Французский роман плаща и шпаги |
|
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Приобщиться к цивилизации — дело весьма нелегкое. 5 июня 1629 года
Откровенный разговор двух родственников после многих лет разлуки, в ходе которого каждый из молодых людей узнаёт немало нового и интересного
Николя из эпизода Путь, ведущий в жизнь. Турнир, 4 июня 1629 года
Арамис из эпизода Бремя ответственности. Турнир, 4 июня 1629 года
У начальства в те дни были все основания быть Арамисом недовольными: к ночи брат Рене в иезуитскую резиденцию в Марэ не пришел и утром не вернулся. И те причины, которые беглый монах мог бы представить в свое оправдание, вряд ли кого-нибудь убедили бы, отчего Арамис, следуя известному правилу, предпочел вовсе не просить разрешения, а провести ночь на своей квартире, ставшей, как ни прискорбно, заметно менее уютной благодаря вынужденным гостям, и, узнав у Гасси адрес новоиспеченного барона де Вилье, покинул дом уже засветло. На улицу Шерш-Миди пошел он, однако, не сразу, зайдя сперва в особняк Тревиля, где его охотно просветили, чем кончилась вчерашняя потасовка для мушкетеров в целом и для Атоса в частности.
Переваривая полученные сведения и купленный у разносчика крендель, Арамис дошел до церкви св. Сульпиция, где счел необходимым посетить божий храм и поставить несколько свечей - пусть даже пеняя себе за суеверие. Суеверие или нет, покинул он церковь в куда более спокойном расположении духа и более не снедаемый мыслями об Атосе, а потому, следуя своему первоначальному плану, пошел назад к улице Старой Голубятни, углубился в хорошо знакомые переулки и вскорости, лишь раз уточнив дорогу, стучался в "флигелек с красной крышей, как раз напротив шорной лавки, через двор пройти - боковой вход".
Отворивший ему лакей узрел перед собой не аббата, чей визит к ложу раненого, к слову, вряд ли мог бы тому понадобиться, но изящного молодого человека, чей костюм мог с равным успехом принадлежать придворному или военному, но и в том, и в другом случае либо не блиставшему роскошью, либо предпочитавшему оной скромность. Некоторое фамильное сходство между кузенами не настолько бросалось в глаза, чтобы в Арамисе сразу можно было опознать родственника, и, назвавшись именем шевалье д'Эрбле, бывший мушкетер пристально взглянул на лакея, пытаясь по его поведению угадать, насколько тот был посвящен в дела семьи.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Сейчас доложу, сударь, - с почтительным поклоном ответил тот, - его милости нездоровится, уж простите великодушно.
Он оставил визитёра в крохотном помещении, куда пробивался из узкого окна солнечный луч, и направился наверх по скрипучей лестнице. Для любого человека, не лишённого наблюдательности, было очевидно, что дом довольно долго стоял, ожидая хозяйской руки, требует ремонта, а нынешние жильцы крайне непритязательны к вопросам чисто бытовым. Пожалуй, можно было догадаться, что во флигелёк заселилась либо молодая бездетная пара, либо одинокий человек, пока не набравший даже минимум слуг, необходимый для того, чтобы навести порядок в пустых комнатах.
Впрочем, перила лестницы были сделаны из добротного дуба, да и само расположение внешне скромного небольшого флигеля наводило на мысль о том, что со временем дом обретёт нужную ухоженность: уж что-что, а средства у нынешнего хозяина имелись.
Ступени снова заскрипели, тот же лакей спускался вниз уже не с выражением заученной вежливости на лице, а с самой приветливой улыбкой на устах.
- Вашу милость велено пустить немедленно. Я сейчас распоряжусь насчёт обеда.
И уж совсем доверительно поинтересовался, протягивая руку, чтобы принять от молодого человека плащ и шляпу:
- День нынче вроде не постный, как вашей милости будет угодно: рыба или мясо? Наш-то со вчерашнего только куриного бульона съел ложек десять, да стакан разбавленного вина выпил. Лихорадит его... Вы уж посмотрите, чтобы поел, меня он слушать не желает.
Отредактировано Убегающий вдаль (и назад) (2020-04-01 17:28:41)
Первым порывом Арамиса было выбрать мясо - в обители кормили прескверно - но мгновением позже он выбрал уже другую тактику, в конце концов, лакей знал, что имеется в доме, а за чем придется бежать в лавку.
- Вы знаете его лучше, - с улыбкой отозвался он, - выберите на его вкус. А я уже приложу все усилия, чтобы ваше старание не осталось невознагражденным.
На полпути к лестнице на стене обнаружилось зеркало, сильно выделявшееся на несколько облезлой обивке новенькой рамой, и Арамис замедлил шаг, окидывая отражение взыскующим взглядом. Долгая прогулка возвратила нежный румянец на его щеки, а волосы, которым он не сумел сегодня уделить должное внимание, почти не растрепались. Заявиться в таком виде салон г-жи де Рамбуйе молодой человек бы не решился, но навестить страждущего можно было и в куда худшем состоянии.
Потому, переступая порог спальни кузена, Арамис уже нисколько не тревожился о себе и к Николя обратился с совершенно искренней тревогой в голосе:
- Вам здорово скверно, Вилье? Что говорит врач? - он огляделся и сел запросто на край кровати. - А, и доброе утро… день!
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Подобная фамильярность барона ничуть не покоробила, скорее наоборот: он приподнялся на подушках, всем своим видом показывая что вполне в порядке.
- Голова кружится, - как бы оправдываясь непонятно за что, промолвил он, и чуть-чуть покраснел: с одной стороны, безмерно приятно, что кузен первым нашёл новообретённого родственника, с другой, Николя испытывал неловкость за то, что не может принять гостя надлежащим образом. Дом сняли буквально четыре дня назад при активном содействии сослуживцев, при молодом Вилье из прислуги был только его личный лакей Франсуа, у которого, при всей расторопности, не хватало сил и времени уследить за тысячей дел. Кухарку уже наняли, присмотрели и двух помощников по хозяйству, кое-как привели в порядок две господские комнаты наверху, успели прикупить или заказать немного необходимых вещей. - Но это пустяки, сущие пустяки, уверяю вас. Доктор говорит, что нужно поваляться в постели дня два-три, но вы знаете наших эскулапов, они вечно осторожничают. Я же человек военный, как вы...
Барон снова осёкся, и на этот раз покраснел до корней волос, вспомнив о том, что имеет дело с человеком, который от военной карьеры отказался. Вилье не знал, как общаться с кузеном, даже как именовать его. Шевалье? Слишком официально. Д`Эрбле? То же самое. Аббат? Язык не поворачивался.
Словом, Николя был рад и не рад одновременно, и ожидал, что кузен, куда более искушённый в вопросах этикета, сам выберет нужную дистанцию в предстоящем разговоре.
Арамис, успев окинуть быстрым взглядом комнату кузена, затем сосредоточил все внимание на нем, и скорее склонен был согласиться с мнением неведомого эскулапа - Николя был бледноват. С другой стороны, румянец, окрасивший его щеки, позволял надеяться, что крови он потерял не так много, лихорадки у него, вопреки сказанному слугой, похоже, не было…
Господи, это был Николя, Николя был в Париже, и улыбался широко, совсем как в прошлом, и как они вчера сразу… Господи, как будто и недели не прошло! Глядя на смущенное лицо кузена, Арамис особенно остро чувствовал их родство.
- Если бы Дарлю был в Париже, - вздохнул он, скрывая за этим вздохом совсем иные сожаления. Николя был военным, а он… - Насчет вчерашнего…
Он кратко ввел кузена в курс произошедшего на поле после его стратегического отступления, привычно внося в рассказ необходимые поправки - даже навещать раненых товарищей Николя пока явно не стоило - а затем спросил:
- А вы? Люди, которые помогли вам сбежать - это они вас проводили? Вы знаете их имена?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Нет, - Вилье даже не старался скрыть досаду, она была вполне искренней. - А я не догадался спросить, у меня голова кругом шла, и, признаюсь, чертовски драло бок. Этот кардиналист знает, как пропороть шкуру противнику, но после доброй честной стычки хотелось бы с ним сойтись при иных обстоятельствах и, если он будет не против, взять у него пару уроков, чтобы затем посидеть за столом как с добрым приятелем... Я не сторонник какой-либо партии при дворе, я вообще политикой не интересуюсь, хотя и знаю про вражду между сторонниками короля и Ришелье. Конечно, я буду защищать честь его величества, но...
Николя поморщился.
- Но, возможно, буду плохим мушкетёром. Пока что ощущаю себя неловким провинциалом, боюсь показаться смешным и нелепым. Вы же знаете, что наш род отличается гордостью, нам прекрасно ведомо, что такое дворянская честь. Но Париж... Право, у меня кругом шла голова, когда отец привёз меня сюда после истории с...
Кузен ничего, решительно ничего не знал, объяснять что-либо оказывалось очень трудно, Вилье хрустнул костяшками пальцев, и с видимым усилием продолжил:
- Словом, у меня случилась неприятная история, после которой отец устроил меня в гвардейский полк, он хотел, чтобы я воевал. Как раз случилась Ла-Рошель, и я, прожив здесь без родительского внимания не более месяца, отправился догонять своих однополчан. Едва вернувшись в Париж, я вновь вынужден был покинуть столицу. Я по-прежнему наивный провинциал, и вам, должно быть, это видно. Но я рад, очень рад видеть вас, дорогой кузен. Вы старше и опытней, вам решать, как мы будем общаться... и помните ли вы ещё про наши детские забавы?
Отредактировано Убегающий вдаль (и назад) (2020-04-01 19:29:32)
Арамис мог бы немало рассказать кузену о кардиналисте, который вспорол ему бок, но Николя тот явно не занимал, и Арамис, чувствуя себя иезуитом до мозга костей, продолжал слушать, то и дело понимающе кивая. О, видит Господь, ему было что сказать кузену - и про соперничество полков, и про партии при дворе, и про эту мнимую провинциальность - разве Николя не стяжал себе вчера славу, подобно Соломону разрешив спор двух женщин?
Но, как многие, кто связывает свою судьбу с церковью, откровения Арамис умел не только вызывать, но и слушать, и интерес и доброжелательность, которые он выказывал сейчас, были совершенно искренними. Неприятная история, вот как? Он сам отвел глаза, когда Николя примолк, и решительно покачал головой, когда кузен умолк.
- Вы не провинциал, дорогой кузен, поверьте моему опыту. Если вам не хватает столичного лоска, то это исправит первая же дама, чье благоволение вы, ничуть не сомневаюсь, с легкостью завоюете. Если вы сомневаетесь, то, верно, потому что вы по-прежнему остались Убегающим вдаль и не дали ей времени прибрать вас к рукам.
В том, что Николя, появившись в Лувре, тут же привлек к себе внимание, Арамис нисколько не сомневался - среди придворных дам ее величества хватало таких, кто не пропускали ни одного отважного гвардейца.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Николя смущённо кашлянул, щёки его пылали. Любезный кузен, будучи священником, только что высказал нечто совершенно крамольное. Какие дамы? Те самые красавицы, которые окружали её величество, вовсе уж божественно прекрасную? Да кто такой барон де Вилье, чтобы смущать покой этих полубогинь? При одном воспоминании начинала кружиться голова, вовсе не от слабости, а по причине почти преступного наслаждения, которое молодой мушкетёр, несмотря на ранение, испытал, оказавшись опьянённым запахом женских духов, шелестом самых дорогих и изысканных тканей, быстрым касанием нежных женских ручек, звуком благозвучных голосов.
- Первая же дама? Да она удрала от меня как испуганная лань прямо в коридоре Лувра, при этом поручив моим заботам несчастного старика, у которого какой-то негодяй совратил и затем украл единственную дочь! - с деланным смехом выдавил Вилье, вспомнив про Луизу де Мондиссье.
Отредактировано Убегающий вдаль (и назад) (2020-04-01 22:21:56)
Арамис не сумел сдержать невольной улыбки - все-таки в каких-то делах света он, более уже не военный, все еще мог дать кузену фору.
- Старик с падшей дочерью? - повторил он. Нет, не зря божественная герцогиня представляла его своим знакомым - какие-то слухи до него доходили. - Это не тот бретонский… - он запнулся, подбирая слова: - помещик, который уже месяц обивает пороги Лувра? Друг мой, она сбежала от него, а не от вас. Там какая-то не вполне чистая история, насколько я слышал. Что это была за дама?
Прежде чем уверить кузена, что при следующей же встрече беглянка одарит его нежнейшей улыбкой и извинится за побег, он хотел убедиться, что во-первых, та не была какой-нибудь маркизой де Гершвиль и во-вторых, что такая перспектива не встревожит Николя даже больше, чем полученный афронт.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Николя, забыв о ране, резко вскинулся, и тут же с невольным стоном откинулся на подушки: слишком энергичное движение сразу напомнило ему о том, что пока следует воздержаться от подобного проявления эмоций.
- Откуда вы знаете?!
Он снова ощутил себя ничтожным провинциалом, которому не место в элитном полку.
- Да... дворянин из Бретани, именно так. А дама... худенькая, очень юная блондинка, бледная, хорошенькая, немножко суетливая. Она прошла в комнаты её величества. Мадам де Мондиссье. Вы её знаете? Она и вчера была рядом с королевой.
Ему пришло в голову уточнить ещё кое-что, но для такого вопроса явно требовалось время, да и решимость тоже. Пока Вилье не решался.
Несколько мгновений Арамис растерянно смотрел на кузена, потом присвистнул и тут же извинился.
- Понимаете ли, - объяснил он затем, - госпожа де Мондиссье сейчас в большом фаворе у ее величества - до того, что ее подозревали в ведовстве, как покойную Галигаи. Если это первая дама, которую вы встретили в Париже по возвращении и на которую положили глаз… Черт возьми, вы далеко пойдете!
В некоторой мере Арамис завидовал кузену - сам он был в Париже дольше, но г-жу де Мондиссье лично не знал и несколько досадовал из-за этого, но больше - уже прикидывал возможности. Если фаворитка королевы обратила внимание на Вилье… если Вилье ему по-прежнему доверяет…
В следующее мгновение Арамис одернул сам себя - это же был Николя, кузен и брат по крови, Убегающий вдаль!
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Теперь присвистнул Николя. То, что он встретил не совсем простую особу, ему стало ясно с того момента, когда блондинка скрылась за дверью, ведущей в апартаменты её величества, но только после реакции кузена молодой человек окончательно убедился в своём проигрыше. Судьба дала ему целых два шанса, он не воспользовался ни одним. Может, и к лучшему: с некоторых пор Вилье зарёкся иметь дело с замужними дамами, которые были склонны искать у любовников то, в чём им отказывали законные спутники жизни. Ради мадам де Мондиссье он мог бы переступить через данное самому себе слово, но она не проявила инициативы к свиданию, а барон, пусть и считавший себя провинциалом, уже достаточно разбирался в женщинах, чтобы понимать, как знатные особы реагируют на появление рядом с собой симпатичного, недурно воспитанного кандидата в воздыхатели. Его личный любовный опыт был, правда, крайне скудным, зато юноша внимательно слушал разговоры однополчан, многие из которых пережили не одну и не две интрижки с придворными красавицами.
- Да кто вам сказал, что она на меня положила глаз? Она убежала, даже не попрощавшись! А когда я разговаривал вчера с её величеством, и не посмотрела на меня!
В запальчивости он сказал лишнее, о чём сразу пожалел, но тут же мысленно напомнил себе, что перед ним - кузен, друг детства, человек не чужой.
- Впрочем... я сам на неё не смотрел. Королева...
Николя опять залился румянцем, потому что молодая государыня, которую он впервые видел столь близко, произвела на него сильнейшее впечатление.
Отредактировано Николя де Вилье (2020-04-02 13:30:25)
На этот раз Арамис не выразил свое изумление так явно и справился с ним куда раньше, но мнение, которое он только что высказал кузену, он мог бы повторить, пусть и с несколько иными интонациями. Королева! Как всякий молодой человек, будь то провинциал или парижанин, которому повезло оказаться в охране Лувра, первые дни на службе Арамис мечтал увидеть ее величество, которую его живое воображение заранее наделяло всеми достоинствами знатной дамы и ни одним из ее недостатков.. Узрев ее впервые, он испытал… полноте, в самом ли деле он испытал те же чувства, что Николя сейчас? Он восхитился, она была необычайно хороша собой. Он затрепетал - так она была недосягаема. А потом он задумался - так же, как задумался сейчас, испытующе глядя на раненого и сравнивая - так же, как сравнивал тогда.
Разумеется, познать женщину, любую, намного проще чем ее душу, но Арамис, не считая себя знатоком ни во втором, ни в первом, все же мог, глянув на кузена беспристрастно, сделать некоторые выводы. Молод, богат, знатен - этого было бы достаточно для очень многих. Но Николя был также хорош собой - не нужно было быть женщиной, чтобы это увидеть; он сочинял премилые стихи - которые Арамис, как всякий поэт, даже признавая их достоинства, считал хуже своих; он был обаятелен и - он был похож на Бэкингема.
Тогда, оказавшись при дворе, пусть и весьма в незаметной роли, Арамис почти сразу же нашел для себя предмет для сравнения, зависти и подражания. Герцог был богаче и влиятельнее - что ж, Арамис будет умнее и обворожительнее - он будет писать лучшие мадригалы в Париже - он добьется любви - он…
Арамис мог бы сравнивать сейчас, но сравнивать он не стал. Или вернее, стал, но не с собой.
Николя был дьявольски похож на Бэкингема, и мысль, шевельнувшаяся в мозгу Арамиса, может, была недостойна священнослужителя, но более чем подходила иезуиту.
- Королева, - задумчиво повторил он, не преследуя еще никаких планов, но уже ощущая в душе его зачатки и прощупывая почву. - Королева прекрасна как луна и так же недосягаема.
Если иногда, после некоторых разговоров с Мари, он думал, что быть может… то тут же отбрасывал эти мысли. Не могла же Мари?.. И не стал бы он сам?.. Верно, показалось.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Я слышал, что король равнодушен к её величеству, - подхватил Николя, украдкой ощупывая раненный бок и поудобней устраиваясь на подушках. - Но у вас, как и у меня, есть глаза. Скажите честно: разве можно оставаться бесстрастным, по праву обладая столь восхитительной женщиной? Да, короли должны стоять выше многих человеческих страстей, но разве любовь между супругами возбраняется святой нашей матерью-церковью? И если его величество так себя ведёт, не ставит ли он в опасное положение всю страну? Ведь если наследника так и не будет...
Дальше Вилье продолжать не хотел, поскольку разговор неизбежно должен был перейти в политическую плоскость. Обсуждать сильных мира сего барон не собирался хотя бы из осторожности. Придворные разборки пока что оставались для него тайной за семью печатями, но кузен наверняка обладал нужными познаниями.
- Что скажете, дорогой мой брат Ловец ветра? Вы по-прежнему не только умны, но и мудры, потому я хотел бы попросить у вас совета: как вести себя в нынешней ситуации, чтобы спокойно жить и не быть вовлечённым в чьи-то политические интриги. Что до любовных, то тут я готов проявить меньшую принципиальность!
Николя невольно улыбнулся, произнося это признание.
"Не только умен, но и мудр"! Арамис невольно улыбнулся, услышав из уст кузена такой комплимент, и покачал головой с видом разом польщенным и смущенным. Такое доверие!.. Но ведь они были родственниками, близкими родственниками и друзьями! Румянец, окрасивший щеки Арамиса при этой мысли, уже сам по себе свидетельствовал, как близко к сердцу он принимал и родственные отношения, и дружбу - и однако, следующий шаг по пути, который только начал себе намечать, он сделал без малейших колебаний:
- Друг мой, но ведь все наши дамы, и даже ее величество… Заведите интрижку с горничной, если вы хотите избежать политики, - по губам его скользнула и вновь исчезла тонкая улыбка, ясно показывавшая, насколько несерьезно он давал этот совет. - Нет, на самом деле, в настоящую политику вмешиваются лишь немногие, но интригуют все, каждой хочется оказаться поближе к королеве, добиться чего-то - для себя, для своей семьи, для своих друзей… Право, одна только герцогиня де Шеврез…
Он помедлил, справляясь с волнением. Да, одна лишь Мари, интригуя, не искала выгоды - азарта ради, для остроты ощущений, по быстроте ума или из презрения к тем, кто не мог, подобно ей, делать те же ставки и выигрывать или проигрывать с той же великолепной снисходительностью. Мари играла ради игры.
- …мыслит иначе, - закончил он. - Но утешьтесь: нового Шале из вас не сделают.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- О, на роль Шале я вовсе не гожусь: мадам де Шеврез даже не подозревает о моём существовании, да и может ли её заинтересовать скромный мушкетёр? Думаю, что она обращает свой взор на тех, кто куда более заметен и полезен. Нам с вами нечего беспокоиться! - Вилье теперь посмеивался открыто, и только неприятные ощущения под повязкой сдерживали его желание расхохотаться. Он и мадам де Шеврез! Да слыханное ли дело даже думать о таком? Конечно, Господь в своей великой милости наградил молодого барона некими внешними достоинствами, но этого было маловато для того, чтобы заинтересовать одну из первых красавиц королевства. Нужно сказать, что Николя довольствовался лишь слухами об очаровательной интриганке, и ещё ни разу не имел возможности увидеть её воочию. Возможно, она вчера была при королеве, да только Николя был настолько ошеломлён, что не смог бы опознать никого, кроме её величества и мадам де Мондиссье, которую уже знал в лицо. - Мы в абсолютной безопасности, шевалье. Что до горничных...
Он выразительно поморщился.
- Может быть, именно горничные - самый безопасный вариант.
Насколько безопасный, он не мог сказать точно, потому что не имел пока никакого опыта любовных интрижек с местными субретками: в Париже ему было не до романтических отношений.
И вновь Арамис подавил свой первый порыв - немедленно объяснить кузену, что не одни лишь влияние и полезность определяют выбор прекрасной герцогини и даже простой мушкетер…
Порыв пришел и прошел - не только потому, что Арамис вообще был несклонен к хвастовству такого рода, и не потому что опасался, что кузен поделится с кем-то его откровениями, но потому что он осознал, что за такого рода откровенностью неизбежно следуют расспросы, а Мари, сейчас более чем когда-либо, была его сладкой тайной - его тайной, только его, насколько она могла быть только чьей-то
- Вы не похожи на человека, который ищет самые безопасные пути, - поддразнил он, - никогда не были и не похожи сейчас. И думаете вы о госпоже де Мондиссье и о ее величестве, а значит, субретка вам не подойдет. Признавайтесь, друг мой, с кем вы крутили любовь в Руане? Если с какой-нибудь горничной, то она была, я уверен, лучшей горничной в городе.
О, Арамис, бесспорно, допускал, что ошибается и Николя, так явно смутившийся, когда речь зашла о королеве, был слишком скромен, чтобы заводить романы, и, метя выше, все же не успел еще залететь высоко. И оттого, прощупывая почву, он оставлял кузену путь к отступлению и щадил, насколько мог, его самолюбие.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Я думаю? - Николя состроил было комичную мину, но его лицо быстро приняло серьёзное и даже грустное выражение. - Увы, мне больше не о чем думать, кроме как о вчерашней истории и дамах, воспоминания о которых, возможно, станут усладой дней, которые я проведу в заточении. Короля и кардинала в Париже нет, это верно, зато есть королева-мать, а она, услышав моё имя, может решить, что я впитал ненависть к ней с молоком матери. Отчасти это верно, вы же помните, что наша семья всегда слыла роялистами и терпеть не могла выскочку-итальянку, погубившую Наваррца.
В этот момент вошёл Франсуа и поставил на небольшой столик вино, бисквиты и лёгкую закуску для господ.
- Вам письмо от госпожи баронессы, - сказал он, протягивая молодому хозяину запечатанный пакет. - Только что передали.
Вилье, извинившись перед гостем, поспешно вскрыл послание, бегло прочитал его и со вздохом отложил в сторону.
- Вы спрашивали меня про горничных Руана? Что ж... Это, к сожалению, была не горничная, а одна высокопоставленная дама, одна из первых в провинции, знатная, богатая, очаровательная. Её выдали замуж, когда ей едва минуло девятнадцать, а мы с вами в ту пору подобными событиями не интересовались и вовсю играли в индейцев. Помните коробку со сластями, которые мы уплели за какую-нибудь четверть часа в нашем вигваме? Вот, это была посылка со свадебного стола... Со временем чувства между супругами, видимо, угасли, - Николя сам не замечал, что его пальцы нервно перебирают складки одеяла, а голос понемногу повышается и становится резоватым, напряжённым. О, он не собирался называть имена, но кузену можно было доверить хотя бы часть истории, которую Вилье считал более-менее пристойной. - Я не буду занимать ваше внимание пересказом всех подробностей. Я был молод и глуп, моё сердце - разбито, я только что потерял ту, что любил всей душой, союз между нами был решительно невозможен. Мне казалось, что я могу что-то изменить в свою пользу, а эта дама могла... могла, если бы захотела. Но она рассудила иначе, и я, ничтожный идиот, не имел сил сопротивляться.
Барон невесело усмехнулся и куснул нижнюю губу.
- Быть любовником замужней дамы, её прихотью... нет, мне не нравилось, но я вынужден был терпеть, иногда это даже доставляло мне определённую радость. В отличие от меня, дама не отличалась осторожностью, вскоре всё стало известно. Отец увёз меня в Париж, подальше от рогатого мужа и горящих гневом родственников дамы, устроил в гвардейский полк, поскольку в мушкетерском не было вакансий. То, что я могу погибнуть под Ла-Рошелью, понимали все. Но я не погиб, напротив, после возвращения войск в Париж удостоился чести быть принятым в мушкетёрский полк. Не успел я обрадоваться новому мундиру, как пришла горькая весть о скоропостижной кончине моего бедного брата. Я уехал в Руан... моя красотка, презрев все правила приличий, вновь бросилась оказывать мне знаки внимания. Мне хватило ума не возобновлять нашу связь, но и оставаться там далее я не мог. Вот я здесь, и что?.. Наполняйте стаканы, вино недурное, клянусь.
Отредактировано Николя де Вилье (2020-04-02 21:35:17)
Арамис слушал эту исповедь молча, крутя в пальцах бокал, чтобы занять руки, и время от времени прикладываясь к нему, но отпил он лишь раз, когда услышал о том, как Николя стал мушкетером. Подумать только, если бы это произошло чуть раньше, когда он сам еще был в полку, может, он не принял бы сан. Да что там - наверняка не принял бы.
- Я рад, что вы не остались в Руане, - сказал Арамис, выполняя просьбу кузена и снова наполняя бокалы. - И что ваш путь был не таким долгим как мой, и что он, вернее всего, приведет вас дальше и выше. Разбитое сердце, я должен признать, прескверно влияет на мозги, и если осколки еще можно собрать, то последствия наших глупостей не иссякают, похоже, никогда. Я, признаюсь, поступил куда как глупее - я уехал из Франции. Но по счастью, я сохранил почти всех своих друзей и почти все старые связи, а с тем впечатлением, которое вы произвели вчера, вы будете иметь успех в свете и без моих усилий. И если некоторые женщины, друг мой, использовали нас, то других можем использовать мы.
Грусть, с которой он сделал это циничное предложение, была неподдельной, но помня тактичность кузена, он надеялся, что расспрашивать тот не станет.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Приобщиться к цивилизации — дело весьма нелегкое. 5 июня 1629 года
