Французский роман плаща и шпаги зарисовки на полях Дюма

Французский роман плаща и шпаги

Объявление

В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.

Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой.

Текущие игровые эпизоды:
Посланец или: Туда и обратно. Январь 1629 г., окрестности Женольяка: Пробирающийся в поместье Бондюранов отряд католиков попадает в плен.
Как брак с браком. Конец марта 1629 года: Мадлен Буше добирается до дома своего жениха, но так ли он рад ее видеть?
Обменяли хулигана. Осень 1622 года: Алехандро де Кабрера и Диего де Альба устраивают побег Адриану де Оньяте.

Текущие игровые эпизоды:
Приключения находятся сами. 17 сентября 1629 года: Эмили, не выходя из дома, помогает герцогине де Ларошфуко найти украденного сына.
Прошедшее и не произошедшее. Октябрь 1624 года, дорога на Ножан: Доминик Шере решает использовать своего друга, чтобы получить вести о своей семье.
Минуты тайного свиданья. Февраль 1619 года: Оказавшись в ловушке вместе с фаворитом папского легата, епископ Люсонский и Луи де Лавалетт ищут пути выбраться из нее и взобраться повыше.

Текущие игровые эпизоды:
Не ходите, дети, в Африку гулять. Июль 1616 года: Андре Мартен и Доминик Шере оказываются в плену.
Autre n'auray. Отхождение от плана не приветствуется. Май 1436 года: Потерпев унизительное поражение, г- н де Мильво придумывает новый план, осуществлять который предстоит его дочери.
У нас нет права на любовь. 10 марта 1629 года: Королева Анна утешает Месье после провала его плана.
Говорить легко удивительно тяжело. Конец октября 1629: Улаф и Кристина рассказывают г-же Оксеншерна о похищении ее дочери.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Родные и близкие. 27 мая 1629 года, после полудня


Родные и близкие. 27 мая 1629 года, после полудня

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

После эпизода Ходят слухи по зубам. 27 мая 1629 года

0

2

Дон Луис так и не смог уснуть и попросил Гюль поискать, не найдется ли в доме какой-нибудь книги, чтобы отвлечься и скоротать время. Ничего похожего на библиотеку у родственников сейида не было, идти за книгами на кухню – было бы совсем глупо, а в гостиной – вечно торчал этот магометанин, застыв у окна, словно статуя. И мавританка, поразмыслив, пошла в единственную комнату, где уже бывала, – в спальню доньи Марины.

Перешагнув через порог, Гюль отвесила шутовской поклон домашнему платью на вешалке:
- Вы позволите, госпожа? – и огляделась по сторонам.

В спальне книг тоже не было. Можно было бы развернуться и уйти, но Гюль – и в штанах, и в юбке – всегда оставалась истинной женщиной, даже если сама себе не хотела в этом признаваться. И, как всякая женщина, была любопытна. А зеленоглазая ханым* прочно поселилась в ее мыслях. Нет, Гюль не стала любить своего сейида меньше – ни на чуточку. Она, скорее, вырвала бы себе сердце, чем позволила бы такому случиться. Она просто… Нет, к чему лгать? Она сама не понимала, что с ней происходит, и пыталась спрятаться от нахлынувших чувств за насмешкой.

Вот и сейчас она подняла с постели мантилью и закуталась в нее, вдыхая аромат духов. Покрутилась перед зеркалом, представляя, как донья Марина выбирает наряд для утренней прогулки. Показала язык своему отражению и со вздохом бросила накидку обратно на покрывало. Прошлась по комнате, снова поклонилась платью и шаркнула ногой, как делают старые кабальеро, отплясывая гальярду на потеху юношам:
- Позвольте пригласить вас, сеньора! – хихикнула, зевнула: – Скучно с вами! – и стянула со стола резную шкатулку. Интересно, что носит маленькая ханым? Ей должны идти изумруды.

Но в шкатулке оказались не украшения, а бумаги. Гюль уже хотела закрыть ее и поставить на место, когда сложенный вчетверо листок, лежавший сверху, спорхнул на пол. Мавританка наклонилась за ним и развернула.

Кроме танцев, пения, игре на арфе и любовного искусства, Хадиджа учила своих девочек грамоте и стихосложению. Стихи Гюль никогда не удавались, но читала она бойко и правильно. И первое, о чем попросила Луиса, когда они приехали в Мадрид, – научить ее местным буквам. Испанский алфавит, столь непохожий на арабскую вязь, дался ей удивительно быстро, и уже несколько месяцев спустя она читала своему сейиду вслух.

Прочитав письмо до конца – до подписи: «Педро де Толедо», – Гюль отшвырнула бумагу, словно та была пропитана ядом, и едва не бросилась бегом из комнаты. Но, подумав, аккуратно сложила листок и спрятала его на груди, вернула шкатулку на стол и покинула спальню с самым безмятежным выражением лица. Дону Луису это письмо показывать было нельзя, не сейчас, когда он болен и слаб. Оставалось дождаться возвращения дона Альваро.

перевод с турецкого

* госпожа

+4

3

Всю дорогу до дома Марина летела как на крыльях — безмолвно и лишь изредка бросая на своего спутника быстрые взгляды — так человеку, чтобы бежать, надо касаться земли. Рука ее мягко покоилась на локте дона Альваро — правая рука, а левой, полусогнутой, она чувствовала, от запястья до локтя, спрятанное в рукаве оружие. Старик предупреждал, что так оно почти бесполезно, но уже знать, что кинжал тут, с ней, было — нет, не спокойно. Остро. Волшебно. Она научится еще им владеть, и никто больше не сможет безнаказанно на нее кричать. Да что там — кричать!

Марина облизнула пересохшие губы и снова взглянула на дона Альваро — один-единственный быстрый взгляд, и ее опять обдало жаром. Он тоже был оружием — и тоже, ее оружием.

Улица перед домом вновь была пуста, и служанку, отворившую на стук, Марина едва удостоила взглядом — куда важнее была прихожая. Вешалка у входа была пуста, шляпы дона Хосе не было, и молодая женщина, коснувшись воткнутого в волосы гребня — все растрепалось, конечно! — улыбнулась дону Альваро.

— Вы обещали, — напомнила она и первой начала подниматься по лестнице, на сей раз не думая о том, как отвратительно скрипят ступени. Несколько шагов — и она обернулась, улыбаясь — призывно и загадочно, вытряхнув уже кинжал из рукава, словно собиралась применить его прямо сейчас.

+4

4

Альваро даже не задумывался, какой дорогой они идут домой. Задворками — плевать на свиней! По улице — к дьяволу всех кумушек! Прекрасная женщина с мерцающими глазами опиралась о его руку, и сквозь ткань одежды он ощущал её тепло, и ни о чем, кроме этого, он думать не мог и не собирался.
Когда Марина стала подниматься по лестнице, Альваро охватило странное чувство. Это было даже не разочарование. Просто казалось, что столь волнующие, волшебные минуты не могут оборваться вот так — в тесноте этого домишки, среди грохота котлов и угрюмого брюзжания прислуги.
Они и не оборвалась.
Альваро был из тех, кто прекрасно понимает намёки. И в этом не было бы большой беды, если бы он не слишком прытко им следовал.
Он в два прыжка оказался возле Марины. Даже скудное освещение не могло скрыть её прелестных черт.
О, здесь же действительно темновато! Прекрасно.
— Сударыня, разве я похож на человека, который не помнит свои обещания? Я готов, в любую минуту, хоть прямо сейчас... — Альваро приостановился и бросил взгляд через плечо. Они поднялись достаточно высоко, чтобы их нельзя было увидеть снизу. — Но раз я взял на себя заботу о вашей безопасности, позвольте мне... Ведь здесь и оступиться недолго!
Ответа он дожидаться не стал и просто подхватил Марину на руки, не сводя с неё горящего взгляда.

— Ах! — выдохнула она, испуганно обхватывая рукой его шею. — Пресвятая дева, что?.. Что вы делаете?

Это было произнесено лихорадочным шепотом, и вторая рука, присоединяясь к первой, коснулась щеки молодого человека.

— Дон Луис, вы забыли, — напомнила Марина с лукавой укоризной. — Пустите… Не здесь.

Про дона Луиса, как и про Гюль, и про тонкие перегородки, и про странного молчаливого Далиля наверху Альваро действительно позабыл, и теперь едва не выкрикнул "К черту!". Вовремя спохватился, что дон Луис, как-никак, приходится родственником Марине.
Марина. Он даже мысленно больше не называл ее "доньей".
- Конечно... не здесь! - выдохнул он, касаясь губами завитка шелковистых волос, и ногой распахнул дверь в спальню.
Там он бережно опустил Марину на пол и выпустил ее из объятий только для того, чтобы закрыть дверь как можно плотнее.

+4

5

Голова кружилась, и Марина, едва оказавшись в спальне, схватилась за столбик кровати, чтобы устоять на ногах. Взгляд оставшейся внизу горничной, сальный и укоризненный одновременно — страсть в глазах дона Альваро — уверенный жар его объятий — и кинжал, оттягивающий руку — все вместе дурманило не хуже крепкого агуардиенте, и, оборачиваясь к молодому человеку, Марина обнажила свой новый кинжал.

Хищно сверкнула сталь, ножны с глухим стуком упали на пол, и в зеленых глазах молодой женщины засияло тройное пламя — азарта, желания и новообретенной власти.

— Вы обещали, — в ее голосе, сделавшемся низким и хрипловатым, зазвучали новые нотки — опасные и мурлычущие одновременно, как в минуты, когда она, не в силах совладать со своей страстью, впивалась ногтями в спину любовника или мужа, оставляя глубокие царапины. — Научить.

Инстинкт подсказывал ей движения или воспоминания о другом мужчине, также вложившем ей в руки нож — руку она не поднимала и отвела назад так, словно и впрямь собиралась ударить — снизу вверх.

+4

6

- Артемида! - вырвалось у Альваро. - Богиня войны!
Он был не слишком уверен в том, что богиней войны считалась именно Артемида. Ему всегда казалось нелепым, что древние греки почему-то вверяли не богам, а богиням покровительство мудрости, охоте и войне. Нет, бог войны был, но они его не слишком уважали. Похоже, эти греки в женщинах смыслили не больше, чем муженек Марины. Хотя сейчас Альваро не мог не признать: Марина с кинжалом в руке была прекрасна, прелестна... и опасна.
Да, эта женщина могла убить! И не сталь, а огонь, живущий в ее душе, был главной ее силой, главным оружием. Какие картины мог бы написать с нее живописец, какие строки посвятил бы поэт!
Альваро не был ни живописцем, ни поэтом. Он просто чувствовал, что еще немного - и он окончательно утратит самообладание.
- Вот так... - хрипло вымолвил он, протягивая руку.
Его пальцы коснулись маленького, но крепко сжатого кулачка Марины и скользнули чуть выше, обхватив ее запястье.
- Так... Не отводите руку слишком далеко. Держите ближе к себе...
Он замер, понимая, что сейчас прикоснется к ее телу, и тогда пути назад уже не будет.

+3

7

Затрепетав от этого прикосновения, Марина крепче сжала рукоять кинжала, чуть не выпавшего из ее руки, и подняла взгляд на дона Альваро — враз потемневший взгляд широко распахнутых глаз, исполненных молчаливого вызова. Один взгляд — и длинные ресницы опустились снова, а губы дрогнули в загадочной улыбке.

— Артемида, — повторила она. Пусть и не получив достойного образования, она перечитала едва ли не все пьесы, какие только смогла выменять, выпросить или найти, и кто такая Артемида, отлично знала. Это имя — в тот миг, когда она едва не упала сама в его объятия! — Мой отважный Марс… вы будете защищать меня, даже когда вас не будет рядом.

В пару к Артемиде полагался, разумеется, Арес, но, зная уже немного военных и их отношение к учености, Марина предположила, что Марс все же более знаком ее пылкому поклоннику — даже если он будет точно знать, кто это. Да и в любом случае, важным здесь было слово «мой».

— Сюда? — маленькая ручка с зажатым в ней клинком опустилась на грудь дона Альваро, прямо напротив сердца.

+2

8

Рука Альваро непроизвольно вскинулась, но пальцы не стиснули, а мягко обхватили тонкое запястье. Теперь он чувствовал, как бьётся кровь в её венах — и каждый удар отдавался в его собственном сердце. Он прижал руку Марины к груди. Лезвие коснулось его шеи. Обжигающий холод стали вместе с дурманящим теплом её тела окончательно замутили рассудок.
— Попали, — хрипло выдохнул он. — Прямо в сердце.
Того, что лезвие оставило красную полосу на его шее, Альваро уже не замечал. Он судорожным движением поднял руку Марины и прижался к ней губами.

+2

9

Марина запрокинула голову, встречаясь глазами с доном Альваро, улыбнулась — безмолвно, загадочно — и не колеблясь прильнула к нему всем телом, приникая сухими губами к его губам. Кинжал, отброшенный с неожиданной для женщины уверенностью, упал на кровать, полускрытую опущенным пологом, и некоторое время в супружеской спальне царило молчание, время от времени прерываемое звуками поцелуев, сдавленным всхлипом и шорохом одежды.

Затем Марина рванулась прочь.

— Дон Хосе! — выдохнула она, упираясь обеими руками в грудь дона Альваро. И, словно отвечая ей, хлопнула входная дверь.

+2

10

Это был один из тех порывов, когда даже для инстинкта самосохранения не остаётся места. На хлопок двери внизу Альваро обратил не больше внимания, чем рыбак — на шлепки волны о борт лодки. И если бы не Марина, он так бы и не вспомнил о том, что в этой спальне может оказаться кто-то ещё.
Дон Хосе в его глазах сейчас был самым никчёмным, самым несуразным существом на свете. Надо же так уметь: исчезать без следа, когда жене грозит опасность, и появляться невесть откуда, когда до полного счастья остаётся всего ничего!
— Надеюсь, он ненадолго! — вырвалось у Альваро.
Он протянул было руку к двери, но тотчас снова шагнул к Марине, на мгновение сжал её в объятиях, крепко целуя в губы, и только после этого выскочил из спальни.
Скрипели ступеньки.
"Чтоб ты сам в темноте оступился", — мысленно пожелал Альваро дону Хосе. Хотя, судя по шагам, по лестнице поднималось двое. Дона Хосе, поди, тоже найдётся кому подхватить, как он, Альваро, совсем недавно подхватил Марину. Чёртов нетопырь.
Надо было срочно решать, что делать. Путь вниз был отрезан. Наверх — за каким дьяволом его могло занести в каморки прислуги?
Дон Луис! Вот оно, спасение.
Распахивая дверь в комнату своего товарища, Альваро уже сам не сомневался, что искренне обеспокоен его здоровьем.
— Я зашёл узнать, как у вас дела! — с порога возвестил он.
Опустив глаза, он заметил, что из-под его камзола свисает край сорочки, да и у воротника расстегнута пара крючков. Мило улыбнувшись, Альваро осторожно попытался одернуть края своего одеяния.

+3

11

Гюль, шептавшаяся о чем-то с доном Луисом, подняла голову на стук двери и смерила дона Альваро откровенно насмешливым взглядом.

Для Гюль весь мир делился на рабов и господ, но молодого идальго она не могла отнести ни к той, ни к другой категории. Рабом дон Альваро, несомненно, не был, хоть и принадлежал к свите ее сейида. Но и к господам Гюль решительно отказывалась его причислять. Может быть, потому что он был младше ее, может быть, потому что Гюль каким-то внутренним чутьем угадывала в нем потомка мавров - а значит, равного себе.  А еще он был одним из тех немногих мужчин, в ком она не видела угрозы, и потому относилась к нему чуть снисходительно, хоть обычно и старалась не показывать этого слишком явно.

Дон Луис приподнялся на подушках и ответил дону Альваро усталой улыбкой:

- Признаться, скверно. Но я рад вам. Расскажите мне, что нового в доме, в городе. Это меня немного развлечет. От Гюль я сегодня не могу добиться ни слова.

+3

12

Альваро чуть было не ляпнул, что вокруг не происходит ничего нового, кроме осатанелого выводка местных клуш, но спохватился, что Гюль, наверное, умышленно не рассказывает о своих горестях господину, чтобы не расстраивать его.
— Что тут может происходить, — пробормотал он, сделав неопределённый жест рукой. — Признаться, я не думал раньше, что в Париже бывает скучнее, чем у нас дома на скотном дворе...
И тут его осенило.
— Оружейная лавка! — воскликнул он, и глаза его весело заблестели. — Здесь поблизости нашлась прекрасная оружейная лавка. И, представьте себе, её хозяин — испанец!
О том, где побывали они с Мариной, наверняка станет известно. И Альваро решил подстраховаться, изобразив сугубо деловой интерес к сегодняшней прогулке.

Дон Луис заметно оживился:

- И вам удалось присмотреть что-нибудь стоящее? А, может быть, даже купить?

На мгновение Альваро замялся. Сказать про приобретение Марины? Конечно, дон Луис и сам может узнать, что его родственница вздумала вооружиться. Но если он спросит, что её к этому подтолкнуло? Нет, если ему и придётся узнать о приключившейся сваре, то не от Альваро.
— Я ничего не купил, — ответил он, для очистки совести сделав едва заметное ударение на первом слове. — Но с хозяином приятно было потолковать. Как подниметесь на ноги, свожу вас к нему. Наверняка это вас развлечет.

Дон Луис снова улыбнулся, намереваясь что-то сказать, но удивленно примолк, услышав злой смешок Гюль:

- Я думала, она предпочитает яд кинжалу...

Больной приподнялся на локте:

- О ком ты, хабибти?

Мавританка кивнула на дона Альваро и опустила ресницы:

- Он знает, сейиди.

- Право, ты уподобилась сегодня древней сивилле и говоришь загадками, - Луис вздохнул и опустился на подушки. - Я ничего не понимаю. Но, может, это жар виноват? Вы что-нибудь поняли дон Альваро?

Слова Гюль озадачили Альваро, пожалуй, ещё больше, чем дона Луиса. Первое, что пришло ему на ум, это что речь идёт о метафоре. Любовь-де — сладкий яд, и все такое. Но он тотчас сообразил, что Гюль вряд ли станет изъясняться высокопарным слогом поэтов, воспевающих любовь на театральных подмостках. Или станет? Ох, нет, не при доне Луисе же!
Альваро в замешательстве посмотрел на Гюль и развёл руками.
— Нет, право... Я не понимаю.

+3

13

- Прости, сейиди, я не хотела тебя расстраивать, но... - Гюль на миг задержала на госте насмешливый взгляд, хмыкнула и вынула из-за корсажа листок. - Ты просил, чтобы я тебе почитала. Слушай. И ты тоже слушай, дон Альваро.

Пока мавританка читала, дон Луис бледнел все больше, а лихорадочный румянец на его щеках пылал все ярче.

- Довольно! - наконец, прервал он ее. - Я никогда не сомневался в чувствах дядюшки ко мне. Но для чего ему писать такое письмо донье Марине?

На подвижном лице Альваро отразилось целая гамма чувств, быстро сменявших друг друга. Удивление уступил место возмущению, которое он, впрочем, тут же постарался подавить: его мнения о чужой родне пока никто не спрашивал. Затем его взгляд сделался сочувственным. Он даже не мог представить, какого было дону Луису слышать такие слова.
Хотя отчасти представлял. Родня по материнской линии, конечно, не желала ему смерти. Она просто предпочла бы, чтобы он никогда не появлялся на свет.
Альваро вздохнул и уставился себе под ноги. Лучше всего сейчас было помолчать... Но неожиданная мысль заставила его встрепенуться.
— Погодите, — произнёс он, поднимая голову. — Но донья Марина же не виновата, что ей написали такое!
Мысль, что его слова могут прозвучать несколько бестактно, Альваро не посетила.

Дон Луис и Гюль одинаково удивленно уставились на дона Альваро.

- Тогда зачем она хранит это письмо? - нахмурилась мавританка. - И почему сейид заболел, едва мы поселились в этом доме?

Дон Луис сделал безотчетное движение, словно хотел что-то сказать, но так и не открыл рта.

- И почему ему становится только хуже, несмотря на все мои старания? - спросила Гюль, сверля гостя взглядом.

Альваро переводил взгляд с Гюль на Луиса и обратно. Он был совершенно сбит с толку. Когда человек сталкивается с нелепыми обвинениями, кому бы они не предъявлялись, он порой теряется так, будто сам становится жертвой необоснованных упрёков.
— Людям свойственно хранить письма, — сказал он наконец. — Все их хранят.
Память тут же с язвительной услужливостью подбросила картину: последнее письмо из дома, которое он... Да, так и оставил где-то внизу, и им наверняка растопили камин.
— Постойте-ка! — внезапно встрепенулся он. — А как оно вообще к вам попало?!

- Я его позаимствовала, - нимало не смутившись, ответила Гюль и, встретив осуждающий взгляд дона Луиса, наивно округлила глаза: - Сейиди, я неправильно сказала это слово - "позаимствовала"? В испанских словах так много букв!

Отредактировано Луис де Толедо (2020-07-14 16:09:27)

+3

14

Растерянность Альваро постепенно сменялась гневом. Он сделал над собой усилие, чтобы не сорваться на крик. Как объяснить этим людям, что человек, в миг обиды идущий покупать кинжал для защиты, не способен прибегнуть к яду?
— И ты поверила, что донья Марина может такое сделать? — обратился он к Гюль. — Ты же знаешь, как она...
Он заколебался, не зная, как напомнить Гюль о сегодняшнем происшествии, не проболтавшись при этом дону Луису.
— Как она уязвима и беззащитна! — выпалил он наконец.

- Женщина легко превращает свою слабость в оружие! - Гюль покачала головой. - Вам не понять, - она посмотрела на обоих мужчин долгим взглядом и вздохнула: - Я и сама не понимаю до конца, как мы это делаем. Ты уже отравлен ее ядом, дон Альваро. И я... я тоже едва не... - мавританка тряхнула головой, и шарф, размотавшись, соскользнул по ее волосам и плечам белой змеей.

- Ладно! - оборвала она саму себя. - Ты пробовал еду дона Луиса? Я пробовала. Она сладкая. Куда слаще, чем в моей тарелке. Но я... - Гюль запнулась. - Я не знаю такого яда...

Под артиллерийским обстрелом Альваро терялся меньше, чем под этим шквалом обвинений, казавшихся ему лишенными малейшего смысла. На войне хоть знаешь, что в тебя летит!
— А если родственнику подали кусок послаще? — возразил он, даже не представляя, о каком именно блюде идёт речь. — И вообще, при чём Ма... госпожа? Не сама же она готовит пищу! Разбирайтесь с прислугой!

Дон Луис растерялся, кажется, не меньше, но все же слабо возразил:

- Это был бульон... Я не слышал, чтобы в бульон клали сахар...

- А я не слышала, чтобы слуги пытались навредить гостю без ведома хозяйки! - Гюль вскочила и зашагала по комнате: - Это ведь не им дон Педро пообещал теплое местечко в Испании! Вот, что, дон Альваро, - мавританка выдохнула и понизила голос, - сделай мне одолжение: скажи сеньоре, что дон Луис нынче не будет обедать.

- Я, и правда, не голоден... - подал голос больной, но Гюль только сердито дернула плечом, прося его не вмешиваться:

- И проводи меня в город... Нет, лучше пошлем записку Хончо, пусть купит на рынке молока, сыру. Молоком нельзя отравиться. Я в этом доме теперь крошки не проглочу и сейиду не дам!

- Но, хабибти, разве это не вызовет подозрений? - спросил дон Луис, когда она умолкла, чтобы набрать воздуху для новой гневной тирады.

Этот вопрос, похоже, застиг Гюль врасплох, и она не нашлась с ответом.

— Тоже мне редкость — подкупленная прислуга! — воскликнул Альваро. — Скольких слуг поговаривают подсыпать что-нибудь эдакое в блюда собственных хозяев, так какие тут церемонии по отношению к гостю.
Его лицо стало серьёзным. В голову пришла тревожная мысль: а вдруг следующей целью таинственного отравителя окажется Марина? Они же родня с Луисом. Вдруг у них общий враг!
— Вот что, — произнёс он вслух. — Давайте скажем, что дону Луису стало намного хуже, и одна только Гюль способна подобрать такую пищу, к которой он привык. Но... Ради бога, Гюль, а если вы оба, и сама Марина окажется следующей мишенью убийцы?!
Эти слова, признесенные с крайним волнением, были столь же искренни, сколь и бестактны.

Отредактировано Альваро Алькаудете (2020-07-13 20:33:35)

+3

15

- Ну-ну, - хмыкнула мавританка, - скажи ей про убийцу, скажи про отравителя - и завтра сейида зарежут во сне. Тем самым кинжалом, который ты ей купил.

- Милая, - запротестовал дон Луис. - Не слишком ли ты строга к донье Марине?

- Я знаю женщин, - Гюль сердито плюхнулась на кровать. - Получше, чем вы оба.

Упоминание о кинжале вызвало у Альваро усмешку, которую сам он считал таинственной, хотя со стороны она скорее показалась бы самодовольной. Гюль явно многого не знала именно об этой женщине. О, Марина, воистину, была не только прекрасной, но и необыкновенной!

— Если хочешь, я буду охранять твоего сейиди, пока ты ходишь на рынок! — великодушно предложил он Гюль. И, уже сказав это, сообразил, что получит отличный повод чаще бывать на этом этаже. Ну, кто сказал, что добрые дела не вознаграждаются?!

- И ночью тоже? - Гюль насмешливо наморщила нос. - Будешь спать с нами в одной постели, дон Альваро? Или, может быть, с ней?..

- Молчи! - дон Луис резко сел в кровати и тут же об этом пожалел: - Черт, черт, черт! - простонал он, падая на подушки: - Вы оба прикончите меня быстрее и вернее, чем яд и кинжал.

Гюль, обидевшись на черта, помянутого в ее присутствии, зажала уши ладонями и отвернулась к стене.

- Дон Альваро, - медленно спросил дон Луис, переждав приступ боли, - о чем тут говорила Гюль? Донья Марина - моя кузина, как-никак.

— О чем-о чем! — пробормотал Альваро, изо всех сил стараясь не поддаваться панике. Господи, что могла заметить Гюль?!  У неё было письмо Марины. Значит, она заходила в комнату... А что если она и четверть часа назад пыталась туда зайти?! А, пропадай, моя телега!

— Мне-то откуда знать, дон Луис! —откликнулся он как можно более беззаботным тоном, одновременно натягивая камзол на выбившуюся сорочку. — Чтобы две женщины, живя под одной крышей, не нашли, из-за чего поцапаться? Гюль! Что ты имела в виду, говоря о кузине своего сейиди?
Он постарался подчеркнуть последние слова.

Мавританка, словно не расслышав вопроса, встала, поправила подушки дона Луиса, помогла ему сесть и снова наполнила кружку отваром:

- Как это будет по-испански, сейиди? Я забыла, - она смущенно рассмеялась: - На языке только арабское слово вертится. Coso, да?

Дон Луис отчего-то страшно покраснел и скороговоркой перевел:

- Кружка. По-испански это "кружка", родная.

- Ну да, - Гюль хлопнула себя по лбу. - Конечно, "кружка". Я вот думаю, дон Хосе ведь не обрадуется, если узнает, что гость пьет из его любимой кружки? - она помолчала и кивнула хозяину: - Ты пей, сейиди, у тебя жар.

Дон Луис внимательно посмотрел на кружку, которую ему подала Гюль, потом на молодого человека и сказал лишь одну фразу:

- Она замужем, дон Альваро.

Щеки Альваро залила краска. Он сам затруднился бы сказать, какие именно чувства её вызвали — смущение, обида или гнев. Слова, произнесенного Гюль, он не знал, но догадаться о смысле было нетрудно. На языке вертелось что-то вроде того, что у дона Хосе здесь целый сервиз. Альваро вовремя спохватился, что таким высказыванием выдал бы Марину, и покраснел ещё сильнее.

— Да вам лишь бы обвинить её! Сначала вы называли её отравительницей, теперь намекаете вообще бог весть на что! Странная любовь к кузине, дон Луис! 

- Я знаю вас не первый день, дон Альваро, - вздохнул Луис. - Донья Марина - красивая женщина. И я не удивлен, если вы увлеклись ею. Но помните, - он отпил из кружки. - Она еще очень юна, и ей легко вскружить голову. Не подавайте ей ложных надежд. Будем считать, что я вас предупредил и закончим этот разговор, - его тон стал ворчливым и почти капризным: - Это и тебя касается, Гюль.

Мавританка покорно склонила голову:

- Слушаю и повинуюсь, - но внимательный взгляд заметил бы упрямую складку меж ее бровей: - Так я пошлю Хончо на рынок?

- Почему бы и нет? - дон Луис вернул ей кружку. - От сыра и молока мне точно не станет хуже.

эпизод завершен

Отредактировано Луис де Толедо (2020-07-14 14:06:51)

+1


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Родные и близкие. 27 мая 1629 года, после полудня