Французский роман плаща и шпаги зарисовки на полях Дюма

Французский роман плаща и шпаги

Объявление

В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.

Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой.

Текущие игровые эпизоды:
Посланец или: Туда и обратно. Январь 1629 г., окрестности Женольяка: Пробирающийся в поместье Бондюранов отряд католиков попадает в плен.
Как брак с браком. Конец марта 1629 года: Мадлен Буше добирается до дома своего жениха, но так ли он рад ее видеть?
Обменяли хулигана. Осень 1622 года: Алехандро де Кабрера и Диего де Альба устраивают побег Адриану де Оньяте.

Текущие игровые эпизоды:
Приключения находятся сами. 17 сентября 1629 года: Эмили, не выходя из дома, помогает герцогине де Ларошфуко найти украденного сына.
Прошедшее и не произошедшее. Октябрь 1624 года, дорога на Ножан: Доминик Шере решает использовать своего друга, чтобы получить вести о своей семье.
Минуты тайного свиданья. Февраль 1619 года: Оказавшись в ловушке вместе с фаворитом папского легата, епископ Люсонский и Луи де Лавалетт ищут пути выбраться из нее и взобраться повыше.

Текущие игровые эпизоды:
Не ходите, дети, в Африку гулять. Июль 1616 года: Андре Мартен и Доминик Шере оказываются в плену.
Autre n'auray. Отхождение от плана не приветствуется. Май 1436 года: Потерпев унизительное поражение, г- н де Мильво придумывает новый план, осуществлять который предстоит его дочери.
У нас нет права на любовь. 10 марта 1629 года: Королева Анна утешает Месье после провала его плана.
Говорить легко удивительно тяжело. Конец октября 1629: Улаф и Кристина рассказывают г-же Оксеншерна о похищении ее дочери.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Части целого: От пролога к эпилогу » Несчастный безумец. Лето 1622 года, Эскуриал


Несчастный безумец. Лето 1622 года, Эскуриал

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

[nick]Косме Перес[/nick][status]актер[/status][icon]http://rb.foto.radikal.ru/0708/33/bdf97c17c96c.jpg[/icon]

После эпизода Линейный мат. Лето 1622 года, Мадрид

0

2

[nick]Косме Перес[/nick][status]актер[/status][icon]http://rb.foto.radikal.ru/0708/33/bdf97c17c96c.jpg[/icon]

- Только и слышно: «Косме, Косме…» Самый сладкий кусок – Косме, самую мягкую перину – Косме. Нет, чтоб о муже-кормильце позаботиться!
- Был кормилец да весь вышел! – мать устало вздыхает, поднимая глаза от шитья. – Ты помнишь, Перес, когда ты последний раз приносил домой хоть мараведи? Все на винище свое проклятое спускаешь! А ты не слушай, сынок, ешь-ешь.
- У меня горе… Я несчастный человек… У меня сгорела лавка… Со всем добром, – язык у отца уже заплетается, и Косме с сестрой опасливо опускают головы: если папаша вспомнил лавку – это дурной знак.
- Когда она сгорела? Десять лет назад! – мать в гневе отбрасывает сестрину юбку, которую чинила. – А ты все горюешь! Десять лет, Перес!
- Я весь в долгах!.. – вскидывается отец. – Что ты понимаешь, женщина?! Как ты вообще смеешь на меня кричать?!
На шее у него вздуваются жилы, и сестренка испуганно взвизгивает, зажимая рот ладошкой.
- Кто там пищит? Эти ублюдки? – отец переводит на Косме тяжелый взгляд: – А ты чего смотришь? Пойди сюда.
Косме кладет ложку, но с места не двигается.
- Пойди, пойди, – папашин голос вдруг становится ласковым, – отца надо слушаться.
Ага, такого не послушайся! Он с пьяных глаз однажды уже швырнул Косме о стену.
- Оставь его, Перес, он и так Богом обиженный…
- Цыц, женщина!
- Оставь моего сына! – мать вскакивает с лавки, но Косме встает, чтобы не злить отца.
- Твоего, конечно, твоего, – пьяно бубнит папаша. – У меня такой урод не мог родиться.
- Ну, завел старую песенку!
Мать машет рукой, но отец ее не слушает:
- Сними рубашку, – велит он Косме.
- Зачем? – на Косме всей одежонки – только эта рубашка, штаны прохудились еще в начале лета, а справить новые – грошей нет. Так и бегает в одной рубашке, благо тепло.
- Сними, сними, – отец хитро улыбается и вдруг больно щиплет Косме за грудь, когда тот раздевается: – Это что?
- Пусти, пусти ребенка, Перес, он же не виноват, – мать бросается Косме на выручку, сестра плачет со страху, но отец уже тянется за ножом.
- Как тот лекарь говорил: ошибка природы? Сейчас я эту ошибку живо исправлю!

***

Косме не помнил, как вырвался и выскочил на улицу – в чем мать родила – и далеко ли успел убежать от дома, прежде чем со всей силы боднул в живот какого-то сеньора.
- Что такое? Что у тебя стряслось, милая? Пожар?
Косме едва не взвыл от досады: «И тут – милая! Когда же это кончится-то?!»
А сеньор не унимался:
- Как тебя зовут, дитя?
- Косме Перес!  - Косме поднял голову и сердито повозил ладонью по лицу, размазывая слезы.
Сеньор отступил на шаг и, осмотрев его с головы до ног, хмыкнул:
- И правда, Косме… Так, что у тебя случилось, сынок?
- Известно что! – из окна дома напротив высунулась соседка, и Косме поспешно прикрыл одной рукой грудь, а другой – срам. – Старый Перес опять зенки залил и семью тиранит.
- Идем! – сеньор, больше ни о чем не спрашивая, взял Косме за плечо. – Покажешь, где ты живешь.
Косме украдкой посматривал на него, пока они шли: седой уже, но с выправкой военного и при шпаге. Такой папашу враз успокоит.
- У него нож, – все же решил предупредить мальчик, когда они пришли.
- И не таких видали! – сеньор подкрутил ус. – Постой здесь, Косме, не ходи, – и вошел в дом.
Косме простоял на улице с четверть часа, выслушивая едкие замечания соседской ребятни – про папашу, про мамашу и про себя самого – пока сердобольная жена старьевщика не вынесла ему какую-никакую одежу и не позвала в дом. Но тут выбежала мать – один глаз у нее почти заплыл – и увела Косме.
- Вы убили его, сеньор? – с порога спросил мальчик.
- Зачем убивать? – сеньор сидел на табурете посреди их комнатушки, а отец мирно похрапывал на лавке. – Проспится, еще прощения просить будет.
- Он лекарь, – торопливо зашептала мать. – И, кажется, хороший человек.

А сеньор стал задавать матери какие-то чудные вопросы: сколько беременностей у нее было, легко ли она носила Косме, не утруждалась ли сверх меры, и сразу ли поняли, что Косме – мальчик, когда он родился. Ну, точно лекарь!
Мать только ресницами хлопала: разве ж все упомнишь? Двенадцать лет прошло. Может, и перетрудилась – а как бабе не перетрудиться: и обстирай, и накорми, и в лавке весь день на ногах – у них тогда лавка была… Галантерея: иголки, булавки, кружева. Все пропало! Мать захлюпала носом. Сеньор лекарь покивал и оставил на столе рецепт мази от синяков и несколько мараведи.

А потом принялся за Косме – осматривал его, ощупывал со всех сторон, то и дело заставляя краснеть, велел наклоняться и приседать, ходить на цыпочках. И, наконец, объявил:
- Редкий случай! – пошептался с матерью и кивнул: – У меня есть для тебя место. Собирайся, сынок. Я уезжаю через два часа, буду ждать тебя на постоялом дворе у Йепеса. Опоздаешь – пеняй на себя.

Мать побежала по соседям, выпрашивать вещи – собирать сына в дорогу. Провожали его всей улицей – как какого-нибудь героя: «Наш малыш Косме едет к королевскому двору! Косме, Косме, разбогатеешь – смотри не зазнайся! Не забывай нас, Косме!»

Косме в новехонькой, почти целой куртке – заплатка на локте не в счет – сам чувствовал себя героем и даже красавцем: мать смочила ему волосы и завила кудри. Только на глаза все время наворачивались слезы…

Обо всем этом Косме Перес почему-то вспоминал, спеша через нескончаемую анфиладу комнат – настолько быстро, насколько позволяли приличия и его короткие ноги, сегодня обтянутые красными шелковыми чулками. Косме был модником и, одеваясь, крутился перед зеркалом по три часа, словно заправская кокетка. Но что взять с актера?
Он торопливо кланялся, прижимая шляпу к груди и отвечая на полушутливые приветствия знати: «Дон Косме, мое почтение!» – и на сердечные улыбки прислуги, помнившей его еще мальчишкой: «Как жизнь, Космико? Скоро новый спектакль?»
И едва не сшиб с ног юного Диегито де Аседо.
- Право, Косме, вы так бежите, словно за вами по пятам гонятся псы господни! – усмехнулся карлик, поправляя сбившуюся перевязь, на которой висела крошечная шпага.
- Умоляю, тише, дон Диего, тише. Они уже за углом, – Косме сделал страшные глаза и продолжил путь, не умеряя шага.

Наконец, достигнув своей цели, он отдышался и тихонько поскребся в дверь:
- Дон Педро, вы у себя? Позволите?

Отредактировано Провидение (2020-05-04 21:46:43)

+2

3

Косме повезло - тот, кого он искал, некий дон Педро Кальдерон де ла Барка-и-Барреда Гонсалес де Энао Руис де Бласко-и-Рианьо, был у себя, один и на стук отворил. На первый взгляд - самый обычный молодой человек, черноволосый и черноглазый, в меру привлекательный, одетый по моде, но просто, бесспорный идальго, но, неуловимо, не военный, скромный, но не застенчивый… При дворе его католического величества таких было превеликое множество - толпившихся, каждый сам по себе, в королевских приемных; гордо задиравших подбородок в свите любого мало-мальски успешного дворянина; терпеливо обивавших пороги разнообразных ведомств в надежде обзавестись службой или хотя бы выпросить подачку… Этому повезло, как показывала комната, в которую постучался Косме - не отдельная еще, дон Педро делил ее еще с одним дворянином из свиты дона Фернандо Альба, но все же комната в Эскуриале, не клоповья дыра в одном из многочисленных трактиров или постоялых дворов, процветавших в огромном количестве вокруг королевского дворца, не чердак и не сеновал.

- А, дон Косме, - полушутливо произнес он, отступая на шаг и пропуская своего посетителя в эту, столь вожделенную комнату, в которой он сейчас был, помимо всего, один. - Вы, конечно, принесли мне весть о моем назначении секретарем его величества и поэтому так возбуждены?

Горбун мог отдышаться и пригладить растрепавшиеся волосы, но румянец на его щеках еще не погас, и легкий полумрак, царивший за закрытыми против дневной жары ставнями, не мог его скрыть.

+2

4

[nick]Косме Перес[/nick][status]актер[/status][icon]http://rb.foto.radikal.ru/0708/33/bdf97c17c96c.jpg[/icon]

- Увы, увы, – глаза горбуна заблестели – верный знак, что шутку он оценил: – Я слышал, эта должность обещана маленькому Диегито. И он вряд ли от нее откажется.

Косме покружил по комнате и, попыхтев, уселся на краю стола, болтая ногами:
- Что поделать, он знатнее многих, и он забавен. Не всякий король может похвастаться, что у него есть… настольный секретарь, – актер внезапно нахлобучил шляпу на голову, задрал правое плечо к самому уху и удивительно точно изобразил крохотного гранда, скрипящего огромным пером по листу бумаги. – Но полно, – он отложил воображаемое перо и снова стал самим собой. – Я пришел не за этим, дон Педро. Я его видел, – горбун понизил голос до шепота. – И говорил с ним.

Веселье на лице его собеседника тут же уступило место живому любопытству, и молодой человек сделал порывистое движение, словно собирался сам кинуться к двери.

- Вам удалось?.. Где его держат?.. Он еще бредит?

За беспорядочными этими вопросами таилась, однако, вполне очевидная цель - не далее как накануне вечером двое молодых людей, актер и поэт, поддавшись обычному для придворных сборищ пристрастию к сплетням, заинтересовались прошлым и будущим несчастного безумца, и если узнать о первом дону Педро Кальдерону не составило особого труда, а второе было относительно очевидно, то промежуток между этими двумя оставался до последнего момента тайной от обоих - и именно он занимал их более всего. Ни тому, ни другому не случалось еще сталкиваться с истинным безумием, и оба жаждали заполнить этот пробел - возможно, по разным причинам.

- В южном крыле, – Косме задумчиво пожевал губами. – Там окна выходят на пруд, и довольно мрачно. Я беседовал с ним, – повторил он. – И знаете, дон Педро, мне кажется, он вовсе не такой безумец, каким его хотят выставить.

- Он бросается только на горбунов? - с нескрываемым сомнением отозвался дон Педро. - Видит только магометан? Вам, может, и безразлично, но любому иному мужчине… То есть… прошу прощения.

Вспыхнувший на его щеках румянец подтвердил искренность его извинений.

- Сегодня он выглядел и говорил вполне разумно. И очень сожалел о том, что произошло, – актер поправил свой воротник. – Быть может, я не целиком мужчина, дон Педро, – он положил руку на грудь. – Мне часто говорили, что сердце у меня – женское. Но это сердце, поверьте, разбирается в людях.

- Хотел бы я сказать то же самое, - отозвался Кальдерон, чтобы тут же с лукавым блеском в глазах добавить: - и верить в это. А еще больше - и не ошибаться.

Он выскользнул из своей мягкой домашней куртки с заплатками на локтях и снял с вешалки светло-серый камзол, украшенный недорогим галуном.

Косме мгновенно угадал намерение своего друга и легко соскочил со стола:
- Вы хотите увидеть его сами, не так ли? Идемте, дон Педро, и позвольте мне быть вашим Вергилием, раз уж на роль Беатриче я не гожусь.

+2

5

Обратный путь занял у Косме Переса намного дольше - и сам он уже не бежал, и остановки стали гораздо чаще, и только половине таковых он был обязан самому себе. Кальдерон, в отличие от актера, не был еще знаком дворцовой страже, и то один, то другой гвардеец многозначительно шевелил при их приближении своей алебардой, вынуждая обоих замедлять шаг и объясняться, выдумывая всякий раз новые шутки. Обойти гигантский дворец снаружи было бы, возможно, и быстрее, но только глупец отказался бы от возможности показаться во внутренних покоях и лишь многоопытный царедворец знал бы, какой путь короче. Ни Кальдерон, ни его самозваный Вергилий не были ни глупцами, ни царедворцами, и однако оба заметно оживились, выйдя из одной из боковых дверей Южного крыла в залитый солнцем сад.

- Прошу вас, держитесь ближе ко мне, друг мой, - пошутил Кальдерон, окидывая восхищенным взглядом многоцветные розовые кусты. - Вас примут за клумбу, а меня за садовника, и мы наконец доберемся.

По этой ли причине или по какой другой, никто не остановил их, и минуту спустя они, сойдя с посыпанной песком узкой дорожки, прошли между двумя клумбами тигровых лилий и остановились у полускрытого розовым кустом окна, чьи ставни были, в отличие от соседних, слегка приоткрыты, позволяя разглядеть решетку.

Обернувшись на миг на своего спутника, Кальдерон постучал по ставне костяшкой указательного пальца.

+2

6

Несколько минут из комнаты не доносилось ни звука, слышно было только, как гудят пчелы, вьющиеся над розами, да плещет рыба в пруду. Косме даже привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь, и испустил разочарованный вздох. Потом послышались медленные, неуверенные шаги, и чья-то ладонь коснулась решетки:

- Откройте ставни, – попросил хрипловатый голос. – Я не вижу вас, сеньор… Или сеньора?

Ставни отворились, и взору молодых людей предстало бледное осунувшееся лицо дона Луиса.
- Вы? – вздохнул он, узнавая кабальеро из свиты своего кузена. – Простите, сеньор, я не запомнил вашего имени…

- Дон Педро Кальдерон де ла Барка, - отозвался молодой человек после краткой заминки. - И я не успел назваться.

Не будучи ни актером, ни придворным, своим лицом он владел скверно, и видно было, что любопытно ему только самую малость больше чем неловко, а неловко ему до крайности.

- То есть тогда не успел, - уточнил он.

- Дон Луис де Толедо, – мрачно кивнул узник. – Хотя вы, наверное, знаете. Чем обязан, дон Педро? Вас привел Косме?
Горбун снова потянулся к окну, но не преуспел, и дону Луису была видна только его черная макушка.

Кальдерон чуть-чуть отодвинулся от окна, отводя при этом ставню чуть дальше - то ли пытаясь лучше осветить собеседника, то ли пользуясь этим как предлогом, чтобы увеличить расстояние между ними.

- Говорят, - сообщил он, - будто вы побывали в гареме самого турецкого султана и видели там самых красивых женщин на свете. Это правда? Что магометанские женщины несравненно прекраснее испанок? Если я сравню свою даму с ними, я ей польщу или наоборот?

Судя по закушенной губе, мысль, пришедшая ему в голову сразу же после этого вопроса, ему не понравилась.

Дон Луис неожиданно прижал пальцы к губам, скрывая улыбку, и глаза его весело заблестели:

- Значит, вас привело ко мне любопытство, дон Педро? Я вас разочарую: ни в гареме турецкого султана, ни даже в гареме Алжирского паши я не бывал. А женщины у турок, как и везде: бывают красавицы, бывают уродины.

Любопытство на лице Кальдерона боролось с неловкостью - и снова победило:

- Но вы в самом деле были в гареме? То, что говорят… - и ему снова не удалось скрыть отвращение, - правда?

Косме изо всех сил потянул дона Педро за полу камзола, рискуя оборвать галун, но дон Луис даже не вздрогнул:

- Был. Ваше любопытство удовлетворено, сеньор? Или вы желаете знать подробности? Извольте…
- Не надо!.. – пискнул горбун, задирая голову. – Не надо, и простите нас, дон Луис…
- Я не в обиде, – медленно проговорил узник. – Я понимаю, всем интересно. На меня теперь будут приходить посмотреть, как на зверя в клетке. Не вы первые, сеньоры, и не вы последние, – улыбка его сделалась горькой.

Кальдерон снова попятился, высвобождая полу своего камзола из рук горбуна и смущенно отводя глаза, но ставню не отпустил.

- Я прошу прощения, если я невольно задел вас, - сказал он. - Я… я пришел не из праздного любопытства, и не посмотреть, а спросить. Простите, что потревожил.

Если в его извинениях и слышалась искренность, то во всем остальном он так же явно покривил душой, и отступать дальше он, вопреки своим словам, не спешил.

Дон Луис долго смотрел на молодого человека и, наконец, вздохнул:
- Не уходите. Спрашивайте еще... Обо всем, о чем хотите. Мне страшно одиноко, на самом деле...

Кальдерон смутился еще больше, но с места не сдвинулся, и на его подвижном лице очевидно смешивались неутоленное любопытство и неловкость, вызванная, скорее всего, осознанием необходимости следить за своими манерами.

- Оставьте, - нетерпеливо бросил он Косме и снова обратился к дону Луису: - То есть это неправда? Вы…

Он замялся, подбирая слова, но его взгляд красноречиво сместился куда-то под мраморный подоконник, чтобы затем снова дернуться вверх, скользнуть по лицу собеседника и остановиться на второй ставне, закрытой.

- О вас говорят много дурного, - добавил он и тут же пояснил: - Разные… разные люди.

- Мой кузен, например? - дон Луис дотронулся до подбородка и отнял руку, ощутив под пальцами колючки щетины.
Лакей, которого к нему приставили, даже побрить его толком не смог, хорошо хоть не порезал - так у бедняги тряслись руки. И бритву унес, не доверив сеньору самому завершить утренний туалет.

- Есть разные евнухи, дон Педро, - Луис вновь улыбнулся, проследив за взглядом своего собеседника. - Есть такие, как... как Косме...
- Я не..! - возмущенно начал горбун, но осекся на полуслове.
- А есть такие, как я, - закончил Луис со вздохом.

+2

7

Взгляд Кальдерона, внезапно багрово покрасневшего, задержался на руке дона Луиса, и новая тень отвращения легла на его лицо, но, надо отдать ему должное, исчезла почти мгновенно, сменившись не вполне естественной улыбкой.

- Дон Фернандо, - с усилием произнес он, - не… не сплетничает. П-простите. Но люди… болтают. Врут. П-придумывают.

Ложь явно давалась ему плохо - почти так же плохо, как вежливость, хотя любой, кто знал его близко, с охотой подтвердил бы, что хорошим манерам его учили. И от дальнейших попыток вести эту омерзительную пародию на светскую беседу он отказался с нескрываемым облегчением:

- Косме, кстати, тоже придумывает, а правду не знает никто.

Азарт, блеснувший в его взгляде, помешал ему скрыть свои мысли.

- А что придумывает наш малыш Косме? - заинтересованно спросил дон Луис.
Теперь настала очередь горбуна краснеть и мяться:

- Я сказал дону Педро, что... что не считаю вас безумцем, ваша милость, - наконец, вымолвил он.

- А! - Луис снова улыбнулся. - В таком случае дон Педро прав: правды не знает никто. Даже я сам.

Актер выпучил глаза и ошарашенно уставился на узника за решеткой.

Кальдерон сумел промолчать во время этого диалога, но далось ему это, как мог видеть всякий, с трудом, и ответ Косме явно был не тем, что он ожидал.

- Но как же?.. - в голосе его прозвучала нескрываемая растерянность. - Каждый знает, в своем ли он уме! А если…

Вновь проснувшиеся хорошие манеры, не иначе, помешали ему закончить.

Дон Луис почти прижался щекой к решетке:

- Скажи я вам, что совершенно здоров, и разум мой ясен, как никогда, вы бы мне поверили? - он вздохнул и отступил на полшага: - Любой безумец скажет вам, что мир вокруг сошел с ума, и лишь он один мыслит здраво... - молодой человек покачал головой. - А я... я теперь не знаю, могу ли доверять своим глазам и ушам...

- Вы сомневаетесь, что мы тут? - недоверчиво переспросил Кальдерон, который, шарахнувшись, когда дон Луис придвинулся к решетке, шагнул навстречу, когда тот отступил. - А?..

Он осекся, получив, наконец, возможность заглянуть в комнату - пустую, если не считать лежавшего в углу тюфяка - и окинул собеседника уже совершенно иным взглядом, чуть дольше приличного задержавшимся на его поясе.

- А мир не сошел с ума?

Вместе с тяжелым ароматом роз летний ветерок принес звук женских голосов, и Кальдерон бросил через плечо быстрый взгляд, из напряженного вмиг ставший раздраженным.

+2

8

- Нет, конечно, – узник нервно поморщился, – но… Боюсь я не сумею вам объяснить, – он вздохнул и умолк, тоже услышав женские голоса.

Горбун завертелся на месте, снова привстал на цыпочки, бросил на друга вопросительный взгляд:
- Занять дам? – и, не дожидаясь ответа, покатился на своих коротких ногах куда-то в сторону пруда. Издали казалось, будто его шляпа сама собой парит в воздухе, над розовыми кустами.

Лишившись друга, Кальдерон, казалось, утратил и некоторую часть уверенности, и взгляд его, задержавшись снова на поясе узника, словно за прошедшее время там могла возникнуть шпага или, на худой конец, кинжал, снова вернулся к лицу дона Луиса, но не поднялся выше его подбородка.

- Если вы сами считаете себя безумцем… - начал он и поднял все же глаза, явно ожидая, что продолжать не придется.

- Я… я сам уже окончательно запутался… – Луис тоже опустил глаза. – Вы же видели, дон Педро, тогда во дворе…

Шляпа Косме на миг пропала из виду, и тут же раздалось женское аханье и веселый смех: горбуна в Эскуриале всегда любили, и время ничего не изменило…

- Дон Педро? - повторил Кальдерон, но тут же спохватился: - Ваш дядя! Он… Что - дон Педро?

- Дядя? - Луис изумленно поднял брови. - Он-то тут при чем? Вы видели, как я набросился на беднягу Косме? Вы же были тогда во дворе... Хотя... дядя... может, вы и правы... - он потер лоб, точно слова дона Педро натолкнули его на интересную мысль. Речь его сделалась бессвязной, и он и впрямь производил сейчас впечатление не вполне здорового человека. 

Женские голоса и смех зазвучали ближе, и дон Луис внезапно предложил:
- Вы бы не хотели зайти ко мне, дон Педро? Разговаривать через решетку малоприятно.

Кальдерон замер, отводя глаза и закусив верхнюю губу, а затем оглянулся туда, где сквозь деревья и кусты просвечивали яркие цвета женских платьев и откуда доносились голоса и смех.

- Да, но… - неловкость его была очевидна, - я не найду ваши комнаты, дон Луис. Может, когда Косме вернется… Но вы сказали, - оживившись, он шагнул ближе к окну, - тогда во дворе вы… Вы были тогда безумны? То есть…

Он снова смешался, явно не находя пристойных объяснений столь бестактному вопросу.

- Я и сам не знаю, - узник потеряно огляделся вокруг. - Чем еще можно объяснить мой поступок, как не помрачением рассудка? Я... последние дни я был словно не в себе... А после разговора с Нанди… с доном Фернандо... - Луис вяло махнул рукой. - Да что там, вы сами видели... Я боюсь, - начал он, но не договорил, потому что из кустов вдруг вынырнула взлохмаченная голова Косме:

- Я от них сбежал, - горбун скорчил жалобную мину, стряхнул с рукава розовый лепесток и принялся обмахиваться шляпой: - Женщины!

Выглядел он при этом так уморительно, что Луис едва не рассмеялся, забыв о своих страхах.

+2

9

Кальдерон поперхнулся смешком.

- Вы похожи на монаха, проснувшегося в борделе, - сообщил он, - в тот момент, когда он нашел, наконец, выход и выбежал на улицу. И…

Закончить ему было не суждено - на дорожку выплыли две дамы в широких как колокол юбках. Обе были молоды и умеренно хороши собой, но младшая из них, кудрявая брюнетка, была, несомненно, госпожой, а другая, русая толстушка, ее компаньонкой.

- Косме! - пропела вторая и, обнаружив перед собой не только актера, но и двух молодых людей, одного в окне, другого перед окном, залилась алым румянцем. - П-прошу п-прощения, сеньоры…

Она сделала шаг назад, словно собиралась спасаться бегством, и наткнулась на свою подругу, которая также была принуждена отпрянуть.

- Умоляю, не бойтесь нас! - быстро воскликнул дон Педро. - Клянусь честью, мы не опаснее котенка… или вон, Косме!

Обе дамы заливисто рассмеялись, и младшая потянула за мантилью, прикрывая ей нижнюю половину лица, так что видны остались только сияющие лукавством черные глаза. Что-то неуловимое - то ли в ее снисходительном взгляде, то ли в высокомерном повороте головы - ясно показывало, что двух собеседников она оценила и сочла не заслуживающим ни опаски, ни почтения: один браслет на ее узком запястье стоил больше, чем все, что было надето на них обоих.

- Нам сказали, - заговорщицким тоном произнесла она, - будто бы нашему дону Косме нашли…

- Донья Ана! - шепотом воскликнула ее спутница.

- Ах! - легкий взмах руки был ей ответом, но сказала она все-таки иное: - Сколь хорошо вы знаете дворец, дон?..

- Дон Педро Кальдерон де ла Барка, - живо отозвался Кальдерон. - Увы, не знаю вовсе.

Донья Ана обратила вопросительный взгляд на дона Луиса.

- Я когда-то знал, и неплохо, - дон Луис поклонился, пряча улыбку. - Но я давно не бывал здесь.

- Где-то поблизости… - голос дамы сделался рассчитанно беспомощным, - где-то в Южном крыле, нам сказали…

- Ошиблись, - с неожиданной резкостью перебил Кальдерон. - Это не тут, это…

Также замявшись, он взглянул на Косме.

- В монастыре, - театральным шепотом откликнулся тот и закивал: - Где же еще?

Дамы переглянулись с очевидным сомнением.

- В усыпальницу инфантов как-то не по чину, - развил мысль дон Педро, - в залу гниения рановато…

- Вы смеетесь над нами! - вскричала толстушка с очевидным облегчением, но ее госпожа негодующе сдвинула тонкие, словно вычерченные пером брови.

- Достойные кабальеро, как видно, ожидают награды за то, что укажут дорогу!

- О да, - сквозь зубы откликнулся Кальдерон, - какой же награды может ожидать бедный идальго от прекрасной дамы?

- Решетка! - ахнула внезапно ее спутница, совсем по-деревенски тыча пальцем в окно позади дона Педро. - Ах!

Подхватив юбки, дамы обратились в бегство, но не прежде чем все трое мужчин успели заметить румянец на щеках доньи Аны - смущенный или оскорбленный, угадать было невозможно.

+2

10

Дон Луис спрятал лицо в ладонях, совершенно некуртуазно давясь смехом.

- В усыпальнице, значит? - наконец, вздохнул он, утирая глаза. - Мои аплодисменты, дон Косме! Изящная месть!.. Но, вот что, сеньоры, - он оперся обеими руками о подоконник, - я приглашаю вас в гости. В саду становится слишком людно, да и я, по правде, устал стоять столбом.

- Конечно, благодарю вас, то есть извините, - в глазах дона Педро заплескалось веселье. - Косме, прошу вас! Нам прямая дорога…

Разобрать за последовавшим затем хохотом продолжение, "в монастырь", было уже невозможно, но когда, пять минут спустя, они подошли к нужной им двери, всякий след веселости исчез с лица дона Педро - ручка провернулась легко, но дверь не открылась. Еще четвертью часа позже, когда, отыскав смотрителя этих покоев и за умеренную мзду получив у него ключ, они вернулись снова, молодой человек был уже на грани бешенства.

- Тысяча извинений, дон Луис, - произнес он, едва переступив через порог, - мы непростительно задержались, но клянусь, не по нашей вине.

- Не извиняйтесь, сеньоры, это в самом деле не ваша вина, - узник, ждавший их у двери, шагнул в сторону: - Прошу! И простите за скромное убранство, - вздохнул он, указывая на голые стены. Отсюда, похоже, вынесли все, что можно было бы использовать как оружие. Да и вообще - все.

- Право… - Кальдерон вступил в широкую полосу света, протянувшуюся от окна к двери, и видна стала оплетенная соломой бутыль, зажатая в его свободной руке. - Мы позволили себе… К сожалению, с посудой вышло не очень…

- Крепкое? - в раздумье покачал головой дон Луис.

- "Вино святого", - Кальдерон поднял на него преисполненный нового сомнения взгляд.

- Я почти не пью, - Луис виновато потупился. - Только разбавленное. А этот чурбан, которому велели меня стеречь, не оставил мне даже кувшина с водой. Кувшин, мол, можно разбить и кружку - тоже. Мне приходится подолгу звать его, если я захочу напиться... Но... вы мои гости, - он поднял голову, и на его щеках отчего-то вспыхнул румянец. - Сегодня я буду пить то же, что и вы. Проходите же, дон Педро, Косме!

Кальдерон пробурчал ругательство и дернулся было к двери, но, сообразив, как видно, что это можно было расценить и как бегство, остановился.

- Если донья Ана вернется, - с натужной веселостью пообещал он, - попросим ее принести кувшин воды из фонтана. Или нет, тут же решетка! Как там было?..

        В окне решетка лучше чем гранит
        Могильных плит супруги честь хранит.

Извините, - спохватился он, - надеюсь, вы поверите, что это не мое?

Дон Луис пожал плечами:
- А вы поэт, дон Педро?

- Еще какой! - отозвался вместо Кальдерона Косме, все это время решавший непосильную задачу: как бы забраться на мраморный подоконник, чтобы не смотреть на своих собеседников снизу вверх.

- Дон Лопе... - горбун подтянулся на руках и, наконец, устроился, нахохлившись, как курица на насесте: - дон Лопе прочит ему большое будущее и советует попробовать свои силы в театре.

- Мне повезло оказаться первым на празднике Сан-Исидро пару лет назад, - с показной скромностью добавил Кальдерон и, не найдя, похоже, лучшего места для ключа, сунул его за отворот рукава, едва не расплескав при этом бутылку. - И с тех пор дон Лопе был незаслуженно добр ко мне. Ах, черт!

В оставленную ими открытой ставню заглядывало теперь не только солнце, но и вихрастый мальчишка-паж, который при этом восклицании тотчас исчез из виду.

Косме засвистел вслед убегающему пажу, переполошив голубей, лениво ковылявших по дорожке, и обернулся к Кальдерону:

- Не скромничайте, мой друг. Дон Лопе скуп на похвалу, вы сами знаете. И если он вас заметил - это о многом говорит.

- Признаться, я никогда не писал стихов, - улыбнулся дон Луис, опускаясь на тюфяк и делая приглашающий жест: - Даже в юности. Но театр люблю. То есть любил... давно, до плена, - он было понурился и вдруг снова оживился: - А у магометан есть кукольные представления, вроде наших.* К нам однажды приезжал кукловод...

Он осекся и прикусил губу: столь неприкрытое восхищение турецкими забавами не подобало христианину.

*

Кукловоды и кукольные спектакли дважды упоминаются в произведениях Сервантеса. Они были популярны в Испании уже а XVI в.

Отредактировано Луис де Толедо (2020-05-12 01:35:55)

+2

11

Ларошфуко не успел еще съязвить, что от похвалы отказывается тот, кто желает, чтобы его похвалили дважды, и опущенный взгляд Кальдерона и его смущенное "Нет-нет, он слишком добр" могли еще сойти за скромность. Впрочем, быстрота, с которой он ухватился за перемену темы, указывала на то, что его сомнения об истинных чувствах Великого Феникса могли быть непритворными:

- У них есть куклы? А как же я слышал, что им запрещены вино, театр и женщины - все, что радует сердце? Даже картины и музыка?

Он поставил бутыль на пол рядом с тюфяком дона Луиса и с видом ярмарочного фокусника извлек из-за пазухи дешевую кружку.

- Косме, ну докажите же, что у вас под курткой не грудь столь странной формы.

- Я поищу, дон Педро. Вдруг на мне что-нибудь да выросло? - актер с глубокомысленным видом запустил руку под камзол и впрямь стал искать что-то, сперва на груди, потом на животе, и даже на спине, пока не выудил кружку - точь-в-точь такую же, как у его друга: - Больше нет, - вздохнул он и улыбнулся: - Неурожай нынче на посуду! Кто будет пить из горлышка?

Луис, следивший за этой пантомимой, сдерживая смех, взглянул на Кальдерона.

- Разумеется, я, - отозвался Кальдерон после краткой запинки, - и как владелец бутылки, и как самый мучимый жаждой из всех нас. Я жажду пить… из гóрла… о, да это ямб! Нет, гм… только если я дикий тигр, жаждущий разорвать горло своей жертве и напиться из него горячей крови… Я выпить нынче жажду из горлá! Вот!

Под эти речи он наполнил первую кружку и с поклоном протянул ее дону Луису.

Луис также с поклоном принял кружку, но пить не спешил, ожидая, пока Кальдерон наполнит кружку Косме. А после кивнул:

- Ваше здоровье, сеньоры! - и, пригубив напиток, улыбнулся: - Турки весьма охочи до развлечений, дон Педро. Да, их женщины редко появляются в обществе, но в остальном - музыка, танцы, - он на миг опустил глаза, - и театр им совсем не чужды. А их Рамадан! Это точь-в-точь наш карнавал. На улицах устраивают целые шествия: дети с маленькими щитами и мечами, пляшущие мореску, и на каждом углу - жонглеры и фокусники.

Смех, искрившийся в глазах Кальдерона, погас, и он поспешно отвел взгляд, как вежливый человек, безуспешно пытающийся не выдать перемену чувств.

- Ваше здоровье, дон Луис, - торопливо проговорил он и, отступив на несколько шагов, присел на корточки у стены слева от окна, опираясь на нее спиной.

+2

12

На бледном лице дона Луиса вновь проступил легкий румянец - то ли от вина (хотя выпил он всего-ничего), то ли от воспоминаний.

Но, когда дон Педро не принял его приглашение сесть рядом, он заметно смутился, и голос его сделался тусклым и усталым, как у человека, вынужденного раз за разом повторять одно и то же:

- Впрочем, я никогда не принимал участия в этих праздненствах... - он поставил кружку на пол, у своих ног.

Косме покивал, занятый какими-то своими мыслями, и отпил вина:

- Красивый праздник...

Кальдерон уставился на актера во все глаза, явно и думать забыв о доне Луисе, и бутылка, которую он не успел поднести к губам, опасно накренилась в его руке.

- Вы побывали… там? Когда? Вы никогда не говорили!

Летняя жара, похоже, не служила помехой для любопытствующих - из сада снова донеслись голоса, на сей раз, мужские.

- Бог с Вами! - горбун покосился через плечо и соскользнул с подоконника. - Нигде я не был. -  он отодвинулся от окна и перешел на шепот: - Я видел это ребенком. У нас почти вся улица праздновала. Не с таким размахом, конечно. Но плясали по ночам. И пели, и за стол звали - без разбора, мориск ты или добрый католик.

На подвижном лице Кальдерона отразилось откровенное облегчение, и он отпил глоток из бутылки и отсалютовал актеру. Если он и считал, что это были опасные воспоминания, то предостережение в любом случае было разумнее отложить на потом.

- Сколь странным представляется мне, что люди могут праздновать и радоваться жизни, будучи обречены на вечные муки. Особенно здесь, где они об этом знают - ведь невозможно же жить в Испании и не знать?..

Дон Луис покачал головой, а Косме приподнял кружку в ответном салюте:

- Мы не вдавались тогда в такие тонкие материи, друг мой. Мне в детстве постоянно хотелось есть, и я радовался уже тому, что меня угощают даром и от чистого сердца. И то, каким богам молятся наши соседи, занимало меня куда меньше, чем пирожки с начинкой с их стола.

- Не думаю, что вашей душе угрожала эта начинка, - засмеялся Кальдерон. - Но если бы кто-то из них захотел… захотел…

Смутившись, он снова поднес бутылку ко рту.

- О да! - актер рассмеялся в ответ. - Она угрожала только моему желудку, - он похлопал себя по животу. - Да и то лишь однажды, когда я объелся так, что не смог выбраться из-за стола... А чего они могли от меня захотеть?.. - горбун удивленно посмотрел на  Кальдерона и, заметив его смущение, потупился: - Ах, вы об этом... Дурные люди встречаются везде, дон Педро...   И в бедняцких лачугах, и в дворцовых покоях...

При этих словах дон Луис побагровел и так поспешно схватил свою кружку, что едва не расплескал вино.

- Я не… я не об этом! - поспешно возразил Кальдерон. - Я хотел сказать… я не то имел в виду, но это слово… Но дурные люди… да. Да, везде.

Он глянул невольно на дона Луиса и тут же отвел взгляд.

- Простите, Косме, - сдавленно проговорил узник, не поднимая глаз. - Если бы я только знал!.. Если бы я догадался... Вам досталось из-за меня... А я... я... Почему вы не сказали?..

- Полноте, дон Луис, - горбун пересек комнату семенящим шагом и присел на край тюфяка: - Я и думать об этом забыл. Право, мне даже неловко...

Дон Луис повернул голову, откинул со лба растрепавшиеся волосы и встретил внимательный, цепкий взгляд Косме.

- Не надо, - с нажимом попросил тот. - Не вините себя. Вы ведь не ожидали увидеть турка во дворе Эскуриала?

- И правда... - Луис медленно кивнул. - Правда, это было очень неожиданно, сеньоры!

- Вот, - актер улыбнулся, и морщинка, перерезавшая его лоб, разгладилась. - Это я должен просить прощения, что напугал вас... А если мы друг друга простили, - Косме поднял кружку, - то не выпить ли нам по этому поводу?

Отредактировано Луис де Толедо (2020-05-18 11:48:11)

+2

13

- С превеликим удовольствием, - поддержал Кальдерон, слушавший этот обмен любезностями с плохо скрытой растерянностью, которая к концу его сменилась пониманием, и снова припал к бутылке. - Я и сам не сразу понял… Ах, Косме, вы величайший из актеров, если вам верят в жизни… То есть, прошу прощения, я не имел в виду… я не имел в виду ничего дурного.

Вскочив, он подошел к окну - как раз вовремя, чтобы внезапно оказаться лицом к лицу с шарахнувшимся от него толстяком в неприметной серой одежде одного из мелких дворцовых служителей - может, писцом, может, третьим помощником кастеляна.

- Что это здесь за существо! - прорычал он, на ходу переиначивая бессмертные строки своего учителя. - Здесь рыщет турок, кабальеро,
Я не дозволю браконьеру
В лесу охотиться его.
Так по добру да по здорову
Ступайте прочь!

Последние слова он прокричал уже в спину стремительно удалявшемуся толстяку.

Косме заулыбался, и дон Луис тоже, хотя его улыбка вышла грустной:

- Надо посоветовать дядюшке брать деньги с этих зевак. Хоть какая-то польза...

Кальдерон дернул головой как лошадь, которой мешают удила, и, обернувшись снова к окну, предпринял безуспешную попытку просунуть руку через решетку и закрыть ставню.

- Но это омерзительно, - возмутился он. - Это… Послушайте!

Стремительно шагнув навстречу собутыльникам, он похлопал свободной рукой по рукаву, где спрятал ключ, и указал на дверь горлышком бутылки.

- Почему бы нам не выпить в другом месте?

- В другом месте? - переспросил дон Луис, словно не веря своим ушам.
- Ну да, - поддержал Кальдерона Косме, - здесь слишком людно.

- А у меня в комнате есть стулья, - Кальдерон прервался, потряс над раскрытым ртом опустевшую бутылку и разочарованно опустил руку. - И по дороге можно захватить еще вина.

Последние слова он произнес уже с некоторой неуверенностью, но почти сразу приободрился:

- Это будет забавно - да еще оставить дверь открытой!

+2

14

- А, правда... - откликнулся узник.
Его голос все еще звучал нерешительно, но за этой нерешительностью уже слышались озорные нотки.

- Идемте?.. - дон Луис поднялся на ноги и тут же снова засомневался: - А мой сторож?.. Он... он нас не остановит?

Если Кальдерона тоже тревожили возможные последствия, то, судя по первому его инстинктивному движению, вмешательство сторожа не входило в их число:

- Пусть только попробует!

Шпаги у него на поясе, как тут же выяснилось, не было, но и это обстоятельство, сколь бы прискорбно оно ни было, не помешало ему распахнуть дверь и жестом пригласить хозяина комнаты выйти первым.

Дон Луис затоптался на месте, точно уже был готов раскаяться в своем решении, и Косме, выглянул за дверь первым:
- Путь свободен, - прошептал он, обернувшись. - Ну, мы идем? Или Вы хотите дождаться сторожа и спросить у него разрешения, дон Луис?

- Идем, - наконец, решился узник и шагнул следом за горбуном.

Первую часть пути, пролегавшую по Южному крылу, поэт оглядывался чаще, чем было бы естественно для человека, не слишком хорошо знающего дорогу в свои покои, но никто за ними не гнался, а в саду Кальдерон оглядываться перестал, но начал озираться, явно сомневаясь в своей памяти. По счастью, в роли Вергилия - как, впрочем, и в ролях носильщика кружек и покупателя вина - Косме выступил со свойственным ему блеском, и до комнаты Кальдерона, где этот последний извлек из сундука еще одну кружку, молодые люди добрались в том же составе.

- Прошу вас, дон Луис, - спохватившись, Кальдерон указал своему гостю на стул - единственный из трех, свободный от одежды. - Вспомним же, что мы добрые христиане, чьи обычаи требуют держать зад подальше от пола! Косме…

Сняв со второго стула домашнюю куртку, он небрежно швырнул ее на кровать, промахнулся и пошел подбирать ее снова.

Косме, поставив кружки и бутылку на стол, влез на стул с ногами и уселся на спинку, воскликнув:

- Вот теперь мой зад в полной безопасности! - покачнулся, рискуя упасть, - и лишь затем сел так, как полагается в приличном обществе.

Дон Луис последовал его примеру - конечно, без таких кривляний - и откинулся на спинку, наслаждаясь кратким мигом свободы.

- Как думаете, сеньоры, что будет, когда наша шалость откроется?

Кальдерон снова наполнил кружки и уселся на единственное оставшееся место - на кровать.

- Смотритель пойдет к Косме, - отозвался он без малейшей запинки как человек, успевший поразмыслить на эту тему. - Я тоже ему назвался, но он мог и забыть, а Косме все знают, и его можно еще спросить, что я за птица и можно ли ко мне идти ругаться или надо сперва запастись поддержкой. Косме не будет, разве что он научился раздваиваться, и его станут искать и в конце концов найдут, потому что его всегда замечают. Но полчаса, думаю, у нас точно есть.

- Полчаса свободы - не так мало для человека, проведшего в плену десять лет, - дон Луис дотянулся до кружки на столе и пригубил вино. - О чем еще вам рассказать, сеньоры?

+2

15

Кальдерон пожал плечами и отхлебнул глоток, но видно было, что на дона Луиса он старается не смотреть.

- Десять лет, - повторил он. - И… и вас опять заперли. Это…

Не закончив, он повернул голову к Косме, как если бы ожидал услышать от него слово, которого ему не хватало.

Косме наморщил нос и зябко повел плечами:
- Это гнусно, сеньоры, вот что я вам скажу.

Дон Луис слабо улыбнулся и снова поднес кружку ко рту:

- Не более гнусно, чем бросить мальчишку среди мавров и уплыть.

Кальдерон недоверчиво уставился на молодого человека.

- Вас… так бросили?

Переменившееся выражение его лица свидетельствовало, что ему пришла в голову какая-то мысль и что мысль эта ему неприятна.

Дон Луис внимательно посмотрел на Кальдерона и поставил кружку на стол.

- Вы думаете, что я пьян. Пьян или несу бред, - сказано это было, впрочем, без малейшей обиды.

- Вовсе нет! - возмутился поэт. - Нет, я… я подумал… То, что вы говорите, это… это несправедливо. Потому что… ну, письма не доходят, бывает, и о выкупе не всегда… не всегда выходит договориться, я точно знаю, мне рассказывали. И я понимаю, что кажется, что тебя все бросили, но это не так - потому что иногда просто не знают или денег нет, но это же не про вас?.. Но просто люди… такие же пленники, как вы, когда они возвращаются… У меня есть один знакомый, я попробовал его спросить, он сказал, что все забыл. Но это было только два года назад! Не хотел вспоминать. Вот.

Он приложился к кружке, на сей раз надолго, явно пытаясь скрыть смущение от своей внезапной многоречивости.

+2

16

- Полно, - дон Луис вновь улыбнулся. - Мне самому иногда кажется, что я брежу. Потому что не мог... Мой дядя, мой самый близкий родственник - не мог так со мной поступить. Я все надеялся, что это какая-то чудовищная ошибка, что за мной вернутся... - он сам заметил, что говорит сбивчиво, и потупил глаза: - Не вернулись. Мои товарищи оставили меня в мавританском селении. Ушли, пока я разговаривал с торговцами. И не вернулись.

Кальдерон смотрел на него во все глаза.

- Ваш дядя… оставил вас?.. Там? Ваш дядя? А остальные?

- Меня оставили солдаты, с которыми я сошел на берег, - отчеканил дон Луис, словно все еще пытаясь оправдать дона Педро де Толедо. - Это все, что я знаю. А дядя... - молодой человек внезапно перебил самого себя: - В тот же вечер мавры  приставили ко мне охрану. Я уже тогда здорово струсил, но старался не подавать виду. А когда на другое утро за мной не пришли, они меня продали купцу, державшему путь в Тунис. Даже если меня искали, было слишком поздно.

Косме, задумавшись, раскачивался на стуле:

- Он не мог не знать. Не мог не догадываться. Ваш дядя...

Кальдерон потряс головой, как человек, просыпающийся от кошмара, и на его лице снова проступило сомнение.

- Но подождите! Солдаты!.. Они же… Не могли же они вас потерять? В смысле… Они же должны были как-то объяснить?.. Что вас… А! - Он кивнул самому себе. - Сказали, что вас убили мавры, да? Но…

Недоумение на его выразительном лице стало таким явным, что он, похоже, и сам осознав это, смутился снова и пробормотал что-то невнятное о том, что ну, люди же… он хочет верить в людей.

Дон Луис поднял ресницы, и взгляд его был печальным:

- Мне тоже хотелось верить в людей... - он попросил Косме передать ему кружку и вздохнул:

- Не знаю, как они объяснили мое исчезновение, но факт остается фактом: две недели спустя я оказался в Бизерте, на невольничьем рынке.

- Он не мог не знать, - пробормотал Кальдерон и даже не заметил, похоже, что слово в слово повторил то, что сказал Косме. - Вы не могли… Он должен был… И что теперь?

Этот вопрос он почти выкрикнул и тут же всплеснул руками, явно смутившись от своей горячности.

- Простите! Но… Это какое-то безумие. Он был капитаном корабля? И никто?.. И все?.. все промолчали? Боже мой, это омерзительно.

- Что теперь делать? - переспросил дон Луис, смакуя вино. - Смириться, наверное...

Косме недовольно насупился, но вслух ничего не сказал.

+2

17

- Смириться? - возмущенно повторил Кальдерон. - Быть признанным безумцем, всю жизнь провести под замком? Это то, чего вы хотите, дон Луис? Это то, чем вы будете довольны? Это то, чего заслуживает идальго? Тогда вы и впрямь…

Он осекся, а затем отставил пустую бутылку и негромко, неторопливо, взвешивая каждое слово, закончил:

- Тогда вас и впрямь лишили в плену всего, что делает мужчину мужчиной.

Дон Луис, похоже, ничуть не рассердился. Он, улыбаясь, поглядел на молодого человека, потом на опустевшую бутылку и хмыкнул:

- Возможно, вы и правы, дон Педро, - он допил вино, отдал кружку Косме и скрестил руки на груди.

- Поначалу я пытался умереть. Там... в плену. Долго и с упорством, достойным лучшего применения. А после, устав от бесплодных попыток, просто начал жить. И знаете, даже находил какое-то удовольствие в этой собачьей жизни... Да, вы, определенно, правы, дон Педро, - Луис пожевал губами, - я трус. Я хочу жить. И поверьте, мне есть ради кого...

Косме выпучил глаза, надул щеки и принялся жонглировать кружкой, словно это была не кружка, а раскаленный уголь, поймал ее, наконец, и восхищенно вздохнул:

- Даже так...

Кальдерон, поначалу только таращившийся на дона Луиса, наконец снова обрел дар речи:

- Ради кого гнить за решеткой? - возмутился он. - Ради вашего дяди, что ли? Вам нравится, когда с вами так обращаются?

Друзья поэта, знавшие его лучше чем Косме, в этот момент если бы не онемели от ужаса, то принялись бы хором уговаривать поэта немного пройтись, глазами также указывая друг другу на пустую бутылку и умоляя взглядами дона Луиса о снисходительности, которую он до сих пор проявлял.

Дон Луис ответил Кальдерону не менее удивленным взглядом, а потом вдруг рассмеялся:

- Дядя? Помилуйте, я вовсе не питаю к нему столь нежных чувств! Да-а... - он покачал головой и вздохнул.

- Мне кажется, друг мой, тут дело в даме... - шепнул Косме, прикрывая рот ладонью.

- Глупости, - отмахнулся от него Кальдерон, не вполне, похоже, осознавая, сколь оскорбительна может быть подобная уверенность - или, быть может, считая, что она заденет только дона Луиса. - Вы готовы жить так?.. так… - не находя слов, он махнул рукой. - Кто бы это ни был, он будет презирать вас за это.

+1

18

- Она пропадет одна в Испании... - тихо проговорил дон Луис.

Он снова поднял голову и теперь смотрел на поэта, не отводя глаз:
- Евнух, влюбленный в женщину... Смешно, правда?

Кальдерон ответил неуверенным смешком, но затем взглянул пристальней и тут же отвел глаза.

- Любовь - лучший христианин во всей Испании, - неловко пошутил он, - она как смерть - не знает различий между людьми. И я тоже любил, сеньоры, и это тоже было смешно.

Горбун отставил кружку и сложил пальцы в замок:

- Жизнь - ярмарочный балаган, и все мы порой бываем шутами на сцене этого балагана, - он лукаво поглядел на своих собеседников и вздохнул: - Так говорил какой-то еретик-англичанин, чью фамилию я запамятовал... Но к делу, сеньоры! Вы не сможете помочь вашей даме, дон Луис, если окажетесь за решеткой.

- К делу? - спросил Луис, все еще не понимая, куда клонит Косме.

- К делу? - эхом откликнулся Кальдерон. - А! Ей нужна помощь? Даме? Или…

Во взгляде, брошенном им на Косме, читалось недоумение - смешанное, однако, с зарождающимся азартом.

- Побег... - понизив голос, отозвался актер.

- Немыслимо... невозможно... - выдохнул дон Луис, но и в его взгляде затеплился слабый огонек надежды.

+2

19

Кальдерон потянулся к бутылке, явно позабыв, что она пуста, и, не выдоив и пары капель, разочарованно поставил ее на место.

- Побег? Побег? - повторил он и, встретив взгляд комедианта, покраснел и полез за отворот рукава. - Так, да? Косме, ты дурак, ты уж прости!

Он вытащил ключ и швырнул его Косме.

- Пожалуйста! Вперед! Вон дверь. Да и вообще, зачем ему ключ, он уже вышел. А как отсюда выбраться, ты лучше меня знаешь! Вперед! Я что, я что-нибудь навру, если меня спросят. Ну выгонят, так я и так… А дальше что? Пешком до Мадрида? Или ты ему свою?.. То есть, вы, конечно - вы ему свою лошадь отдадите?

Косме заметно смутился, но ключ ловко поймал и виновато посмотрел на Кальдерона:

- Дон Педро, у меня и в мыслях не было оставить вас отдуваться, - он перевел взгляд на дона Луиса и спросил: - Мы спешим, ваша милость?

- Нет, - удивленно промолвил пленник, не до конца понимая, что происходит. - Мне некуда торопиться, сами видите, сеньоры.

- А раз мы не спешим, - важно кивнул горбун, - то я вполне успею снять слепок с ключа, - он разжал пальцы, показав дону Луису ключ на пухлой, почти детской ладошке, и спрятал его в складках своего платья. - А найти лошадь - и того проще. Так я пойду?

Дон Луис пожал плечами, неуверенно кивнул и тут же взглянул на Кальдерона, словно спрашивая у него совета.

Тот решительно кивнул, но затем внезапно поджал губы и поднял руку, без слов останавливая горбуна.

- И того проще? - повторил он. - А что конюх вас запомнит, вы не подумали? Или вы… Я думал, вы его лошадь?..

В одно мгновение вся его уверенность исчезла и на ее место пришло очевидное смущение, окрасившее его смуглые щеки ярким румянцем. Устыдившись то ли привычной бедности, из-за которой он забыл, что лошадь можно купить вместо того, чтобы забрать из дворцовых конюшен коня дона Луиса, то ли задержки, с которой он осознал, что этого коня там может уже не быть, он утратил, казалось, дар речи и взглянул на дона Луиса с почти тем же выражением, с каким тот смотрел на него.

+1

20

- Лошадь можно купить или одолжить на время. Правда... я не при деньгах, сеньоры, - беспечно заметил дон Луис.

Так, словно забыл кошелек на письменном столе, и нужно только послать за ним лакея.

- Побег откладывается?

- Ни в коем случае! - глаза Косме азартно заблестели: - Дон Педро, скажите, среди ваших друзей нет цыган?

- В Эскуриале? - резонно возразил Кальдерон, но в его глазах уже вспыхнул тот же огонь. - "Одолжить на время" можно и у его величества… или у дона Педро - не меня, а… вы понимаете.

При этих словах дон Луис по-мальчишески весело рассмеялся, но тут же поперхнулся, кашлянул и закусил губу.

Пусть даже эта авантюра увенчается успехом - как быть дальше? Вернуться домой, попытаться объяснить все бабушке, забрать Гюль и... Куда податься человеку, объявленному безумцем?

Без друзей, без связей, почти без денег...

- Решайтесь, дон Луис! - воскликнул актер, заметив сомнение на его лице, и пленник заставил себя улыбнуться:

- Уговорили, сеньоры, я согласен на дядюшкину лошадь!

эпизод завершен

+1


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Части целого: От пролога к эпилогу » Несчастный безумец. Лето 1622 года, Эскуриал