадам Луи, - что убивать брата господину де Лианкуру никакого смысла нет, такой грех — ради чего?!
На самом деле молодой женщине даже не хотелось предполагать, не то, чтобы верить, что Лианкур способен на такой чудовищный поступок, но он так нервничал... И иезуиты еще почему-то...
- Но если нечаянно... Этим можно шантажировать, да, потому что было ли, не было — пойдут сплетни, а у маркизы репутация... Вот только Лианкур говорил что-то о том, что хочет исправить, я не поняла, что именно, но тогда все, что мы придумали — чушь, потому что если человек умер, это уж не исправишь.
- Может, он в монастырь уйти решил? - предположила портниха с нескрываемым пренебрежением. - Чем не исправление сделанной ошибки?
Она тряхнула увенчанной белоснежным чепцом головой и вернулась к сундуку, а Шере, проводив ее взглядом, посмотрел на мадам Луи.
- Исправить можно, избавившись от свидетелей, - заметил он. - Земля закрывает все рты, а нож отрезает даже самые длинные языки.
- Ой, да не пугайте нас, Дорогуша, - фамильярно перебила мадам Луи, - давно ж не девочки, никто ни слова не скажет, не тревожьтесь.
- Я не тревожусь, - солгал Шере, который действительно только что предупредил их обеих, что болтать не стоит. - Я пытаюсь понять, с чем мы имеем дело. Как вы думаете, сударыня…
Он взглянул на мадам Луи и, когда та присоединилась к м-ль Перрье, продолжил уже шепотом:
- Вы не можете сказать господину де Лианкуру, что встретили человека, который намекал, что со смертью его брата не все чисто? Только надо еще решить, кого и где.
- Иезуита? - так же шепотом ответила Эмили. - Только он так и не объяснил мне, как их отличать. Но я могу сказать, что думаю, что это был иезуит. А встретить могу где угодно, хоть в лавке.
Шере покачал головой.
- Если он соврал про иезуитов, а вы скажете, что это был иезуит… Или если там и в самом деле замешаны иезуиты, но у него есть способ с ними связаться и он их спросит… Или если из-за этого "иезуита" он начнет делать глупости… Пока мы с вами не знаем, о чем речь, нам не следует и вмешиваться. Лучше, если это будет дама - вы слышали разговор у вашей портнихи, может? Минуту…
Он задумался, невидящими глазами смотря на возящихся у сундука женщин.
- Сплетню, - предположил он, - о супруге покойного - что якобы она не слишком скорбит о муже, а это, верно, оттого что сама ее желала. Поэтому не все чисто.
Никто.
И звать меня никак.
- Иезуита? - так же шепотом ответила Эмили. - Только он так и не объяснил мне, как их отличать. Но я могу сказать, что думаю, что это был иезуит. А встретить могу где угодно, хоть в лавке.
Шере покачал головой.
- Если он соврал про иезуитов, а вы скажете, что это был иезуит… Или если там и в самом деле замешаны иезуиты, но у него есть способ с ними связаться и он их спросит… Или если из-за этого "иезуита" он начнет делать глупости… Пока мы с вами не знаем, о чем речь, нам не следует и вмешиваться. Лучше, если это будет дама - вы слышали разговор у вашей портнихи, может? Минуту…
Он задумался, невидящими глазами смотря на возящихся у сундука женщин.
- Сплетню, - предположил он, - о супруге покойного - что якобы она не слишком скорбит о муже, а это, верно, оттого что сама ее желала. Поэтому не все чисто.
Эмили смотрела на Шере с нескрываемым уважением. До чего все же умный человек! И как она могла думать раньше, что он похож на толстого рыжего ночного мотылька?! Мало ли, кто на кого похож, а он, если присмотреться, совсем не уродливый, наоборот, приятное лицо, даже красивое, пожалуй, умное. В глаза не бросается, но вовсе не блеклый. Фигура мешковатая — так не всем быть стройными здоровяками...
- Сплетню — это легко, я смогу ему передать.
На всякий случай Шере уточнил еще раз, что сплетня должна была быть про г-жу де Ларошгийон, если она, конечно, существует, или про безымянную любовницу герцога, если он не был женат, но этот факт должен будет всплыть только потом, а вначале г-н де Лианкур должен услышать только, что смерть его брата считают крайне подозрительной. Г-жа де Бутвиль, однако, так очевидно в этом уточнении не нуждалась, что он не стал даже заканчивать объяснения и сговорился с ней о встрече через два дня, и к тому времени у м-ль Перрье уже было готово для нее новое платье - куда более необычное чем предыдущее. Впрочем, разговаривали они не о платье - и уловка, как выяснилось, удалась:
"Я его не трогал! - возмутился Лианкур, даже не дав г-же де Бутвиль закончить. - Я вообще был под Ларошелью, в ставке, меня там видели".
- Как будто кто-то его об этом уже спрашивал, - пробормотал Шере. - Но сейчас уже не проверишь.
М-ль Перрье, занявшая стратегическую позицию у окна, развернула перед ними темно-голубую юбку, затканную золотыми узорами, похожими на мавританский орнамент.
Никто.
И звать меня никак.
- Если человек н в чем не виноват, он ведь и оправдываться и возмущаться не будет, правда? Ну зачем ему рассказывать, что его кто-то видел, будто я стану проверять? И я ни словом не заикнулась, что подозревают его. Сказала только, что болтают, будто дело нечисто, даже про жену ничего не успела. У Ларошгийона, кстати, жена была. То есть, она и сейчас есть, только теперь вдова.
Эмили погладила ткань. Ей бы пошло такое платье. Синее с золотом, как раз... ей идет.
- Очень красиво! - с сожалением вздохнула она. - Только мне не понадобится. Мне надо уехать от Лианкура.
Лицо м-ль Перрье выразило вежливое сожаление, а Шере широко раскрыл глаза и чуть откинул назад голову в явном разочаровании.
- Что-то случилось? Вас подозревают?
- Подозревают? Вовсе нет, - улыбнулась мадам де Бутвиль. - В чем меня можно подозревать? Но у маркизы связи, и мне уже подобрали монастырь, где я могу пожить до приезда мужа.
Ей не на что было обижаться, это было именно то, чего она хотела, и Шере она говорила об этом, и как еще объяснить?..
- Но я не могу, ведь господин де Бадремон еще не устроен.
Монастырь до приезда мужа? Выражение лица Шере не изменилось, но чувства, которые он испытал при этом известии, были чрезвычайно противоречивы. Чем возвращение графа грозило лично ему, если г-жа де Бутвиль поделится с мужем подробностями своего пребывания в Париже, даже думать не хотелось - ничего хорошего ждать не приходилось. Осознавать, что уходить в монастырь она-таки не хотела, было приятно - в этом он был прав. А в том, что она только и мечтала, что примириться с мужем, похоже, нет - и слава Богу!
Спрашивать, когда следует ожидать этого радостного события, он поостерегся - хватало и того, что она о нем предупредила - и прикинул вместо этого, что с ней делать.
- Возможно, - спросил он, - вы согласились бы поехать в Тур? Если господин де Бадремон не откажется вас сопроводить…
Он пожалел об этом предложении почти в тот же миг, что его сделал - убедить г-на Бутийе потратиться на такое сомнительное расследование будет нелегко, но может, если м-ль де Гурне его поддержит, она так искренне беспокоилась… а он и в самом деле хотел помочь. Признаваться, что он читал ее книгу, он, конечно, не стал бы, даже если бы он был ей представлен, с чего бы обычному секретарю его высокопреосвященства интересоваться "Равенством мужчин и женщин", но вот помочь… особенно за чужой счет…
Никто.
И звать меня никак.
- А что я там буду делать?..
Это звучало, как согласие, и Эмили подумала, что очень неразумно вот так сразу неизвестно на что соглашаться, но... а что она будет делать здесь? Проводить дни в обществе Габриэли де Ларошфуко, конечно, дамы добросердечной и хорошей, только скучной до умопомрачения, в ожидании мужа, который приедет, наверное, но невесть когда? Маркиза, конечно, ее не выгонит, но уже намекает... Отправиться в монастырь? Луи-Франсуа ее там тотчас найдет и заберет. Интересно, может ли муж забрать постриженную уже монахиню? А если забирать не захочет? Мадам де Бутвиль невольно передернула плечами. Монастырь может подождать. И Бадремон, опять же. Надо его занять, а то он ждать не хочет уже.
-Господин де Бадремон согласится.
А господин де Ронэ будет против, но это если его спросить, а зачем спрашивать?
Шере скрыл улыбку и повернулся к мадам Луи:
- Душенька, не знаешь, здесь рядом есть кондитерская?
Сводня растерянно взглянула на м-ль Перрье, которая уверенно кивнула. Шере, заметивший неподалеку вывеску с ржавой булкой, вытащил серебряную монету.
- Вы не купите что-нибудь для дам?
- Дорогуша! - укоризненно отозвалась мадам Луи, прибирая монету. - Ну, зачем же зря стараться? Сказал бы: пойдите пройдитесь, нам посекретничать надо.
- Тогда я бы не получил сладкого, - рассмеялся Шере. - Меня так матушка учила: не будешь хорошо себя вести, не получишь сладкого.
- А ты разве дама?
- Нет, конечно. Но сладкое я тоже люблю. - Он дождался, пока шаги двух женщин не стихли, и продолжил: - Что именно вы там будете делать, я не знаю, но дело в том, что одна молодая особа, дальняя родственница одной моей знакомой дамы, вышла замуж и внезапно перестала ей писать. Прежде они писали друг другу по несколько раз в месяц, и моя знакомая тревожится, что с ней могло случиться. Я подумал, может, вы могли бы приехать к ней в гости, в роли подруги нашей с ней общей подруги. Говорят, что у ее мужа сложный характер, что бы это не значило, а вы, в отличие от нее, дворянка. Вы меня понимаете? Чтобы что-то делать, надо сперва понять, что происходит.
Никто.
И звать меня никак.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Авель, где брат твой, Каин? 14-16 марта 1629 года